что ты  соизволила
позвонить.  Я  пытался разогреть себе  пиццу и только что сжег микроволновую
печку.
     -- Какое несчастье, Эдик... Но пиццу ты все-таки разогрел?
     -- Пропади она пропадом твоя пицца! Ты знаешь, сколько стоила печка?
     -- Прошу тебя, Эдик, -- зашептала Маша в трубку. -- Поешь что-нибудь. Я
не могу сейчас ссориться. Честное слово, я тоже очень огорчена, но у нас тут
тоже горит материал о скорой помощи...
     --  Ах, значит, ты все-таки  огорчена. Ну спасибо! А я  уже  думал, что
тебя ничто не в состоянии огорчить. Еще бы, ведь ты у нас теперь ассистентка
на телевидении! Зарплата, правда, "небольшая", но зато "премия и все такое"!
-- Эдик отбросил сдержанный тон и перешел на визг. -- Значит, ты собираешься
сидеть с твоей долбанной скорой  помощью, а  я должен сидеть голодным да еще
со сломанной  печкой?! -- вопил он в полную  силу своих легких. -- Зачем мне
этот гемо...
     Артем нервно  ходил  взад вперед около молчаливого монитора и время  от
времени  давал  раздраженный  щелчок  по лбу кому-нибудь из  появляющихся на
экране коллег. Теперь или никогда, решила Маша и тоже завопила:
     -- Да пошел ты со своим геморроем!..
     И так  хрястнула  на  рычаг  телефонную трубку,  что  Артем  едва успел
поймать подскочившую со стола чашечку из-под кофе.
     --  Благодарим  за внимание,  дорогие  москвичи  и  гости  столицы,  --
пробубнил  он,  поднося  чашечку  ко  рту  вместо  микрофона.  --  Еще  одна
супружеская лодка разбилась о быт,  и вы могли наблюдать  это  захватывающее
зрелище в прямой трансляции благодаря нашим генеральным спонсорам...

        "x x x"

     Они  отправились  ужинать в небольшой ночной ресторан,  где, по  словам
господина  Зорина,  "хорошо мечтается".  Это и  правда было весьма достойное
заведение. Бандитов  минимум,  а  проституток еще  меньше. А главное,  здесь
можно было съесть порционного омара без удовольствия  лицезреть при  этом на
эстраде эротически обнажаемую задницу.
     Маша  медленно  пережевывала  деликатное  мясо номенклатурного морского
обитателя,  пила белое итальянское вино и  пыталась  следить за ходом  мысли
собеседника, налегавшего на мартини.
     --  Эта самая идея, -- говорил господин Зорин, слегка касаясь ее  щеки,
-- ни что иное,  как малая  составная  часть  глобального творческого плана,
разработанного  с  целью   полной   и  окончательной  победы  демократии  на
телевидении, а значит, и во всем мире. А что может быть демократичнее, когда
женщине  доверяют  не  лопату,  не  лом, а  микрофон.  И  с  этим микрофоном
внедриться  в  святая  святых  --  в  область  бытия,  которая  всегда  была
заповедным   полигоном   мужского   подсознания,   а   именно   --   область
актуализированной агрессии... Я ясно излагаю, коллега?
     Маша кивнула и продолжала жевать.
     -- Эт-т  хор-рошо, -- улыбнулся  он и потрогал Машу за колено. -- Таким
образом  мы  решили  поставить очаровательную,  нежную  и  даже  чувственную
женщину в эпицентр мужского волеизъявления, реализованного в виде бытового и
социального насилия, актов жестокой агрессии и тому подобного. Заметьте, нам
не нужен какой-нибудь  Невзоров в юбке! Женственная  женщина --  вот что нам
нужно. Тем  самым мы застолбим на отечественном телевидении новый архетип  и
надерем задницу  конкурентам  на  много  лет  вперед.  Конечно,  они  начнут
подражать,  но что будут  их топорные копии  по сравнению с нашим  бесценным
оригиналом!.. Словом, на повестке дня сотворение телекумира женского пола...
-- Он  снова сделал паузу. Его ладонь снова  легла на ее  колено. --  У  вас
глаза цвета индийского изумруда, девушка. Вам это известно?
     --  Нет,  -- ответила  Маша,  изобразив на  лице подобие  неподдельного
интереса. -- Продолжайте, господин Зорин. Все это очень любопытно  не только
в разрезе минералогии.
     -- Итак, мы удумали  предпринять  нечто действительно экстраординарное,
--  решительно   заявил  он.   --  Мы  сделаем   женщину  ведущей  программы
криминальных новостей. Она же  будет  и репортером. Не  всякая  там  женская
жуемотина, вроде  прогнозов погоды. Мы  пойдем  до  конца.  Мы  бросим  нашу
главную драгоценность, наше хрупкое создание,  нашу  сексапильную  богиню --
туда, где подобные женщины не  появлялись и  в горячечном бреду:  в  вонючие
подвалы  и канализационные  трубы, в обиталища  бомжей и  крыс, в  пропахшие
парашей  камеры предварительного заключения;  на  вшивые рынки,  где торгуют
дынями, оружием и наркотиками; в подпольные бордели, где за несколько баксов
малолеток выворачивают наизнанку... Наша дева Мария будет  брать  интервью у
воров в  законе, наемных убийц и  террористов. Она  пройдет вместе с ними по
колено  в  реке  пролитой ими крови, а  наш  уважаемый  среднестатистический
телезритель между  рекламой женских  гигиенических  салфеток и  жратвой  для
собак и кошек будет одновременно кричать от ужаса и мастурбировать!..
     -- Совершенно с  вами  согласна, --  вставила  Маша, пока он  переводил
дыхание.
     Впрочем, от нее пока реплик не требовалось.
     -- Мы станем первым российским каналом,  который даст женщине настоящую
свободу творчества, а телезрителю фантастическую смесь криминальных новостей
и экстремальной  чувственности.  К черту  эти  приторно-тошнотворные дамские
шоу! К лешему эти постные  рожи иссохших феминисток с социально-политической
тематикой! К дьяволу этих бесполых и безгрудых журналисток,  от которых даже
сквозь  телевизионный экран  разит  табачищем!..  Нет!  Не-е-е-т!  --  тонко
улыбнулся господин  Зорин. -- Мы вернем телевидению то качество, которое ему
было  дано  по  праву  рождения,  --  Красоту! Конечно,  нашей новой  звезде
придется предельно поднапрячься -- и сердцем, и печенкой, и мозгами.  Но при
этом она должна быть красива. Вот в чем весь секрет. Красивые ноги, красивые
руки, красивое тело... Я прав?
     -- Совершенно с вами согласна, -- повторила Маша, мысленно уже  блуждая
по канализационным трубам и подпольным борделям.
     --  Скажу  вам откровенно,  --  продолжал  он тем же бесстрастным тоном
лектора, каким вещал  и до  этого, --  мы искали нашу  звезду уже  несколько
месяцев.  Я-то вас давно заприметил. Вы очень, очень красивая девушка,  Маша
Семенова.  А   кроме  того,  может   быть,   единственная  девушка  на  всем
телевидении,  которая  при  всем  при  том  еще  и  кое-что  сечет  в  самом
телевидении. Не скрою, у нас есть на эту роль еще  одна претендентка. Она из
топ-моделей,  не  замужем,  играет  роль независимой  женщины,  но  в  душе,
кажется, просто  ненавидит  род  мужской  как  таковой и только  хочет  себя
подороже  продать. Меняет спонсоров как перчатки. Забрось такую в притон или
бордель  --  хлопот  не  оберешься...  Словом,  она  --  ну никак  не  может
соответствовать. Я внятно объясняю?
     -- Абсолютно, -- ответила Маша.
     --  Такова  моя  принципиальная  позиция,  --  сказал  он,  делая  знак
официанту, чтобы тот  открыл  следующий тайм -- принес покрытую  благородной
пылью бутылочку императорской мадеры.
     Маша ощущала себя совершенно трезвой и отдавала полный отчет всем своим
действиям.
     -- Если  речь  заходит о  нашем  общем деле,  -- с видом сверхсерьезным
продолжал  господин  Зорин, -- то  я  костьми лягу  за  соответствие  всех и
каждого! Тут послабления не может быть никому -- даже женщинам!
     Маша  не стала  уточнять, почему в  данном  случае он выделил женщин  в
особую  категорию.  Было  ясно,  что  сделал   он  это  по  соображениям  не
анатомическим, а гуманитарным.
     Между  тем  бутылочка  мадеры  была  незаметно   оприходована,  а  рука
господина Зорина пригрелась у Маши под юбкой.
     -- Хотя, -- продолжал сам Зорин с оттенком, напоминающим воодушевление,
-- я вовсе  не сторонник тупого и формального равноправия мужчины и женщины.
Я сторонник золотой середины. По моему глубочайшему убеждению, единственное,
что может сделать женщину совершенно  счастливой,  -- это забота и ласка  со
стороны  мужчины...  И  наоборот... Короче, я категорически против всяческих
сексуальных революционеров. Женщине надо  дать  возможность соответствовать.
Она  в полном  праве почувствовать себя любящей женой и заботливой  матерью.
Это просто,  как  палец... Однако телевидение это вам, милые  мои,  не  ваша
поганая жизнь! У телевидения свои законы и правила.  У нас, в  конце концов,
должны таки быть спонсоры и рейтинг.  Это  как дух и материя -- непреходящий
дуализм... -- В этот момент  господин Зорин позволил выразиться "милые мои",
поскольку  обращался не только к  Маше, но и к официанту, который благодарно
принимал чаевые.
     Оба -- и Маша, и ее  работодатель -- были совершенно трезвы.  Последний
тихо икнул и подвел черту, заявив:
     -- Мы готовы возложить надежды на вас, Маша. Это шанс. Как вы  смотрите
на то, -- поинтересовался он, бесстрастно улыбаясь, -- чтобы испытать себя в
амплуа  телеведущей  в  программе криминальных  новостей?  Судя по всему, вы
обладаете для этого всеми необходимыми качествами.
     Маша  опять-таки  не  спешила с ответом.  Как-никак она прошла  суровую
выучку  Риты  Макаровой  и  Арте-мушки  Назарова, а  также,  конечно,  Эдика
Светлова. Она вдумчиво взвешивала  все "за"  и "против". Пока господин Зорин
на  ходу  импровизировал темпераментное  эссе о  телебогине, она  на  полном
серьезе размышляла  о  том, что  если, скажем, он  через полчаса случайно не
угодит под колеса и его холодные стальные глазки не сделаются вдобавок еще и
мертвенькими, то единственная и неотвратимая перспектива для Маши,  учитывая
все происходившее в этом приличном заведении, где "хорошо мечтается", -- это
переспать с ним и добиться своего.
     -- Есть предложение, -- сухо начал господин Зорин, словно был депутатом
и  выступал  в  парламенте,  --  осмотреть  офис  нашего  нового  рекламного
агентства. -- При этом его пальцы сжали Машину ягодицу. -- Прошу поддержать!
-- добавил он, словно апеллируя к гражданскому чувству.
     --  Принято единогласно, --  в тон  ему ответила Маша,  в  глубине души
всячески себя презирая.
     Когда они вышли из ресторана, и господин Зорин неожиданно резво выбежал
на  проезжую часть ловить  машину,  Маша  все еще  надеялась  на чудо -- вот
вылетит какая-нибудь иномарка, управляемая лицом бескомпромиссной кавказской
национальности или хотя бы выпившим русским банкиром, -- и ее женская  честь
будет спасена... Но, слава Богу, все обошлось.
     Новый   офис   рекламного   агентства,   соучредителем    которого   по
совместительству являлся  господин  Зорин, напоминал  скорее частную галерею
современного  искусства. Бодрые и подтянутые  охранники в камуфляже впустили
их   и   оставили   одних.  На  полу  в   гостиной  лежал  умопомрачительный
светло-персиковый  ковер с нежными зеленоватыми разводами, а на  ковре  были
расставлены   всяческие   диковины   андеграундного   поп-арта,   призванные
шокировать даже искушенного  знатока.  Среди прочих  выделялась  скульптура,
изображавшая  оральное  совокупление  двух  ангелов. Картины, развешенные по
стенам  цвета  хны, были  гораздо  скромнее, по  крайней  мере, ввиду  своей
запредельной абстрактности, сквозь которую было трудно угадать хотя бы такую
элементарную вещь,  как упомянутое  совокупление. Впрочем, это было и  ни  к
чему,   поскольку   преобладавшие  на   полотнах   жемчужно-розоватые  цвета
психоделическим  образом   обнаруживали  ту  же  самую  проблематику.  Кроме
девственно мягких  кожаного  дивана  и  кресел, в  комнате  помещался  буфет
ультрасовременного дизайна,  к которому господин Зорин  приблизился  с видом
опытного специалиста и, откинув какую-то матовую крышку,  проник в  обширный
зеркальный бар. Тут он дал полную волю своему творчеству  и, выхватывая одну
бутылку за  другой, приготовил  в двух высоких  бокалах  коктейль,  название
которого нельзя было произносить вслух по причине его глубокой сакральности.
Положив ладони на плечи  Маше, он усадил ее на диван и сунул в руки бокал, а
сам приподнял другой и торжественно провозгласил:
     -- За телевидение без помех и Россию без дебилов! Не опуская бокала, он
тут же подсел к Маше и шепотом добавил:
     -- За новую телезвезду! За тебя!
     Потом,  говоря  профессиональным  языком,  наступила  рекламная  пауза,
которую   можно   было  также  счесть   формальным   объяснением   в  любви.
Непосредственно после этого господин Зорин  решительно завалил Машу на диван
-- словно это был не диван, а копна -- и, видя, что Маша не подает признаков
беспокойства, соскочил на пол и стал стягивать с себя брюки. Маша же молча и
действительно  спокойно  наблюдала  за происходящим,  как  будто с интересом
ожидая,  что  именно  ей  собираются  продемонстрировать   на  десерт.   Она
сосредоточенно  искала  в своей  душе  чувство  долга, вины,  достоинства...
словом,  что-нибудь  такого,  что могло бы отвратить  ее  от продвижения  по
служебной  лестнице путями, столь неисповедимыми.  Искала  и... не находила.
Она  лишь видела  себя на  экране  телевизора  --  страстно сжимающей в руке
микрофон  перед  влюбленной   многомиллионной   аудиторией.  Когда  же  Маша
очувствовалась, то узрела  перед  собой господина Зорина в звездно-полосатых
трусах, которые, словно вражеский флаг, он широким жестом бросил к ее ногам.
Таким  образом,  оказавшись  снизу "без",  а сверху  все еще  в пиджаке,  он
поскакал к ней  мелкой  рысцой, как бы  придерживая  правой рукой  между ног
воображаемого племенного жеребца.
     -- Потерпи! -- воскликнул он. -- Я уже иду!
     Из  любви к искусству  Маша подождала, пока он  вскарабкается на  нее и
приготовилась ко всему.
     С усердием помяв ее груди, он схватил ее за руку и предложил:
     -- А теперь познакомься с моим приятелем!
     Маша послушно  протянула руку в указанном направлении, но не обнаружила
там никакого  приятеля.  Она  было  подумала,  что  неправильно  поняла  его
предложение, но он продолжал:
     -- Попробуй, он у меня ба-альшой шалун!
     Маша  снова  пошарила  рукой, в надежде  отыскать обещанное, и, в конце
концов, убедилась, что господин Зорин явно наговаривал на своего приятеля --
тот вовсе  не  был большим шалуном, а оказался даже чересчур скромным малым,
который застенчиво  ускользал из рук и  вообще старался не привлекать к себе
внимания.
     Но  Маша,  естественно,  не  стала  распространяться  о  своих   личных
впечатлениях.  Тем более что  в  следующий  момент  ее  рот  оказался  зажат
поцелуем. Вернее,  тем, что могло бы  им быть, если  бы ее партнер не  был в
стельку пьян. Ему по-прежнему мерещился какой-то "приятель".
     -- Возьми его, -- шептал он, -- он весь твой! Ты можешь...
     Увы,  господин  Зорин  не  окончил  фразы, и Маша так и  не узнала, что
именно ей позволено совершить. Он тихо и быстро отключился. Несколько секунд
Маша лежала не шелохнувшись, а  потом до нее дошло, что, кажется, так ничего
и не случилось. Она отерла  со  лба напрасную  испарину и принялась собирать
одежки. Потом она выбралась из офиса и прыгнула в такси.
     Единственное, что  ее беспокоило,  -- как  бы господин Зорин, вкупе  со
своим воображаемым приятелем, не запомнил финала их "делового свидания". Как
бы там  ни было, даже если  он убедит себя  в  том, что финал ему удался, то
абсолютной уверенности у него все равно не будет -- по причине преизбыточных
возлияний, а значит,  Маша  может  с гордым видом и, не  чувствуя  за  собой
никаких моральных потерь, прямо смотреть в его металлизированные зрачки.

        "x x x"

     На следующий  день Маше передали, что ее ожидают у господина Зорина. Он
встретил  ее на  пороге своего кабинета, братски  обнял и подмигнул,  словно
сообщнице.
     --  А вот и  она!  --  воскликнул он.  -- Та,  которая разобьет  сердца
нынешней дегенерации телезрителей!
     Судя по всему, он не только уверил себя, что  их совместные  "мечтания"
получили соответствующее логическое завершение, но даже не сомневался в том,
что был  неподражаем. В каком-то смысле  так оно и было. Но что удивительнее
всего, идея, рожденная накануне в порядке бреда, удержалась в его  голове, и
он действительно вознамерился сделать из  Маши Семеновой  ведущую  программы
криминальных новостей.
     Маша,  в душе никак не ожидавшая такого простого  и чудесного  развития
событий, сделала вид, что ничуть не удивлена.
     -- Когда приступать? -- непринужденно поинтересовалась она.
     -- Сначала  некоторые формальности, --  сказал  господин Зорин. -- Тебе
нужно пройти прослушивание.
     --  Ну конечно,  -- бодро кивнула Маша,  хотя в голосе у нее прозвучало
огорчение.
     -- Проба сегодня, -- добавил он.
     -- Сегодня? -- ужаснулась она.
     -- Через полчаса.
     Слава  Богу, Рита  оказалась  на  месте.  Об  остальном  она  могла  не
беспокоиться.

        "x x x"

     И вот она  сидела  в  гримерной на  высоком табурете, а  Рита  Макарова
придирчиво ее рассматривала.
     -- Как ты думаешь, у меня есть талант? --  наивно допытывалась Маша. --
Ах, если бы они разглядели во мне настоящего журналиста!
     Рита  снисходительно  качнула   головой,  словно  наблюдала   еще  один
клинический случай.
     --  Не  забивай себе голову всякой ерундой!  Какие еще таланты?  О  чем
нужно побеспокоиться, так  это о твоем бледном виде и прическе. Остальное --
забота Господа Бога.
     -- Боже! -- возопила  Маша,  падая  духом.  --  Как  же я  покажусь  на
экране?!
     -- Как есть, так и покажешься. А потом тебе все будет нипочем.
     -- Почему?
     -- Потому что чем дольше держишь микрофон, тем больше себе нравишься.
     -- А если меня забракуют?
     --  Это  их  проблемы. Им  же  будет хуже!  --  возмутилась Рита. -- Мы
подыщем для тебя другое место.
     Ничто не могло  устрашить Риту  Макарову. С достоинством Клеопатры  она
встряхнула рыжими волосами и сказала:
     --  Запомни,  ты  потрясающе  выглядишь. От  одного  твоего вида  у них
окаменеет предстательная железа!

        "x x x"

     Сразу  три камеры  хищно нацелились  на Машу  в студии,  но  обаять она
должна была только ту, на которой горела сигнальная лампочка. К воротнику ее
черной блузки из  тончайшего  шелка прикрепили  маленький микрофон, а в  ухо
забуровили микронаушник.
     Дежурный режиссер сделал ей знак.
     -- Приготовься!
     Пошел  отсчет  времени,  и  Маша,   словно  впадая  в  сомнамбулическое
состояние,  вдруг  въяве  узрела перед собой вчерашнюю картину: торжественно
брошенные  к ее ногам звездно-полосатые трусы... И  тут же ощутила себя так,
словно изнутри  ее  озарил пронзительно-радостный свет. Она чувствовала, что
завладела  некой   триумфальной  энергией.   У   нее   в   ушах   прозвучало
сакраментальное: "Возьми его!", и она начала излагать предложенный ей текст.
     Это  был  комментарий  к сюжету, в котором  рассказывалось о  том,  как
какой-то гражданин купил по  случаю ракетную установку,  чтобы разделаться с
другим  гражданином,  а  тот в  свою  очередь  обратился  в  ООН с  просьбой
немедленно прислать миротворческий контингент. Неизвестно, чем закончился бы
этот конфликт, если бы дело не разрешилось  естественным порядком: у первого
гражданина   кончились   боеприпасы,   а   второй,  так   и   не  дождавшись
миротворческого контингента, скоропостижно скончался от сибирской язвы.
     Словом,  все произошло  так быстро, что Маша даже не успела испугаться.
Она все еще продолжала улыбаться в объектив телекамеры, когда к  ней подошли
Рита Макарова, Артем Назаров, сам господин Зорин и еще какие-то люди.
     -- Прекрасно, -- сказала Рита, нежно обнимая подругу.
     -- Чудненько, -- похвалил Артем. -- Даже очень.
     -- Супер! -- раздельно произнес господин Зорин. -- Чтоб я пропал!
     Маша только хлопала глазами и благодарила Бога, что тот ее не выдал,  и
черта, что у того еще хватало терпения сочинять подобные сюжеты.

        "XIII"
     Зеленый  переулок  неподалеку от Тишинки, на который  смотрели два окна
снима