мокли,  и
вообще...
   - Хорошо, иди домой, - как можно спокойнее заявила я.
   - А ты?
   - А я взгляну  на  мельницу.  И  я  зашагала  вдоль  берега.  Женька,
задумавшись на несколько секунд, припустилась за мной.
   Я шла и мурлыкала что-то себе под нос,  это  для  того,  чтоб  меньше
бояться, потому что, говоря по правде, идти к  мельнице  мне  совсем  не
хотелось, но надо же разобраться с местными тайнами, не то так бог знает
до чего додуматься можно. В самом деле начнешь таскать с собой  осиновые
колья  и  неумеренно  есть  чеснок.  Женька   прислушивалась   к   моему
мырлыканию, а потом присоединила  к  нему  свой  голос,  после  чего  мы
взялись за руки и зашагали веселее.
   Мельница возникла из темноты как-то неожиданно. Точнее,  она  выплыла
из тумана. Тропинка давно кончилась, и мы пробирались по колено в траве,
джинсы  намокли,  кроссовки  тоже,  и  путешествие  особо  приятным   не
казалось. Я то и дело поглядывала в сторону реки, боясь сбиться с курса,
однако приблизиться к реке тоже не рискнула, в такой туман  немудрено  и
свалиться. Одним словом, на досужие размышления времени не было,  и  тут
темной массой перед нами выросла старая мельница. Первое, что  пришло  в
голову:
   Дон Кихот не такой уж и дурак,  мельница  в  настоящий  момент  очень
походила  на  сказочное  чудовище:   огромные   крылья,   которые   чуть
поскрипывали, крыша терялась в темноте, крохотные оконца...
   - Что-то в ней жужжит, - тихо сказала Женька.  Я  прислушалась,  звук
действительно был какой-то странный...  И  тут...  признаться,  я  этого
никак не ожидала,  может,  оттого  и  перепугалась:  в  оконце  мелькнул
огонек. - Там кто-то есть, - вцепившись в  мою  руку,  горячо  зашептала
Женька.
   - Ну и что? - отважно спросила я. - Сейчас посмотрим кто...
   - Ты ведь не хочешь туда войти? - заволновалась  подружка.  -  Мы  не
можем так сразу... А вдруг их там много? Надо провести разведку.
   - Хорошо, - кивнула я, упорно не желая пугаться,  хотя  держалась  из
последних сил. Но уж очень мне  хотелось  убедить  Женьку,  что  никакой
нечистой силой здесь и не пахнет, ну и самой убедиться, конечно. - Давай
к окошку, вон к тому, что пониже.
   Мы подобрались поближе, и тут стало ясно, до окошка слишком высоко.
   -  Вот  черт,  -  выругалась  я,  Женька  вздрогнула  и   укоризненно
посмотрела на меня. - Придется  тебе  меня  подсадить,  -  игнорируя  ее
взгляд, сказала я.
   - Может, завтра, - заныла  подружка,  -  прихватим  лестницу,  Валеру
возьмем.
   - Твой Валера - темная лошадка... С таким только в разведку и идти.
   Тут до  меня  донесся  голос,  я  не  сразу  сообразила,  что  кто-то
скороговоркой бормочет "Отче наш", только  как-то  по-чудному,  то  есть
слова вроде те же, но произносились в другой последовательности. Женька,
привалившись к стене мельницы, выпучила глаза и вдруг заявила:
   - Черная месса.
   - Чего? - не поняла я.
   - Того... Анфиса, валим отсюда.
   - Прекрати, - повысила я голос, но, вовремя спохватившись, перешла на
шепот:
   - Подставляй руки.
   Женька слабо застонала, но руки подставила, сцепив ладони замком.
   Придерживаясь за стену,  я  поставила  ей  на  руки  правую  ногу  и,
подтянувшись, уцепилась за оконную раму. Стекло внизу было выбито,  и  я
едва не вскрикнула,  порезав  руку,  но  любопытство  было  сильнее,  не
обращая внимания на боль, я заглянула в окно и едва не заорала в голос.
   Помещение мельницы тонуло в темноте, лишь в дальнем углу  горело  две
свечи, отбрасывая на стены причудливые тени и  освещая  икону,  висевшую
прямо  напротив,  перед  ней  стояло  что-то  черное,  без   головы,   с
раскинутыми в стороны руками, и громко повторяло:
   - Приди и вселися в ны...
   - Мама... - пискнула  я,  и  тут  Женька  заорала,  я  повернулась  и
увидела, как из темноты появился огромный  зверь,  то  ли  волк,  то  ли
собака. Женька расцепила руки, я шлепнулась на траву и на всякий  случай
потеряла сознание, то есть закрыла глаза и посоветовала себе ни  на  что
не  реагировать.  Зверь   в   несколько   прыжков   преодолел   открытое
пространство и скрылся в тумане,  а  мы  с  Женькой  понеслись  в  прямо
противоположную сторону.
   К чести моей, в панике я пребывала недолго. Где-то через  километр  я
начала успокаиваться, и даже рассуждать. Этому сильно способствовал  тот
факт, что мне требовалось отдышаться, потому что мы с Женькой побили все
рекорды по скорости, а между тем не худо бы уяснить, в какую сторону  мы
бежим.
   - Стой! - охнула  я.  Женька  остановилась,  перегнулась  пополам  и,
опершись руками в колени, замотала головой.
   - Что ж это делается... - сказала она жалобно, потом  повернулась  ко
мне и спросила:
   - Чего там было?
   - Где? - пытаясь выиграть время задала я вопрос.
   - Не дури, - обиделась Женька. Мне очень не хотелось рассказывать ей,
что я видела, но и врать я тоже не могла.
   - Не разглядела как следует. Кто-то в черном, две свечи, икона...
   - Икона? - насторожилась Женька. - Какая?
   - Ну... я не разглядела. Точно икона. Ни на что другое это просто  не
похоже. А перед ней фигура... как будто в черном балахоне и... все.
   - И фигура читала "Отче наш" не по-христиански, потом сказала: "Приди
и  вселися  в  ны...",  и   появилось   это   чудовище...   Анфиса,   мы
присутствовали при  черной  мессе.  Кто-то  вызывал  дьявола.  -  Женька
испуганно перекрестилась. - И провалиться мне на  этом  месте,  если  не
вызвал. Какие дела здесь творятся?..
   О черных мессах я, конечно, читала, в основном в романах, и вынуждена
была признать, что в словах Женьки что-то есть.  Конечно,  в  дьявола  я
упорно не хотела верить, называла зверя собакой, каковой она и  была  на
самом деле, потому что таких  крупных  волков  в  природе  нет,  но  все
остальное  я  видела  своими  глазами.  Значит,  кто-то  этот  спектакль
устроил, причем с какой-то целью.
   - Черная месса, говоришь? - отдышавшись, спросила я. - Тогда пошли  в
деревню.
   - Зачем? - насторожилась Женька.
   - Затем, что здесь только один человек, свихнувшийся на чертовщине.
   - Ты думаешь... Иван Иванович? Но он ведь спал...
   - Ага, и нарочно оставил зажженную  лампу,  чтобы  мы  могли  в  этом
убедиться.
   - Он что, по-твоему, знал, что мы придем проверить?
   - Он знал, зачем мы  здесь.  Мы  ведь  не  скрывали,  что  собираемся
покопаться в местных тайнах. Предположить остальное нетрудно.
   - Вот сукин сын! - возмутилась Женька. - Идем скорее...
   Однако скорее не получилось, прежде всего потребовалось время,  чтобы
сообразить, где мы. На счастье, Женька услышала тихий плеск, и мы смогли
выйти к реке. Дальше было проще. Миновав деревенскую улицу  без  единого
огня (от этого деревня выглядела жутко), мы  вышли  к  дому  Горемыкина.
Свет у него горел по-прежнему, в этом мы смогли убедиться, едва завидели
дом. Я нахмурилась, так как это шло вразрез с моей  теорией,  казавшейся
мне  единственно  верной.  Мы  вошли  в  палисадник,  взгромоздились  на
скамейку и заглянули в окно. Диван, где недавно почивал  Горемыкин,  был
пуст.
   Я спрыгнула с  лавки  и  направилась  к  дому.  Дверь,  выходящая  на
крыльцо, была заперта изнутри, но имелась еще одна дверь в сенях, и  она
была открыта.
   - Хочешь войти? - облизнула Женька губы.
   - Хочу.
   - А если он в доме?
   - Его там нет.
   Я вошла и позвала громко:
   - Иван Иванович. - Ответа не  последовало,  что  меня  совершенно  не
удивило. - Давай осмотрим дом, - переходя на шепот, предложила я.
   - Анфиса, ты спятила. Вдруг  он  вернется.  Как  мы  объясним?  Между
прочим, это подсудное дело.
   Я махнула рукой, собираясь выполнить задуманное,  и  тут  под  окнами
послышались шаги, затем кто-то осторожно постучал  по  стеклу,  а  мы  с
Женькой попятились к выходу.
   - Иваныч, - позвал мужской голос. - Ты спишь, что ли?
   Мы выскользнули в сени и  благополучно  покинули  дом,  пока  нам  не
перекрыли дорогу к отступлению. Мы обогнули  строение  и  вскоре  смогли
увидеть фигуру мужчины в чем-то длинном и  светлом,  наверное  в  плаще.
Мужчина стоял возле палисадника горемыкинского дома и оглядывался, точно
что-то искал. Судя по зимней шапке с торчащими в разные  стороны  ушами,
это был Вова Татарин.
   - Налицо явный заговор, - волновалась Женька по дороге к  пансионату.
Я не возражала, радуясь, что  подруга  перестала  забивать  себе  голову
потусторонними бреднями и занялась людскими интригами. - Помешавшись  на
всяких  там  Кукуях,   Горемыкин   терроризирует   всю   деревню:   днем
рассказывает гражданам  идиотские  сказки,  а  ночью  устраивает  черные
мессы. Слушай, а не его мы у реки видели?
   Ее желание  свалить  все  на  Горемыкина  было  мне  понятно,  однако
следовало  придерживаться  фактов.  Человек,   встреченный   нами,   был
гигантского роста и на пухленького невысокого Ивана Ивановича  никак  не
походил. Об этом я и напомнила Женьке.
   - Что будем делать дальше? - напомнила подружка.
   - Надо бы вернуться к мельнице и  взять  этого  гада  с  поличным,  -
ответила я. - Боюсь только, он уже успел улизнуть оттуда.
   - Ага. И с поличным его брать надо, когда он людей  стращает.  А  так
выйдет, что дядька предавался на мельнице детским забавам и  это  не  он
нас, а мы его напугали. Опять же не нравится мне эта собачка. Такой если
взбредет в голову кусаться...
   - Собака, - хмыкнула я и даже замерла от неожиданной догадки.  -  Ну,
конечно, это его собака. Днем он ее где-то прячет,  а  ночью  выпускает.
Она своим воем пугает всю округу, а дядьке радость.  Эх,  жаль,  дом  не
осмотрели, уверена, мы смогли бы обнаружить подтверждение моей  догадки.
Собаку ведь надо кормить...
   - Ничего, проверим завтра, - кивнула Женька.  -  Ну,  Горемыкин,  ну,
сукин сын, какую кашу заварил. Стивен Кинг, мать его, ну подожди,  дядя,
мы тебе покажем, как людей пугать, - ворчала Женька, а я радовалась,  не
тому, конечно, что какой-то чокнутый пенсионер людей пугает, а тому, что
Женька стала отважной и нечистую силу даже не вспоминает.
   Несмотря на усталость, мокрую  одежду  и  кроссовки,  которые  весили
теперь килограммов по десять, шли мы бодро и были довольны жизнью. Туман
в некоторых местах начал отступать, а  мы  мечтали  о  том,  что  сейчас
вернемся в пансионат, примем душ и  завалимся  спать...  И  тут  впереди
мелькнул огонек. Сначала его увидела я, а потом и Женька.
   - Может, в пансионате подстанцию починили? - спросила она.
   - Не похоже.
   Я сделала шаг по направлению к  огню.  Он  как-то  странно  мерцал  -
погаснет, вспыхнет, точно подавал сигнал.
   - Да это азбука Морзе, - перешла на шепот Женька.
   - Ты знаешь азбуку Морзе? - не поверила я.
   - Это каждый знает - точка, тире... ну и так далее...
   Мы сошли с тропинки и направились к кустам, откуда шло свечение.
   - Он вроде удаляется, - опять  зашептала  Женька.  И  в  самом  деле,
огонек удалялся. Мы достигли кустов, и тут он совсем погас.
   - Куда он делся? - испугалась я.
   - Не знаю... вон... опять.
   Уже не таясь, мы бросились бежать в  ту  сторону.  Под  ногами  вдруг
зачавкало, но я не сразу  оценила  возможную  опасность,  пробежала  еще
метра три.
   Моя нога неожиданно скользнула между кочек, и я провалилась в  вязкую
жижу по самую грудь.
   - Анфиса! - закричала Женька и бросилась ко мне.
   - Стой, где стоишь, - рявкнула я,  -  не  подходи  близко.  Осторожно
вернись к кустам и найди длинную палку.
   - Анфиса...
   - Ты поняла? И не паникуй. На воде,  при  пожаре  и  на  болоте  люди
гибнут прежде всего из-за паники.
   - Ага, - пролепетала Женька. - Пошла за палкой. А ты вообще-то как?
   - Нормально, - ответила я, решая, сейчас заорать во всю  мощь  легких
или еще немного потерпеть.
   Женька скрылась в направлении кустов, а я, стараясь не делать  резких
движений, огляделась.  Огонек  исчез.  "Господи  боже,  да  нас  нарочно
заманили в болото; - подумала я, - а мы такие дуры..."
   - Женька! - отчаянно закричала я. - Женя, будь осторожней.
   Звук моего голоса как-то странно  расходился  в  разные  стороны,  от
этого почему-то сделалось еще страшнее. Впереди у кустов кто-то  странно
всхлипнул, и сделалось тихо, я, боясь пошевелиться, прислушалась. Стояла
жуткая тишина, слышно лишь мое  собственное  дыхание,  затем  вскрикнула
птица у реки, и вновь тишина. Я не выдержала и позвала:
   - Женька! - Она не ответила. Я позвала еще раз, с тем же успехом. Как
бы подружка ни трусила, бросить меня в болоте она не могла, это я  знала
доподлинно, оттого похолодела от страха, хотя и до того момента мне было
совсем не жарко. Стало ясно: с Женькой случилась беда.
   Воображение  рисовало  мне  картины  одна  страшнее  другой,   Женьку
медленно  затягивает  трясина,  а   она   даже   закричать   не   может,
парализованная ужасом. Мысль о моей  непутевой  подруге  заставила  меня
действовать. Надо срочно спасаться самой и спасать Женьку.
   - Главное, не спешить и не  дергаться,  -  наставительно  изрекла  я,
уцепившись руками за ближайшую кочку,  она  показалась  мне  крепкой,  я
ухватилась  другой  рукой  за   соседнюю   кочку   и   начала   медленно
подтягиваться. Дело это оказалось не  таким  уж  и  трудным.  Выбравшись
наполовину,  я  легла  на  бок  и  смогла  чуть  откатиться  в  сторону,
передохнула, затем нащупала кочки по соседству и  откатилась  к  ним.  Я
помнила, что шли мы сюда с правой стороны, туда и следует  перемещаться.
Только почувствовав под собой твердую почву, я рискнула встать на  ноги.
Дышала я с трудом, колени сгибаться не желали, кроссовки  увеличились  в
массе в несколько раз, то ли вода, то ли жидкая  грязь  стекала  с  меня
ручьями, но мысль о подруге придала мне сил, и я припустилась по тропе в
сторону кустов, именно там  скрылась  подружка,  когда  я  видела  ее  в
последний раз.
   Я осторожно приблизилась к кустам и позвала:
   - Женя...
   Она не ответила. Стараясь вновь не угодить в топкое место, я на ощупь
сделала несколько шагов. Не похоже, чтобы здесь было  болото...  Что  же
тогда  приключилось  с  Женькой?  Я  выскочила  из  кустов,  обо  что-то
споткнулась и полетела на землю. Рядом со мной кто-то застонал. Я встала
на четвереньки и вскоре нащупала джинсы, свитер и волосы ежиком.
   - Женечка, - прошептала я, тут подружка пришла в себя и заголосила:
   - Анфиса... - И вцепилась в  мои  плечи  обеими  руками.  -  Живая...
выбралась, слава тебе господи.
   Мы наконец-то поднялись с земли, и я спросила:
   - Что с тобой случилось?
   - Не знаю, - как-то растерянно ответила Женька. - Видно, споткнулась,
очень уж я торопилась, и  башкой,  наверное,  ударилась,  когда  падала.
Искры из глаз посыпались. Только и успела, что о тебе подумать. - Женька
захлюпала Носом, а я повлекла ее к дороге, на которую  через  минуту  мы
благополучно  и   выбрались.   Женька   истово   крестилась,   продолжая
благодарить господа за  наше  чудесное  избавление  от  опасности,  а  я
задумалась. Женька  считает,  что  споткнулась  в  темноте  и  ударилась
головой... Возможно, так оно и было. А  если  не  споткнулась,  то  есть
споткнулась отнюдь не случайно и головой ударилась тоже не просто так? Я
начала тревожно оглядываться и ускорила шаги. Женька едва  поспевала  за
мной.  Наконец  мы  вошли  в  калитку  пансионата,  и  я  с  облегчением
вздохнула.
   Дом был погружен в темноту, не доносилось ни звука, мы  поднялись  по
ступенькам, дверь легко открылась. Выходит, никто ее не проверял и  нас,
соответственно, не хватился.
   Мы поднялись на второй этаж, я пошла  в  комнату  за  полотенцами,  а
Женька сразу юркнула в ванную. Мыться в абсолютной темноте занятие не из
самых приятных, к тому же вода была теплой,  а  отнюдь  не  горячей,  но
грязь с себя мы все  же  смыли.  Обмотавшись  полотенцами,  вернулись  в
комнату и обессиленно рухнули в постели.
   - Мама моя, - пробормотала Женька и вскоре отключилась, а вот мне  не
спалось.
   Я крутилась с боку на бок, размышляя о наших ночных приключениях. Чем
больше я о них думала, тем меньше они мне нравились.  Одно  дело  пугать
людей всякими глупостями, и другое - заманить на болото, где они  вполне
могли погибнуть. Это уже не шутки. Я села, поглядывая в  окно.  Близился
рассвет, но в парке из-за деревьев  было  еще  темно.  Я  подумала,  что
неплохо бы закурить.
   Который год я героически борюсь с вредной привычкой и почти  победила
ее, но бывают такие моменты, когда без сигареты никак нельзя.  У  Женьки
такие моменты тоже бывают, но в отличие от меня  она  к  ним  готовится,
значит, в сумке у нее должна быть пачка сигарет. Так и есть -  сигареты,
зажигалка. Я открыла балконную дверь, решив покурить на свежем  воздухе,
чтобы дым не шел в комнату.
   Я как раз вышла на балкон и чиркнула зажигалкой, когда услышала внизу
шорох.
   Видимо, сказалось напряжение сегодняшней ночи, забыв про сигарету,  я
тут же опустилась на четвереньки и замерла в не совсем удобной позе.
   Внизу в самом деле кто-то шел, точнее, не шел,  а  пробирался,  то  и
дело осторожно замирая: три шага,  пауза,  опять  три  шага.  Я  боялась
пошевелиться, чтобы тот, что  крался  внизу,  меня  не  услышал.  Однако
любопытство  пересилило  страх,  я  начала  потихоньку   приподниматься,
подумав:
   "Господи, если там опять кто-нибудь в балахоне, я не выдержу, честно,
не выдержу..." Я подняла голову над перилами, когда внизу раздался стук,
кто-то легонько постучал по стеклу.
   Человек внизу замер, и я замерла, прислушиваясь.  Вновь  стук,  затем
какой-то шорох, открылась рама (открывали ее  осторожно,  но  рама  была
старая, давно не крашенная, и сделать это беззвучно  не  смогли).  Голос
Владислава Петровича звучал испуганно:
   - Кто здесь?
   - Я.
   - Ты что, спятил? - Страх из его голоса исчез, теперь в нем слышалась
злость и раздражение чужой глупостью. - Какого черта ты сюда приперся?
   - А куда мне прикажешь деваться?
   - Мы же договорились...
   - Ничего мы не договаривались. Ты сидишь здесь уже несколько дней...
   - Я же тебе объяснял, туда невозможно пройти.
   - В прошлый раз это было совсем нетрудно.
   - Хорошо, попробуй сам, если не веришь  мне.  Тебе  ничего  не  стоит
поселиться здесь и...
   - Ладно, не кипятись.
   В  этот  момент  я  перегнулась  через  перила,  пытаясь   разглядеть
человека, с которым разговаривал Владислав Петрович. Проклятая зажигалка
выскользнула у меня из рук и полетела в траву.
   - Тихо, - сказал Владислав Петрович. - Вот что...  -  Он  перешел  на
шепот, а я вновь оказалась на четвереньках и при всем старании ничего не
услышала.
   Пятясь точно рак, я внедрилась в комнату и попыталась  привести  свои
чувства в порядок. Женька, переворачиваясь на бок, вдруг открыла глаза и
испуганно отпрянула.
   - Это ты?
   - Конечно, я. Только говори тише.
   - Почему?
   - У нас гость... Точнее, у нашего писателя.
   - Слушай, может, тебе стоит отдохнуть? - забеспокоилась подружка.
   - Может, - кивнула я, забралась под одеяло и дала себе слово ни о чем
не думать.
   Когда я открыла глаза, в окно вовсю жарило солнце.  Дверь  на  балкон
была распахнута настежь, а Женька отсутствовала. Я  взглянула  на  часы.
Половина одиннадцатого. Что ж, пора встречать новый день.  Позевывая,  я
встала, накинула поверх пижамы халат и побрела  в  душевую.  Стоило  мне
щелкнуть выключателем,  как  вспыхнула  лампочка  над  дверью,  выходит,
вчерашние неполадки уже устранили.
   Приняв душ, я почувствовала себя проснувшейся и почти  бодрой.  Вдруг
почему-то вспомнила Романа Андреевича  и  приуныла.  Интересно,  чем  он
занят? Мог бы, кстати, позвонить. Правда, сотовый у  меня  отключен,  но
все равно мог бы... не знаю как. Если мужчина любит женщину,  он  должен
быть способен на поступок. А Ромка не звонит, потому что меня не  любит,
ну ни капельки. Я вытерла набежавшую слезу и вернулась в комнату.
   Женька ставила поднос под белой салфеткой на стол.
   - Привет, - сказала она, улыбаясь во весь  ро