йдутся, и увеличила срок до недели,  а  потом  в  приступе
отчаяния и до двух недель. Тут Женька меня  остановила,  посоветовав  не
увлекаться.
   Мы взяли такси и поехали к Людкиным родителям. Сама  Людка  поджидала
нас, сидя на балконе. Она вручила нам ключи и уехала, так как торопилась
в детский сад за дочкой, а мы  с  подружкой  сели  пить  чай  на  кухне.
Разговаривать мне не хотелось, и я по большей части  молчала,  время  от
времени односложно отвечая на Женькины вопросы.
   - Чего нос повесила? - спросила она.
   - А чему радоваться? Из дома я через балкон сбежала, и теперь у  меня
даже одежды нет.
   - Я тебе свою одолжу, - осчастливила меня Женька, а я закатила глаза,
демонстрируя бурный восторг и заодно пытаясь вспомнить, что из Женькиных
вещей я могла бы надеть без того, чтоб самой себе не казаться  чокнутой.
Вкусы у Женьки такие, что облачиться в  ее  тряпки  мог  только  человек
совсем отчаянный.
   Подружка  с  синим   цветом   волос   чувствовала   себя   совершенно
естественно, а одеваться  предпочитала  "оживленно",  причем,  до  такой
степени, что в глазах рябило.
   В общем, жизнь не особенно радовала не только меня, но и  Женьку.  Мы
попробовали  смотреть  телевизор  -  не  помогало.  Порылись   в   чужой
библиотеке, в основном состоящей из любовных романов.  Подружка  выбрала
"Джейн Эйр" и стала читать роман вслух. Наверное, ей стоило остановиться
на другом произведении.
   Вместо того чтобы отвлечься и на  некоторое  время  забыть,  с  какой
такой стати я сижу в чужой квартире и тоскую, я вдруг мысленно вернулась
к нашей с Романом Андреевичем совместной жизни,  и  она  мне  показалась
чистым  сахаром.  И  чем  дальше  Женька  читала,   тем   сахарнее   она
становилась, так что сам Роман Андреевич представлялся мне прекраснейшим
молодым  человеком  без  намека  на  недостатки,  душевным,   чутким   и
страдающим из-за моей черствости и нежелания его  понять.  Я  совершенно
неожиданно заревела, потому что теперь сидение в чужой квартире казалось
не только глупым, но и  преступным  (это  ведь  преступление  -  разбить
сердце достойнейшему человеку), и Женька  вдруг  тоже  заревела,  обняла
меня и сказала:
   - Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за чуткую душу: ты  можешь
переживать чужое страдание как свое. Не многие теперь на такое способны.
- Подружка вздохнула и, давясь слезами, принялась  читать  дальше,  а  я
заревела еще горше, потому что после Женькиных слов поднимать  вопрос  о
возвращении к Роману Андреевичу было как-то неловко.
   Однако где-то  в  половине  двенадцатого,  когда  подуставшая  Женька
закончила чтение и начала готовиться ко сну, я  пробралась  в  ванную  с
сотовым в кармане и,  включив  воду,  чтоб  подружка  меня  не  слышала,
позвонила домой.
   Автоответчик моим голосом сообщил, что хозяева отсутствуют.
   - Ромка, - позвала я, - возьми сейчас же трубку.
   Ответом мне было молчание. Несколько обескураженная, я набрала  номер
сотового  мужа  и  узнала,  что  он  находится  в  зоне  недосягаемости.
Интересно, где эта самая  зона.  Забыв  о  конспирации,  я  точно  фурия
вылетела из ванной и завопила:
   - Его нет дома!
   - Естественно, - ничуть не удивилась Женька  ни  моему  появлению  из
ванной, ни отсутствию Романа Андреевича. - Он носится по городу  и  ищет
тебя.
   - У него сотовый отключен.
   - Если он весь день в  бегах,  вполне  возможно,  что  он  забыл  его
подзарядить.
   - Ничего подобного, он делает это нарочно.
   - Ты думаешь? - нахмурилась подружка. - Бегает по городу и  вместе  с
тем от тебя прячется?
   - Вот именно. Ты Ромку плохо знаешь, это такой иезуит! - с  отчаянием
воскликнула я и примерно час рассказывала Женьке о возмутительных чертах
характера мужа до тех самых пор, пока не заметила, что та,  повернувшись
на правый бок, спит, сладко посапывая.
   Я вздохнула и улеглась рядом с ней, но уснула лишь под утро, сон  мой
был чуток и облегчения не принес. В половине девятого  Женька  отбыла  в
родную редакцию, а в  двенадцать  уже  вернулась  с  внушительного  вида
чемоданом в руке.
   - Вот, - сказала она, поставив его посреди прихожей,  -  собрала  нам
кое-что. Думаю, даже на двоих барахла вполне хватит. Рядиться  особо  не
придется, потому что мы с тобой отправляемся в российскую  глубинку.  Ты
начнешь писать бестселлер, а я пару статеек забацаю.
   - В какую глубинку? - насторожилась я.
   - В Липатове.
   Название ничего моему разуму не говорило.
   - А где это?
   - В ста двадцати километрах от нашего славного  города,  и  при  этом
сплошь глухие леса и болота.
   - А  зачем  нам  в  Липатове?  -  усомнилась  я  в  надобности  моего
присутствия среди лесов и болот.
   - По большому счету делать там, конечно, нечего, - почесав в затылке,
сообщила Женька. - Но,  во-первых,  не  худо  проветриться  и  ненадолго
убраться из города, чтоб твоего Романа Андреевича  в  чувство  привести,
во-вторых, сейчас в моем бизнесе мертвый сезон: выборы прошли, народ  по
дачам разъехался и ни о чем, кроме нового урожая, слышать не  желает.  В
это время хорошо идут рассказы о всякой чертовщине, переселении душ, НЛО
и прочее.
   - А что, в этом Липатове НЛО приземлился или кто-то переселился?
   - Может, и не НЛО, но чертовщина там точно водится. В редакцию оттуда
письма  идут  с  регулярностью  часового  механизма.  И   одно   другого
затейливее.
   Сегодня  опять   депешу   получили,   меня   начальство   командирует
разобраться с чертовщиной, так сказать, на месте.
   - И что? - не очень уверенно спросила я.
   - Анфиса, - вздохнула Женька, - чего на тебя опять накатило? Я имею в
виду бестолковость. Начинаю думать, что это врожденное.
   - Вот сейчас получишь по носу, - рассвирепела я,  -  и  думать  вовсе
перестанешь.
   - Ладно, не злись, -  смилостивилась  подруга,  -  ехать  так  и  так
придется. Говорю, сейчас не сезон, а газетка наша выходит  регулярно,  и
ее надо чем-то заполнять. Хочешь не хочешь, а глубинки не миновать.  Так
чего ж мне одной страдать, давай за компанию.
   С моей точки  зрения,  страдать  за  компанию  было  довольно  глупым
занятием, с другой стороны, коварство Романа Андреевича рождало  в  душе
оторопь.
   А если я продолжу сидение  в  чужой  квартире,  да  еще  в  одиночку,
надолго меня не хватит, начну звонить супостату, а то и того хуже: домой
поеду. И вместо  воспитательного  мероприятия  выйдет  черт  знает  что.
Женька права, надо ехать.
   День, два я способна выдержать в глубинке, опять же природа и  погода
располагают, а больше двух дней Женьке не понадобится, чтоб  разобраться
с чертовщиной.
   Воодушевленная такими соображениями, я кивнула и заявила:
   - Едем в глубинку.
   -  Отлично,  -  невероятно  обрадовалась  Женька.  Как  видно,   идея
путешествовать в одиночку ее совершенно не прельщала.
   - Когда отправляемся? - уточнила я.
   - Сейчас. Я на машине. Загружаемся в мою тачку, завезем Людке ключи -
и вперед, навстречу мечте.
   - Какой мечте? - нахмурилась я.
   - Ладно, Анфиса, - опять вздохнула Женька, - собирайся.
   - Интересно, что ты имеешь в виду; - съязвила я, - раз у  меня  вовсе
ничего нет.
   - Ты, главное, подзарядное  устройство  от  телефона  не  забудь,  не
хотелось бы остаться без связи.
   Женькина машина стояла под окнами. Я покосилась на  чемодан,  который
она с трудом приволокла в квартиру, и задала вполне здравый вопрос:
   - Почему ты его в машине не оставила?
   - А вдруг сопрут! - нахмурилась подруга. - Машину свистнут, так  хоть
барахло останется. Я  покачала  головой  и  первой  вышла  из  квартиры,
игнорируя чемодан, хоть и предполагалось, что  вещи  в  нем  собраны  на
двоих. Жалобно вздыхая, подружка плелась следом, била себе чемоданом  по
щиколоткам, время от времени тоненько охая, но я осталась глуха к  чужим
мольбам.
   Наконец мы пристроили чемодан в багажник и поехали к Людке на работу,
чтобы вернуть ключи. Мы поведали ей о творческой  командировке  и  ровно
через полчаса покинули город.
   Путешествия меня всегда вдохновляли, я наблюдала мелькающий за  окном
пейзаж, стараясь не раздражаться  Женькиной  манерой  водить  машину,  и
размышляла о красотах среднерусской природы.
   Женька некоторое время помалкивала,  потом  толкнула  меня  в  бок  и
заявила:
   - Не спи. Лучше письмо прочитай. Оно в "бардачке".
   Потратив пять минут на поиски, я смогла-таки обнаружить  конверт,  на
котором было наклеено с десяток марок, причем так затейливо, что адрес с
трудом уместился на оставшемся пространстве.  Конверт  выглядел  изрядно
помятым, к тому же имел странный желтый цвет, а когда  я  стала  изучать
его внимательнее, выяснила, что некоторая желтизна  скорее  всего  имела
место от древности, так как  конверт  был  произведен  восемнадцать  лет
назад. Это меня немного озадачило, и я не без  трепета  извлекла  листок
бумаги в клеточку,  исписанный  крупным  округлым  почерком.  Ни  знаков
препинания,  ни  заглавных  букв  автор  не  признавал,  так  же  как  и
правописания, поэтому  я  потратила  довольно  много  времени,  постигая
содержание послания.
   "Уважаемая редакция. Пишут вам жители  села  Липатова,  газет  у  нас
никто не выписывает, потому что дорого и до  нас  все  равно  ничего  не
доходит, так как с нашей стороны  мост  снесло,  о  чем  мы  сообщали  в
предыдущем письме, а  с  другой  стороны  -  район  не  наш  и  тамошнее
начальство говорит, что раз мы не ихние, так никто нам не  обязан  почту
доставлять, потому что почта у нас своя, а в  самом  деле  так  и  есть,
почта в селе Заручье, но к нему как раз через  мост,  а  он  с  прошлого
половодья уплыл, то есть его этим самым половодьем снесло, и мы  теперь,
можно сказать, отрезаны от цивилизации.  Телевизор  тоже  не  кажет,  не
совсем, конечно, врать  не  будем,  иногда  кое-что  просматривается  по
первому каналу, но, когда  есть  картинка,  нет  звука,  так  что  самим
приходится додумывать, в чем там  дело,  и  не  всегда  угадываем,  хотя
некоторые наши жители здорово  поднаторели,  и  у  них  получается  даже
интереснее, а когда звук пробивается, картинка исчезает, и тогда новости
мы слушаем, но смотреть кино нет никакой возможности,  и  наши  бабы  уж
который месяц в недоумении, что там в любимом  сериале  происходит,  раз
все говорят одинаковыми голосами.  Мнения  разделились,  а  решить,  кто
прав, трудно, хотя летом это много проще, чем зимой,  потому  что  летом
приезжают городские и у них можно спросить. Но и городские у  нас  из-за
моста теперь редкость, а если кто приезжает, так мужики на  рыбалку  или
охоту, а они в сериалах мало что смыслят, и толку  от  них  никакого.  К
начальству мы обращались, но нам сказали, сигнал не доходит, потому  что
мы далеко - и раньше он шел из  соседней  области,  а  сейчас  не  идет,
потому что у них что-то там сгорело, и свои без сигнала сидят,  так  что
не до нас. Правда, приезжал к нам перед голосованием Коробочкин и обещал
сигнал дать и мост наладить, мы все дружно  за  него  проголосовали,  но
пока нет ни того ни другого, хотя времени  прошло  не  так  уж  много  и
надежды мы не теряем. Но обращаемся мы к вам совсем по другой причине. В
связи с тем, что в нашей деревне наблюдается некоторая  оторванность  от
окружающего мира, участились случаи разгула нечистой  силы.  Она  нас  и
раньше изрядно донимала, а сейчас нет никакой возможности жить спокойно,
шастают чуть ли не днем и почти что по домам. У бабки Анны лешак  сожрал
всех кур, живет в бане, которую по этой причине топить не дает,  а  чуть
что грозится спалить деревню. Мужики не могут в лес отлучиться, пропадут
дня на три, а Василий неделю отсутствовал и до  сих  пор  не  отошел  от
белой горячки, потому что его с утра  до  вечера  спаивали  русалки.  Но
Василий легко отделался, а вот  осенью  были  приезжие  из  Москвы,  так
сгинули все четверо и по сию пору не найдены, только машина  их  стояла,
пока в апреле месяце ее  наконец  не  забрали  московские  родственники.
Зимой было тихо, а с весны опять началось. Участковый хотел разобраться,
пошел на болото, хоть мы одному идти не советовали, но  не  послушал,  и
ничего хорошего из этого не вышло. Поутру нашли его с пробитой головой и
в беспамятстве. С той поры он все больше молчит, а за  околицу  выходить
опасается.  Третьего  дня  ушел  сосед  в  лес  присмотреть  кое-что  по
плотницкой части, так как хотел строить баню, и вернулся только  сегодня
и тоже в белой горячке. А с болота ухает и  колокол  бьет,  люди  видели
огни, и ночью хоть лезь  в  погреб,  до  того  страшно.  В  деревне  нас
осталось пятнадцать человек.
   И так как мы теперь всеми покинутые,  вся  надежда,  что  приедет  из
города грамотный человек и наведет здесь порядок. Ждем помощи,  посылаем
сигнал SOS, потому как, возможно, лето пережить не  удастся,  ухает  уже
возле крайнего дома.
   До свидания. Житель села Липатова Иван Бородин по  поручению  Августы
Поликарповны Игнатовой, Героя  Социалистического  Труда  и  заслуженного
работника сельского хозяйства, в настоящее время на пенсии".
   Дочитав до конца, я перевела взгляд на Женьку и грозно спросила:
   - Ты что, издеваешься?
   - Ничего подобного, - замотала она головой.
   - И твое начальство, прочитав все это, отправило тебя разбираться?
   Значит, это не ты, а твое начальство спятило, -  разволновалась  я  и
стала  высматривать,  где  нам  удобнее  всего  развернуться,  так   как
продолжать путешествие не было никакого смысла.
   - Ты, Анфиса, подожди гневаться, - ласково заговорила Женька, чем еще
сильнее разволновала меня. Таким тоном обычно  обращаются  к  детям  или
слабоумным, когда хотят их в  чем-то  убедить.  -  Все  не  так  просто.
Письмо, конечно, заслуживает, чтобы его напечатали в авторской  редакции
под рубрикой "Смех сквозь слезы", но наш редактор, человек большого  ума
и проницательности, навел справки и выяснил, что люди в  районе  деревни
Липатове  действительно  бесследно  исчезают,  по  крайней  мере,   есть
заявления родственников и прочее. В милиции только руками разводят, мол,
там рядом болото и по пьяному делу... В общем, труп могут вовсе  никогда
не найти.
   - Чей труп? - насторожилась я.
   -  Соберись,  Анфиса.  Люди  просто  так  не  пропадают.  Что-то  там
происходит.
   - Ты сама говоришь: по пьяному делу... болото... По-моему, все и  так
ясно.
   - Не скажи. Вот взять, к примеру, участкового. Если все просто, тогда
чего ж мужик боится за околицу выйти?
   - Откуда ты знаешь, что боится?
   - Так в письме написано.
   - Это письмо - сплошное недоразумение.
   - Неужто тебе не интересно разобраться? - усмехнулась  Женька,  хитро
на меня поглядывая.
   - В чем разобраться? - тоже усмехнулась я.
   - Ну... есть нечистая сила или нет.
   - Прекрати говорить глупости. Это даже неприлично. Нечистая сила...
   Произошел несчастный случай... понятное  дело,  жители  этого  самого
Липатова сидят без телевизоров, газет и прочих  достижений  цивилизации,
вот и  лезет  поневоле  всякая  чушь  в  голову.  А  ты  зачем  глупости
повторяешь?
   - Постижение тайны - одно из завоеваний человечества. Возможно, самое
главное завоевание, - с умным видам заявила подружка,  а  я  насупилась.
Ясно было, что Женька дурака  валяет,  а  потакать  ей  в  этом  мне  не
хотелось.
   В общем, мы замолчали и до  ближайшего  райцентра  не  промолвили  ни
словечка. Там выяснилось,  что  Женька  запаслась  картой  области.  Она
расстелила ее  на  коленях,  долго  сидела  нахмурившись,  потом  ткнула
пальцем в едва заметную точку и заявила:
   - Вот.
   Без особого желания я взглянула на ее палец. Надо  сказать,  Липатове
действительно  находилось  вблизи  границы  области.  Судя  по  обильной
зелени, места там лесистые. Затейливо вьющаяся нитка реки брала  деревню
в полукольцо. Ничего похожего на обозначение автомобильной дороги я  при
всем своем старании обнаружить не сумела.
   - Да-а, - сказала я,  косясь  на  Женьку.  Та  выглядела  чрезвычайно
деятельной.
   - Сейчас выедем из города и  направо,  а  там  по  прямой  километров
шестьдесят. Поехали.
   Я пожала плечами, Женька сложила карту и тронулась с  места.  Направо
мы свернули и километров двадцать ехали вполне  сносно.  Далее  начались
трудности.
   Дорога неожиданно исчезла,  то  есть,  въезжая  в  село  Красине,  мы
распознавали ее еще вполне отчетливо,  но  на  выезде  смогли  лицезреть
только слабое подобие, посыпанное щебнем, затем и подобие  кончилось,  и
дорога стала... как бы это выразиться, труднодоступной. Лично  меня  это
не удивило, раз никакой дороги на карте не было вовсе, но Женька  начала
злиться.
   - Что за черт? - ворчала  она,  подпрыгивая  на  очередном  ухабе,  к
сожалению, вместе со мной. - Хоть бы вешки поставили,  чтоб  с  пути  не
сбиться.
   Преодолев таким образом километров пятнадцать, мы выехали  на  шоссе,
но обрадовались рано. На  указателе  справа  значилось  "Медведеве",  на
указателе слева "Лощина", а нам  надо  было  на  Липатове,  если  верить
карте. Мы притормозили в крайнем недоумении,  но,  потосковав  некоторое
время, увидели  милицейский  "газик".  Женька  выпорхнула  из  машины  и
отчаянно замахала руками.
   "Газик"  остановился,  левая  дверь  открылась,  и  появился  мужчина
почтенного вида с усами и погонами капитана.  На  Женьку,  ее  машину  и
меня, выглядывающую в открытое окно, он смотрел с интересом.
   - Извините, - разулыбалась подружка, - как нам в Липатове проехать?
   -  Никак,  -  подумав  немного,  степенно  ответил  капитан  и   тоже
улыбнулся, еще немного подумал и добавил:
   - Мост снесло.
   - Про мост мы знаем. А вот где это самое Липатово находится? В  какой
стороне?
   - А вам зачем? - Капитан потер нос и с хитрецой посмотрел на нас.
   - Мы из газеты. -  Женька  сунула  ему  под  нос  свое  журналистское
удостоверение, дядька взглянул без особого интереса и  кивнул,  точно  с
чем-то соглашаясь, потом ткнул пальцем через плечо куда-то за свою спину
и сообщил:
   - Липатове там.
   Я  вытянула  шею,  но  никакого  подобия  дороги  в  том  направлении
разглядеть не смогла и заволновалась.
   - Как там? - изумилась Женька, заглядывая за спину  капитана.  -  Там
нет ничего. В смысле дороги.
   - Дороги нет, - согласился он.  -  Вы  направление  спросили,  я  вам
показал.
   - Так как же нам туда добраться? - начала терять терпение Женька, а я
ничуть не удивилась, услышав:
   - Отсюда никак. Если хотите в Липатове проехать, вам надо в  райцентр
вернуться и брать влево, а не вправо.  И  прямиком  на  Вяхиреве.  Потом
свернуть  на  Ермолино  и  до  моста.  -  Он  почесал  нос,  вздохнул  и
осчастливил:
   - До Буланова доедете точно, а там на вашей машине вряд ли.  Трактора
колею набили, хрен проскочишь. Хотя, может, колею запахали, но я  бы  на
это особо рассчитывать не стал.
   - А сколько от Буланова до Липатова? - проявила интерес Женька.
   - Километров двадцать будет. Может, меньше. Пятнадцать точно.
   - А до Буланова этого сколько?
   - От райцентра сто тридцать километров.
   - Как же так? - изумилась Женька. - Ведь отсюда до Липатова по  карте
двадцать пять километров?
   - Так по карте, а вам в объезд придется через соседнюю область.
   Я заскучала и потеряла интерес к разговору.  Женька  решила  проявить
настойчивость и выспрашивала дальше:
   - Но ведь как-то в Липатове люди попадают?
   - Конечно. Кто как.  Вам  можно  до  Заручья,  оставите  машину  и  с
кем-нибудь из местных договоритесь, чтоб через реку на лодке  перевезли.
Тогда к вечеру там будете.
   - А до Заручья как добраться?
   - До Заручья от райцентра тоже надо было влево брать.
   - Как влево, когда мы по карте смотрели, дорога вправо и...
   - Так то карта, - вздохнул капитан,  -  мало  ли  что  там  нарисуют.
Дорога и на карте есть, и так вроде есть, но проехать по ней  не  каждый
может. Если интересуетесь, то на первом повороте налево.
   - Налево? - на всякий случай переспросила Женька.
   - Налево, - кивн