мир" состряпать, чем лишнюю копейку  у
них выпросить.
      -  Сволочи, - сказала Софья. - Тем более что "Войну  и
мир"  у  вас  сейчас  никто не купит, дорогая  Tea.  Времена
адские. А этот дешевый глянец?
     - Какие времена - такие и обложки, дорогая Софья.
     - А художники! Где они только набирают этих бездарей? В
привокзальных сортирах, что ли, отлавливают?
      Все  трое  посмотрели  на Аглаю  -  с  той  предельной
степенью укоризны, которую могла позволить себе протокольная
съемка.  Аглая  была  единственной  из  всей  четверки,  кто
издавался не в унизительных анилиновых обложках, а во вполне
пристойном сафьяновом переплете. Почти академическом.
      -  Может быть, объявим забастовку? Выйдем на  улицу  с
плакатами?  -  Аглая подмигнула конкуренткам, и  благодатная
тема  "Хуже издателя может быть только послеродовая  горячка
вкупе с мягким шанкром" увяла сама собой.
     ...Периодически все выходили в зимний сад и прилегающую
к  нему  оранжерею - покурить. После одного такого  перекура
Аглая потеряла всякий интерес к дамскому джокеру (благо  все
остальные  потеряли к нему интерес еще раньше).  Теперь  она
вместе с Райнером-Вернером (что за трогательное единодушие!)
наматывала   круги  вокруг  шахмат  и  донимала   очумевшего
Ботболта расспросами об истинном значении фигур.
      Польщенный  таким вниманием, Ботболт  начал  путано  и
длинно  объяснять, что все шахматы сделаны  по  специальному
заказу  в  Тибете,  что королем на доске выступает  божество
ясного   неба  Эсеге  Малан-Тенгри.  А  роль  ферзя   играет
Сахилгата Будал-Тенгри, в ведении которого находятся громы и
молнии.
      Остальные  функции были возложены  на  Саган  Себдега,
желтую бешеную собаку Гуниг, бабушку Маяс Хара и быка  Буха-
Нойон Бабая, успешно заменившего коня.
       Настолько  успешно,  что  "все  приезжающие  к  тайше
Дымбрылу  Цыренжаповичу  Улзутуеву не  нарадуются  на  такую
красоту".
      Интересно, что такое тайша? Оч-чень уважаемый человек?
Или криминальный-авторитет-пальцы-веером-по-бурятски?
      Аглае  так понравился весь этот питомник тотемов,  что
она  тотчас  же предложила Райнеру сыграть партейку.  Игроки
они  были неважные, да что там, вообще никакие! Уж  я-то  со
своим  первым разрядом могла по достоинству оценить их игру.
Брутальный  немец  был способен только переставлять  фигуры,
никакого  композиционного  мышления  (кто  бы  сомневался!);
Аглая  выглядела  чуть  лучше, в  какой-то  момент  ей  даже
удалось  сварганить (очевидно, по неведению)  некое  подобие
защиты  Тарраша.  Шахматы так увлекли ее, что  через  каждые
пять   минут  она  отправлялась  в  оранжерею  с   очередной
сигаретой: обдумывать ходы.
      Спустя  полчаса, с трудом загнав партию  в  колченогий
эндшпиль, Аглая подозвала Ботболта.
       -   Тащите-ка  ваш  эксклюзивный  "Клико  Понсардин",
дружище.  Я  хочу  провозгласить  тост.  И  прошу  вас  всем
сообщить об этом.
     Ботболт кивнул круглой головой и отправился на кухню.
      Но только стоило ему выйти из зала, как между Аглаей и
Райнером-Вернером возникла нешуточная склока -  Вам  мат,  -
объявил Райнер. Но Аглая поражения не признала.
      -  Что же это вы сделали, голубчик? - спросила она.  -
Буха-Нойон  Бабай  так не ходит. Это же  конь!  Конь,  а  не
ладья.
      -  Да  нет же! Это вовсе не конь. Это и есть  ладья  -
бабушка Маяс Хара. Маяс Хара, а не Бабай. Я же помню...
      Со  стороны  их  разговор напоминал оживленную  беседу
сумасшедших  с непередаваемым национальным колоритом.  То-то
бы порадовался тайша Дымбрыл Цыренжапович Улзутуев!
      - Не морочьте мне голову! - вскипела Аглая. - Ни черта
вы  не помните. Немцы вообще ни черта не помнят, до сих  пор
думают, что Берлинская стена сама упала, от порыва ветра!
      -  И все-таки это не конь. Это ладья. Ладья. Die Turm.
Вот  чего  Аглая  не  могла  вынести,  так  это  настойчиво-
туполобого немецкого.
      -  Ботболт!  -  заорала  она. -  Ботболт,  идите  сюда
немедленно!
      Ответа не последовало. Махнув рукой, Аглая отправилась
в оранжерею - "я должна выкурить сигарету, Райнер, иначе мне
придется  размазать  вас  по  стенке".  Она  явилась   через
несколько минут - три-четыре затяжки, не больше. Еще  спустя
некоторое   -   довольно  продолжительное  -  время   пришел
неспешный  Ботболт,  в руках которого  подрагивал  поднос  с
шампанским.
     - Ваше шампанское.
      -  Взгляните-ка! Это конь или ладья? - Аглая не  глядя
сняла бокал с подноса.
      -  Бабушка Маяс Хара, - подтвердил Ботболт, пристально
глядя на доску. - Ладья.
      -  Ну,  что  я  говорил? - возликовал Райнер-Вернер  и
последовал примеру Аглаи, тоже взяв бокал. - Вам мат.
     Ботболт, который, очевидно, терпеть не мог сцен грубого
интеллектуального насилия, по-быстрому отвалил.
     Аглая же все еще не могла успокоиться.
     - Так не пойдет, - поджала она губы. - Я была введена в
заблуждение... Я никогда не проигрываю, милый мой, никогда.
     - Но это же очевидно!
      -  Никогда!  - Аглая повела плечами, топнула  ногой  и
неожиданно шмякнула бокал об пол.
      Эта  исполненная внутреннего драматизма сцена осталась
практически   незамеченной.  Для  всех  -  кроме   меня.   И
флегматичной камеры Чижа. Хоть что-то можно будет выдоить из
четырехчасовой  кассеты:  впервые  надменная  нетитулованная
королева потерпела фиаско - пусть и в шахматах.
     Я была предпоследней, кто взял бокал с подноса.
     Последней оказалась Дашка.
      Вот здесь-то и произошла маленькая заминка: Аглая тоже
отправилась  в  поход за шампанским - ведь  свою  емкость  с
"Veuve Cliquot Ponsardin" она уничтожила.
     Но Дарья вовсе не собиралась уступать детективщице.
      И  подошедшей  Аглае осталось только лицезреть  пустой
поднос.
      -  Ускользнул,  - приступ внезапной ярости  по  поводу
проигрыша прошел. Аглая была сама любезность. - Прямо как  в
старой песенке.
      Аглая  подмигнула опередившей ее Дашке.  И  произнесла
длинную   фразу   на   французском.  Беглом,   небрежном   и
удивительно чистом французском.
     - Жаль, что я не могу этого напеть.
      Давление  было  слишком  очевидным.  Очевидным  был  и
подтекст:  "Вы,  милая  моя  журналисточка,  всегда   будете
самозванкой.  Славы ли это касается или  остатков  торта  на
презентации  у  разбогатевших  галерейщиков.  Или   остатков
спермы  в  постелях обедневших плейбоев. Или - как сейчас  -
бокальчика. Вы всегда будете чуть ниже - там, в толпе. Рядом
-  и невыносимо далеко". И Дарья - несгибаемая, непримиримая
воительница  Дарья  - неожиданно стушевалась.  Сникла.  Дала
задний ход - Извините. Может быть...
     - Вы знаете французский?
       -  Нет.  -  Бокал  в  Дашкиных  пальцах  дрогнул.   -
Возьмите...
     - Ну, что вы... Эта проблема легко разрешима, не правда
ли, Ботболт?
     Ботболт нагнул подбородок и удалился.
      - А теперь тост! Тост!.. Я бы хотела выпить за вас,  -
торжественно  произнесла Аглая, обращаясь ко всем  сразу.  -
Думаю, через пару минут мне представится эта возможность.
     Она добилась чего хотела (если, конечно, она добивалась
именно этого) - все, как идиоты, стояли с шампанским.
     И ждали ее одну. Королеву.
      Наконец  появился Ботболт с таким же одиноким,  как  и
Королева, бокалом на подносе.
      "Veuve  Cliquot Ponsardin" перекочевало к  Аглае.  Она
подняла бокал и обвела взглядом присутствующих.
      - Я бы хотела выпить за вас. За вас, дорогая Минна. За
вас,  дорогая  Tea.  За  вас, дорогая Софья...  Я  счастлива
видеть  вас,  я счастлива познакомиться с вами.  Делить  нам
нечего.  Ведь мы, в конце концов, делаем одно общее дело.  -
Она  повернулась к камере. - Мы служим нашему читателю.  Так
что  -  рога  в  землю, шпаги в ножны,  а  флоты  в  гавань.
Перемирие   на  всех  фронтах.  Если,  конечно,   никто   не
возражает.
      Никто не возражал. Попробовал бы хоть кто-то возразить
под прицелом объектива!
     Все сдвинули бокалы и чокнулись.
      Аглая первой - и здесь она не хотела терять первенство
- сделала глоток. Маленький глоток. И снова улыбнулась.
     - Странный вкус... Вы не нахо...
        То,   что   произошло   спустя   секунду,   навсегда
запечатлелось  в  моей  памяти. А  сама  эта  секунда  вдруг
раздвинулась,   как  театральный  занавес,   обнажив   самые
потаенные  уголки кулис. СС, ТТ и ММ с вымученными  улыбками
-    лице.   Ботболт  с  подносом  в  руках.  Камера   Чижа,
направленная  прямо на Аглаю. Прерывистое  дыхание  Райнера-
Вернера   у   меня   за   спиной.  Брови   режиссера   Фары,
разлетевшиеся   подобно  пеночкам   из   гнезда.   Дашка   с
проливающимся   на  платье  шампанским  -  мое   собственное
зеркальное отражение.
      Бокал выпал из рук Аглаи и разбился на мелкие осколки.
Она  сделала  несколько шагов вперед, удивленно  улыбнулась,
перехватила пальцами горло и приоткрыла рот - как  будто  ей
не хватало воздуха... А потом по ее телу пробежала судорога.
     Секунда все еще не кончалась.
      И  за  несколько  мгновений до того,  как  театральный
занавес  упал, Аглая сделала еще один шаг. Прямо на  камеру.
Она   заглянула  в  объектив,  как  будто  бросила  в   него
прощальный взгляд. И снова растянула губы - то ли в  улыбке,
то  ли  в гримасе. И, оторвав наконец руку от шеи, погрозила
пальцем. Кому-то или чему-то. Или указала. На кого-то или на
что-то.
     Но, скорее всего, это был ничего не значащий жест.
      Через  секунду  лицо Аглаи Канунниковой,  первой  леди
детектива,  налилось синевой, и она как подкошенная  рухнула
на пол. И затихла.
      -  Врача! Позовите врача! - истошным голосом закричала
Дарья.
     Господи, какой врач?! Откуда здесь врач?..
      Дашкин вопль запрыгал по стенам, заставил огонь в двух
каминах   вспыхнуть  ярче  и  ураганом  пронесся  по   лицам
безмолвно стоящих людей. СС, ТТ и ММ поспешно стерли  улыбки
с   лица  -  еще  до  того,  как  эти  улыбки  успели  стать
осмысленными.
      В  наступившей тишине вдруг явственно послышался стук.
Поначалу я не могла определить источник этого стука - и лишь
потом поняла: стучали зубы Райнера-Вернера.
      Кольцо вокруг лежащей на полу Аглаи не сжималось, но и
не  размыкалось: никто не мог сделать и шага. Никто  не  мог
отвести   глаза  от  ее  стрижки,  сразу  же   пришедшей   в
беспорядок; от брошенных на произвол судьбы складок  платья,
от чудовищно искривленного рта. И от бледно-воскового цветка
в разрезе декольте.
      "Бойся цветов, сука! Бойся цветов, сука! Бойся цветов,
сука!" - бешено колотилось у меня в висках.
     "БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!"
     Ксоло, до этого беспорядочно вертевшаяся возле хозяйки,
залаяла.  Этот - самый обыкновенный - собачий лай  и  вернул
всех к жизни.
     Первым решился Ботболт.
      Он  осторожно  опустился  перед  Аглаей  на  колени  и
коснулся пальцами ее шеи. Ксоло лаяла не переставая.
      -  Заткните ее, бога ради! Заткните собаку!.. Нервы  у
Дашки ни к черту, кто бы мог подумать... Лай перешел в тихое
поскуливание. Это поскуливание не оставляло никаких шансов -
ни Аглае, ни всем нам.
     - Ну?! - Райнер-Вернер не выдержал первым. - Ну?!
       Ботболт   поднялся,  машинально  отряхнул   брюки   и
!%af"%b-k, голосом произнес:
     - Никакого врача не нужно. Она мертва.

                           Глава 3

              Через полтора часа после убийства

      ...Никто  не знает, сколько часов мы проведем  в  этом
странном доме.
      Я даже не уверена, что стылый ночной пейзаж за окном -
реальность.  Реальность, а не заставка к  передаче,  которая
никогда не будет снята. Ради нее Аглая приехала сюда... Нет,
черт   возьми,  нужно  смотреть  правде  в  глаза.  Не  ради
передачи.  Таких  передач у нее был  не  один  десяток.  Она
просто  не  могла отказать себе в удовольствии  посидеть  на
бутафорском троне Королевы Детектива.
     И ей это удалось. Почти удалось.
      Устроиться на самом краешке и поднять бокал, в котором
уже била хвостом ее смерть.
       Смерть,   которую   констатировал   случайный   холоп
случайного человека. Ровно полтора часа назад. Ровно полтора
часа  назад  Ботболт поднялся, отряхнул брюки  и  бесцветным
голосом произнес:
     - Никакого врача не нужно. Она мертва.

                             ***

       ...Несколько  мгновений  все  переваривали   страшную
новость.
     - Мертва? - переспросила Минна.
     - Мертва? - переспросила Tea.
     - Мертва? - переспросила Софья.
      -  Sie  ist  tot?! <Она мертвая? (нем)>  -  сдавленным
шепотом произнес Райнер-Вернер.
      -  Мертва,  надо же! - Дашка истерически хихикнула.  -
Мертва.
      - Что значит - "мертва"? - Режиссер Фара сделал шаг  в
сторону  тела Аглаи и тут же в суеверном ужасе  отступил.  -
Что  значит - мертва?! Да убери же ты, наконец, эту  чертову
камеру, Петя!..
      Все это время камера ни на секунду не выключалась, вот
оно что!
      Чиж с трудом отклеил от лица глазок видоискателя. Судя
по  его застывшим зрачкам и сомнамбулической улыбке на лице,
он  так до конца и не понял, что же произошло. Камера  -  во
всем  была виновата камера. Для камеры не существовало грани
между реальностью и воплощением реальности. Любой попавший в
объектив  человек становился персонажем. А  персонажи  могут
только выйти из кадра, но никак не умереть. По-настоящему.
     - Какой ужас! - совсем по-женски всхлипнул самец Райнер-
Вернер. - Это сердце, да?
     Вопрос застал все общество врасплох.
     - Может быть, - сказала Минна.
     - Конечно же, сердце, - сказала Tea.
      -  Скорее  всего,  -  сказала  Софья.  -  Кто  бы  мог
подумать... А выглядела такой здоровой...
      -  Она действительно мертва? - Дарья уже взяла себя  в
руки.
     - Посмотрите сами - Ботболт пожал плечами.
     - Посмотрю.
      Теперь это снова была та самая Дашка, которую я  знала
тысячу  лет:  целеустремленная, волевая и  несгибаемая.  Она
решительно двинулась к распростертому на полу телу;  так  же
решительно  она  двигалась  к  глянцевым  страницам   модных
журналов.    И    заполняла   причитающиеся    ей    колонки
жесткоструктурированными аналитическими сплетнями.
     Но стоило только Дашке приблизиться к Аглае, как Ксоло,
скулившая до этого совершенно абстрактно, набросилась на нее
с самым конкретным желанием оттяпать половину подбородка.
      - Убери эту дуру, - зло бросила мне Дарья. - Или вы не
знакомы?  С  собакой и ее хозяйкой? Ты, я смотрю,  не  очень
огорчена...
     Аглая мертва, а я совсем не выгляжу огорченной. Неужели
это правда?
     Правда. Правда.
      Господи ты боже мой, разве можно огорчаться по  поводу
торнадо?  Тайфуна? Землетрясения в восемь  баллов  по  шкале
Рихтера?   Разве  можно  огорчаться  по  поводу  наступления
ледникового  периода, пересыхания Мирового океана,  массовой
гибели звезд в галактиках ј 45, 67 и 89?..
     Огорчаться можно только по поводу порезанного пальца. И
лишь до тех пор, пока порез не скроется в крошечном молочно-
белом сугробе пластыря. Примерно такой же пластырь устроился
сейчас  на указательном пальце Tea. Но кто такая Tea?  Самая
заурядная  мулатка,  прижившая  с  десяток  квелых  книг  от
бородатых  анекдотов.  И кто такие Минна  с  Софьей  -  даже
пластыря на пальце у них нет!
     Аглая - совсем другое дело.
     Аглая - звезда.
      Звезда, и галактики ј 45, 67 и 89 еще будут оспаривать
друг  у друга право считаться местом ее гибели... Так  разве
можно огорчаться по этому поводу?
     "Огорчаться" - это совсем другая эмоциональная шкала...
      -  Заткни ей пасть, - снова прошипела Дашка. Я присела
на корточки и тихонько позвала Ксоло:
      -  Ксоло,  девочка, иди к Алисе... Иди,  моя  хорошая.
Алиса тебя любит. Иди, иди сюда...
      Спустя  минуту  несчастная Ксоло вняла  моим  мольбам.
Скулить она не перестала, но, улегшись на брюхо, поползла ко
мне. Я перехватила ее и прижала к груди. Еще никогда...
     Черт, я, кажется, плачу..
      Пока  я  прислушивалась к своим ощущениям,  Дашка  по-
мясницки начала распоряжаться пространством вокруг Аглаи.  И
самой Аглаей.
      Вернее, тем, что еще несколько минут назад было Аглаей
Канунниковой,  Королевой Детектива. Я даже не подозревала  в
своей  подруге  такого  прозекторского  хладнокровия.   Если
сейчас  она  вытащит  из лифчика хирургический  скальпель  и
"a*`.%b грудину Аглаи, как банку томатов в собственном соку,
- я не удивлюсь...
       Дарья  приложила  ухо  к  цветку  в  декольте,  затем
пристроила  пальцы к голубоватой жилке на  шее  и,  наконец,
распялила Аглаино веко. Одно, а затем другое.
      -  Она мертва, - ровным учительским голосом отчеканила
Дашка, делая ударение на каждом слоге: "Запомните, дети, как
пишутся эти два слова. А теперь повторим все вместе,  хором.
И не забудем поставить восклицательный знак: "ОНА МЕРТВА!"
     - Она мертва. Мертвее не бывает.
      Это  был  сигнал. Сигнал стае воронья, заградительному
отряду    гиен,   садово-огородному   товариществу   грифов-
стервятников.
     - Какое несчастье, - сказала Минна, приближаясь к телу.
      - В голове не укладывается, - сказала Tea, приближаясь
к телу.
      - Нужно вызвать "Скорую", - сказала Софья, приближаясь
к телу. - Вы слышите меня, молодой человек?
      Ботболт  повел  раскосыми глазами, но даже  не  сделал
попытки  сдвинуться  с места. Напротив, присел  на  корточки
рядом   с  задравшимся  подолом  Аглаиного  платья  и   стал
меланхолично собирать осколки.
      - Не стоит этого делать, - раздался голос позади меня.
Малокровный,  анемичный голос. Этого  голоса  я  никогда  не
слышала,  а  если  и  слышала, то напрочь  забыла,  кому  он
принадлежит. - Не трогайте осколки.
      Храмовый  служка  при смокинге пожал  плечами,  но  от
осколков  стекла все же отступил. А СС, ТТ  и  ММ  синхронно
повернули головы: кто это еще разговорился? Я последовала их
примеру.  Вместе  с  Дарьей, все еще не  желавшей  выйти  из
теплых ласкающих волн смерти Королевы.
     За нашими спинами стоял Чиж.
       Тот   самый   оператор  "ПетяНоМожноЧиж",  бесплатное
приложение   к  камере,  бледная  телевизионная   спирохета,
последний  козырь режиссера Фары. Все это время он находился
в  тени  своей  всемогущей "SONY Betacam" -  тени  настолько
плотной, что я даже не могла рассмотреть его как следует.
      Хохолок  на макушке, потрепанные джинсики, потрепанная
жилетка с таким количеством карманов, что по ним можно  было
бы    рассовать   всю   Лондонскую   публичную   библиотеку;
потрепанные  ботинки армейского образца и полное  отсутствие
физиономии.  То есть, безусловно, что-то на этой  физиономии
присутствовало  -  при  близком  контакте  там  можно   было
обнаружить нос, рот и даже глаза. И все же, все же... Какими-
то  смазанными  они  были, какими-то  совсем  тусклыми.  Без
камеры  Чиж смотрелся как сорокалетняя женщина без  макияжа,
как дом без окон, как павлин без хвоста.
      Даже  я  со  своей совсем не броской внешностью  могла
сойти рядом с ним за супермодель Клаудию Шиффер.
      И  вот  теперь этот павлин без хвоста что-то пропищал.
Малокровным, анемичным голосом:
     - Не трогайте осколки.
     - А в чем дело? - спросила Минна.
     - Мы ведь не можем оставить все так, - сказала Tea.
     - Пока не приехала "Скорая", - сказала Софья.
      -  Пока  не приехала милиция, - отбрил Чиж. - Пока  не
приехала милиция, не нужно трогать осколки.
       Пожалуй,   я   ошиблась.  Он   оказался   совсем   не
слабосильным, голос Чижа. И анемией он не страдал. Напротив,
в   нем  было  что-то  вивисекторское,  что-то  заставляющее
вспомнить  лабораторные реторты, опыты на  мышах  и  пункции
плевральной полости.
      -  Не  думаю, что это сердце, - сказал Чиж и  деловито
бросил Дашке:
     - Отойдите от тела.
     Дарья подчинилась.
       Сменив  ее  на  посту  ј  1,  Чиж  принялся  деловито
обнюхивать,  ощупывать и осматривать  Аглаю.  Потом  так  же
деловито п