риста за эксклюзивным
материалом  было  перспективой,  по крайней  мере, заманчивой.  Короткая, но
яркая жизнь с геройской гибелью от воспламенения двух канистр  с бензином --
это  вам  не  вечное ожидание  момента,  когда  будет  дана  команда  занять
соответствующую  позицию,  в  которой  Эдику  Светлову  или  Борису  Петрову
сподручнее вас трахать. Хватит  бессмысленного самопожертвования. Достаточно
того,  что  папа  и мама принудили выйти замуж  за Эдика, а  потом она  сама
позволила Борису лезть своим ментовским  елдыриным в наиболее интимные места
ее  тела. По  какой-то жестокой иронии судьбы,  несмотря  на  то, что первый
добивался  ее  в качестве  жены,  а второй  без труда  заполучил  в качестве
любовницы, оба, в  результате, были вполне  удовлетворены тем, что  имели...
Сколько лет прошло с тех пор, как Маша  вызубрила злополучное письмо Татьяны
к Онегину, а женской мудрости у  нее не прибавилось ни  на грош!  Пора  бы и
поумнеть.

        "x x x"

     Итак,  неторопливо  продефилировав   через  отдел  новостей  в  кабинет
Артемушки  Назарова,  она  шагнула навстречу  судьбе.  Она  примет брошенный
судьбой вызов. Так сказать за отсутствием других предложений. Дело было даже
не в том, что у нее не было выхода. Что-что, а послать их всех  подальше она
могла бы не моргнув глазом. Как это  ни удивительно,  но "шизик-афганец" был
тем  единственным, что должно  было принадлежать и принадлежало ей  и никому
больше. Он был ее любимой работой. А значит, и всей ее жизнью.
     -- Артем,  -- спокойно спросила  Маша, садясь,  -- как ты посмотришь на
то, чтобы я рискнула здоровьем? Есть все шансы сделать забойный репортаж.
     -- Не то слово! -- воскликнул он,  сверкая черными  глазами. -- На носу
конкурс на звание лучшей тележурналистки года. Ты победишь!
     -- Я в этом  не сомневаюсь, -- согласилась Маша. -- Хотелось бы только,
чтобы не посмертно.
     -- Вот об этом и  надо серьезно потолковать,  -- вздохнул Артем. -- Кто
может  взять  на  себя эту колоссальную ответственность,  кроме  тебя самой?
Борис практически на сто процентов убежден, что этот парень ничего такого не
выкинет. Он сдастся, как только с тобой поговорит.
     -- Ну да, -- кивнула она, -- полюбуется моими глазами и сдастся. А что,
если, увидев меня живьем, а не на  экране, он немножко разочаруется и слегка
выдернет из гранаты чеку?
     -- Быть этого не может. Ты его обаяешь. Вопросов нет. Однозначно.
     -- Значит, нет вопросов? -- не унималась Маша.
     Она кокетничала, может быть, исключительно  ради того, чтобы хотя бы он
-- тот, который выучил ее этому  сумасшедшему  ремеслу, дрогнул и  попытался
отговорить  от  самоубийства.  Но  нет,  Артемушка,  кажется,  тоже  лишился
рассудка.
     -- Послушай, --  горячо забормотал он, -- хоть твой милиционер и дерьмо
собачье,  бросает тебя в эту кашу, он все-таки  профессионал. Он  должен был
все  сначала взвесить и рассчитать. Ему ведь  тоже не нужны лишние проблемы.
Его  за это по головке  не погладят.  Он твердо пообещал -- девяносто девять
процентов,  что  все обойдется... Он  профессионал.  Мы тоже  профессионалы.
Звание лучшей журналистки года у тебя в кармане...  Дело верное. А времени у
нас -- в обрез. Этот психопат дал им только час, а потом кранты...
     -- Артемушка, милый,  -- лицемерно  улыбнулась  Маша, -- мне достаточно
одного твоего слова.  Ты только  скажи  -- ты веришь в эти "девяносто девять
процентов"?
     Какая же она была самовлюбленная стерва! Как низко она ставила людей!..
Она была готова провалиться сквозь землю, когда услышала его ответ.
     -- Ни хрена я в них  не верю, -- вздохнул он.  -- Но, ей-богу,  хочется
рискнуть. Я бы пошел туда один, но ведь он требует именно тебя...
     -- Так ты хочешь сказать, что...
     -- Конечно, я пойду с тобой. Только так или никак. Не оставлю же я тебя
одну.
     Глядя  в этот момент на Артема, ей  оставалось лишь сожалеть, что, увы,
достойные   мужчины  почему-то  всегда  или  женаты,  или  увлечены  другими
достойными женщинами. А  ей достался лишь шиш. Не родись красивой,  а родись
счастливой.
     -- А я верю моему любовнику. Он действительно неплохой профессионал, --
сказала Маша, поднимаясь. --  Риск плевый. Пойдем.  Одна нога здесь,  другая
там...
     -- Ну раз так, давай звони этому своему Борису Петрову...
     -- Позвони ему, пожалуйста, сам. Мне еще нужно звякнуть Эдику.
     -- А это еще зачем? -- удивился Артем.
     -- Эдик никогда  не простит, если я позволю убить себя, не поставив его
об этом в известность.
     -- А серьезно? -- настаивал Артем.
     --  Не  знаю.  Может  быть,  просто  хочется,  чтобы  он  хоть  немного
поволновался из-за меня.
     Маша набрала номер его офиса.
     -- Это Маша Семенова, Серафима Наумовна, -- сказала она  секретарше. --
Если  Эдик очень занят и  если вас не  очень  затруднит,  передайте ему, что
сегодня  он,  возможно,  станет  вдовцом  и  освободится  наконец  от  своей
непутевой жены.
     Маша  не  сомневалась,  что  это  доставит   секретарше  небольшое,  но
удовольствие. Почему бы не сделать человеку приятное?
     -- Передайте ему это сами, -- фыркнула Серафима Наумовна.
     -- Эдуард Светлов у телефона, -- услышала Маша через секунду.
     -- Эдик, я тебя оторвала?
     -- А  ты  как  думала! Деньги таят на  глазах, а я жилы рву,  чтобы  их
сохранить... Ну, что там у тебя?
     Она принялась подробно излагать ситуацию.  Он  несколько раз откладывал
трубку,  чтобы  попутно  справиться  о курсах  доллара,  дойч-марки  и  тому
подобном. Наконец она дошла до кульминационной точки:  забаррикадировавшийся
афганец дал властям один  час на размышления, а потом собирается убить  всех
домашних,  в  том  числе и себя  самого.  Эдик  молчал. Маша  подумала,  что
перестаралась.  Может быть, с  ним случился  удар?  Может  быть, его  разбил
паралич?  Может  быть,  он  потерял   дар  речи,  вдруг  осознав,   как  был
несправедлив к жене, и теперь мучительно  подбирал  слова,  чтобы  попросить
прощения и  пообещать, что отныне готов на  все, только чтобы их супружеские
отношения  не  прерывались  и  вошли  в нормальное  русло. Почему  бы им  не
попробовать  стать друзьями,  не  сделать  еще  одну попытку,  чтобы  заново
воссоздать  семью. Может быть, Эдик  нравственно переродился в  эти короткие
мгновения и тоже готов на самопожертвование ради того, чтобы спасти  Машу от
тоски и  одиночества -- раз уж она так жестоко  ошиблась в своем  любовнике,
который несколькими словами перечеркнул все, что между ними было...
     -- Маша, -- наконец молвил Эдик.
     -- Да, Эдик? -- спросила она с надеждой.
     -- Что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится?
     -- То есть в каком смысле?
     -- А ты сама не  понимаешь?! Неужели ты стала такой эгоисткой, что тебе
наплевать на то, как ты можешь этим осложнить мою жизнь?
     -- Эдик, я не...
     -- Я ведь тружусь не покладая рук! Для кого я это делаю? Для тебя я это
делаю! Я  хочу, чтобы ты наконец  родила, а  ты  специально выводишь меня из
себя, чтобы я потерял потенцию! Я нервничаю, и у меня  все валится из рук! Я
не могу работать! Если  с тобой что-то случится, так и знай!.. -- напоследок
заявил Эдик.
     Он швырнул трубку, и Маша  так и не успела  выяснить, в чем заключается
смысл последнего предупреждения. Значило ли это, что в случае ее  гибели  он
навсегда лишится не только трудоспособности, но  и потенции? Останется ли он
безутешным  вдовцом или  их  небесный  союз  будет  считаться  автоматически
расторгнутым?

        "XXI"
     У служебного же "рафика",  как  выяснилось, полетел карданный вал, и им
пришлось отловить частника. Загрузивши  аппаратуру, они отправились на место
происшествия.
     Пока водитель пробивался сквозь транспортные пробки, которыми знаменито
Садовое кольцо, Маша подкрасилась и  припудрилась и погрузилась  в состояние
сосредоточенной   безмятежности  и  просветленности  --   как  солдат  перед
грандиозным сражением, переодевшись во все  чистое и закурив любимую трубку.
Артемушка Назаров принял ее молчаливую замкнутость за крайнюю  озабоченность
по поводу надвигающейся  опасности.  Он бесшабашно почесал  у  себя за ухом,
дружески потрепал ее по плечу и успокоил:
     -- В любом случае мы отснимем гениальный репортаж!..
     Хотя Машу слегка царапнуло это его странное "в любом  случае", ее мысли
были  все  еще  далеки от афганца, державшего в  заложницах  трех  женщин  и
ожидавшего встречи с четвертой.
     Она  осознала,  что,  так  или  иначе,   ее  брак  с  Эдиком  Светловым
непосредственно приблизился к распаду. Будущее слегка страшило ее. Ей словно
предстояло  заново  войти в самостоятельную взрослую жизнь. С одной стороны,
больше ни перед  кем  не нужно будет отчитываться. Ее зарплата,  гонорары  и
"все такое  прочее" -- а  это  все-таки не такая уж и мелочь -- отныне будут
оставаться в  ее кошельке, и она будет  вольна распоряжаться заработанным по
своему  усмотрению.  Ей нужно будет подумать  о  том,  где жить,  -- ведь не
возвращаться  же ей под  родительский кров в дом  на Патриарших!.. С  другой
стороны, ей предстояло приобрести статус "разведенной женщины". Что  за этим
кроется,  один Бог  ведает.  Может, ее  больше  и  замуж  никто  не возьмет.
Все-таки "разведенка"...
     Машина  внедрилась в какие-то  переулки за Каланчевской площадью. Здесь
ориентироваться стало мудрено, но водитель,  яростно  перебрасывая  руль  то
вправо, то влево, ударяя то по газам,  то по тормозам, показал себя во  всей
красе. Ему бы не частным извозом заниматься,  а участвовать в "Кэмел-трофи".
Наконец,  по-пиратски обошедшись с  последним  светофором,  возникшим на  их
пути, они оказались на сонной пустоватой улице, а затем свернули под арку во
двор,  где  вблизи  одного  из  домов  уже  дежурили  милицейские  наряды  и
припарковалось несколько патрульных машин с включенными мигалками. Водитель,
которого Артем  успел посвятить в суть "особого задания партии", определенно
чувствовал  себя  в  своем  праве,  поскольку  при  приближении  гаишника  с
полосатой палкой фамильярно сделал ручкой и крикнул:
     -- Свои, командир!
     А его седоки замахали своими журналистскими удостоверениями.
     Маша еще не успела  отыскать  глазами Бориса Петрова, но уже решила про
себя:  если  ей  не  суждено героически  погибнуть при  исполнении служебных
обязанностей и ее обожженный труп не отвезут в морг, где ей будет предстоять
свидание с  супругом,  вызванным  для опознания, то сегодня  вечером  она  в
последний  раз  займется любовью с Борисом, а потом придет домой  и поставит
вопрос о разводе и разделе имущества. Словом, настроение у нее было бодрым.
     Их  оператор  уже  выбрался  с  телекамерой  из машины  и  приступил  к
увековечиванию  Маши  Семеновой   на  фоне  милицейских   чинов  с  постными
физиономиями.  У  крайнего  подъезда дома скопилась небольшая толпа  простых
обывателей  --  жителей близлежащих домов и  прохожих, которые  жадно  ждали
развития  событий  и поглядывали на  одно  из окон  шестого  этажа. Дежурила
поблизости и "скорая",  а  минуту  спустя во двор торжественно  въехали  три
красные пожарные  машины. Во дворе сразу стало тесно и чрезвычайно тревожно.
Пожарные,  основательно упакованные в брезент и кирзу, принялись разматывать
брандспойты.
     Артем взял Машу  под руку,  и они вместе подошли к одной из милицейских
машин, на которую им указали как на командный пост.
     В толпе зевак уже заметили Машу.
     -- Смотрите, это эта, как ее... из криминальных новостей!
     -- Это Маша Семенова!
     -- Она, наверное, приехала снимать террориста!
     -- Маша Семенова, мы вас узнали! Мы любим вашу передачу!
     Звукооператор, симпатичный, хотя чрезмерно  женственный молодой человек
с длинными ресницами и круглым лицом, слегка тронул Машу за плечо.
     -- Еще  бы они не любили передачу, -- с  улыбкой заметил он. -- Ждут не
дождутся, когда  такая  красивая девушка снова  полезет на рожон... Пошли им
воздушный поцелуй. Бесплатные удовольствия сейчас такая редкость!..
     Маша   сделала,  как  просил  звукооператор,  и  внимательнее  в   него
всмотрелась. Он присоединился к ним перед самым выездом, и она его не знала.
     -- Ты  недавно  на телевидении? -- спросила  она.  -- Я  тебя раньше не
видела.
     Он  вытащил платок и заботливо коснулся ее щеки. Потом жестом  показал,
что нужно поправить воротничок блузки.
     -- Просто обычно я работаю в военной редакции, -- сказал он.
     -- Что там у меня на щеке?
     -- Ресничка.
     -- Спасибо... -- улыбнулась она. -- А как тебя зовут?
     -- Рома Иванов.
     -- Будем знакомы, -- снова улыбнулась она.
     Он кивнул и тоже улыбнулся.
     Подошли два  милиционера с рациями. Маша  завертела  головой  в поисках
Бориса Петрова.
     --  Объекту сообщено, что вы прибыли и готовы войти, -- сказал один  из
милиционеров.
     -- Он человек, а не объект! -- резко возразила Маша. Они  посмотрели на
нее с удивлением, словно она упала с луны.
     -- Скорее уж, мы с вами для него объекты, -- добавил Рома Иванов.
     -- Как ваша фамилия? -- спросил у него милиционер.
     -- Иванов.
     -- Какой такой Иванов?
     -- Звукооператор.
     -- Есть такой, -- сказал второй милиционер. Тогда первый кивнул и снова
обратился к Маше:
     -- Так вы готовы или нет?
     -- Мы  готовы,  --  ответил  за Машу подоспевший Артем Назаров. --  Как
договорились, пойдем мы вдвоем, а наша группа останется снаружи.
     -- А вы что ли режиссер? -- спросил его первый милиционер.
     -- Что-то в этом роде, -- кивнул Артем.
     -- Как ваша фамилия?
     -- Назаров.
     -- Вас-то нам и надо. Пойдемте. На инструктаж.
     Артем отправился за милиционерами к патрульной машине, пристроившейся у
самого подъезда.
     -- Люблю милиционеров, -- сказал Рома Иванов. -- Первое, что они делают
-- это пытаются установить  нашу личность. И это в мире,  где  равнодушие  к
личности  и вообще всеобщая обезличенность -- главные проблемы. Рядом с ними
вдруг начинаешь ощущать свою индивидуальность.
     --  Я  постараюсь  вставить  это  в репортаж,  --  улыбнулась  Маша. --
Спасибо.
     -- Не стоит.
     На этом их разговор прервался, потому что Артем махнул Маше рукой.
     -- Кажется, пора, -- сказал Рома. -- Ни пуха.
     -- К черту, -- вздохнула Маша.
     Ситуация  в целом была  под  контролем.  За исключением, конечно, самой
квартиры на шестом этаже. Десятка полтора  омоновцев в  серых бронежилетах и
таких же серых шлемах рассыпались по  двору, а также заняли ключевые позиции
в подъезде дома. Солнце начинало припекать.
     Маша  наконец   увидела  Бориса  Петрова.  Он  вылез  из  командирского
"мерседеса" и теперь разговаривал с двумя милицейскими  чинами. Сам он был в
штатском. Более того, он снял  пиджак и,  перекинув его  через  плечо, стоял
руки в боки и щурился на солнце. Узел его шелкового галстука был ослаблен, а
под тонкой голубой рубашкой с влажными  кругами под  мышками рельефно играли
мускулы.
     --  Твой? --  улыбнулся  Маше Рома  Иванов. Она  притворилась  невинной
девушкой.
     -- Что значит мой?
     -- Да просто  когда  ты  смотришь  на  него,  кажется, вот-вот  начнешь
облизываться.
     -- Неужели? -- смутилась она.
     Его  прямота ее, однако, ничуть не обидела. Она даже подумала, что если
все обойдется и они  останутся живы-невредимы, то,  должно быть, обязательно
подружатся.
     Подошел   Артем  Назаров,  который  уже  успел   пройти   "инструктаж",
содержание которого  было не ахти  каким  хитрым. Единственное,  что от  них
требовалось, это в случае чего лежать на полу и не рыпаться.
     Рома Иванов присоединился к оператору,  который уже успел заснять общий
план и  теперь покуривал, выжидательно  поглядывая на  Артема и  Машу.  Маша
хотела  поинтересоваться  у Артема, следует ли ей что-нибудь  наговорить для
вступительного эпизода репортажа, но в этот момент ее перехватил Борис.
     -- Настроение бодрое? -- спросил он.
     -- Нормальное... -- вздохнула она. -- Как ты?
     Глядя в его насмешливые голубые глаза, она чувствовала,  что уже сейчас
безумно о нем тоскует.
     --  Наш  _друг_  ждет, -- коротко сказал  он.  -- Через несколько минут
можно будет выдвигаться.
     -- Вот и чудесно, -- кивнула она.
     Хотя,  конечно,  ничего чудесного  в  этом не было.  С гораздо  большим
удовольствием она завалилась бы сейчас с ним в постель. Пусть последний раз.
Зато уж она бы постаралась по такому случаю отдаться с блеском.
     -- Значит, все как договорились? -- спросил Артем Бориса.
     -- То есть? -- поднял брови тот.
     -- Мы с Машей идем вдвоем.
     -- Не уверен, что это понравится хозяину.
     --  То  есть как, вы же  уверяли меня,  что вопрос решен!  -- мгновенно
вскипел Артем. -- А теперь, оказывается, что это ему не понравится. Вы  что,
с ним об этом не говорили?
     -- Может, вы думаете,  что у  нас с  ним проходила "беседа  за  круглым
столом"? -- спокойно усмехнулся Борис.
     -- Как это понимать? -- опешил Артем.
     -- Ну не знаю,  -- вздохнул Борис,  -- условие было таким,  чтобы вошла
она одна.
     -- Вы что, мне врали? Какого черта ей соглашаться идти туда, если мы не
сможем это снять? Я ни за что не соглашусь отпустить ее одну!
     --  Ну что вы в самом деле как  маленький, -- сделал Борис нетерпеливое
движение. -- Она войдет и сама  договорится с ним об этом.  Тут  нет  ничего
сложного... Иначе я бы этому шизику не позавидовал.
     Артем  Назаров окинул красноречивым  взглядом  омоновцев, некоторые  из
которых, кстати сказать, уже успели забраться на крышу противоположного дома
со снайперскими винтовками.
     -- А Маше вы бы позавидовали?
     --  Не причитайте, как баба, -- проворчал Борис.  -- Все будет в лучшем
виде.
     --  Я  запрещаю  Маше  идти  одной, --  заявил  Артем.  --  Я  попробую
поговорить с ним еще раз, -- пообещал Борис и направился к машине.
     -- Не нужно. Я пойду в любом случае, -- крикнула ему вдогонку  Маша, но
он даже не обернулся и только раздраженно махнул рукой.
     Он оперся локтем о крышу "мерседеса" с милицейской мигалкой и, прижав к
уху  радиотелефон,  стал  что-то  неторопливо  говорить, поглядывая  на окно
шестого этажа.
     Маша и Артем подошли к оператору и звукооператору.
     -- У них,  кажется, прямая  связь, -- сказала Маша. Артем взял под руку
оператора и принялся объяснять ему дальнейшую диспозицию.
     -- Странно, что у нас еще где-то возможна прямая связь, -- сказал  Маше
Рома Иванов. -- У нас вот телефон в  студии не работал,  так сначала мастера
было никак не дозваться, а потом три месяца линию чинили.
     -- Мне то же самое в голову пришло, -- удивилась та.
     -- Слушай, -- продолжал Рома, -- а зачем ты носишь обручальное кольцо?
     -- Я вообще-то замужем, -- сказала Маша.
     -- Глядя на тебя, этого никак не подумаешь.
     -- Да я и сама не чувствую себя замужем, -- с улыбкой призналась она.
     -- И поэтому у тебя роман с этим... Микки Рурком?
     -- Ты проницателен, как моя подруга Рита!
     -- А вы с ним не очень-то друг другу подходите.
     -- По-моему, это тебе, а не ему нужно работать в милиции.
     -- Вряд ли он захочет  со мной поменяться!  Да и я, пожалуй, тоже... --
сказал Рома Иванов, и они оба рассмеялись.
     Тут Машу подозвал Артем.
     --  Вот что, -- сказал он. -- Для начала мы сделаем короткий  эпизод  с
твоим  оперуполномоченным.  Ты  обрисуешь  телезрителям всю ситуацию, ну  ты
понимаешь, об условиях этого афганца, о его  угрозах... --  И приведи себя в
порядок, -- добавил он. -- Причешись и постарайся выглядеть посексуальнее.
     Маша   отошла  в  сторонку  и  занялась  своей   внешностью.   Какие-то
пенсионерки окликнули ее из-за милицейского кордона.
     -- Маша, доченька, постарайся, чтобы эти вояки его не угрохали!
     Она улыбнулась  и  кивнула.  Как  быстро  распространяется  информация.
Непонятно,  для чего тогда  нужны в