получил ее обратно!
      -  Кой черт! Не знаю, куда я ее сунул... Дайте вторую!
На этот раз Ботболт не стал пререкаться и безропотно вытащил
из  кармана  перчатку,  в которой обслуживал  нас  во  время
ужина.  Чиж  двумя  пальцами  ухватился  за  ткань  и  сунул
перчатку   в   буфет.   И  через  секунду,   с   величайшими
предосторожностями, извлек на свет божий.., початую  бутылку
"Venve Cliquot Ponsardin"!
      -  Что  скажете,  Ботболт? Это та  самая  бутылка,  из
которой  вы  наливали  шампанское  в  последний  раз?  Аглае
Канунниковой, я имею в виду?
     Ботболт несколько озадачился.
     - Ну же, смотрите! Это она?
     - Не знаю...
     - Вы поставили ее сюда?
      -  Нет. Вы же сказали ничего здесь не трогать. Бутылка
осталась стоять на столе. К ней я не прикасался.
     - До тех пор, пока она не исчезла?
      -  Я  же  сказал  вам... К бутылке я не  прикасался  и
понятия не имею, куда она делась.
     - Значит, это не она?
     - Не знаю.
      - Тогда откуда же взялась эта? Начатая? Или вы храните
недопитые бутылки в шкафах?
      -  Нет, мы не храним недопитые бутылки в шкафах. Их мы
храним в холодильнике. Но обычно...
      Обычно до этого не доходит, если учесть порочные нравы
Доржо и Дугаржапа, ежу понятно!..
     - Лично вы ее сюда не ставили? - не унимался Чиж.
     - Лично я - нет.
     - Ну, хорошо...
     Чижа вдруг забила мелкая дрожь, а волосы, солидаризуясь
с  хохолком,  встали  дыбом.  Оператор  завращал  глазами  и
засучил  руками в таком бешеном темпе, что его  смело  можно
было назвать прелюдией к эпилептическому припадку. Во всяком
случае,   я   нисколько  не  удивлюсь,  если  на   губах   у
умалишенного Чижа вдруг покажется пена.
      -  Тебе  плохо? - участливо спросила я. - Может  быть,
воды?
      -  Шампанского! - изрыгнул из себя Чиж. - Я буду  пить
шампанское.
      -  В  каком смысле? - Я даже оторопела, а невозмутимый
Ботболт направился к холодильнику.
     - Вы не поняли... Я буду пить это шампанское!
     - Какое? - хором воскликнули мы с Ботболтом.
      -  Вот  это  самое, - Чиж пальцем указал  на  бутылку,
извлеченную из буфета.
      Если  до  этого  у  меня  еще  оставались  сомнения  в
психическом  здоровье Чижа, то теперь они  исчезли  напрочь.
"ПетяНоМожноЧиж"  был опасно болен, а все  мы,  вместо  того
чтобы  с  почетом препроводить его в больницу им. Скворцова-
Степанова, пошли у него на поводу. Да, именно так!  Все  это
время мы выслушивали бредни сумасшедшего.
      - Я буду пить это шампанское, - еще раз повторил Чиж и
даже закусил губу от бесповоротности решения. Мы с Ботболтом
переглянулись.
       -   Может  быть,  не  стоит  шампанское?  -   Ботболт
страдальчески  приподнял брови. - Может  быть,  ограничитесь
виски? Или текилой? Или водкой на худой конец?
     - Не ограничусь!
      -  Ну,  хорошо...  Не  хотите крепких  напитков,  есть
замечательное вино. "Шато Доман де Шевалье"... Любой  гурман
продаст  Родину за бутылку "Шевалье". За пробку от  бутылки!
Хотите?
     - Не хочу! - продолжал кочевряжиться Чиж.
       -  А  может,  ликерчику,  Чижевич?  -  встряла  я.  -
Ликерчику, а? Самое то! Ликерчику - и баиньки.
      -  Я же сказал: я буду пить это шампанское. Дайте  мне
бокал, Ботболт!
      Впрочем,  нетерпение Чижа было так велико, что  он  не
стал  дожидаться  Ботболта, а блохой  подскочил  к  столу  и
вцепился в бокал.
      И  в ту же секунду я поняла: этот болван действительно
опорожнит  проклятую  бутылку! Назло  мне,  назло  Ботболту,
назло Дашке, назло трем грациям в столовой, назло недобитому
фашисту,   назло  спящему  режиссеру,  назло  отсутствующему
хозяину,  назло  трем трупам... Назло самому себе,  наконец!
Вот  ведь  твою  мать!  Три трупа были  еще  туда-сюда,  они
составляли   классическое,   воспетое   мировой    культурой
триединство... Но четыре! Четыре - это был явный перебор!
      - Нет, - дрожащим голосом сказала я и протянула руку к
бутылке. - Нет, я не дам тебе пить эту гадость.
      -  Отпечатки! - простонал Чиж. - Не смей ее  касаться,
там же отпечатки!
      Скорее повинуясь его властному голосу, чем вслушиваясь
в слова, я отпрянула от "Veuve Cliquot Ponsardin".
      -  Ты идиот! А если это и есть отравленное пойло?  Чиж
потер взмокший лоб и расплылся в улыбке:
     - Ты переживаешь?
     - Переживаю. Хватит смертей на сегодня.
     - Ты переживаешь из-за этих смертей или из-за меня?
      Я  надолго замолчала. Я не знала, что ответить. Больше
всего  я  переживала  за себя. Вернее, за  свой  собственный
пошатнувшийся  рассудок.  То,  что  выйти  из  этого  трижды
проклятого дома без потерь не удастся, - свершившийся  факт.
Но  и на роль наперсницы смерти я своего согласия не давала.
Весь  вопрос сейчас состоит в том, какой репликой  закончить
пьесу  и  как  побыстрее опустить занавес.  И  при  этом  не
пришибить декорациями ни в чем не повинных работников сцены.
     - Ты не ответила, - напомнил о себе Чиж.
     - А ты как думаешь? - осторожно сказала я.
     - Хотелось бы, чтобы ты переживала из-за меня.
     - Хорошо. Я переживаю из-за тебя.
      -  Замечательно! Но в общем... Если я правильно оценил
ситуацию,  ничего страшного в том, что я выпью  это  чертово
шампанское, не будет.
     - А если ты не правильно оценил ситуацию?
     Чиж развел руками, что могло означать только одно: если
он   не  правильно  оценил  ситуацию,  то  в  стане  дорогих
покойников ожидается пополнение.
     - Не нужно этого делать, Чиж... Пожалуйста.
      -  Я  просто хочу проверить свою версию. Я подозреваю,
что она верна.
     - А если неверна?
      -  Если  неверна,  пусть  высокое  собрание  выслушает
последнюю  волю приговоренного к смерти. Вы готовы выслушать
ее, Ботболт?
     Ботболт кивнул головой в знак согласия.
     - Ты готова выслушать ее, Алиса?
      -  Может  быть,  для начала напишешь  бумажку?  -  Чиж
сознательно  играл у меня на нервах, и я была  больше  не  в
силах  сдерживаться.  -  "В  моей  смерти  прошу  никого  не
винить..."
     - Два свидетеля. Два свидетеля - вполне достаточно.
      Никаких бумажек не надо. - Он опустил голову  и  тихим
жалобным голосом попросил:
     - Поцелуй меня, пожалуйста.
     - Что?!
     - Поцелуй меня.
     - Не поняла...
     - Он попросил, чтобы вы его поцеловали, - просуфлировал
Ботболт.
     - С какой радости?
     - Это - моя последняя воля. Возражения есть? Я молчала.
      -  Неужели  откажешься? - заканючил  Чиж.  -  Отказать
приговоренному - это все равно что пьяного обобрать! Это все
`  "-.  что  ребенка ударить. Это все равно что...  Это  все
равно что дать на лапу Генсеку ООН! В рублях!..
       Последний  аргумент  был  особенно  неотразим,  и   я
решилась. Я подошла к Чижу и, закрыв глаза, поцеловала его в
твердую и почему-то пахнущую бензином щеку.
      -  Не  пойдет,  - прокомментировал Чиж  мой  смиренный
монашеский поцелуй. - Считай, что пьяного ты уже обобрала!
      В  общем это соответствовало истине: я обобрала. Но не
просто  пьяного, а мертвого пьяного. Доржо (или  Дугаржапа).
Восхитительная платиновая пантера покоилась в моем  кармане,
и иначе, чем мародерством, назвать это было нельзя. Увы мне,
увы! Позор, презрение и анафема!..
     - Я не знаю... - пролепетала я.
      -  Чего  не знаешь? Как целоваться? Брось,  ты  же  не
проститутка! И не грудной младенец...
      И  прежде,  чем  я  успела  что-либо  сообразить.  Чиж
притянул меня к себе и поцеловал в губы.
      Господи, как же давно меня не целовали! Как давно меня
не  целовали  так!  Чиж, кем бы он ни  был  на  самом  деле,
превратил  поцелуй  в  целый ритуал, в  хорошо  отпечатанную
программу передач с анонсами к высокорейтинговым проектам. Я
получила  весь набор телевизионных ощущений: от  бесплотного
утреннего "Голоса верующего" вначале до разнузданного "Цвета
ночи"  в  конце. Высокодуховные христианские  пожевывания  и
покусывания  сменились глубоким бурением в стиле незабвенной
"Эммануэль".   Почетный  член  "Клуба  кинопутешественников"
"ПетяНоМожноЧиж" добросовестно исследовал горную  цепь  моих
зубов  и спустился в долину языка. Бессменный егерь "В  мире
животных"  "ПетяНоМожноЧиж" сделал полный анализ  микрофлоры
моей слюны. "О, счастливчик!" "ПетяНоМожноЧиж" верно ответил
на  вопрос  "Все ли в порядке с пломбами у Алисы  Зданович",
выбрав вариант D - "Все в порядке".
      Это была чистая правда: позавчера, ровно за двое суток
до   рокового  самолета  на  Питер,  я  вышла   из   платной
стоматологической     шарашки     "Доктор      Дент"      со
свежезапломбированным верхним резцом. Хороша же я  была  бы,
если бы Чиж, кем бы он ни был на самом деле, нащупал дупло в
моем богохульном рту!.. Но я оказалась во всеоружии!..
      В  какой-то момент нам обоим не хватило воздуха, и Чиж
на  секунду  отвалился от моих разомлевших губ.  Этого  было
достаточно, чтобы я пришла в себя и попыталась не  допустить
второго захода.
      -  Надеюсь,  последняя  воля приговоренного  к  смерти
исполнена? - тяжело дыша, спросила я.
     - Почти, - тяжело дыша, ответил он.
      -  Что  значит "почти"? Надеюсь, ты не попросишь  меня
продемонстрировать нижнее белье и родинки в паху?
      -  Нет...  Но вот если бы ты согласилась пообедать  со
мной, я был бы полностью удовлетворен.
      Я сильно сомневалась, что какой-то одноразовый обед  в
состоянии удовлетворить мужчину больше, чем какая-то,  пусть
даже  одноразовая,  женщина,  но  на  всякий  случай  решила
согласиться:
     - Хорошо. Я пообедаю с тобой.
     - А если шампанское все-таки отравлено? - не ко времени
встрял Ботболт.
      -  Тогда  закажете поминальный пудинг за  упокой  моей
души.
       Чиж   со  значением  посмотрел  на  меня,  перехватил
ботболтовской  перчаткой  матовое  стекло  бутылки  и  налил
полный бокал шампанского. Судя по всему, оно давно выдохлось
и даже не рискнуло выпустить пену.
     - Ну, мое здоровье!..
     По вискам Чижа стекали капли пота, а губы, минуту назад
целовавшие  меня, крупно дрожали. Отвага покинула  его  -  в
самый последний момент.
     - Ну! - подстегнул оператора Ботболт. - Что же вы?
     - Сейчас...
      Если  всю эту комедию он затеял только для того, чтобы
вырвать у меня поцелуй, то...
      Додумать  я не успела. Чиж крякнул, хекнул,  кашлянул,
шмыгнул  носом,  втянул ноздрями воздух, закрыл  глаза  -  и
опрокинул шампанское себе в рот!
     Прошло пять секунд. Десять. Пятнадцать. Двадцать. Почти
остановившееся время с трудом подползало к минуте, а с Чижом
ничего  экстраординарного  не происходило.  Он  стоял  перед
нами, раздавленный собственным безрассудством, - и был живее
всех живых!
      Еще  спустя несколько секунд он посмотрел  на  часы  и
расплылся в самодовольной улыбке.
      -  Все!  Все!  Все! - объявил он. - Контрольное  время
вышло, а я жив и здоров! Что и требовалось доказать! Я жив и
здоров, а значит, моя версия верна! Верна!
      -  Если  вы такой умник, - Ботболт был явно  недоволен
бескровным исходом дела, - если вы такой умник, то  зачем  я
бегал за железным купоросом?..
      Действительно,  о железном купоросе,  этом  обличителе
(если верить словам Чижа) цианида, все благополучно забыли.
     А Ботболт помнил.
     - Или про купорос вы сказали для красного словца?
       -   Нет,  не  для  красного...  Просто  математически
построить  версию гораздо интереснее, чем довериться  унылым
лабораторным опытам.
      -  Так  вы математик? - не отставал Ботболт. -  Вы  же
сказали, что химик!
      Только  теперь  я заметила, что Ботболт  злится.  Нет,
внешне   ничего  не  изменилось  и  он  оставался  абсолютно
спокойным,  но  под заледеневшей пергаментной  кожей  бурята
теперь  бурлила  жизнь. Глаза стали чуть шире,  рот  -  чуть
больше,  а  ноздри  расплющились  так,  что  покрыли   собой
половину  щек. Чиж не оправдал его ожиданий, он мог умереть,
он даже вытребовал себе посмертные льготы - и остался жив!
      - Вообще-то я оператор. - Чиж примирительно улыбнулся.
-  Но чистая математика интересует меня гораздо больше,  чем
химия. Как оказалось. Извините, если я вас расстроил.
      Это  прозвучало  как: "Прости,  старик,  коньки  я  не
откинул, хотя и старался".
     - Ты обещал рассказать о версии, - напомнила я Чижу.
      - Да. Я расскажу... Обязательно. Но ее должны услышать
все. Убийца прежде всего.
      По  тому,  как  деловито Чиж произнес слово  "убийца",
стало   ясно,   что  версия  -  посоленная,  поперченная   и
обжаренная   до   золотистой  корочки   -   уже   готова   к
употреблению.
      -  Сделаем  так,  Ботболт. Вы  можете  отправляться  к
остальным. Мы с Алисой подойдем ровно через пять минут.
      Ботболт,  уже  успевший  взять  себя  в  руки,  слегка
поклонился нам и исчез в коридоре.
      - По-моему, он сильно расстроился из-за того, что акта
самоубийства не произошло, - глядя вслед буряту, сказал Чиж.
      -  По-моему,  ты  просто идиот. Ты  действительно  мог
погибнуть, или это был спектакль, рассчитанный на простаков?
     - А ты бы жалела?
     - Ни секундочки, - с легким сердцем сказала я.
      - Я тебе не верю. - Безапелляционности Чижа можно было
только позавидовать. - Тебе совсем не понравилось?
     - То, что ты остался жив?
     - То, как я тебя поцеловал.
      Поцелуй,  поцелуй... Интересно, как  целуется  Райнер-
Вернер? Его губы совсем непохожи на худосочный рот Чижа, его
губы  -  мягкие и слегка припухлые, как пятки у младенцев...
Интересно, какие они на вкус?..
      -  Прекрати! - зло бросил Чиж, и я даже вздрогнула  от
неожиданности.
     - Что прекратить?
     - Прекрати думать об этом лосе! Я же вижу! Стоишь рядом
со  мной  и  нагло сравниваешь... Мол, Петя Чиж -  это  так,
детский  лепет  на лужайке! Мол, Петин поцелуй  -  это  укус
комара,  не  больше. Прихлопнул и забыл. А гансик  -  гансик
совсем  другое дело! И губы у него другие. Мягкие  и  слегка
припухлые, как...
     - Как пятки у младенцев, - раскололась я.
      -  Держи карман шире! Как переваренные пельмени!  Кое-
какой товарный вид имеется, но жрать-то невозможно!
     - Кстати, насчет "жрать". - Я почувствовала легкий укол
совести  и  решила  успокоить Чижа. - Если твое  предложение
остается   в   силе,  мы  можем  пообедать.  В  каком-нибудь
ресторанчике. Когда все закончится.
      Чиж,  получивший утешительный приз, сделал круг почета
по кухне.
      -  Мне  кажется, это никогда не кончится! - с  горечью
произнес он. - А ты что скажешь?
     Я развела руками: что тут скажешь, в самом деле!
      -  Ты подозреваешь кого-то конкретно? Ты думаешь,  это
Минна?
      Мой невинный вопрос вызвал у Чижа странную реакцию. Он
снова принялся наматывать круги по кухне.
      -  Ох  уж  эта  Минна! Она прямо как бельмо  в  глазу,
честное  слово!  Куда  ни кинь, везде она!  Под  благовидным
предлогом она не пошла на прогулку, а осталась в доме. Более
того,  когда  ты  случайно... Так  сказать..,  внепланово..,
заглянула  на кухню, она была там и производила  манипуляции
a... С чем она производила манипуляции?
     - Не знаю. - Я вдруг почувствовала угрызения совести от
того,  что  днем  оказалась не на высоте, не набросилась  на
Минну с нунчаками и ордером на арест и не потребовала от нее
немедленной дачи показаний.
      -  И дверцы шкафа... Они были открыты. Почему они были
открыты,  ведь  Ботболт  утверждает,  что  спиртное   обычно
запирается?
      - Они были открыты, потому что их открыли. Может быть,
это сделали Доржо с Дугаржапом. Раз уж они такие порочные  и
лакают что ни попадя, то подобрать ключи к буфету для них не
было проблемой...
      -  Ты хочешь сказать, что Минна просто воспользовалась
этим?
     - И не только она, - неуверенно протянула я. - Я тоже.
     - Я не верю в случайности. Вернее, в цепь случайностей.
Цепь  случайностей  -  это  уже закономерность.  Это  хорошо
продуманный план. И это смущает меня больше всего.
     - Что именно?
     - Для того чтобы провернуть это дельце и выйти сухим из
воды,  преступник должен был отлично знать дом. И не  просто
изучить  его за пару часов. Он должен был приехать с заранее
заготовленным  планом!  Иначе  ему  бы  просто  не   удалось
провернуть его. Иначе он просто не открыл бы дверь на кухню.
Самое  важное в этом деле - открытая дверь. И ваза на полке.
Они   дали  убийце  выигрыш  во  времени  и  обеспечили  ему
стопроцентное алиби. Или почти стопроцентное.
      -  Стопроцентных алиби не бывает. - Полгода работы  со
звездой детектива не прошли для меня бесследно. - Во  всяком
случае,  так  утверждает Аглая... Утверждала. Она  говорила,
что у каждого человека есть маленькая грязная тайна.
       Чиж  самым  непостижимым  для  меня  образом  залился
румянцем.
      -  У каждого человека есть маленькая грязная тайна,  -
повторила  я.  -  И  для  того, чтобы скрыть  эту  маленькую
грязную тайну, человек способен признаться в самом настоящем
преступлении.  Даже если он его не совершал.  Или  пойти  на
настоящее преступление... В настоящем преступлении есть что-
то  от  высокой  трагедии. В нем можно раскаиваться,  в  нем
можно не раскаиваться, но оно не является постыдным.
     - В отличие от маленькой грязной тайны?
     - Ну да...
      -  Какой  бред!  - со смаком сплюнул  Чиж.  -  Где  ты
набралась этой псевдофилософской мути?
      -  Почему же мути? - обиделась я. - Разве ты не  читал
"Стыдливые   сны"?   Между  прочим,  они   признаны   лучшим
детективом прошлого года...
      -  Кем  признаны? - Щеки Чижа продолжали  полыхать.  -
Экзальтированными   журналисточками  из   "желтой   прессы"?
Критикессами в буклях, которые за штуку баксов объявят какую-
нибудь госпожу Тютькину или Пупкину новым Львом Толстым? Или
- страшно даже подумать - новой Агатой Кристи!
      -  Почему же за штуку баксов? - оскорбилась я подобным
расценкам.
      -  Правильно,  не  обязательно за штуку.  Можно  и  за
пятьсот. И за триста.
     - Можно и бесплатно. Если критикесса так думает.
      -  Критикесса  никогда ни о чем не думает.  Думать  ей
нечем.  У нее акульи хрящи вместо мозгов. Голая мускулатура.
Критикесса   либо  дует  в  задницу,  либо  размазывает   по
асфальту. Третьего не дано.
       Такая   яростная,  такая  жаркая  осведомленность   о
жизнедеятельности    книжных    червей    показалась     мне
удивительной. Я, конечно, многое могла бы порассказать  Чижу
о  беллетристах  и  их  церберах в лице  главных  редакторов
издательств. Но - воздержалась.
     - В конце концов, существуют рейтинги...
     - Рейтинги покупаются, - безапелляционно заявил Чиж.
     - Невозможно купить попсовый рейтинг! Это же не большая
литература, в конце концов!
      - Еще как возможно. Политику определяют не читатели, а
издатели.  Если издатель решил: вот звезда - значит,  звезда
будет.  Куда  ж  ей  деваться! При  хорошей  раскрутке  даже
"Колобок" можно выдать за триллер всех времен и народов.
     - Если читатель не захочет читать...
      -  Да  ладно тебе! Вот зритель, на него и ср... -  Чиж
осекся. - В смысле наваливайте большую кучу...
     - Хочешь сказать, что Аглая - дутая величина?
     - Не хочу.
     - Вот видишь!
      - О мертвых либо хорошо, либо... Сама знаешь. Господи,
о  чем  мы  говорим?  В доме с тремя  трупами  -  о  чем  мы
говорим!..
      - Господи, о чем мы говорим, - опомнился Чиж. - В доме
с  тремя  трупами... И вообще... Пора навестить цвет  нашего
детектива, ты как думаешь?
      Я  кивнула  головой. Пора, пора навестить цвет  нашего
детектива, тем более что Чиж - на глазах изумленной  публики
- обещал разродиться своей версией преступления.
     Рука об руку мы выдвинулись в коридор, но пройти его до
конца  так  и  не  успели. Торжествующий вопль,  похожий  на
трубный  брачный  глас архара, едва не  сбил  нас  с  ног  -
Убийца! Вот она, убийца!..

                           Глава 2

        Через четыре с половиной часа после у