Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
нестатистическое
русское лицо. Не кавказец, не цыган - обычный человек без примет.
- Ну что, похож? - спросил Дмитрий у свидетелей.
- А шут его разберет, - недовольно буркнул обладатель пыжиковой
шапки. - На каждого второго похож.
- А по-моему, в этом лице скрыто что-то порочное, - сказал "умирающий
лебедь".
- Да и не скрыто! - возмутилась усатая дама. - Сразу видно - бандит.
- Это он, - от лица себя и мужа констатировала Пронькина.
- А вы что скажете? - обратился Дмитрий к Савицкой.
- Не знаю, - та покачала головой, - что-то есть... Но в целом и он, и
не он.
- Понятно, - сказал Самарин и включил свет. - Большое спасибо, все
свободны.
Свидетели встали с мест и двинулись к выходу.
- Да, Анна Васильевна, - сказал Дмитрий, провожая пожилую женщину до
дверей, - вам бы в уголовном розыске работать, с вашей фотографической
памятью.
- Практика, - пожала плечами Анна Васильевна, - всю жизнь проработала
в первом отделе. Память - это у меня профессиональное. - Она помолчала,
а затем добавила, гордо подняв голову:
- Сорок два года в органах - и горжусь этим!
***
В понедельник с утра Кол уселся у телефона и стал ждать. Звонков не
было - его не вызывали ни в вокзальное отделение, ни в транспортную
прокуратуру, ни в портовую милицию. Пришлось действовать самостоятельно.
Опять проявлять личную инициативу.
"Понимаешь, - убеждала его по телефону Катя, - тебе это нужно - ты и
действуй".
А потому, проведя полдня в томительном ожидании, Кол отправился на
Ладожский вокзал. Там, однако, ему ничем помочь не могли - его дело вел
следователь Березин, а он находился в прокуратуре. Кол направил свои
стопы туда. На этот раз удача ему улыбнулась - Березин оказался на
месте. Более того, он сразу же вспомнил, кто такой потерпевший Шакутин.
- Как жизнь? Как вам наш город? Правда, не очень-то подходящий сезон
вы выбрали. Но можно пойти в Эрмитаж...
- Пришли ли данные экспертизы? - вместо ответа поинтересовался Кол.
- Пока нет, - ответил Березин. - Хотя надо проверить... Посидите тут.
Он встал и вышел в коридор. Кол остался за столом, размышляя о том,
какие слова он бросит в лицо Васе Константинову, когда его наконец
поймают.
В том, что это произойдет, он не сомневался ни секунды.
Березин отсутствовал очень долго. Наконец он появился и, сурово глядя
на потерпевшего, сказал:
- Данные экспертизы получены, но пока в интересах следствия я не могу
вас ознакомить с ними.
- А когда будет перекрестный допрос? - спросил наивный Шакутин.
- На следствие дается два месяца, - ответил следователь. - Я думаю, в
вашем случае мы уложимся в этот срок. В противном случае его можно
продлить.
- Два месяца?! - не поверил своим ушам Кол. - Но ведь все и так ясно.
Преступник скоро будет найден, улики собраны, осталось провести у
него обыск...
Березин отмахнулся от Кола, как от назойливой мухи.
- Следователь пока я, - ответил он.
- Я понимаю, - смиренно сказал Кол, - но... Видите ли, я сижу в чужом
городе, а в Москве меня ждут дела... Жена. Если еще полтора месяца...
- Никто вас не держит, - пожал плечами Березин. - Вы можете
возвращаться в Москву. Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем. К тому
же показания вы можете давать и в Москве, в тамошней транспортной
прокуратуре. Оттуда их перешлют сюда. Так что никаких проблем. Вам
совершенно необязательно сидеть здесь из-за Константинова.
Колу не надо было звонить Кате, чтобы понять: если он уедет, дело
остановится. Василий останется безнаказанным, а рубинов в золоте он не
увидит как своих ушей.
После обеда в прокуратуру вернулся Никита Панков. За полдня успел
немало - был у Сорокиной на работе, навестил ее родителей. Самарин был
особенно рад тому, что Никита избавил его от встречи с Диканскими.
Видеть родителей Марины после сцены во время опознания ему было тяжело.
Выяснилось, что Марина работала в музее Юсуповского дворца на Мойке.
Была обычным научным сотрудником. Писала диссертацию по редкой теме
"Русские хрустальные печатки XVIII-XIX веков". Получала заработную плату
четыреста пятьдесят тысяч в месяц. При этом всегда была хорошо и со
вкусом одета, пользовалась дорогой косметикой, духами. Сотрудники
считали, что ее обеспечивают муж и родители.
Если на нее обращали внимание мужчины (что случалось), мягко, но
твердо давала понять, что шансов у них нет. От нее, разумеется,
отставали - кому хочется тратить месяцы и годы на осаду, когда вокруг
полно желающих сдаться без боя.
- Что-нибудь еще?
- Ну стихи писала. По случаю, в стенгазету. В каком-то сборнике даже
ее стихотворение напечатали. Вот, кажется, и все. Так что, Дмитрий
Евгеньевич, тут искать нечего.
- Похоже, что так, - кивнул Самарин. - Но я не пойму одного. Этот
маньяк скорее всего незнакомый ей человек. Но Сорокина не из тех женщин,
кто может пойти куда-то с первым встречным.
- Может быть, он ее силой вытащил?
- Нет, - покачал головой Самарин. - Все свидетели, а главное,
старушка эта, старая чекистка, в один голос утверждают, что они вместе
встали и вышли в тамбур. Но если это был незнакомый мужчина, который к
ней просто подсел, неужели она запросто встала и пошла с ним? А может
быть, она все-таки его знала?
- А по-моему, Дмитрий Евгеньевич, маньяк на знакомую не стал бы
нападать, - почесал в затылке Никита. - Я, конечно, в психологии
маньяков не силен, но мне кажется, они предпочитают незнакомых.
- Ну да, если не считать, например, Сливко, который убивал мальчиков,
которых сам же обучал в фотокружке. Еще что-нибудь надыбал по делу
Сорокиной?
- Больше почти ничего. Разослали по всем станциям фоторобот убийцы.
Откликов пока никаких. Ну был у ее родителей.
- И что они?
- Они считают, что во всем виноват зять.
- Это я понял, - невесело усмехнулся Дмитрий, вспомнив, как
происходило опознание. - Жениться, как известно, надо на сироте.
- Дело в том, что Сорокина собиралась подавать на развод. Потому и
поехала на дачу. Она там паспорт забыла, а без паспорта - сами
понимаете... Он необходим для подачи дела в суд.
- И в чем причина развода?
- Он ей изменил, я так понял. Они такие тяжелые люди, ничего прямо не
говорят, все намеками, недомолвками. "Вы же понимаете" - через каждое
слово, а мне надо протоколировать, как я буду их вздохи на бумагу
заносить? Он - доцент в Педагогическом университете, она тоже что-то
вроде этого. Сложный народ.
Терпеть не могу это миндальничанье. Вроде тех, кто про свою суку
говорит: "Наша девочка сходила по-маленькому".
- Ладно, Никита, выпустил пар, давай по делу.
- Ну а по делу вот что. Изменил своей супруге Сорокин Константин
Николаевич. Этого она простить не могла. Развод - и все тут. Она,
видать, тоже с характером. Вот, собственно, все. Запротоколировано,
подписано.
- Так, - Дмитрий потер виски руками, - совершенно непонятно, как
такая женщина могла познакомиться с кем-то ночью в электричке, выйти с
незнакомым мужчиной в тамбур, да еще отправиться с ним в темную кабину
машиниста. "Не верю!" - как говорил Станиславский. И все же - факт.
- А может, у нее с горя крыша поехала? - предположил Панков.
- Не знаю. Мне ее действия совершенно непонятны.
- А может, он был гипнотизер?
- Или экстрасенс? Или верховный шаман Чукотки? Не знаю.
28 октября, вторник
Вокзальное сообщество давно стало интернациональным. Если
каких-нибудь двадцать лет назад русскоязычное население Ладожского
вокзала разбавляли лишь цыганки в мужских пиджаках и цветастых юбках,
прибывавшие "дро форо" на работу из Всеволожска и Вырицы, то за
последние годы здесь примелькались и ватные халаты беженцев из
Таджикистана, и яркие платки молдаванок, не говоря уж о кавказцах. Если
бы знаменитый Рассеянный вылез из отцепленного вагона сегодня, он,
пожалуй, засомневался бы, куда прибыл - в Ленинград или Махачкалу.
И все же, когда в вокзальном буфете появился Морис, он сразу привлек
к себе внимание. Потому что он был черным. Самый настоящий африканский
негр, только маленький, - "на вид шесть лет", как потом запишет в своем
кондуите дежурный по отделению.
Он стоял около прилавка буфетчицы Зины, смотрел на выставленные в
витрине нехитрые яства, озаглавленные "Продукты в дорогу", и сглатывал
слюну.
- Чего, голодный? - обратилась к нему буфетчица. - Папка-мамка-то где
твои?
Мальчик не отреагировал на ее слова, и она громко вынесла вердикт:
- Глухонемой, должно. Надо ж, у них в Африке-то тоже глухонемые есть.
- А вот интересно, наших глухонемых африканские понимают или у них
другой язык? - изрек сидевший на подоконнике бомж Потапыч. Он только что
сдал Зинаиде бутылки и принял пару "Мартовского, а потому был склонен к
философическим рассуждениям.
- Так возьми и проверь. - Зинуля пожала плечами и отпустила
подошедшему покупателю, в черной кожаной кепке, копченый куриный
окорочок, предварительно разогретый в микроволновой печи. - Сколько их
тут шляется!
- Не-е, - со знанием дела ответил Потапыч, - глухонемые, они с
сорокового километра примерно начинаются. С Апраксина, не раньше. Они до
Питера не доезжают.
- Ну так вези его в Апраксине.
Потапыч засопел, но с места не сдвинулся. Он принадлежал к философам
античного плана - предпочитал умозрительное мудрствование эксперименту.
Негритенок тем временем подошел к высокому столику на ножке и
остановился, внимательно смотря на неторопливо жующего пассажира. Тот
наконец спросил:
- Ты что, голодный?
Мальчик не ответил.
- Да он глухонемой! - крикнула Зина. Пассажир подцепил на вилку кусок
куриного мяса и показал его чернокожему малышу:
- Хочешь? - а затем объяснил:
- Это курица. Мальчик кивнул и отчетливо проговорил:
- Oui, monsieur. J'ai faim.
- Фу ты ну ты, ножки гнуты! - изрек Потапыч. - Во дает! Битте-дритте,
фрау-мадам!
- Не по-нашему говорит! - поразилась буфетчица. -Пассажир тем
временем протянул мальчику кусок хлеба с положенным на него кусочком
курицы.
- Merci, monsieur, - поблагодарил мальчик.
- Вежливый какой! - растрогавшись, Зина уже вытирала глаза рукавом. -
Сиротиночка, да какой хорошенький. Иди сюда, мальчик, я тебе налью
чайку.
"Сникерс" хочешь?
Услышав про намечающуюся халяву, в дальнем углу проснулась подъедала
Нюшка и начала продвигаться поближе к месту действия.
- Вишь, и эта выползла. - Зина показала Пота-пычу на Нюшку. - Я гоню
ее, гоню, а она всякий день тут. Ну что ты с ней поделаешь?
- А че ее гнать? - пожал плечами Потапыч. - Она давно здесь. На своих
законных основаниях.
Он хотел добавить что-то еще, но тут в дверях возникла приземистая
фигура в сером в "елочку" драповом пальто. О рисунке, правда, можно было
только догадываться, поскольку основным элементом его была грязь, причем
не обычная, а въедливая вокзальная.
- Потапыч! - прокуренным хриплым голосом возопило существо, которое
при ближайшем рассмотрении оказалось женщиной - об этом
свидетельствовали также остатки румян, которыми пытались замазать
сине-желтые фингалы под обоими глазами. - Менты оборзели вконец. Леньку
Косого из зала ожидания гонют!
- Это беспредел, - покачал головой Потапыч, - Косой в зале прописан.
Хто там из мусоров гоношится-то?
Потапыч был старожилом Ладожского вокзала и досконально знал все его
писаные и неписаные законы.
- Да Чекасов этот, твою мать. Чтоб ему...
Потапыч медленно сполз с подоконника и не спеша двинулся из буфета.
Глядя на него, можно было .подумать, что он бредет неохотно, с ленцой,
но знающие его поближе понимали - Потапыч ринулся на помощь члену своего
коллектива.
Когда неформальный лидер вокзальных бомжей покинул буфет, дама в
драповом пальто вовсе не последовала за ним. Она сделала свое дело и
теперь считала себя вправе гулять смело.
Это была сравнительно молодая и привлекательная бомжиха по кличке
Бастинда, которая всегда гадала на себя как на бубновую даму, поскольку
эта карта имеет значение: "интересная незамужняя блондинка".
Бастинда сделала несколько кругов по буфету и, наконец остановив свой
мутноватый взор на пассажире в черной кепке, подошла к нему и, игриво
прищурив менее битый глаз, сказала:
- Эй, ты, молодой-красивый, сигаретой не угостишь?
Мужчина посмотрел на Бастинду с таким откровенным отвращением, что
она громко выругалась, намекая на свои связи с его матерью, носившие
явно лесбийский характер, и отошла к другому столику, где утолял голод
вокзальный щипач Веня. Этот маленький, юркий человечек без возраста
пользовался всеобщей любовью за свой миролюбивый и веселый нрав.
- Сигаретку бы, а? - прохрипела Бастинда.
- Голос совсем прокурила, красавица моя, - засмеялся Веня. - Курить
бросать надо, а то смотри, испортишь цвет лица. - И с этими словами он
протянул бомжихе сигарету.
- Во-во! Не кури, дурак, - от куренья рак! - хрипло захохотала
Бастинда.
- Эй, ты там! - прикрикнула на нее Зина. - Иди на холодке покури, а
то мне за тебя мозги вправлять будут.
- Ща, разбежалась...
Бастинда сделала еще круг по буфету и подошла к чернокожему
мальчишке, который в сторонке грыз "сникерс", запивая его чаем из
пластикового стаканчика.
- Твой, что ли? - спросила она буфетчицу.
- Ты че, рехнулась, мать? На че намекаешь? Мне СПИД не нужен, с
черномазыми путаться.
- Ничейный, что ли? - Бастинда смотрела на ребенка ласковыми глазами.
- Может, тогда я его заберу, а? Посажу его у дверей, бумажку повешу, что
беженец.
Ему-то всякий поверит. Денег наберет...
- Да ты чего? - вступил в беседу Веня. - Куда его на улице сажать, он
же замерзнет. Ты в переходе метро его посади. Там и народу больше
пройдет, да в тепле и подают лучше - руки не мерзнут за кошельком
лазить.
- В метро-о! - протянула Бастинда. - Ну скажешь, как в лужу
пернешь... Там знаешь почем место? Это ж я без штанов останусь!
- Во дура! Без штанов... Кому, на хер, штаны твои нужны... - фыркнул
Веня.
- Ты башкой думай: черномазенький тебе в два дня отработает! Это же
золотой мальчик. Сам бы занялся, да не мой профиль.
- А курточка какая на нем хорошая! - Бастинда смотрела на негритенка,
и в ее мозгу закрутились неясные мысли, которые можно было бы назвать
"деловыми". - Ах ты, маленький, ну иди сюда.
Негритенок понял, что обращаются к нему, и вопросительно оглянулся на
буфетчицу. Та только пожала плечами. Видя, что на мальчика больше никто
не претендует, бомжиха уверенно подошла к нему и взяла за руку.
- Пойдем, - сказала она, - пойдем со мной. Сейчас я тебя спать уложу.
Место у нас хорошее, рядом с камерой хранения, теплое. Курточка-то у
тебя какая...
Найдем что-нибудь на замену...
Негритенку тетя не понравилась. Он отодвинулся от нее, испуганно
моргая глазами.
- Ишь, губошлеп лупоглазый! Как звать-то тебя? - Бастинда старалась
говорить нежно, от чего стала похожа на сказочную Бабу Ягу в исполнении
Лебедева.
- Да он по-русски ни бельмеса, - прошамкала Нюшка, с вожделением
следя за кусочком шоколадки, которую негритенок не успел доесть и теперь
держал в руках, забыв о ней перед лицом грозящей опасности.
- Отстаньте от ребенка! - раздался за спиной у Бастинды голос. Та
оглянулась и увидела пассажира в черной кепке.
- А ты ему кто, мать? - визгливо заорала бомжиха, понимая, что добыча
уплывает из рук. - Ты-то чего к нему грабли тянешь? Знаем таких! Уведешь
в кусты, да и поминай как звали. Много вас тут таких, вона на той неделе
женщину убили, небось ты и убил, ублюдок, маньяк сраный!
- Мальчика надо сдать в милицию! - решительно заявил мужчина.
- А я что хотела? Теперь про милицию заговорил! Вот вместе и отведем.
Мужчина решительно взял негритенка за руку. Тот вздрогнул, выронил
остаток "сникерса", но подчинился.
- Я за тобой пойду! - визжала Бастинда. - Я посмотрю, куда ты его
ведешь!
Мужчина вышел из буфета такими большими шагами, что мальчику пришлось
бежать рядом с ним. Замкнула шествие Бастинда, успевшая по дороге
прикурить полученную сигарету, - она шла сзади, хрипло осыпая
проклятиями "похитителя детей".
- Небось в детский бордель думал сдать, мразь ты эдакая! Мало девок с
пеленок путанками делают, так им теперь мальчишек подавай! Не выйдет!
Все, кто находился в буфете, с интересом смотрели им вслед, а
подъедала Нюшка ловко подскочила к упавшему кусочку "сникерса" и
молниеносно отправила его в рот.
- Люблю сладенькое, - промурлыкала она.
- В детской комнате до ночи будет сидеть, - глубокомысленно заметил
Веня.
- А потом в обезьянник до утра. А чего? Там тепло. Клопы только
развелись, я так слышала, - ответила Зина и повернулась, чтобы обслужить
подошедшего покупателя.
Потапыч в это время боролся с беспределом, который пытался учинить
постовой Чекасов, отказывая Леньке Косому в праве ночевать в углу зала
ожидания.
- Ну, Виктор, ты же знаешь, посторонних мы сюда сами не пустим, а
Ленька наш, прописанный.
- Он пьян и нарушает, а ты отвали, - сурово говорил Чекасов, для
острастки помахивая дубинкой.
Потапыч хорошо знал и самого Чекасова, и его гвардию, а потому не
особенно испугался.
- Устал человек, отдыхает, - примирительно сказал он. - А что выпил,
так будто ты с устатку не выпиваешь;
- Интересно, на чем это он так перетрудился, что устал? - ехидно
ухмыльнулся Игорь Власенко.
- Ладно, ребята, давайте по-хорошему. С Ленькой я завтра сам
разберусь, а вы оставьте его в покое. Он лежит культурно, не базланит,
не выступает, к пассажирам не пристает. Человек он хороший. У него,
между прочим, высшее образование. Слушай, Вить, он ведь книжек больше
прочитал, чем все ваше отделение, вместе взятое, понял? И такого
человека ты на мороз хочешь выбросить! Слушай, ты меня не первый день
знаешь. Оставляйте под мою ответственность. Да и вообще, чего херней
заниматься, пойдем лучше по пивку вдарим.
- Угощаешь, что ли? А деньги откуда? Украл небось?
- Обижаешь, начальник! - торжественно заговорил Потапыч. - Спроси
здесь, на Ладожском, кого угодно: Потапыч чужого не берет. Он только
подбирает. - И в подтверждение своих слов непризнанный глава бомжей
ударил себя по застежке вылинявшей куртки, в которую был облачен.
- Ладно, ладно, знаю, какой ты у нас святой. - Чекасов опустил
дубинку, и патрульно-постовая служба вместе с Потапычем вышла на
привокзальную площадь.
***
В редакцию журнала, носившего звучное имя "Домострой", Самарин
добрался только к концу рабочего дня. В былые времена он бы рисковал уже
никого не застать на рабочем месте, но при новых порядках все радикально
изменилось. В половине шестого сотрудники оставались на местах и
работали.
Журнал, как выяснил Дмитрий, имел самую прозаическую направленность:
в нем можно было прочесть о том, как самостоятельно настелить линолеум и
прибить новый плинтус, как побелить потолок при помощи пылесоса, какие
растения можно высадить на подоконнике в затемненной квартире и о многом
другом подобном.
Константин Сорокин заведовал отделом писем и одновременно вел
поэтическую страницу, которая выходила раз в квартал.
Сейчас он сидел в своем крошечном кабинете и, обхватив голову руками,
пытался вчитаться в очередное письмо:
"Дорогая редакция, после последнего ремонта оклейки комнаты обоями
концы их со временем стали пузыриться и закат