ивали? Ну ясно.
   - Дмитрий Евге... - начала было Таня, но Самарин,  бросив:  "Спасибо,
Танюша", повернулся и  исчез  за  дверью.  "Забыл.  Уже  все  забыл",  -
вздохнула девушка. На душе стало горько. Никому она  не  нужна  и  замуж
никогда не выйдет.
   - Да что это вы, Таня! - раздалось над ее головой.

***

   Самарин быстрым шагом шел по  подземному  переходу  через  Заневский.
Пучкина пропала, пропал Морис, пропал  Митя  Шебалин.  Не  добралась  до
приемника-распределителя Вера. Бомжи  ловят  убийцу  и  наказывают  его.
Глупой мысли "чего же они  не  сдали  его  в  милицию?"  у  Самарина  не
возникло, как не было ее и у Чекасова. В каждом мире свои законы.
   Пересаживаясь на "Площади Александра Невского", Самарин подумал, что,
пожалуй, пошлет в Покровскую больницу Никиту, а  Кате  неплохо  было  бы
прочесать психбольницы, где есть детские отделения, а потом наведаться в
Институт  славяноведения.  Мать  Пуришкевича  придется  взять  на  себя.
Разумеется, он с удовольствием бы поменялся местами с любым  из  молодых
следователей. Он уже сейчас поеживался, представляя,  как  встретится  с
этой женщиной.
   - Катюша, поспрашивай там, что за человек,  не  замечали  ли  за  ним
странностей... Список жертв паркового маньяка есть у тебя?  Может  быть,
кто-то вспомнит, что в такой-то период он берет больничный  и  перестает
ходить на работу, ну мало ли чего.
   - В чем он обвиняется, не говорить? - спросила Калачева.
   - Катя,  -  Самарин  серьезно  посмотрел  на  девушку,  -  ты  юрист.
Обвинение Пуришкевичу еще не предъявлено. Он ни в чем не  обвиняется.  А
говорить сослуживцам, в чем его подозревают, я бы не стал.  Всегда  есть
вероятность ошибки. И об этом надо помнить.
   Катя уже ушла, когда Самарина внезапно вызвал к себе Семен Семенович.
Он выглядел неважно  и,  как  показалось  Дмитрию,  упорно  старался  не
смотреть в его сторону, а потому  с  нарочитым  вниманием  перебирал  на
столе бумаги.
   - Так, Самарин, - буднично сказал он,  -  дело  Пуришкевича  передают
Березину. Только что поступило распоряжение сверху. Говорят, ты  слишком
загружен. - Он поднял  голову.  -  А  поскольку  Михаил  получает  такое
сложное задание, с него снимают ряд мелких дел. К  тебе  переходит  дело
Константинова.
   Кража в поезде дальнего следования. Все понятно?
   - Если честно, то нет, - покачал головой Дмитрий.
   - Это приказ вышестоящего начальства, - устало сказал Спиридонов, - и
обжалованию не подлежит. Иди возьми дело  Константинова,  а  Пуришкевича
передай Березину. У меня все.
   "Ай да Гусаков, ай да сукин сын!"
   - Ты чего сам не свой? - Рядом с ним стоял Мишка Березин. -  Спиридон
на ковер вызывал?
   - Наоборот, обрадовал. - Дмитрий через силу улыбнулся.  -  На  верхах
произвели рокировку. Вампира тебе отдали, а мне твоего Константинова.
   - Ну и чего ты нервничаешь? - пожал плечами  Березин.  -  С  вампиром
расставаться жаль? Пойдем ко мне, у меня есть лекарство.  Мужики  уехали
на кражу, с товарного двора.
   - Что на этот раз?
   - Вскрыли вагон с запчастями  для  иномарок,  -  благодушно  объяснил
Михаил, Он вынул из сейфа плоскую бутылку коньяка "Дагестанский"  и  два
стакана.
   Разлил по сто двадцать пять граммов.
   - Всегда бери в такой посуде.  Махинаторам  лень  возиться  с  мелкой
тарой, поэтому в плоских бутылках - наверняка нефальсифицированный.
   - "Почти наверняка". - Дмитрий поднял стакан. - Ладно, за успех.
   - Нашего безнадежного  предприятия,  -  подхватил  Березин  и  залпом
опрокинул стакан.
   - Слушай, это из того состава, который только что прибыл из Германии?
- спросил Дмитрий, прихлебывая коньяк.
   - Ага. Хорошо информированы, черти. В других вагонах  "Рама",  ее  не
тронули. И что в ней люди находят? Моя теща просто с  ума  сошла  -  ах,
полезная, без холестерина!  Да  маргарин  маргарином!  Я  ее  спрашиваю:
"Старушка, мил человек, объясните, чего ж вы в раньшее  совейское  время
маргарин не жрали, на хлеб не мазали?"  А  она  мне:  "У  "Рамы"  особый
аромат". А по-моему, подсолнечным маслом за версту несет. Короче,  я  ей
так сказал: если еще намерена видеть любимого зятя, чтоб на  столе  было
масло. С холестерином, вредное. Иначе не приду. Вот такая я сволочь.
   - Да... - думая о своем, сказал Дмитрий.
   - В букваре-то, ты знаешь, опечатка. Там "Мама  мыла  раму",  а  надо
"Мама ела "Раму"".
   Самарин рассмеялся.
   - Слушай, Мишаня, значит, они  безошибочно  выбрали  именно  вагон  с
запчастями. А охрана что?
   - Да чего-то там такое... То ли драка произошла  поблизости,  толи  в
другой вагон полезли... Охрана вся туда ну они  под  шумок  и  грабанули
вагончик. Дело передали Кате Калачевой, пусть она и ломает голову.
   - Тут кто-то свой, вокзальный...
   - Все-то тебе, Дмитрий Евгеньевич, перевертыши мерещатся. Ты об  этом
Пониделко сообщи, он  у  нас  устроит  образцово-показательную  операцию
"Чистые руки"...
   Дмитрий, вздохнув, допил коньяк. Он хорошо  помнил  прошлую  подобную
операцию, которая не  дала  никаких  результатов,  кроме  нервотрепки  и
писания идиотских бумажек. Так что перевертыши могут спать спокойно.
   - Да чего ты его мусолишь, как культурный.
   Самарин очнулся. Березин откручивал голову второй бутылке.
   Дмитрий допил последний глоток и покорно протянул стакан. На этот раз
Михаил плеснул граммов по пятьдесят.
   Разговор перешел на другое. Мишка Березин стал рассказывать о дочери,
у которой не  ладилось  сольфеджио.  Музыкальная  тематика  напомнила  о
сестре. Как она говорила  во  время  одной  из  ссор:  "Мент  -  тот  же
преступник, только в форме".
   В чем-то она права. Конечно, не все менты преступники, да беда  не  в
них.
   Хуже то, что каждый делает свое маленькое дело, а в другие не суется.
Вот  Мишка  живет  себе  спокойно,  опрашивает   свидетелей,   оформляет
протоколы, готовит дела для передачи в суд,  и  ничто  его  не  колышет,
кроме дочкиного сольфеджио. Хорошо и просто.
   - Я собирался в больницу к матери Пуришкевича. Но теперь дело у тебя.
   -  Да  эта  старперша  наверняка  ничего  не  знает.   Будет   только
причитать...
   Может, съездишь, раз все равно собирался? -  Березин  разлил  остатки
коньяка. - А я пока подготовлю дело Константинова. Но там - мрак. Одного
настырного коммерсантика в поезде по пьяни обчистили.

***

   Был уже день, когда Кол Шакутин с трудом разлепил глаза. Ему снилось,
что звонят из прокуратуры но ноги вдруг сделались свинцовыми и он  никак
не может встать и дотянуться до телефона.
   Накануне  с  родственником  выпили   с   горя   и,   как   оказалось,
переусердствовали. Кол перевернулся на другой бок,  стараясь  отделаться
от кошмара, и тут понял, что телефон звонит в самом деле.
   Добежать до него наяву оказалось лишь .чуть легче.
   - С вами говорят из транспортной  прокуратуры,  -  услышал  очумевший
Кол. - Мне нужен Николай Георгиевич Шакутин.
   - Это я, - хрипло ответил Кол, готовый ущипнуть себя на предмет того,
не спит ли он. Однако это был не  сон,  потому  что  незнакомый  мужской
голос сказал:
   - С вами говорит старший следователь Самарин. Мне передали ваше дело.
Вы не могли бы подойти сегодня?
   - Да-да, разумеется! - воскликнул Кол. - Я буду. Когда?
   - Как можно скорее. Через час.
   - Да, конечно! - Он помедлил и спросил:
   - А почему поменяли следователя?
   - На этот вопрос я не могу вам ответить, Трубку повесили.
   Когда вчера во время вечернего приема посетителей Глеб  не  появился,
Софья Николаевна не столько заволновалась, сколько обиделась:  "Забросил
мать!"  Вечер  она  потратила  на  то,  чтобы   подготовить   завтрашнюю
обличительную речь. Она не станет набрасываться на сына  с  упреками,  а
просто напомнит, что он оставил ее без свежих газет и что она не  знала,
куда прятать глаза, когда  соседки  по  палате  спрашивали  ее,  где  же
обещанная антоновка к чаю.
   Однако обличительная  речь,  по  силе  не  уступавшая  цицероновскому
"Доколе, Катилина, ты будешь злоупотреблять  нашим  терпением",  пропала
втуне. Ибо "Катилина" не появился и на следующий день во время утреннего
приема.
   Софья Николаевна испугалась.
   За тридцать четыре года своей жизни Глеб  ни  разу  не  пропадал.  Он
всегда твердо  знал,  что  "мама  волнуется".  "Надо  уметь  воспитывать
детей", - любила повторять Софья Николаевна. Но вот и на  нее  свалилась
эта беда!
   После безвкусного обеда  мать  позвонила  домой.  Она  несколько  раз
набирала номер, но ответом ей были  длинные  гудки.  Пожилая  женщина  с
полчаса походила по коридору, стараясь взять себя в руки, но организм не
хотел слушаться. В глазах темнело, сердце стало  работать  с  перебоями.
Пришлось лечь. Соседки по палате засуетились,  забегали,  требуя  врача.
Пуришкевич неподвижно лежала на кровати с закрытыми глазами.

***

   Новый следователь Колу не понравился. Дмитрий Самарин по всем статьям
проигрывал  Михаилу  Березину.  Прежний  был   красивым   интеллигентным
мужчиной, в хорошем костюме, с усами и в очках с модной оправой. Самарин
же встретил Кола в свитере и джинсах. Ни  капли  обходительности  -  все
скупо, сухо.
   "Если уж тот ничего не добился, чего ждать от этого сухаря", - мрачно
думал Кол, разглядывая плечи, обтянутые свитером.
   - Ваше дело передали мне, - сказал тот Колу, - сейчас должен  подойти
Константинов, подождите в коридоре. Я вас вызову.
   Кол вышел в коридор, уселся на один из двух имевшихся там  стульев  и
задумался.
   - Молодой человек, - послышался рядом дребезжащий  голос,  -  на  два
слова.
   Кол поднял голову - рядом с ним стоял пожилой, даже старый, мужчина в
вытертой, пыжиковой шапке и лоснящейся  дубленке.  Когда-то  такие  были
писком моды и стоили больших денег. Отец Кола носил  что-то  похожее,  а
ведь он был не кем-нибудь, а самим профессором Шакутиным.
   "Остатки былойроскоши", - думалКол,разглядывая старика, - Я отец Васи
Константинова, - сказал тот, присаживаясь рядом. - Поверьте мне, мальчик
ни в чем не виноват. Я знаю, у  него  оказались  документы,  которые  вы
потеряли, но это не  основание  обвинять  его  в  краже.  Он  нашел  их.
Поверьте, на кражу мой сын просто не способен.
   Кол  смотрел  на  старика  и  молчал,   -   Мать   убита   горем.   -
Константинов-старший тяжело вздохнул. - Это очень нелегко  перенести  на
старости лет. Он такой невезучий ребенок. Да, кстати, - спохватился  он,
- забыл вам представиться: профессор Константинов,  Николай  Васильевич.
Декан биолого-почвенного факультета ЛГУ. Бывший декан бывшего ЛГУ, -  он
снова вздохнул,  -  теперь  просто  пенсионер.  Все,  как  говорится,  в
прошлом.
   Одна забота - сын.
   На вид профессору Константинову было за семьдесят.  Значит,  Васеньку
родил в пятьдесят.  Утешение  себе  на  старость.  Хорошенькое  утешение
выросло.
   - А где он, ваш сын? - спросил  Кол.  -  Сейчас  подойдет,  -  кивнул
Николай Васильевич, - мать его задержала. Для нее это такой удар.
   - Мать тоже профессор? - поинтересовался Шакутин.
   - Нет,  только  доцент,  -  отозвался  Константинов-старший,  -  тоже
биолог. А вот Васенька у нас гуманитарий. Закончил  школу  эстетического
воспитания... А вот и он!
   Слушая своего тезку, Кол всерьез засомневался в том, что они имеют  в
виду одно и то же лицо. Но, оглянувшись,  он  увидел,  что  по  коридору
уверенно ц нагло выступает собственной персоной Василий - его  сосед  по
купе.
   - Что опаздываете, Константинов? - раздался грозный оклик:  в  дверях
появился  следователь  Самарин.  -  Хотите,  чтобы  вам  изменили   меру
пресечения с подписки на задержание? Еще одно опоздание - так и будет.
   - Не ругайте его, - вступился за сынишку отец, - его мать  задержала.
Вот я уже товарищу объяснял. - И он кивнул в сторону  Кола,  рассчитывая
на моральную поддержку.
   - Так. Сначала Константинов. Заходите.
   Кол остался один на один со своим тезкой. -  Ну,  вы  видели  его,  -
заговорил Николай Васильевич, - ведь это не он, правда? Наш  мальчик  на
подобное не способен.
   Больше всего Колу сейчас хотелось, чтобы профессор  вместе  со  своей
пыжиковой шапкой провалился в тартарары. По  дороге  в  прокуратуру  Кол
настраивал себя на яростные словесные  битвы,  но  не  предполагал,  что
первым противником будет тронувшийся от горя старик.
   - Скажите, Николай Васильевич, - осторожно спросил Кол, - Вася  часто
бывает в Москве? Когда он ездил туда в последний раз?
   - В Москву? - удивленно поднял брови Константинов-старший. - Васенька
иногда навещает там наших родственников, но  в  последнее  время  он  не
ездил. Мы бы с матерью знали. Он нам  все  рассказывает.  Почти  все.  У
мальчика могут быть свои секреты. Нет, ни в какую Москву он не ездил,  -
решительно заявил бывший декан.
   - Шакутин, - раздался голос следователя.
   Кол встал, испытывая  невероятное  облегчение  того,  что  больше  не
придется общаться со старше представителем этой достойной фамилии.
   Вася Константинов сидел рядом со следователем положив ногу на ногу.
   Дмитрий оглянулся на потерпевшего. Сразу видно - бизнесмен: одно  это
гороховое пальто чего стоит.  Шакутин  казался  карикатурой  на  "нового
русского" - будто нарочно нацепил  на  себя  все  необходимые  атрибуты.
Кроме одного: выражения лица. Озабоченное и растерянное, оно  совсем  не
вязалось с обликом хозяина жизни.
   - Вам знаком этот человек? - спросил Самарин у потерпевшего.
   - Да, - кивнул Кол, - это Василий Константинов.
   - Вы твердо в этом уверены?
   - Тверже некуда.
   - Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?
   - Мы вместе ехали в поезде из Москвы в ночь  с  двадцать  второго  на
двадцать третье октября сего года, - без запинки выдал Кол.
   - И тогда же вы узнали его имя?
   - Имя - да.  Фамилию  я  узнал  позже.  Понимаете,  -  Кол  сбился  с
официального тона, - я в жутком состоянии вышел  из  отделения,  иду  по
вокзалу, и меня вдруг как по голове ударило...
   - Это точно, - ухмыльнулся Василий.
   - Константинов, - пригрозил ему Самарин, - еще одно слово, когда  вас
не спрашивают, и вы окажетесь в СИЗО.
   - Там же мест нет, - начал было Василий, но под взглядом  следователя
осекся.
   - Я вспомнил, что на билете пишут фамилию. Вернулся к следователю, он
изъял билет у проводника, потом бутылку с отпечатками. Хорошо, что  я  о
ней вспомнил.
   - Что скажете, Константинов? - спросил Дмитрий У подозреваемого.
   - Впервые вижу этого человека! - заявил Василий. -  Последний  раз  в
Москву я ездил летом, в июле месяце, так что  быть  в  поезде  Москва  -
Хельсинки никак не мог. А двадцать второго октября я находился на даче у
моих друзей. Они могут это подтвердить.
   - Но это же он! Он! - воскликнул Шакутин. - Спросите у проводника.
   Дмитрий  кивнул,   продолжая   на   компьютере   оформлять   протокол
перекрестного допроса.
   Услышав предложение Кола обратиться к проводнику, Василий рассмеялся.
   - Да поймите же, - обратился он  к  следователю,  -  я  этого  мужика
впервые вижу. Впервые! Он меня за кого-то  другого  принял.  Посмотрите,
какой он дерганый. Его сначала освидетельствовать надо, а потом  уже  до
перекрестного допроса допускать. Перекусает тут всех...
   - Константинов, я предупреждал... Василий презрительно пожал плечами.
   - Константинов, к  вам  вопрос.  Как  вы  объясняете  тот  факт,  что
документы, украденные у Шакутина, оказались у вас?
   - Я уже говорил, - ответил Василий с видом оскорбленной  добродетели.
- В парадной собственного дома я  увидел  пластиковый  пакет.  Там  были
какие-то документы. Я взял их с собой, чтобы посмотреть, что это  такое.
И если что-то важное, вернуть владельцу.
   В целом история, поведанная Васей Константиновым, напоминала  рассказ
"Так поступает пионер". Из нее выходило, что  каждый  его  поступок  был
продиктован чувством глубочайшего благородства.
   - У вас есть вопросы к обвиняемому?
   - Есть. - Кол устроился поудобнее и, глядя прямо в  глаза  супостату,
спросил:
   - А почему, найдя документы,  вы  не  обратились  в  милицию?  Почему
поехали в порт? Почему пытались получить по накладным  фрукты  на  себя,
почему назвались представителем фирмы "Олеся"?
   - Это ложь, - спокойно заявил Константинов. - Я приехал в порт только
для того, чтобы отдать документы. Это была моя единственная цель.
   - Но секретарь подтвердит! - воскликнул Кол.
   - Я тоже думаю, что подтвердит. - И Василий самодовольно улыбнулся.
   - Константинов, у вас есть вопросы к Шакутину?
   - Пожалуй, есть, - кивнул Василий с усмешкой, - хотя, повторяю,  вижу
этого человека впервые в жизни. Ты насчет головы не проверялся?
   - Константинов, последнее предупреждение! Потерпевший, на этот вопрос
можете не отвечать.
   На некоторое время в кабинете воцарилось  молчание,  которое  нарушал
лишь стук пальцев по клавишам компьютера  -  Самарин  оформлял  протокол
перекрестного допроса.
   - Ознакомьтесь. Подпишитесь вот здесь. "С моих слов записано  верно".
Число не забудьте.
   - У меня есть еще нечто вроде вопроса к Константинову, - сказал  Кол,
поставив число и подпись, - это не для протокола. Можно спросить?
   - Спрашивайте.
   - Слушай, будь человеком, отдай кейс. Ты  все  равно  не  сможешь  им
воспользоваться. Отдай кейс, заявление заберу.
   - Я вообще не понимаю, о чем он говорит, - пожал  плечами  Василий  и
встал. - Больной какой-то. Можно идти, гражданин следователь? -  спросил
он у Дмитрия.
   - Идите. Но подписку с вас никто не снимал. Поняли?
   Когда дверь за Василием закрылась, Кол обратил на  следователя  взор,
полный скрытой мольбы:
   -  Гражданин  следователь,  это  он!  Я  в  этом  абсолютно   уверен.
Безусловно он.
   Надо найти проводника он подтвердит. И потом - отпечатки! Вот главная
улика.
   - Честно говоря, - Самарин отвернулся  от  монитора  и  посмотрел  на
Кола, - я вам верю. Скорее всего так оно и было,  как  вы  говорите.  Он
ехал с вами в  купе,  обокрал  вас,  потом  пытался  извлечь  выгоду  из
документов. Но... -  он  улыбнулся,  как  показалось  Шакутину,  немного
виновато, - все это надо еще доказать. А это, боюсь, будет не так легко.
Посмотрим, что покажет экспертиза.
   - Но разве ее еще не закончили?
   - По-моему, бутылку еще никуда  не  отправляли...  -  также  невесело
улыбнулся Самарин, - во всяком случае, сегодня, когда  я  получал  дело,
она была на месте - в сейфе.
   - И то хлеб! - воскликнул Кол.
   - Да, - очень серьезно согласился Самарин, - потерять вещдоки - это у
нас первое дело.
   В кабинет заглянула Катя Калачева.
   - Вернулась, - радостно заявила она.
   -  Сейчас,  Катюша,  подожди.  Последний  вопрос   к   вам,   Николай
Георгиевич, что за кейс, о котором вы говорили?
   - Мой кейс, - уныло ответил Кол, вспомнив о статье УК, - там  у  меня
были... Вещи всякие, смена белья.
   - И он его украл? Кол нехотя кивнул.
   - И ничего ценного?
   - В денежном смысле нет, - нашелся Кол.  -  Там  были  вещи,  которые
имеют ценность лично для меня. Семейные реликвии.
   - Ничего интересного, Дмитрий Евгеньевич, - заявила Катя, когда дверь
за Колом закрылась.
   Как и ожидал Самарин, никто из сотрудников  Института  славяноведения
не  сказал  ничего,  что  могло  бы  помочь  следствию.  Глеб  Сергеевич
Пуришкевич  был  обычным  сотрудником.  В  конфликты  с  начальством  не
вступал, плановые работы сдавал с  разумным  опозданием,  дисциплину  не
нарушал и в пьянстве замечен не был. Большую часть  присутственных  дней
проводил в библиотеке.
   О его личной жизни также удалось узнать не слишком много.  Пуришкевич
никогда не  был  женат  и  являлся,  как  выразилась  моложавая  дама  в
канцелярии, "очень преданным сыном". Бурных романов за ним не числилось,
хотя был период, когда он начал проявлять внимание к юной  библиотекарше
Вике! Это проявлялось в том, что он на Восьмое марта принес ей цветы,  а
однажды во время обеденного перерыва даже  пригласил  в  кафе  "Мишень".
Впрочем, это ухаживание так ни во что и не вылило