, что ни ориентировка, ни
портрет не давали  оснований  считать,  что  убийца  был  кавказцем.  Но
капитан Чекасов понимал задачу по-своему - хватать всех  подозрительных.
А   есть   ли   кто   более   подозрительный,   чем   "лицо   кавказской
национальности"?
   Всего этого Джавад не знал, а потому терпеливо  ждал  Настю,  которая
возвращалась из  Кингисеппа  от  подруги.  Женя  хотел  встретить  ее  и
проводить до дома. Он стоял, высматривая  девушку  среди  пассажиров,  а
потому не обратил внимания на двоих  в  милицейской  форме,  вооруженных
дубинками.
   - Я сорок пятый, - внезапно услышал он рядом Женя сразу смекнул,  что
пришли по его душу, и спокойно полез во внутренний  карман  пальто,  где
обычно лежал паспорт. Но карман  был  пуст.  Ну  конечно,  он  же  вчера
выходил в куртке!
   Остолоп! Ведь говорила же мама, и сколько раз! Однако отступать  было
некуда.

***

   - Ваши документы, - сказал капитан Чекасов, представившись.
   - Дома документы, - признался Женя.
   - Дома - это где? Имя-отчество?
   - Сагитов Джавад Магометович, Кирочная, двадцать шесть, три.
   - Проверим... Что ты на меня так смотришь? Пройдем!
   Женя оглянулся и увидел, что по платформе к нему спешит Настя.
   - Я  девушку  жду,  -  Молчать,  не  разговаривать.  Мы  имеем  право
задержать тебя для выяснения личности.
   - Но вот девушка подтвердит... - начал  было  Женя,  но  в  этот  миг
сержант заломил ему руку за спину, а капитан наставительно сказал:
   - Сопротивление органам милиции при исполнении. До года.
   Настя ускорила шаг.
   - Вы знаете этого человека? - спросил капитан Чекасов.
   Настя кивнула.
   - Тогда пройдемте с нами.
   - А ну пошли! - Игорь толкнул аварца в плечо.
   - За что вы его! - Настя чуть не плакала.
   -  Паспортный  контроль,  -  ответил  Чекасов.  -  Вы,  знаете  этого
человека, так?
   Назовите его фамилию, имя, отчество.
   - Женя... - растерялась Настя. - То есть...
   - Так, - ухмыльнулся Чекасов, - как говорится,  даже  не  удосужилась
узнать, как его зовут. Ваш паспорт?
   Трясущимися руками Настя протянула капитану красную книжку.
   - Все в порядке, - ответил тот, протягивая его  владелице,  -  можете
быть свободны.
   - И знаете что, - процедил сквозь зубы Власенко,  -  могли  бы  найти
себе более подходящую компанию.
   - Да что ты с ней базаришь, - усмехнулся Чекасов, - эти шалашовки  за
бабки под кого хочешь лягут.
   - Что?! - Женя резким движением освободился от  захвата,  и  если  бы
капитан не увернулся, на него  обрушился  бы  удар,  на  какой  способен
только благородный горец, защищающий честь любимой женщины.
   - Падла! Сучонок! Кавказская образина. Мразь черножопая!
   Женю оттащили в коридор  за  дежуркой,  втолкнули  в  "обезьянник"  и
теперь били оба. Власенко отрабатывал на нем удары в  живот,  а  Чекасов
молотил дубинкой по спине и по почкам.
   - Сейчас тебе пропишем на пиво, -  процедил  сквозь  зубы  Чекасов  и
ребром ладони ударил  Джавада  по  печени.  Парень  согнулся,  судорожно
хватая ртом воздух.
   - Что вы делаете! - в панике кричала бросившаяся за ними Настя.
   - Пошла отсюда, подстилка! - рявкнул Чекасов.
   - Настя, я прошу, иди, - прохрипел Женя. - Иди ко мне домой,  принеси
паспорт.
   - Но они убьют тебя! - крикнула девушка.
   - Не убьем, только поучим, как надо разговаривать.  -  И,  саданув  в
последний раз  Женю  по  голове  резиновым  "демократизатором",  капитан
милиции заметил:
   - Ладно, давай его в камеру. Пусть поваляется и Подумает, а там видно
будет.
   - Настя, паспорт, слышишь! - что  было  сил  крикнул  Женя.  -  Он  в
куртке.

***

   Было поздно, и в окнах огромной коммуналки, где вместе  с  родителями
обитал Джавад, свет  уже  потух.  Запыхавшаяся  Настя  поднесла  руку  к
пуговке дверного звонка (их тут была тьма, по числу комнат, и  все,  что
характерно, без подписей,  но  кнопку  Джавада  она  разыскала  бы  и  с
завязанными глазами). Ей показалось, она даже услышала,  как  глубоко  в
недрах квартиры отозвалась резкая трель. Настя  переступила  с  ноги  на
ногу и нетерпеливо взялась за потертую медную ручку:  ну  открывайте  же
поскорей!.. Томительно поползли нескончаемые секунды... и наконец сердце
у нее нехорошо екнуло. Было  бы  кому  услышать  звонок,  ее  давно  уже
впустили бы внутрь.  Настя  принялась  лихорадочно  разглядывать  другие
кнопки: ничего не поделаешь, придется побеспокоить соседей.
   В голове царил полнейший сумбур, она спросила себя, зачем ей  соседи,
если Магомета с Патимат  все  равно  явно  нет  дома  и  дверь  комнаты,
соответственно, заперта, потом вдруг вспомнила,  как  однажды  пришла  в
гости к подруге  и  увидела  бумажку,  прилепленную  рядом  со  звонком:
"Пожалуйста, стучите: спит ребенок"...
   Время скоро час ночи, а младенцев в этой квартире как минимум двое...
Ничего: как проснутся, так и уснут, небось золотая слеза не выкатится, и
все, что могли выдать Насте разгневанные мамаши, не имело ровным  счетом
никакого значения, ведь Джава...
   Ждать помощи от соседей было, наверно, действительно бессмысленно, но
и уйти просто так, даже не попытавшись... Настя вновь решительно подняла
руку, намереваясь давить все кнопки по очереди, пока  кто-нибудь  да  не
выйдет.
   Однако в этот момент  дверь  отворилась  сама.  В  скудно  освещенном
проеме  возник  невысокий  седой   мужчина,   показавшийся   ей   совсем
незнакомым. То есть она просто не могла вспомнить, видела ли его прежде,
когда бывала у Джавада.
   - Извините, ради Бога, за беспокойство, - пролепетала Настя в  полном
отчаянии. - Скажите, пожалуйста, есть дома кто-нибудь из Сагитовых?..
   Мужчина окинул ее критическим взглядом и, видимо, понял, что речь шла
о жизни и смерти.
   - Да вы заходите, - проговорил он затем. - Что стряслось-то?
   Отдаленного  намека  на  сочувствие  оказалось  достаточно:  отчаянно
крепившаяся Настя немедленно  разревелась  в  сорок  ручьев.  Незнакомый
человек вдруг показался ей едва  ли  не  родным,  и  она,  всхлипывая  и
размазывая слезы, принялась рассказывать о случившемся на вокзале. Ее не
оставляла жуткая мысль: а ведь Джаву там... все это время... пока она...
   - Я-а-асненько, - наконец протянул мужчина.
   За его спиной тихонько приоткрылась дверь в одну  из  комнат,  и  он,
словно затылком уловив происшедшее за нею движение, негромко позвал:
   - Тетя Фира, вам Патя ключ от комнаты не оставила?
   Дверная щель раскрылась пошире; оттуда  выглянула  сухонькая  пожилая
женщина с характерными еврейскими чертами  лица.  Настино  беспросветное
отчаяние тут же сменилось чуть  ли  не  эйфорией:  кого-кого,  а  Эсфирь
Самуиловну, с которой у Сагитовых были  самые  доверительные  отношения,
она помнила прекрасно.
   Но только она успела испытать ликующий оптимизм, а тетя Фира  открыть
рот, чтобы ответить мужчине, как между ее ногами  проскользнул  пушистый
серый кот и тотчас,  шкодливо  прижав  уши,  во  всю  прыть  умчался  по
коридору - лишь мелькнул хвост, ликующе выгнутый вопросительным  знаком.
Старая женщина ахнула и устремилась в погоню, махнув рукой уже на бегу:
   - Там, в буфете...
   - Угу, - сказал мужчина и провел Настю в комнату. - Вы посидите пока.
   Сейчас с паспортом разберемся...
   Ключ в самом деле лежал  на  верхней  полочке  обширного  готического
буфета.
   Мужчина   взял   его   и   вскоре    вернулся,    неся    злополучную
серпастую-молоткастую книжицу.
   Настя  поспешно  подхватилась   со   стула,   бормоча   "спасибо"   и
одновременно прикидывая, хватит ли у нее  денег  на  машину  обратно  до
Ладожского, ведь метро уже минут двадцать как...
   - Вы лучше позвоните-ка домой, предупредите,  что  задерживаетесь,  -
проворчал мужчина. Он без суеты надевал  снятую  с  вешалки  темно-серую
пуховую куртку. - Скажите им там, пусть не волнуются, вас привезут...
   Настя шагнула вперед:
   - Я с вами...
   - Нет. Вы нас тут подождете.
   Она как-то сразу поняла, что спорить с ним бесполезно.
   - Алеша, вы куда собрались? - ахнула тетя Фира, вернувшаяся  с  котом
на руках. - Вы же... вам еще...
   Услышав имя, Настя запоздало припомнила, с каким упоением  Джавад  ей
рассказывал про дядю Лешу, соседкиного жильца. По его  словам,  это  был
человек, который ни в какой ситуации сам не пропадет и  другим  пропасть
не позволит. Вот он, значит, на самом деле какой... Потом до нее  дошло,
что неожиданный помощник выглядел и вправду неважно. Именно так,  словно
у него была высокая температура.
   И еще он почему-то старался поменьше двигать левой рукой...
   - А вы что посоветуете, в милицию обратиться - усмехнулся  Алексей  и
вытащил из кармана пеструю лыжную шапочку. - Вот съезжу за Джавой, потом
девушку домой отвезу... Всего-то делов...
   Он дружески улыбнулся тете Фире. Та промолчала и отвела  глаза,  явно
испытывая какие-то очень сложные чувства. Чувств этих  Настя  так  и  не
поняла, да ей, собственно, и не было до них дела. Она твердо знала одно:
теперь с Джавой ничего не случится. Теперь его выручат.
   Хозяйка комнаты спустила на пол кота:
   - Давайте я пока хоть чайком вас попою...
   Приемник Ладожского отделения постепенно заполнялся. В три  небольшие
камеры, где не было ничего,  кроме  деревянных  досок,  запихивали  всех
подряд независимо от пола и возраста.
   В крайней от входа камере сидело несколько  человек,  среди  них  две
"красотки": одна помоложе, высокая, интересная, другая уже  потасканная,
- их взяли у ларька "Интим".
   В этом ларьке, несмотря на все официальные распоряжения,  можно  было
купить все - от презервативов до гигантских сиреневых фаллопротекторов с
запахом ванили.  Милиция  следила  только  за  тем,  чтобы  "интересные"
предметы  не  слишком   бросались   в   глаза.   Хозяином   ларька   был
небезызвестный Завен Погосян, находившийся у транспортников  под  хорошо
оплачиваемой "крышей". На всякий случай от "Интима" отгоняли  девочек  -
чтоб не мозолили глаза. На этот раз не повезло Светке Писарец  и  Вальке
Самохиной. И сейчас, сидя прямо на полу, они громко  возмущались.  Менты
взяли их, как раз когда начинается самая работа.
   - Ну хотят попользоваться, так день на то есть! - говорила Валька.  -
Вот люди! Собаки на сене! Цапали бы днем, когда клиентов мало!
   - Им же хуже, - пожала красивыми плечами Светка. - Меньше  заработаем
- меньше отстегнем.
   За свою судьбу они не волновались, поскольку были  хорошо  знакомы  с
личным составом отделения, а с некоторыми даже очень хорошо.
   Валька, баба попроще, подошла к двери с крохотным квадратным  окошком
на уровне глаз и оглушительно замолотила в нее кулаками:
   - Эй, уроды! В туалет хочу, не могу! Сводите пописать!
   Дверь распахнулась, и в камере появился сержант Власенко.
   - Ну, кому тут невмочь? - гаркнул он. - Пойдем отведу.
   - А может быть, совсем отпустишь, а? Подумай. За мной не залежится.
   Серьезно... А то давай мы тебя сейчас отделаем! Никакой другой больше
не захочешь!
   - А! - махнула рукой Светка. -  Они  тут  с  малолетками  моду  взяли
развлекаться. Слыхала, где-то там подпольный бордель с девчонками.
   Власенко нахмурил брови:
   - Разговорчики!
   - А минет ты любишь? - без тени смущения спросила Валька. - Тут у нас
Светка - ас!
   Игорь покосился на остальных  задержанных.  Спокойно  грызла  семечки
цыганка в углу, не реагировал на внешние раздражители невыспавшийся бомж
из "непрописанных". Он не имел права устраиваться  в  теплых  вокзальных
помещениях, а потому мирно  улегся  баиньки  прямо  на  проезжей  части,
аккуратно подложив под голову  шапку.  Благодаря  тому  что  время  было
позднее,  ему  удалось  благополучно  заснуть,  он  так  и  пролежал  бы
положенные ему природой несколько часов, если бы его грубо не  разбудили
и не доставили в отделение. И вот теперь, нахлобучив  на  голову  ту  же
полезную шапку, он мрачно смотрел прямо перед собой, размышляя  о  тщете
всего земного.
   Рядом с бомжом тихо сидела старушка нищенка.
   Она находилась здесь для выяснения  личности,  но  сделать  это  было
затруднительно, ибо она сама уже который год этого не помнила. За ней на
досках отсыпался пьяный дебошир,  а  рядом  с  ним  валялся  неудачливый
карманник. Все это были люди "со стороны", чужие на  Ладожском  вокзале.
Своих сажали редко - для порядка и острастки.
   Сюда втолкнули и Джавада Сагитова, "лицо  кавказской  национальности"
без документов, оказывавшего активное сопротивление милиции. Тянуло года
на три.
   Это по минимуму, если больше ничего не  навесят.  А  навесить  -  при
желании - могли, ох могли, и желание наверняка было. Чтоб знал, падла...
   - Ой, какого хачика привели!  -  взвизгнула  Валька,  когда  Власенко
привел ее из сортира. - Ах ты мой заинька! Мордочкой, правда, на  что-то
упал, а так все вроде при нем...
   - Да пустой он. Бабок-то нет, - равнодушно заметила Светка.
   Джава неподвижно лежал на голых грязных досках.  Если  не  двигаться,
боль, наполнявшая тело, становилась терпимой. Вот только в голове гудели
колокола, а глаза лучше было вовсе не открывать: все вокруг плыло.
   - Какие у него  бабки,  дура!  -  донесся  с  другой  стороны  томный
многоопытный голос. - Менты ж его обшмонали.
   Джава  почувствовал,  как  погружается  в  липкую  черноту.  Хотелось
проснуться и весело заспешить под руку с  Настей  через  площадь,  чтобы
поспеть на последний поезд  метро.  Не  будет  этого  теперь.  Не  будет
никогда...
   Валька попыталась было расшевелить молоденького "хачика",  но  вскоре
отлипла и перестала  ему  досаждать,  и  он  даже  ощутил  к  вокзальной
проститутке какую-то благодарность. Три года. Сопротивление  сотрудникам
правоохранительных органов. Три года... Мир ощутимо  съезжал  набекрень.
Он попытался представить лица родителей, когда им расскажут, и не  смог.
Это было куда хуже боли, по-прежнему  плескавшейся  и  пульсировавшей  в
ребрах и пояснице.
   Потом окружающий мир стала окутывать вата, Джава  понял,  что  теряет
сознание, и почти с облегчением подумал: это смерть?..
   Это оказалась не смерть. Он  начисто  лишился  ощущения  времени,  но
сознание все-таки возвратилось. И первое, что почувствовал  Джава,  была
противная сырость под бедрами. Странное дело, он не ощутил стыда, только
то, что острая боль в пояснице сделалась тупой, ноющей. Теперь он  знал,
где у человека находятся почки.
   Потом он вспомнил, где находится, и  до  него  дошло,  что  в  камере
сделалось тихо, даже неугомонные девицы прекратили стрекотню. И наконец,
как сквозь толщу воды, Джава услышал иностранную речь.  Показалось,  что
менты заговорили по-французски. Господи, вот уже и крыша поехала...
   Бред между тем становился все круче. Стал мерещиться знакомый  голос,
непонятно где слышанный. И опять по-французски. Джава прислушался.  Нет,
у него решительно начал мутиться рассудок. Ибо теперь  голос  произносил
какие-то  совершенно  невероятные  звуки.   Потом   снова   перешел   на
французский:
   - Оu sont tes parents?
   Кажется, это обращались к нему. По-прежнему лежа  лицом  вниз,  Джава
кое-как разомкнул губы:
   - ...hobolthiq ana... в гости ушли...
   Тьма снова сомкнулась.
   Когда Джава выплыл из нее во второй раз, по ту сторону решетки  стоял
густой хохот и даже задержанные временами присоединялись к нему.
   - Пришел грузин в  зоопарк,  -  жизнерадостно  рассказывал  Голос.  -
Увидел в клетке гориллу.  Мохнатую,  черную...  Долго  смотрел,  наконец
дождался, пока вокруг никого, нагнулся  поближе  и  шепотом  спрашивает:
"Гиви, как ты тут оказался?.."
   Снова грянуло всеобщее веселье. Джава дорого  дал  бы  за  то,  чтобы
Голос заткнулся. Или вовсе провалился куда-нибудь в тартарары...
   - А я, ребята, честно говоря,  вообще-то  сюда  по  делу  приехал,  -
прозвучало через  несколько  секунд,  когда  хохот  утих  и  благодарные
слушатели замерли в ожидании очередного  анекдота.  -  У  вас  тут,  мне
сказали, задержан Сагитов Джавад Магометович,  семьдесят  восьмого  года
рождения... Да нет, ничего, просто я с ним в коммуналке  живу.  Вот,  на
всякий : случай паспорт принес... Ага, и прописка...
   Ну конечно, ошибка, с кем не бывает...
   Джава почувствовал, как возвращаются силы. Голос!  Неужели?!  Да  ну,
откуда... Нет!!! В самом деле!!!
   Он даже приподнялся на локтях, оторвав  голову  от  пола.  Со  своего
места он не мог видеть  дежурного.  Зато  хорошо  видел  стол,  на  краю
которого, легкомысленно болтая ногой в воздухе, сидел тети Фирин  жилец,
Алексей Алексеевич. А  рядом  с  ним,  крепко  держась  за  его  руку  и
неуверенно улыбаясь, стоял маленький негритенок.
   Дежурный что-то пробормотал  в  том  смысле,  что  Сагитов  вообще-то
задержан на трое суток и в принципе надо бы  завести  на  него  дело  да
закатать мерзавца в "Кресты", куда всем этим носатым-черножо-пым  прямая
дорога.   Однако   в   голосе   милиционера   отсутствовали    уверенные
металлические нотки,  и  причина  тому  имелась.  Человек,  умудрившийся
столковаться с негритенком на  его  родном  языке,  провел  в  отделении
больше часа, без устали переводя с африканской  тарабарщины  и  обратно,
потом травил анекдоты... В  общем,  он  был  уже  до  некоторой  степени
"своим", и к тому же получалось,  что  настаивать  на  задержании  "лица
кавказской   национальности",   оказавшегося   питерским   уроженцем   и
третьекурсником Мухинского, - себе  дороже.  Разумный  компромисс  -  да
пусть валит  на  все  четыре  стороны  и  радуется,  что  ноги  унес!  -
напрашивался сам собой. В миг озарения Джава понял все это и обратился в
слух, жаждая услышать  заветное  "Свободен!".  Однако  другие  обитатели
камеры  не  дали  ему  уловить  конец  разговора.  Они  сообразили,  что
анекдотов больше не будет, и принялись развлекаться на свой  лад.  Джава
только  разобрал,  что  Алексей  вроде  снова  ввернул  нечто   смешное,
вызвавшее  доброжелательную  реакцию  у  ментов,   и   тут   в   стельку
пьяный-дебошир внезапно встрепенулся и загнусавил прямо над ухом:
   - А я такой голодный, Как айсберг в океане...
   Девушки затряслись в смеховой истерике и хором подхватили:
   - И все твои печали Под черною водой!!!
   - Эй там, тише!  В  "Кресты"  захотели!  -  раздался  окрик  капитана
Жеброва.
   На этот раз он говорил грозно - без тени юмора. Немедленно воцарилась
почтительная тишина: связываться никому не хотелось.
   И в этой тишине послышался  благословенный  лязг  открываемой  двери.
Более приятного звука Джава никогда еще не слышал.
   - Сагитов! - отрывисто бросил капитан. - На выход!

29 октября, среда

   Среда началась скверно. С утра  на  летучке  начальник  следственного
отдела полковник Спиридонов, выслушав отчет Самарина  о  том,  как  идет
следствие   по   "вампиру"   (так   транспортники    успели    окрестить
убийцу-садиста из электрички), покачал головой и сказал:
   - Шире подключай Никиту и Катю. Все понятно?  И  о  других  делах  не
забывай.
   Как у тебя там насчет поджога будки путевого обходчика?
   Самарин понял, что Семен Семенович смотрит на дело "вампира"  как  на
верный "глухарь"  и  считает,  что  старший  следователь  Самарин  может
заняться и другими делами, более реальными.
   - Ты на поджог еще  не  выезжал?  А  надо  бы.  Потом  Мишка  Березин
отчитывался по делу о хищениях на Ладожской-Товарной. Тут тоже все  было
глухо. Охрану усилили, со всеми работниками провели допросы, в том числе
и перекрестные, а кражи продолжались. И всякий раз  усиленная  охрана  в
нужный момент непременно оказывалась на других путях, у самого  дальнего
состава. Железная дорога  несла  огромные  убытки,  покрывая  страховки.
Дошло до того, что работникам стало нечем платить.
   "Тут свои", - думал Дмитрий.
   - Михаил, еще раз  проверь  всех  служащих  на  Товарной.  Даже  если
основная команда состоит из людей со  стороны,  им  помогает  кто-то  из
своих, - покачал головой Семен Семенович.
   - Да уж всех вдоль и поперек проверил, - сказал  Бере