де она  ни  хранилась.  В
виде содержимого бензобака или заряда в аккумуляторе.
     Но нет такой энергии в вагонах. Поэтому  поезд  спокойно  проследовал
дальше.
     Зато огромный автофургон, как раз  проезжавший  мимо,  был  мгновенно
остановлен и буквально разметан на куски мощным взрывом - словно  в  него,
как в полицейскую машину, ударил бластерный луч.
     Этот взрыв и спас Мак-Лауда.
     Второй в этот момент находился далеко от эшелона. Он не видел  гибели
брата. Не  видел,  как  пляшущие  молнии  словно  свились  в  клубок  -  и
многоногий  паук  Энергии  пополз  от  одного  лежащего  тела  к  другому,
осторожно переступая призрачными лапами по мостовой.
     Он видел только одно - яркий, восхитительный взрыв. Пиршество красок.
Апофеоз разрушения!
     И вновь безумный смех  разомкнул  его  губы,  заставив  вздрогнуть  и
съежиться Луизу Маркос, затаившуюся в нескольких шагах от него.
     Но смех  этот  тут  же  оборвался.  Второй  замер,  присматриваясь  к
чему-то, невидимому из контейнера.
     Настолько много внимания вложил пришелец в этот взгляд, так явственно
был он изумлен и даже встревожен - что Луиза не  выдержала.  С  величайшей
осторожностью она подняла голову над краем бака. Свет  бензинового  костра
сперва ослепил ее, но потом она смогла рассмотреть детали.
     Прямо оттуда, из яростного пламени, шел  человек.  На  фоне  остатков
горящего фургона можно было различить лишь черный силуэт - но видно  было,
что от одежды на нем остались только рваные лохмотья.  А  длинные  волосы,
которые непонятным образом пощадил огонь, спускались до плеч. Движения его
были легки и наполнены сдержанной силой.
     Человек наклонился, поднял с земли меч - и только  тут  Луиза  узнала
его...


     Мак-Лауд быстрым, но внимательным взглядом окинул добытое им  оружие.
Оно было знакомо ему: он в свое время владел таким мечом...
     Французские ландскнехты  называли  его  бастард  -  "меч-ублюдок".  И
действительно - нечто среднее, - как  бы  помесь  между  легкой  шпагой  и
огромным эспадоном.
     Ландскнехты  же  из  немцев,  не  мудрствуя,  звали  этот  тип   меча
"цвайхандер", что означало просто-напросто "двуручник"...
     Не вовремя в нем антиквар проснулся... Впрочем, плевать на антиквара.
Как бы то ни было, клинок хорошей закалки, и удобна двуручная рукоять.
     Вполне можно снести этим мечом чью-нибудь голову. Не хуже, чем  любым
другим...


     Второй тоже узнал Мак-Лауда не сразу. Но, узнав, догадался обо всем.
     Молодо его новое тело - такое же оно теперь, каким было  в  тот  миг,
когда соприкоснулась ладонь Конана с ладонью Катаны. А это значит...
     Значит это, что впитана им жизненная энергия от  кого-то,  одаренного
Воскрешением. А таких на этой планете - кроме них двоих - только один.
     Был. Теперь нет. Мертв Первый...
     Яростно вскричал Второй, осознав  гибель  брата,  швырнул  бластер  в
кобуру и рванул из ножен меч. Бластер - бездушен, неживой механизм. Он  не
способен передать всю силу ненависти и жажду мести.
     Меч, только меч! Искромсать ненавистное тело,  снять  с  плеч  "сосуд
мыслей"...


     - Ну, держись, ублюдок! - прошептал Мак-Лауд.
     Когда Второй взвыл  от  ярости  и  между  лопатками  его  развернулся
треугольник крыльев  -  Мак-Лауд  вдруг  бросился  не  прочь  от  него,  а
навстречу, спутав все карты.
     Нынешний взгляд его замечал абсолютно все - даже то, что как будто не
имело отношения к реалиям схватки. Заметил он и брошенную Первым  летающую
платформу. Вот она лежит,  прислонившись  к  решетчатой  ферме.  Почти  на
полпути между ним и Вторым - но все же ближе к нему...
     Он успел вскочить на нее. И они сошлись с налетевшим Крагером  уже  в
воздухе.
     Мечи, перекрестившись с размаху, исторгли сноп искр...


     И снова метались перед глазами тени сражающихся - только на  сей  раз
они напоминали уже не диких зверей, а летающих хищников.
     Скорее - древних ящеров с зубастыми клювами и перепончатыми крыльями,
рожденных во времена, когда Мир был юн, а порождения его - чудовищны.
     Раз за  разом  сшибались  в  воздухе  светлые  полосы  стали,  плюясь
фонтанами искр. Как будто не было явной победы  -  во  всяком  случае  так
казалось Луизе, неопытной в таких делах.
     Но вскоре и она тоже поняла, что человек постепенно  берет  верх  над
не-человеком...


     Никогда Мак-Лауд  раньше  не  имел  дела  с  летающей  платформой.  К
счастью, она будто бы сама повиновалась ему - угадывая  малейшее  желание,
бросала его вверх и вниз, закладывала виражи...
     Наверное,  так  и  было:  в  устройство  такого  рода,  конечно,  был
вмонтирован какой-то датчик, напрямую воспринимающий сигналы мозга. Но ему
вновь подумалось о лошади, чуткой к желаниям всадника...
     Ошибся Второй - не таким уже был Мак-Лауд, как юный  Конан  Клеймора.
Сотни лет, насыщенные боями и воинскими упражнениями, сейчас сражались  за
него.
     Несколько раз перекрестились их клинки - и Крагер понял свою  ошибку.
Свободной рукой он схватился за бластер. Но Мак-Лауд уже  гнал  врага,  не
отставая, не дав воспользоваться преимуществом в оружии.
     Второму было ясно: задержись он хоть на миг, постарайся  развернуться
- и сталь сразит его прежде, чем луч доберется до его врага. Выход один  -
оторваться. Уйти. Не для бегства, а чтобы  занять  удобное  положение  для
стрельбы.
     Вираж за виражом закладывал  Второй,  меняя  скорость,  высоту,  угол
пикирования. И все напрасно. Человек неотступно  преследовал  его  -  и  с
каждой минутой все ближе и ближе тусклый блеск меча...
     Один раз, описав петлю в несколько сот метров в диаметре,  проскочили
над соседней улицей  -  и  краешком  глаза  Мак-Лауд  уловил  белые  пятна
человеческих лиц, уставившихся на них снизу вверх. Но потом логика  боя  и
бегства вновь вывела их туда, где началась схватка.
     Вот тут это и случилось.
     Из-за угла внезапно  вынырнула  машина.  Второй,  несшийся  на  малой
высоте, чудом успел ее перескочить, крутнувшись в воздухе.
     А Мак-Лауд - не успел...
     Летающая платформа чиркнула по крыше - и человек кувыркнулся  с  нее,
не удержавшись. Он ловко перекатился по асфальту, гася  скорость  падения,
но Второй уже разворачивался для атаки.
     Совсем  некстати  объявившаяся  машина   была   полицейской.   Однако
поведение водителя не соответствовало действиям стражей порядка.  Впрочем,
в своде инструкций ничего не говорилось о том, как надлежит реагировать на
сражающихся в воздухе демонов.
     Так или иначе, водитель, едва оправившись от столкновения, дал полный
газ и исчез из виду. Скатертью дорога...
     Несколько раз вспыхнул бластерный луч - но густая тьма лежала в узком
проеме между домами. И луч не нашел свою цель.
     - Прощай, Мак-Лауд! - выкрикнул Второй, прицеливаясь снова.
     И нажал на спуск трижды подряд, веером.
     - Прощай! - донеслось в ответ совсем из  другого  места.  -  Ты  ведь
уходишь, да?!
     Второй повернулся в бешенстве, но враг его уже исчезал за углом.
     С мечом в одной руке и бластером  в  другой  ринулся  Крагер  следом.
Ветер пел под его крыльями...
     Поворот. Снова - узкая щель проулка. И высверк меча у боковой  стены.
Все! Врагу не уйти!


     - Ну давай же, давай... - бормотал  Мак-Лауд  сквозь  зубы.  -  Давай
сюда... ублюдок!
     Он все рассчитал. Не станет пришелец  стрелять,  пока  не  рассмотрит
ясно цель. Тем более, что рассмотреть ее - проще простого.
     Как ни узка улочка, но она куда шире размаха руки с мечевым лезвием.
     Поэтому не  опасаясь  удара  мчался  Второй  по  противоположной  его
стороне. Мчался на полной скорости.
     Он не смог остановиться, когда Мак-Лауд резко вскинул меч - так,  что
по высоте кончик его оказался на уровне горла Крагера.
     Меч, конечно, не достал Второго. Но и  не  должен  был  он  -  меч  -
достать его.
     Тонкий, но крепкий провод теперь пересекал  улочку.  Один  конец  его
уходил в  противоположную  стену,  а  другой  был  обмотан  вокруг  клинка
цвайхандера, теперь поднятого вверх. И...
     И трехжильная струна пришлась атакующему точно под подбородок.
     Черный шар головы уже катился по  земле,  когда  тело  оборвало  свой
полет, впечатываясь в стену  дома.  Секунду  оно  еще  оставалось  висеть,
прижатое к ней инерцией.
     Потом рухнуло.
     И  вновь  сплелись  в  единую  сеть  хлысты  разрядов,  ударившие  из
перерубленной шеи... из обоймы  лучемета...  Из  двигателя  крыльев...  Из
двигателей машин, стоявших в переулке...  Лопались  фары,  в  бесформенное
месиво превращались салоны автомобилей -  и  холодный  смерч  окутал  тело
стоящего на коленях человека.
     Окутал, но не был вобран им, не был поглощен.
     Обе руки воздел Мак-Лауд в небо. Одна из них сжимала меч.
     - Рамире-е-ес! - звал он. Вспомнил он, вспомнил наконец, имя  Катаны.
И смерч энергии поднялся высь. Все выше и  выше  поднимался  он,  пока  не
осталось от него еле различимое голубое пятнышко.
     Вскоре исчезло и оно...



                                    26

     ...Если бы под фундаментом  одного  из  лэргских  театров  кто-нибудь
удосужился произвести раскопки, то весьма возможно, там был  бы  обнаружен
еще один фундамент, который в свое время нес на себе громаду боевой  башни
- донжона. Конечно, ни сейчас, ни в прошлые времена, донжон  незачем  было
сооружать в самом городе. Но полтысячелетия  назад  это  место  находилось
далеко за городской чертой... Впрочем, и сам Лэрг в то время  городом,  по
сути, не являлся. Так - несколько домов и церквушка под замковой стеной.
     Может быть, и осталось там несколько камней прежнего фундамента... Но
уж наверняка ничего не сохранилось от  одинокой  могилы,  вырытой  некогда
рядом с донжоном.
     Но разумеется, никто не производил таких раскопок. С какой стати?


     - ...Чтоб ему пусто было, сорванцу! Бутылку  ренского  вылил  мне  на
голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, - это череп Йорика,  королевского
скомороха.
     И могильщик швырнул упомянутый череп на кучу взрыхленной земли.
     - Этот?
     - Этот самый!
     - Дай взгляну...
     И Гамлет, наклонившись, подобрал мертвую голову.
     - Бедный Йорик!
     Спектакль был обычен  -  не  лучше  и  не  хуже  огромного  множества
"Гамлетов", что были поставлены в разное время и в  разных  концах  земли.
Никто и не ожидал от него чего-либо особенного.
     И когда ЭТО свершилось, трудно сказать,  кто  был  потрясен  более  -
актеры или зрители. Пожалуй, все-таки актеры.
     Холодный вихрь прошелся по сцене - между Гамлетом и Горацио на  сцене
возник человек.
     Он появился буквально ниоткуда - и замер,  остановившись  в  каком-то
странно незавершенном движении.  Потом  рука  его  судорожно  метнулась  к
левому боку, словно нащупывая эфес.  Но  пальцы  сомкнулись  в  пустоте  -
ничего не было сейчас у него на поясе...
     Первыми из шока вышли зрители. В конце концов, театр ныне преподносил
и не такие сюрпризы. И техника была, пригодная для организации  "внезапных
появлений", и режиссерский  замысел  вполне  мог  втиснуть  в  традиционно
идущий спектакль такую вот фигуру. К тому же, одет незнакомец был примерно
так же, как и актеры на сцене... Бог знает, за кого его приняла публика, -
быть  может,   даже   за   внезапно   материализовавшегося   "королевского
скомороха". Во всяком случае она зааплодировала.


     Но вот актеры... Тем, кто находился на сцене, пришлось куда  труднее.
И дело даже не в том, что появление незнакомца застало их врасплох.
     Просто все трое совершенно точно видели, что на этом месте не было ни
потайного люка, ни вообще ничего, кроме досок сцены.
     Ничего...
     - Бедный Йорик! Я знал его, Горацио...  -  исполнитель  главной  роли
попытался сделать вид, что ничего не произошло.
     Вновь появившийся опять-таки довольно странным движением ощупал  свою
шею.
     - Ага, понимаю... - пробормотал он почти про себя - так тихо, что его
услышал только могильщик, оцепеневший с заступом в руках.
     - Понимаю... Я здесь погиб, и это, наверное, мой череп...
     Незнакомец снова тронул свою шею, будто проверял, на месте ли голова.
     - Меня зовут Рамирес! - сказал он вслух.


     Зрители уже не просто аплодировали  -  по  рядам  прошел  откровенный
смех.
     - Я знал его, Горацио! -  голос  "Гамлета"  сорвался  на  откровенный
визг, но артист продолжал придерживаться прежней тактики.
     С минуту Рамирес  присматривался  к  нему,  потом  снова  вмешался  в
монолог:
     - Простите, что я мешаю вашей столь занимательной... э-э-э... беседе,
но ваш товарищ, по-моему, явно не способен вам отвечать...
     - ...Вот здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не  знаю
сколько раз... - актер не отвлекался ни на что, но был  уже  в  состоянии,
близком к истерике.
     Зрительный зал изнемогал от смеха.
     - А все-таки, почему я вновь пришел в этот  мир?  -  в  уголках  глаз
Рамиреса разбегались веселые морщинки, но этот вопрос - не обращенный ни к
кому конкретно - он явно задал всерьез.
     - ...Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?
     "Гамлет" продолжал свой монолог, не  соображая,  что  лишь  нагнетает
всеобщее веселье.
     Рамирес посмотрел на него.
     - Вы все-таки надеетесь, что он вам ответит? - спросил он с искренним
сочувствием.
     Это было последней каплей.
     - Слушай, ты, дегенерат! - актер в ярости повернулся к нему. -  Пошел
ты!..
     Тут он произнес нечто такое, чего Рамирес не  понял  -  зато  отлично
поняли зрители, судя по их реакции.
     Рамирес озадаченно сдвинул брови:
     - Куда?
     И тут он, совершенно независимо от происходящего вокруг,  понял,  что
действительно должен куда-то  идти,  встретиться  с  кем-то...  давно  ему
знакомым...
     Это и было условием его нового Воскрешения...
     Это чувство мелькнуло и тут-же пропало.
     Одно можно сказать: актеру очень повезло,  что  его  последние  слова
остались непонятыми.
     На сцену из-за кулис выскочил режиссер. Он был вне себя от ярости.
     - Это "Гамлет" или не "Гамлет"?! - вопил  он.  -  Мы  пьесу  Шекспира
играем или несем отсебятину?!
     И тут он замер, наткнувшись взглядом на Рамиреса.
     - Вы все перепутали, - вежливо пояснил тот. - Во-первых,  "Гамлет"  -
это не пьеса, а хроника.  Во-вторых,  написал  ее  не  Шекспир,  а  Саксон
Грамматик [реально  существовавший  автор  XII  века,  впервые  изложивший
легенду о Гамлете]. Шекспир, кто бы он ни был, вряд ли будет писать пьесы:
это  фамилия   потомственных   воителей...   ["shakespeare"   в   переводе
"потрясающий копьем"]
     И вдруг Рамирес замолчал. Потому  что  чувство,  исчезнувшее  было  -
внезапно вернулось, заполняя все его существо.
     Теперь он отчетливо слышал Зов...
     - Прошу простить, но я вас покидаю. Меня действительно  ждет  далекая
дорога...  Позвольте...  -  и  он  вынул  из  ножен  на  боку   совершенно
обалдевшего принца Датского его шпагу.
     Быстро, но с достаточной галантностью поклонившись рыдающим от хохота
зрителям, Рамирес под шквал аплодисментов удалился со сцены.



                                    27

     Конан открыл глаза.
     Да, Конан - теперь ему хотелось слышать свое имя именно таким.
     Но сейчас...
     Хотя он ведь не принял последнюю порцию Энергии - а передал  ее...  И
что из этого получится - не знал даже он...
     В общем, сейчас он ощущал себя так, как и  должно  чувствовать  после
длительного и трудного боя. Усталость положила ему на плечи свои медвежьей
тяжести лапы. И когда сзади послышался  приближающийся  топот  -  он  едва
нашел в  себе  силы  повернуться  на  звук.  Впрочем,  он  уже  знал,  что
приближается не враг...
     Луиза Маркос стояла перед ним,  и  в  опущенной  руке  ее  подрагивал
странный предмет.
     Бластер первого из убитых.
     - Я думала...  Думала,  тебе  нужно  помочь...  -  произнесла  она  с
какой-то неловкостью.
     - Он разряжен. Не может не  быть  разряжен  -  как  и  все  источники
энергии на сто ярдов вокруг. Но все равно спасибо...
     - Кто ты? - прошептала Луиза, пряча глаза.
     - Я Конан - или Карл, называй, как угодно,  -  Мак-Лауд  по  прозвищу
Клеймора. Я пришел в этот мир пять веков назад... - Мак-Лауд помедлил: - И
вот мне снова не удалось умереть... - закончил он чуть слышно...


     Не сразу Конан понял причину  возникшей  между  ними  неловкости.  Но
поняв - удивился своей слепоте.
     Ведь так все просто! Раньше Бренда смотрела на  него  совсем  другими
глазами. Он был для нее  дряхлым,  склеротическим  старикашкой.  В  лучшем
случае возможным союзником. И не более того.
     Но сейчас...
     Да, сейчас...
     (Бренда? Он сказал - Бренда?! Не сказал  -  подумал...  Ну,  это  все
равно...)
     Значит, сейчас и он тоже - в новом своем естестве -  смотрит  на  нее
иными глазами.
     И он понял, что это судьба...
     Конан протянул к Луизе руку - медленно и осторожно,  очень  осторожно
он коснулся ее щеки...
     Ее просто швырнуло к нему. Стыдясь  себя  самой,  стыдясь  внезапного
порыва, она спрятала лицо у него на груди.
     Когда Мак-Лауд обнял ее, в его правой руке все еще был зажат меч.
     - И все-таки я не понимаю... - Луиза расхаживала  по  комнате  в  его
халате (ее одежда, после пребывания в мусорном контейнере, уже  никуда  не
годилась) и говорила нарочито бурно,  почти  резко  -  чтобы  скрыть  свою
растерянность. - Хорошо. Предположим, ты действительно прилетел  с  другой
планеты...
     - Прилетел - не совсем то слово.
     - Ну пусть пришел,  хотя  это  слово  еще  более  "не  то".  Приехал.
Прибежал. Приплыл...
     Мак-Лауд улыбнулся - и Луиза тут же сбавила накал.
     - Ладно. Значит, прибыл - а потом  в  компании  со  своими  "хорошими
ребятами" перебил всех "плохих ребят", причем из "хороших" ты тоже остался
один... Так?
     Конан молча кивнул, не убирая с лица улыбку.
     - И что, теперь ты снова хочешь туда улететь?
     - Опять "улететь"... Впрочем, ты  права:  неважно,  каким  образом  я
преодолею этот путь. Главное - хочу ли я его преодолеть...
     - А ты хочешь?
     - Не знаю...
     Брови Луизы сошлись к переносице:
     - Помни: там ты можешь умереть. А здесь - нет...
     - Ты не хочешь, чтобы я умирал? - Мак-Лауд следил за ней все с той же
улыбкой.
     - Нет... - прошептала она. - Нет, нет, нет...


     А потом они лежали рядом и Луиза, ласково и с  нежностью  поглаживала
его тело.
     Когда пальцы прошлись  вдоль  его  живота,  Конан  вздрогнул:  Бренда
любила делать это, осторожно ведя пальцем вдоль шрама...
     Шрама?
     Его рука накрыла ладонь Луизы. Потом бережно отодвинула ее,  ощупывая
живот.
     Кожа на этом месте была гладкой. Абсолютно гладкой.
     Шрам исчез.
     И дрема, смешанная с видениями, окутала Конана...



                                    28

     ...Пахло вереском. Дымом от костра.  И  дымом  пахло  виски  -  "вода
жизни", дитя ячменного зерна и бродильного чана. Со стороны  залива  ветер
доносил приятный запах водорослей и соленых брызг.
     Все собравшиеся на вересковой  пустоши  были  одеты  в  цвета  своего
клана. Серебристо-зеленая нить Мак-Лаудов  вилась  по  клетчатому  тартану
[тартан - клетчатая шерстяная материя, из которой в Шотландии изготовлялся
традиционный  костюм;  сочетание  клеток  и  цветных  нитей   образовывало
неповторимый узор, являвшийся родовой принадлежностью каждого  из  кланов]
юбок и шейных платков.
     И были наточены клейморы собравшихся, а колчаны луков - полны  стрел.
Много  виски  было  выпито,  много  спето  воинственных  песен  и  сказано
хвастливых слов. А под вечер встал со своего места тан Эйн  Гусс,  и  были
точны его движения, выверенные мудростью древнего ритуала.
     Вынул он боевой нож, торчавший за отворотом чулка с наружной  стороны
ноги, - и блеснул при свете молодой луны топаз, вправленн