. свежая? Ну, как она выглядела?
   - Ты думаешь, я ее разглядывала?
   - Значит, ничего определенного сказать не можешь? Жаль. Я ее тоже  не
разглядела, хотя, обрати мы на это внимание, было бы  гораздо  проще.  К
примеру, если голова свежая...
   - Да заткнись ты! - не выдержала я. Женька испуганно втянула голову в
плечи и замолчала. Мы вышли к деревне,  и  первой,  кого  увидели,  была
Зинаида, жена Вовы Татарина.
   - Ваш муж вернулся? - бросилась к ней Женька.
   - Нет, - равнодушно ответила  та.  -  Должно  быть,  где-то  дрыхнет.
Придет.
   А зачем он вам?
   - Да мы хотели его попросить проводить нас на остров, - с ходу  нашла
я причину.
   - Он на болото не пойдет. Говорит, нельзя, там леший водит. И вам там
делать нечего. Этот остров ничего из себя не представляет, просто клочок
твердой земли  среди  болота.  Там  штольня,  десяток  деревьев  и  луг.
Смотреть не на что.
   - Какая штольня? - спросила я.
   - Как же... там раньше уголь брали.  Потом  он  кончился,  оказалось,
немного его и было.
   - Подождите, а как же уголь доставляли? - не поняла я.
   - На лошадях, потом машиной... Но  машиной  недолго,  он  как  раз  и
кончился.
   - Так это что же получается, на остров есть дорога?
   - Была.  Раньше.  Еще  лет  пять  назад  как  была.  А  потом  пришли
мелиораторы, принялись осушать болото возле Фрязина да чего-то напутали,
и вышло так, что и там не осушили, и вокруг  еще  больше  разболотилось.
Проехать сейчас нельзя..  Если  только  на  мотоцикле.  Мой-то  когда-то
ездил. В тех местах брусники море... А в прошлом году  уже  не  проехал,
говорит, сплошное болото, хотя, может, и врет...
   - А пройти, пройти туда можно? - заволновалась я.
   - Так говорю, леший водит. По  вешкам  никак  нельзя.  А  со  стороны
Фрязина, может, и можно, только это далеко, да и кому надо? У фрязинских
своих ягод девать некуда, а как сделали объездную дорогу, так ягоду и не
продашь...
   На рынок ехать себе дороже... А  что  это  у  вас  в  тряпке?  -  без
перехода спросила она, уже некоторое время с любопытством поглядывая  на
сверток.
   - Нашли на мельнице.
   - А тряпка-то моя, -  удивилась  Зинаида.  -  Это  мое  платье  было,
порвалось, так я им в огороде руки вытирала.  Еще  Вовку  облаяла,  куда
тряпку дел, а он меня облаял, мол, не знаю, где твои  тряпки...  Как  же
она на мельнице очутилась? - Я развернула  тряпку  и  протянула  женщине
икону. - Вот паразит, - ахнула она и торопливо перекрестилась. - Значит,
он ее из часовни уволок... А еще божился, матерью клялся... Одно  слово,
нехристь. - Она в  досаде  плюнула,  вновь  испуганно  перекрестилась  и
вернула нам икону. - Надо бабам сообщить да батюшку из Заручья  позвать,
чтоб заново часовню освятил. -  Зинаида  бросилась  к  ближайшему  дому,
застучала в окно и зычно позвала:
   - Михайловна, приезжие девки икону нашли на мельнице,  в  мое  платье
завернутую.  Не  иначе  как  Вовка,  пьяница  проклятый,  ее  утащил  из
хулиганства, чтоб ему пусто было...
   Пока мы шли по деревне, Зинаида таким образом успела оповестить  всех
жителей.  Вскоре  а  возле  колодца  собрались  пятнадцать  старушек  и.
Василий, который, судя по всему, успел заглянуть к Августе Поликарповне,
потому что  на  ногах  стоял  с  заметным  напряжением.  Старушки  иконе
обрадовались, а я продемонстрировала  Зинаиде  пальто,  обнаруженное  на
мельнице, и спросила:
   - Это тоже ваше?
   Она отрицательно покачала головой, внимание собравшихся переключилось
с иконы на пальто, и вскоре тетка Августа с некоторым удивлением  узнала
в нем свою собственность.
   - Мое пальто. Я еще в Заручье  работала,  когда  его  пошила.  Нас  в
область посылали на семинар для работников сельского  хозяйства,  вот  я
там драп и купила, а шила в районе, в ателье, оно лет двадцать в  чулане
висит. Как же оно на мельнице оказалось?
   У нас с  Женькой  на  этот  счет  были  свои  соображения.  Мы  молча
переглянулись, а Женька решила выступить в роли сыщика. Как видно, мысль
о голове, которую мы нашли, а потом потеряли, не давала ей покоя.
   - Мы вот что узнать хотели, не было ли у  кого  в  гостях  мужчины  с
усами?
   Вопрос поверг присутствующих в раздумье.  Если  честно,  спроси  меня
такое, я бы тоже не могла ответить, однако сельчане оказались на высоте.
   - У меня сын усы носит, - сообщила  одна  из  жительниц,  -  приезжал
картошку сажать. А чего?
   - Ничего, - торопливо ответила я, боясь, что Женька спросит:  "А  жив
ли ваш сын в настоящий момент?"  -  и  доведет  субтильную  старушку  до
инфаркта.
   Общими усилиями вспомнили еще четверых усатых, но нам от  этого  было
ни жарко, ни холодно, раз проверить невозможно, живы они сейчас или нет,
то есть проверить можно и даже нужно, но заниматься этим должна милиция,
а нам за самодеятельность, чего доброго, еще и по  шеям  надают.  Женька
все-таки не удержалась и спросила:
   - А никто недавно в округе не исчезал? - Бабки дружно  переглянулись,
после чего уставились на нас с непониманием в лицах. - Ну... может быть,
кто-то уехал и до сих пор не вернулся?
   Я кашлянула, давая понять подруге, что увлекаться не стоит, и,  когда
она замолчала, спросила тетку Августу:
   - Иван дома?
   - Зачем он вам? - насторожилась она.
   - Хотели у него про мельницу спросить, мальчишки  народ  приметливый,
может, заметил кого?
   - Да я его с вечера не видела, убрел куда-то. Слышу,  дверью  хлопнул
часов в одиннадцать, а уж утром встала, терраса пустая.  Он  там  обычно
спит.
   Есть захочет, явится.
   - А у кого хранятся ключи от замка на мельнице? - Мой  вопрос  удивил
женщин.
   - Так мельницу никто и не запирал...
   - Может, участковый? - выдвинул идею Василий. - Чтоб, значит, кто  из
детни не залез и шею не свернул. Хотя какая у  нас  детня...  -  Тут  он
нахмурился, посмотрел немного осмысленнее и спросил:
   - А замок какой?
   - Обыкновенный, - ответила я, мало что соображая в замках.
   - Ключ снизу вставляется? - не унимался Василий.
   - Да... кажется.
   - Так у меня замок пропал вместе с ключами. Валялся  на  верстаке,  а
тут Гутя попросила замок, чтоб баню закрыть, а его и нету... Может,  мой
замок?
   - Может, - пожала я плечами.
   - Пойду взгляну. - Василий устремился в сторону мельницы без  видимых
признаков недавних возлияний. Как  видно,  мысль  о  замке,  точнее  его
возможном  возвращении  к   Хозяину,   подействовала   на   него   самым
благоприятным образом.
   Женщины продолжили разговор, решая, как сообщить зарученскому батюшке
о чудесном обнаружении иконы, а мы с Женькой вспомнили, что в пансионате
начался завтрак, и поспешили туда -  после  утренних  приключений  очень
хотелось кушать. Я шла впереди, пытаясь понять, что меня так  беспокоит,
пока Женька не сказала:
   - Странно, что Вова Татарин до сих пор дома не появился.
   Я сбилась с шага и уставилась в глаза подруги.
   - Ты думаешь?..
   - Ой, - пискнула она, - я не думала, а теперь, когда  ты  спросила...
Но ведь голова была не Бовина?
   - Не Бовина, - почти уверенно кивнула я. - Отсутствие Ивана  Бородина
меня тоже очень тревожит. После завтрака пойдем их искать.
   - Может, мы напрасно  драматизируем?  -  забегая  вперед,  заговорила
подружка. - Вова в самом деле может спать в канаве,  а  Иван  Бородин  -
ребенок, у детей обычно много дел. Гуляет где-нибудь. Ты знаешь, Анфиса,
я была бы рада, если б нам голова просто привиделась с перепугу.
   - Мне вот что пришло в голову. Вчера у тетки Августы парень вел  себя
странно. Вроде чего-то испугался.
   - Чего ему бояться?
   - Думаю,  он  нас  ночью  на  мельнице  увидел,  оттого  вчера  и  не
обрадовался  нашему  приходу,  опасался,  что  мы  его  узнали  и  бабке
нажалуемся.
   - Анфиса, как считаешь, с рюкзаком Иван был? Зеленый  охотник  должен
быть гигантского роста. А тот, который нам встретился?
   -  Чего  ты  меня  спрашиваешь,  ты  же  рядом  стояла,  -Стояла,   -
согласилась Женька, - но с перепугу не разобрала.
   - Если честно, я тоже. Одно очевидно, на гиганта встреченный нами тип
не тянет, не то мы бы с ним справиться не смогли.
   - Это точно, - с грустью согласилась  Женька.  Мне  ее  чувства  были
понятны, кому ж приятно думать, что убийство совершил  ребенок,  хоть  и
слабоумный. - Может, померещилось, -  вздохнула  она,  и  далее  мы  шли
молча.
   Когда мы с Женькой  появились  в  столовой,  там  уже  собрались  все
постояльцы.
   - Как ваша статья? - спросил Валера, едва мы успели поздороваться.
   - Собираем материал, - ответила Женька, а я вдруг  подумала,  что  со
всеми бесовскими делами мы забыли о наших подозрительных соседях.
   - Где вы пропадаете? Я вчера собирался пригласить вас на чашку чая...
   - Беседуем с местными жителями,. - пожала плечами Женька.
   - Вот оно что... А я подумал, может, вы Кукуя ловите?
   - Чтобы поймать  Кукуя,  надо  добраться  до  острова,  -  совершенно
серьезно ответила Женька, словно не замечая иронии. - Потому что  именно
там Кукуй и живет, если верить местной мифологии. Попасть же на остров -
дело чрезвычайно сложное. Я думаю, местные там что-то прячут,  вовсе  не
Кукуя, а что-нибудь прозаическое. Сбили вешки, чтоб туда никто пройти не
смог, и провожатыми быть отказываются. Я уверена, попасть на  остров  не
так трудно, если знаешь дорогу, другое дело, что жители не хотят,  чтобы
туда проник кто-то из посторонних.
   - И что там, по-вашему?  -  спросил  Владислав  Петрович.  -  Золото,
бриллианты?
   - Вряд ли. Может, какой-нибудь подпольный  спиртзавод  или  что-то  в
этом роде. Сегодня мы намереваемся встретиться с  участковым.  Возможно,
он прольет свет на нежелание местных граждан открывать свои секреты.
   Я слушала Женьку и ухмылялась до тех пор, пока не  обратила  внимание
вот на что: сотрапезники восприняли ее речь очень серьезно,  я  бы  даже
сказала, чересчур серьезно, если учесть, что  их  интерес  к  острову  и
всему, что с ним связано, носит чисто спортивный характер. Если  заядлый
рыбак Геннадий Степанович  навострил  уши,  услышав  о  спиртзаводе,  то
Владислава Петровича Женькина догадка повергла в мрачные  раздумья,  его
супруга, косясь на него, сидела с растерянной и несчастной  физиономией,
а Валера нахмурился, наблюдая реакцию соседей. Ну, с  этим-то  ясно,  он
сюда явился, чтоб за писателем следить, небось сейчас прикидывает,  чего
это Владислава Петровича так разбирает...
   За столом повисло молчание, оно тяготило всех, кроме нас с Женькой.
   Геннадий Степанович попытался завязать разговор, но  попытка  успехом
не увенчалась, сотрапезники были слишком увлечены собственными  мыслями.
Тут из парка донесся отчаянный  собачий  лай,  затем  мы  увидели  через
распахнутое настежь окно нашу недавнюю знакомую рыжую собачонку, которая
отважно наскакивала на пса раза в два крупнее ее,  тот  злобно  рычал  и
пятился, что-то держа в зубах.
   - Вот Моська, знать, она сильна... - начал декламировать Валера,  тут
в парк спустилась Мария Павловна и грозно крикнула:
   - Пошли отсюда, фу... - И замахала руками.
   Вместо того чтобы угомониться, псы предприняли  попытку  окончательно
разобраться друг с другом. Рыжая, почувствовав поддержку в лице  хозяйки
пансионата, бросилась с заливистым лаем на  противника,  тот  отпрыгнул,
оскалил пасть, выронив при этом свою добычу, огрызнулся, попытался вновь
подхватить ее с земли, но Мария  Павловна  вооружилась  палкой,  и  пес,
поджав хвост, бросился с территории, а рыжая,  проводив  его  немного  и
убедившись, что победа осталась за ней, вернулась к хозяйке.  Между  тем
Мария  Павловна  наклонилась,  что-то  разглядывая   на   земле,   затем
вскрикнула, схватилась рукой за сердце и начала оседать на землю.
   - Ей плохо, - первой сообразила Женька и бросилась на помощь.
   Мария Павловна сидела на земле с бледным лицом  и  дрожащими  губами,
глаза ее  смотрели  испуганно,  она  пыталась  что-то  произнести,  тыча
пальцем в землю. Между тем рыжая собачонка, схватив добычу, побежала  на
хоздвор, а Мария Павловна, закатив глаза, рухнула на  руки  подоспевшему
Геннадию Степановичу.
   - Мария Павловна, дорогая... - суетилась Лидия Артуровна. -  Позовите
кого-нибудь из персонала.
   - Ее надо на кушетку положить и вызвать  врача.  Анфиса,  быстрей  на
гору, отсюда сотовый не возьмет.
   Услышав о враче, Мария Павловна замотала головой и, глубоко вздохнув,
отчетливо произнесла:
   - Милицию, участковому сообщите и отнимите ее у собаки.
   - Что отнять? - нахмурился Валера. Мария Павловна заплакала и Махнула
рукой. Я побежала на пригорок вызывать "Скорую",  беспокоить  милицию  я
поостереглась, понятия не имея, что должна им сказать, то есть  что  так
напугало Марию Павловну. Так и не дозвонившись до "Скорой",  я  увидела,
что Валера машет мне руками, предлагая вернуться. Я поспешно  спустилась
к пансионату, поднялась на веранду, где застала следующую картину: Мария
Павловна лежала на диване, рядом с ней сидела девушка, сменившая Марину,
а остальные носились по  двору  за  рыжей  собачонкой.  Сказать  честно,
выглядело это комично.
   Собачонка в  гонках  явно  побеждала,  первым  не  выдержал  Геннадий
Степанович  и,  тяжело  дыша,  взошел  на   веранду,   вскоре   к   нему
присоединились Лидия Артуровна и Женька,  а  затем  Владислав  Петрович.
Самыми стойкими оказались Валера и Коля,  которые,  заслышав  шум,  тоже
приняли участие в погоне, но и они в конце концов выдохлись.
   Некоторое время на веранде царило молчание, было слышно лишь  тяжелое
дыхание бегунов, затем раздались осторожные шаги, и на веранде появилась
рыжая собачонка. Замерла у входа, и все замерли вместе с ней, напряженно
ожидая, что будет дальше. Рыжая сделала еще несколько  шажков,  опустила
на пол. свою добычу, тявкнула и не спеша  засеменила  с  веранды,  а  мы
дружно кинулись взглянуть на то, что она принесла.
   У всех из горла вырвалось дружное "ох", Женька зажмурилась,  а  Лидия
Артуровна  сделала  попытку  упасть  в  обморок,  но,  так  как  на  это
решительно никто не обратил внимания, осталась стоять на ногах.
   Я во все глаза пялилась на то, что лежало у моих ног, силясь привести
в порядок свои мысли. Если честно,  упасть  в  обморок  мне  тоже  очень
.хотелось, потому что на полу лежала человеческая рука, то есть  не  вся
рука, а кисть, но и этого  было  вполне  достаточно,  чтобы  спятить  от
страха.
   - Черт возьми, - пробормотал Валера, высказывая  всеобщее  мнение  на
этот  счет,  Лидия  Артуровна  испуганно  посмотрела  на  мужа  и  вдруг
смертельно  побледнела,  лицо  писателя  точно  окаменело,   а   взгляд,
устремленный к отрубленной руке, очень мне не понравился.  Растерянности
или страха в нем не было, скорее ненависть.
   - По-моему, нам действительно придется  вызвать  милицию,  -  заметил
Валера.
   В общем, я опять взобралась на пригорок и позвонила по 02. Дальнейшие
свои телефонные мытарства описывать не буду, в конце концов мне  удалось
дозвониться  до  районного  отделения  милиции,  где  моему  звонку   не
обрадовались и сообщили, что раньше чем к  вечеру  приехать  не  смогут.
Во-первых, сейчас нет машины, во-вторых, если машина к обеду и появится,
то радость небольшая, потому что все равно  нет  бензина,  а  в-третьих,
если даже он найдется, то добираться  к  нам  предстоит  через  соседнюю
область, раз мост снесло, а это  крюк  в  сто  километров,  а  может,  и
больше, потому что там тоже дороги не сахар.
   - В Заручье есть лодка, - не выдержала я, - вы могли бы добраться  на
ней, и бензина не нужно. В конце концов, речь идет об убийстве.
   - А труп есть? - вздохнули на том конце провода.
   - Есть кисть руки, - свирепея, ответила я. - Этого что, мало?
   - Чтобы возбудить уголовное дело по факту убийства, нужен труп,  -  а
рука не считается. Может, мужик какой ее по пьяному делу оттяпал или там
бензопилой... всякое бывает, а вы уж сразу убийство... А нам лети  сломя
голову... поспрашивайте у местных, не покалечился ли кто...
   С родной милицией я и раньше  имела  дело,  не  приходя  от  этого  в
восторг.
   Опять же, муж у меня почти что  мент,  и  тоже  ничего  хорошего,  но
такого мне слышать еще не  доводилось,  и  я,  признаться,  растерялась.
Пробормотала "извините" и отключилась.
   Когда я вновь  появилась  на  веранде,  там  царило  молчание.  Мария
Павловна уже пришла в себя и горестно качала головой, дежурившая девушка
испуганно жалась к ней, точно ища защиты, остальные пребывали в глубокой
задумчивости.
   Все дружно посмотрели на меня, а я пожала плечами:
   - Сказали, скоро не ждать, у них бензина нет.
   - Черт знает что такое,  -  возмутился  Владислав  Петрович,  но  мне
показалось, что в его возгласе  прозвучало  больше  удовлетворения,  чем
досады.
   - Пожалуй, надо домой собираться,  раз  такие  дела,  -  подал  голос
Геннадий Степанович.
   - Нет, - встрепенулась Женька, - никому уезжать нельзя. Речь идет  об
убийстве и...
   -  Вы  что  же,  кого-нибудь  подозреваете?  -  усмехнулся  Владислав
Петрович.
   - При чем здесь это? Я  точно  знаю:  если  совершено  убийство,  все
должны оставаться на местах до окончательного прояснения.
   - Возможно, и нет никакого убийства, - вступил в разговор  Валера.  -
Насколько мне известно, существуют определенные правила...
   Он еще что-то говорил, но я не  слушала,  углубившись  в  собственные
мысли. Если с утра я еще сомневалась в существовании отрубленной головы,
считая ее то галлюцинацией, то чьей-то глупой шуткой (шутник вполне  мог
натянуть резиновую маску, например, на футбольный мяч, а мы в темноте да
с перепугу  вообразили  невесть  что),  так  вот,  если  с  утра  я  еще
сомневалась в ее существовании, то теперь  была  абсолютно  уверена:  мы
видели настоящую голову, раз к ней еще прибавилась и кисть  руки,  самая
что ни на есть настоящая. Вон она лежит  на  подоконнике,  завернутая  в
тряпочку. Выходит, мы имеем дело с  убийством,  причем  с  изощренным  и
совершенным с особой жестокостью.
   Допустим, кто-то кого-то убил (к сожалению, такое  не  редкость),  но
зачем же отрубать руки и голову, а потом расхаживать с этой  головой  по
болоту?
   И тут на ум приходит черная месса, россказни про Зеленого охотника  и
прочее в том же духе...  Логично  предположить,  что  убийство  совершил
человек психически  ненормальный,  увлеченный  местными  страшилками,  в
связи с чем возникает кандидатура Горемыкина  с  его  неуемной  тягой  к
фольклору. К сожалению, есть и второй кандидат - Иван Бородин.  Этому  с
ума сходить не надо, у него и так большие проблемы,  а  то,  что  слабую
голову ребенка бабка умудрилась забить  всякой  чушью,  в  которую  сама
свято верит, известно доподлинно.
   - Как вы думаете, это долго  продлится?  -  громко  спросил  Геннадий
Степанович. - У меня через два дня отпуск кончается, и вообще...
   - Это вы в милиции узнайте, - с усмешкой заявил  Владислав  Петрович.
Он о чем-то сосредоточенно размышлял, а Валера  исподтишка  наблюдал  за
ним. Мало мне печали с отрубленными головой и кистью, так еще  эти  двое
ведут себя крайне подозрительно.
   Внезапно возле веранды послышались шаги, и вскоре нашим очам предстал
улыбающийся  Иван  Иванович.  Правда,  улыбка  вскоре  сползла   с   его
физиономии, и он с тревогой спросил:
   - Что случилось?
   - Собака принесла кисть руки, - сообщил Валера, пожимая плечами.
   - Какую кисть? - не понял Горемыкин. Я бы, кстати,  тоже  не  поняла,
если б мне сказали такое.
   -  Человеческую,  -  вторично  пожал  плечами   Валера.   -   Желаете
взглянуть?
   Она на подоконнике.
   - Это что, шутка? - нахмурился Иван Иванович.
   - И рады бы шутить, но... что есть, то есть. Ждем милицию, обещали  к
вечеру приехать.
   Иван Иванович вытер ладонью  вспотевший  лоб  и  тяжело  опустился  в
плетеное кресло.
   - Выходит... совершено преступление? - помедлив, спросил он.
   - Если хозяин кисти не найдется живым и здоровым - выходит. Но  лично
я не верю, что найдется. Мне почему-то  к