динения?
     - В том-то и дело, что ничего нет. Чисто, как на лужайке.
     - Мне бы твои проблемы, - вздохнул комиссар.
     - Это и ваши проблемы, шеф, так что не беспокойтесь, - сказал Стив.
     - Ничего. Сейчас у нас будут другие проблемы. Пошли.
     Фрэнк направился к тележке, с которой  продавали  "хотдоги".  Сутулый
негр в белом фартуке прикреплял к брезентовому тенту свежий номер какой-то
газеты.   На   первой   странице   красовалась   устрашающая    физиономия
разыскиваемого преступника, а под  ней  было  написано:  "Его  разыскивает
полиция! Помогите полицейским! Это охотник за головами! У  полиции  ничего
не получается! Нужна помощь города!".
     - У нашего парня богатое воображение, -  заметил  Стив,  указывая  на
картинку.
     - А-а, - Морран отмахнулся. - Он, похоже, сам  его  придумал.  Голову
даю на отсечение, что такого типа просто нет на свете. Этот парень - псих.
- Две порции, - обратился он к чернокожему продавцу, - и попить.
     Выдавая заказанное, негр ткнул вилкой в газету и спросил:
     - Фрэнк, ты это читал? Очень интересно.
     Морран откусил бутерброд и пробубнил:
     - Ты же знаешь, что полицейские не умеют читать.
     Негр прыснул.
     - Всегда расстроит, - проворчал Фрэнк. - Перестану я сюда  ходить.  У
тебя прямо как на работе. Ни на секунду не расслабишься.
     Стив отпил из пластикового стаканчика и, облизнув губы, спросил:
     - Ладно, раз уж о работе... Так  расскажите,  в  чем  ваши  проблемы,
комиссар?
     Морран доел сосиску и заказал еще одну.
     - Проблема только одна. Подняли шум газетчики, и это дерьмо дошло  до
мэра.
     - Ого!..
     - Да, а мэру, конечно, не нравится беспорядок в городе. Он  возмущен.
Поэтому он позвонил мне вчера в два часа ночи.
     - Ну и как? - поинтересовался Стив.
     - Больше я не спал.
     - Нет, что сказал мэр?
     - А что он мог сказать? Спросил, что все это значит. А как я ему  все
это растолкую, если сам ничего не  понимаю.  Теперь  я  к  телефону  боюсь
подходить. Да, кстати, - вспомнил комиссар, -  ты  эти...  образцы  Бренде
носил?
     - Носил, - Стив кивнул.
     - Ну, и что она сказала?
     - Наша красавица теперь мечом покойного  мавра  занимается.  Говорит,
редкая вещь. XII век. От микроскопа не отходит и  металлургически  бредит.
Знаете что, шеф, по-моему, все,  кто  занимается  этим  делом,  постепенно
сходят с ума. Вот и мэр...
     - Уймись и оставь свои умозаключения при себе, - одернул его Фрэнк. -
Расскажи мне лучше, что конкретно сказала Бренда?
     - Она сказала, что меч не зарегистрирован ни  в  одном  из  каталогов
холодного оружия. Говорит,  что  интересно  изготовлен,  а  дальше  ничего
понять не могу. Позвоните сами...
     - Какая разница! Она все равно  пробредит  полчаса,  а  я  все  равно
ничего  не  пойму,  потом  только  два  дня  мучиться  буду  от   сознания
собственной тупости, - махнул рукой комиссар. - Пусть уж лучше так...
     - Фрэнк, - вдруг тихо проговорил Стив, - а  может,  определим  его  в
нераскрытые? И все?
     - Определишь, как же! Определить-то, конечно, можно. Только  с  мэром
ты об этом сам поговоришь. Ладно? И непременно в два часа ночи.
     Морран доел "хотдог", сунул  руку  в  карман  за  платком,  бросил  в
большую корзину стаканчик и тарелку и быстро пошел к машине.


     После ссоры с Расселом Бренда не находила себе места. Все,  что  было
связано с ним, казалось  ей  необычайно  странным.  Это  его  появление  в
баре... Потом вдруг  оказалось,  что  он  проходит  по  делу  с  какими-то
отрезанными головами, и еще много всего. Но самое главное то, что, похоже,
он знает о мече, который ее так интересовал.
     Причем все, что касалось Рассела Нэша, было  окутано  туманом  тайны.
Желая хоть немного рассеять этот туман, Бренда решила выяснить хотя бы то,
что могли ей дать архивы. То есть она  хотела  попробовать  разыскать  его
родственников.
     ...Бренда вошла в просторный зал центрального  архива  Нью-Йорка.  На
доходивших до потолка стеллажах в десять рядов располагались толстые папки
со свидетельствами о рождении, собранные здесь с начала века.
     Найдя полку под литерой "Н", Бренда взяла  одну  папку  и,  пролистав
аккуратно подшитые листки, нашла нужную страницу. Свидетельство о рождении
было выдано Хилтонским отделением штата Нью-Йорк. В строке  "Полного  имя"
мелким размашистым почерком было выведено:
     "Рассел Эдвин Нэш.
     Место рождения: город Сиракузы, штат Нью-Йорк.
     Год и время рождения: 17 ч. 11 мин. 22 октября 1943 г.
     Пол: мужской.
     Имя отца: Карон Джон.
     Имя матери: Кэлси Нэш.
     Рождение засвидетельствовано врачом Вильямсом Б.Килтоном."
     Отстегнув интересующую ее страницу, Бренда прошла в  конец  коридора,
где стоял ксерокс, и сняла с листа копию.


     К счастью, доктор Килтон все еще жил в пригороде  Нью-Йорка  и  найти
его не составило большого труда.  Выйдя  на  пенсию  и  оставив  работу  в
госпитале, он переехал в Нью-Бритен - такой же, как и  Сиракузы,  городок,
где занимался частной практикой.
     Бренда вошла в узкую комнату, стены которой были  окрашены  в  нежный
голубой цвет. Все убранство этого кабинета состояло из письменного  стола,
заваленного бумагами и стоявшего под яркой лампой, на тонком  витом  шнуре
спускающейся с потолка, пары резных стульев и узкой  кушетки,  застеленной
белоснежной простыней. Окна были закрыты тяжелыми жалюзи.
     Из боковой двери вышел высокий - некогда, наверное, хорошо  сложенный
-  мужчина,  потерявший  форму  скорее  из-за  собственной  лени,  чем  от
старости. Поправив серый свитер на выдающемся вперед животе,  он  взял  из
рук Бренды ксерокопию свидетельства и, пробежав глазами по листу, кивнул.
     - Да, да... Фамилия матери Нэш. Я помню этот случай. Очень сложный  и
трагический.
     Он жестом  предложил  девушке  присесть  и  сам  опустился  на  стул.
Поправив очки, сползшие на нос, и щурясь, он заглянул в глаза Бренде.
     - Я боюсь, что не смогу быть вам полезен, - со вздохом произнес врач.
- Ну да ладно. Спрашивайте. Какие вам нужны сведения?
     - Мне нужно все, что вы знаете  о  нем  и  о  его  матери,  -  Бренда
кокетливо улыбнулась.
     - К сожалению, не так много. У  нее  были  какие-то  неприятности  во
время беременности. Точнее я ничего сказать не могу. Знаю  только,  что  к
нам она поступила в  очень  плохом  состоянии.  Ее  привезли  и  сразу  же
отправили в операционную. У  нас  записаны  только  те  сведения,  которые
удалось у нее получить перед родами на операционном столе.
     - А в чем дело?
     - Дело в том, что она умерла при родах.
     - Его мать? - удивилась Бренда.
     - Да.
     - А другие родственники?
     - О них ничего не известно.
     - А вообще, как его считали - законным ребенком или нет?
     -  Нет,  -  Килтон  покачал  головой.  -   Скорее   всего,   он   был
незаконнорожденным. За ними никто не приехал, и их  пришлось  хоронить  за
счет клиники.
     - Но почему "их"?
     - Как почему? Потому, что ребенок умер  через  полторы  минуты  после
смерти матери. Честно говоря, я не очень понимаю, почему  вас  так  сильно
интересует это дело. Оно, право, не стоит того. Все было чисто. Это я могу
вам сказать как врач. А если... Если бы, скажем, там было что-то  не  так,
то за давностью лет... Вы меня понимаете?
     - О, конечно, мне просто нужны  были  именно  эти  сведения.  Спасибо
большое, доктор Килтон. До свидания.


     В пятом часу утра людей в управлении почти не  было.  Уставшие  парни
возвращались  с  ночного  дежурства,  лениво  расхаживая  по  коридорам  в
ожидании пересменки.
     Бренда влетела, как реактивный снаряд. Процокав на  высоких  каблуках
по залу, где стояло множество столов, она вошла в  небольшую  комнату.  За
дисплеем, погруженный в табачный дым, сидел курчавый темноволосый  мужчина
и, покусывая колпачок авторучки, смотрел  в  экран  ничего  не  понимающим
взглядом.
     Услышав, как открылась дверь, он повернулся на вращающемся кресле  и,
увидев Бренду, улыбнулся и сонно проговорил:
     - Привет, дорогая.
     - Привет, - девушка присела рядом.
     - Я всю ночь провозился с компьютером.
     - Это я вижу. Тебе нужно выспаться, - Бренда улыбнулась.
     - Я так и сделаю, как только... Ну ладно.  Везде,  везде,  за  многие
годы, с конца XVIII века, -  один  и  тот  же  почерк...  Люди  умирали  и
появлялись через строго определенные отрезки времени...
     - Тебя потянуло пофилософствовать?
     - Нет. Просто люди появлялись через определенные отрезки  времени,  -
повторил он, - примерно каждые пятьдесят лет.
     Он пробежал пальцами по клавиатуре. На дисплее высветились фамилии:
     Адриан Монтегю
     Тэгьюс Джерибат
     Альфред Николсон
     Рупперт Шеллингтон
     Рассел Нэш
     А внизу было написано: "Сравнительный анализ почерка".
     - Смотри, Бренда.
     Он тронул пальцем еще одну клавишу, и из списка имен и фамилий  стали
отделяться буквы, падая вниз, под строчки, в специально отведенный для них
прямоугольник и собираясь в слова: Рассел Нэш. Набранное компьютер наложил
на последнюю строчку столбца. Буквы в точности совпадали при наложении.  У
Бренды перехватило дух. Она удивленными глазами посмотрела на  сидящего  и
тихо спросила:
     - Что все это значит? Можно сделать какие-нибудь выводы?
     - Можно, но я стараюсь их не делать. Подумай сама. Эти подписи  взяты
из архива. А возраст документов доходит до 260 лет...
     - То есть?
     - То есть этот тип ошивается в жизни с XVIII века. Он хитрый, гад. Он
все четко рассчитал. Почти легализовался.  Он  выбирает  матерей,  которые
умирают при родах вместе с детьми, и через некоторое время  использует  их
имена. Только я тебе этого не говорил.
     - Подожди, подожди, - Бренда нервно теребила челку, - подожди...  Это
невозможно. Ты, наверное, действительно не выспался.
     - Хуже. Это так и есть.
     - Я не могу поверить в это.
     - Я тоже. Более того, я в это не верю, но ты сама видела, а  факты  -
нехорошая вещь.
     - Подожди, но физические возможности человеческого организма не...
     - Это не ко мне. Это к медицинским экспертам. Я в это не верю.
     - Извини. Спасибо, - Бренда поднялась и, поправив  сумочку,  пошла  к
двери.
     На половине пути она остановилась и, немного придя в себя, сказала:
     - Нет. Это действительно бред. Наверное, чья-то ловкая  мистификация.
Только вот для чего? Ладно, разберемся.
     - От таких мистификаций, знаешь ли...
     - Ну ладно, не обижайся. И знаешь что еще, - небрежно сказала она,  -
сотри этот материал. Неудобно такой идиотизм оставлять в памяти.
     - Тебе распечатки прислать?
     - Как хочешь, - рассеянно проговорила она. - Я  бегу.  Пока.  Хотя  -
пришли, шутки ради...


     Глаза Бренды бешено сверкали, меча молнии. Она  нависала  над  столом
Рейчел и кричала, сама не  замечая  что  делает,  на  вжавшуюся  в  кресло
секретаршу:
     - Черт бы вас побрал!
     - Я никак не могу взять в толк, мисс Уайт, что вам нужно.
     - Я объясняю вам в который уже раз, что мистер Нэш  умер.  Понимаете,
миссис Элетайн, он мертв! Мертв с момента рождения. И  поэтому  я  хочу  у
вас...
     Рассел вошел, громко хлопнув дверью. Бренда резко обернулась и  мигом
замолчала. Он холодно посмотрел на нее и произнес бесстрастным голосом:
     - Что ты здесь делаешь, Бренда?
     Она  на  мгновение  растерялась,  но  потом,  собравшись  с  мыслями,
выпалила:
     - Почему ты взял фамилию мертвого, Нэш? Он умер в городе  Сиракузы  в
1943 году.
     Рассел бросил настороженный вопросительный взгляд на  Рейчел,  но  та
лишь пожала плечами, давая понять, что не знает, откуда взяла эти сведения
Бренда.
     - Ну хорошо, - сказал Рассел, - пойдем.
     Взяв Бренду под руку, он поднялся  с  ней  на  второй  этаж  дома  и,
распахнув узкие высокие двери, впустил в  круглую  комнату.  Чтобы  в  нее
попасть, надо было спуститься по узкому  коридорчику  ступенек.  Посредине
стоял диван, кольцом охватывающий центр  комнаты,  в  который  можно  было
войти, спустившись еще на три ступеньки.
     На уровне его спинки возвышался помост, взойдя на который можно  было
поближе рассмотреть стеллажи, встроенные в  стены  шкафов.  Там  находился
целый музей. Сверкающие  гранями  в  искусственном  освещении  хрустальные
кубки и вазы, потертые и выцветшие знамена, пистолеты, винтовки, арбалеты,
разнообразные доспехи и латы, старинные шляпы и плащи...  Глаза  у  Бренды
разбежались. Такой коллекции мог позавидовать любой исторический музей.
     Часть стены не была занята стеллажами.  Там  висели  разнообразнейшие
клинки, от мечей до кортиков. Бренда направилась туда.
     - Что это? - проходя мимо заваленных древностями полок, спросила она.
- Ты ограбил какой-нибудь музей?
     - Эти вещи собрались за всю мою жизнь, - тихо проговорил Рассел.
     - Это стоит целое состояние.
     - Это не главное.
     - А что же главное?
     - Бренда, - вдруг изменившимся  голосом  сказал  он,  -  я  живу  уже
несколько веков. Я не могу умереть.
     Девушка  остановилась,  кивнула,  удивленно  посмотрев  на  него,   и
улыбнувшись, сказала:
     - Это не смертельно. У  каждого  свои  трудности,  -  она  подошла  к
холодному оружию, с минуту молчала, осматривая  все  экспонаты  вместе,  а
потом сказала: - Ты хорошо составил свою  коллекцию.  Кроме  всего,  здесь
есть даже такие экземпляры, которых больше нет ни у кого.
     Рассел подошел к ней и снял со стены небольшой кинжал.
     - Да, - подтвердила Бренда,  -  я  смотрела  именно  на  него.  Очень
красиво.
     Он вынул кинжал из ножен и, повертев  лезвие  перед  своими  глазами,
как-то странно взглянул на Бренду, от чего ей стало не по себе.
     - Зачем ты это взял? - дрогнувшим голосом спросила она.
     Он протянул кинжал ей.
     - Возьми ты.
     Бренда протянула руку. Холодная рукоятка кинжала нырнула в ее ладонь,
а сверху она почувствовала тепло руки Рассела. Девушка  подняла  взгляд  и
пристально  посмотрела  в  спокойное  лицо  Нэша.  Оно  было  серьезно   и
сосредоточено:
     - Меня зовут Конан ап Кодкелден Мак-Лауд, - сказал он. - Я  из  клана
Мак-Лауд. Я родился в 1518 году от Рождества  Христова  в  деревне  нашего
клана Глен-Финен на берегу озера Лох-Несс. Я бессмертен.
     Она понимала, что Рассел говорит правду. Это не могло  быть  правдой,
но было. Вспомнив то, что ей  сказал  компьютерщик,  Бренда  почувствовала
себя совсем плохо. В голове все перемешалось,  колени  девушки  задрожали.
Поэтому, когда Рассел, чуть повернув ее руку, в которой был зажат  кинжал,
подошел поближе и странно дернулся, она ничего не поняла.  Только  увидев,
как он побледнел, Бренда сообразила, что что-то не так. Действительно,  на
полу блестели красные капли, и ее рука с кинжалом,  все  еще  торчащим  из
живот Нэша, была вся в крови. По его рубашке расплывалось алое пятно.
     Продержавшись на ногах еще несколько секунд, Рассел упал  на  колени.
Она выпустила рукоятку клинка, а он быстрым движением вырвал его из  тела.
Прикрыв ладонью рот, Бренда склонилась  к  раненому  и,  дрожащими  руками
срывая пуговицы, расстегнула рубашку. На  месте,  где  только  что  торчал
кинжал, сейчас был виден лишь  четкий  рубец,  который  медленно  исчезал,
превращаясь на глазах в полоску чуть заметного шрама.
     Рассел наклонился к ней и мягко поцеловал. Она решительно  ничего  не
понимала. Но смысл последнего поступка все же дошел до нее.



                                    15

     Утренняя служба давно закончилась, и в гигантском соборе  людей  было
немного. Стоящие на  хорах  мальчики  тихо  пели,  наполняя  своды  нежной
мелодией, бережно выводимой высокими голосами.
     Это удавалось не каждый год, но всегда в этот  день  Рассел  старался
посетить церковь, чтобы поставить свечку и вспомнить свою любимую женщину.
Он не мог забыть ту светловолосую шотландку, подарившую ему свою жизнь без
остатка.
     Остановившись возле статуи  Мадонны,  освещенной  множеством  свечей,
Рассел поставил свою свечу и преклонил колена.
     - С днем рождения тебя, - прошептал он, - дорогая моя жена Герда. Моя
память бессмертна, как и я, а значит, ты тоже бессмертна...
     Поднявшись с колен, он отошел к скамьям и опустился на одну  из  них.
Как всегда, вспоминая Герду, Рассел  вспомнил  и  Рамиреса.  Он  прекрасно
помнил его слова: "Ты должен драться до тех пор, пока  хоть  один  из  нас
жив. И пока ты находишься на святой земле, с тобой ничего не случится. Это
традиция".
     Его размышления прервал грохот шагов. Странно одетый человек вошел  в
храм. Обычно сюда не заглядывали  разряженные  в  черные  кожаные  костюмы
громилы с бритой головой и в ожерелье  в  виде  цепи  с  висящими  на  ней
стилетами. Звуки шагов его тяжелых, подкованных  железом  ботинок  звонким
эхом разносились по всему помещению, отдаваясь в нефах.
     Рассел резко обернулся и увидел двухметровую фигуру позади себя.
     - Столько лет прошло, а мы еще  живы  с  тобой,  Мак-Лауд,  -  Крюгер
склонился к Нэшу и проговорил эти слова не похожим на его  обычную  манеру
шепотом.
     Расплываясь в ехидной  улыбке,  он  опустился  на  заднюю  скамью  и,
откинувшись на спинку, скрестил руки на груди. Рассел Нэш кивнул.
     - Я рад видеть тебя здесь, Мак-Крагер, - взгляд Рассела скользнул  по
гладко выбритому черепу.
     Крюгер провел рукой по лысой голове и, тронув ожерелье на  шее,  тихо
пробасил:
     - Нравится?
     - Кто тебя стрижет?
     - Я замаскировался, - Крюгер снова  заулыбался,  блестя  инкрустацией
зубов. - Так меня никто не узнает.
     - А я узнал, - Рассел развел руками.
     - Только ты один.
     - Ты пришел для того, чтобы похвастаться своей новой прической?  Твоя
голова не стала от этого лучше.
     - Мне нужна твоя голова, - спокойно проговорил Крюгер на ухо Расселу,
- и награда за это. Должен остаться только один. Ты, наверное, знаешь, что
остались только ты и я. Пора заканчивать.
     - Конечно, знаю.
     Из бокового входа в храм  показалась  группа  монашек.  Сложив  перед
собой руки и уставив глаза в пол, они медленно двигались к алтарю.  Крюгер
выставил в проход между скамьями  ногу  в  армейском  ботинке  и  громовым
голосом выпалил:
     - С днем всех святых, сестры!..
     Монашки шарахнулись в сторону и, не переставая креститься,  двинулись
дальше, огибая возникшую преграду, почти вжимаясь в борта скамеек. Высунув
язык  и  громко  задышав,  Крюгер  проводил  их  пронзительным   идиотским
взглядом, полным наигранной похоти и притворного звериного вожделения.
     Вновь откинувшись на спинку скамьи, он расхохотался,  заглушая  пение
хористов. Те немногие люди, которые  в  этот  час  были  в  храме,  начали
покидать церковь.
     - Нет чувства юмора у людей! Скучно, - пожаловался Крюгер.
     Рассел прищурился и прошипел сквозь плотно стиснутые зубы:
     - Я вижу, меч Рамиреса  не  сумел  заткнуть  твою  поганую  глотку...
Жаль...
     Самодовольная  улыбка  на  лице  Крюгера  расползлась  еще  шире.  Он
наклонился к Мак-Лауду и негромко проговорил:
     - Твой Рамирес был утонченный сноб, он умер на коленях.  Я  снес  ему
башку и изнасиловал его бабу еще до того, как его труп успел остыть.
     Новый приступ истерического хохота  вырвался  из  его  груди.  Рассел
опустил голову и до боли в суставах  сжал  кулаки,  не  в  силах  сдержать
ярость, бушевавшую в  нем.  Крюгер  заметил  это  и,  прекратив  смеяться,
всмотрелся в искаженное судорогой лицо шотландца.
     - А-а-а, - протянул он, и кончики его  губ  выгнулись  в  ухмылке,  -
Рамирес меня обманул. Она была не его женщиной. Она была твоей женщиной. И
она так никогда и не сказала тебе об этом? Интересно -  почему?  Может,  я
дал ей то, чего ты никогда не смог ей дать? И она всю  жизнь  ждала  моего
возвращения...
     Рассел вскочил и, схватив Крюгера за ворот  куртки,  притянул  его  к
себе.
     - Запомни, Мак-