.   Коновалова
объясняется с тем парнем. И ей изменяет выдержка. Она плачет, обвиняет его -
однако тот парень спокоен. ?Прости, - говорит,  -  дорогая.  Прошла  любовь,
завяли помидоры. А ребенок - это твоя  проблема.  Денег  на  аборт  я  тебе,
конечно, дам, а дальше - как хочешь...? Коновалова тогда просто как  с  цепи
сорвалась. Кричит: я, мол, пойду к ректору.  Отцу  малолетки,  которую  этот
парень трахал. Я, мол, кричит, ректору все расскажу. В милицию пойду -  тебя
посадят за совращение несовершеннолетних...  А  тот  парень  только  плечами
пожимает: ?Ну и пожалуйста?. Он, конечно, блефовал и в душе  ужасно  трусил:
вдруг его аморальное поведение станет известно. За это тогда можно было, что
называется,  партбилет  на  стол  положить.   И   прости-прощай,   блестящая
карьера... ?Ах так!.. - наконец кричит Коновалова. - Выбирай:  я  или  она!?
Тот парень  спокойно  отвечает:  ?Она?.  И  поворачивается  уходить.  И  тут
Коновалова совсем срывается с катушек. Вскакивает на подоконник, распахивает
окно - а дело происходит на шестом этаже - и кричит  как  безумная:  ?Я  или
она?!? Ну, тот парень усмехается и открывает  дверь,  чтобы,  значит,  гордо
выйти из комнаты. Его,  мол,  не  проймешь  истериками  и  прочими  женскими
штучками... Шепилов наш, подслушивавший, вовремя отскакивает от  двери...  И
тут... Никто уже не узнает, что там произошло дальше: несчастный случай  или
вправду самоубийство. Может, ветер подул из-за раскрывшейся двери. А  может,
она поскользнулась на обледенелом подоконнике...  А  может,  у  нее  вправду
что-то помутилось и она сама шагнула вниз... В общем, она падает из  окна...
В последний момент цепляется за подоконник... Тот парень  подбегает  к  ней,
хочет помочь, втянуть внутрь... Следом за ним в комнату  влетает  Шепилов...
Но поздно. Она падает вниз.
   - А не сам ли он столкнул ее?
   - Если б так было - уж Шепилов нам с Котовым наверняка б рассказал. Да  и
следствие бы это установило.
   - Так кто он - тот парень? - воскликнул Полуянов.
   - Пару минут терпения, Дима.
   - Знаете: все, что вы  мне,  господин  Желяев,  рассказываете,  абсолютно
недоказуемо! С таким же успехом я могу сказать, что ее столкнули вы.
   - Да. Теперь это можно сказать. Теперь -  когда  мертв  Шепилов.  И  ваша
матушка. И ее бывшая медсестра Раиса Митрофанова.  Теперь  можно  утверждать
все, что угодно. Когда их всех убили.
   - А моя мама?.. Она-то при чем? Ее-то зачем?..
   - Она видела того парня - как он рыдал внизу над телом  своей  любовницы.
Не совсем же бесчувственный он человек... - Желяев поправился:
   - Тогда был - не бесчувственный...
   - Боже, почему же она в дневнике-то своем о нем не написала! - воскликнул
Дима.
   Желяев переглянулся с опером Савельевым. Проговорил:
   - Ах, есть еще и дневник! А мы гадали: как это вы с младшей  Митрофановой
так быстро вышли на меня с Котовым!..
   Дима спохватился.  Понял,  что  сболтнул  лишнее.  Упомянув  о  дневнике,
нарушил первейшую заповедь журналистики, расследований и  жизни  вообще:  не
выдавать посторонним ненужную информацию.
   - Мама писала в своем дневнике о драке? - быстро спросил со своего дивана
Савельев. Дима поколебался секунду. Голова болела по-прежнему. Думать, а тем
более придумывать и врать было мучительно, и поэтому он сказал правду:
   - Да, писала. - И быстро спросил:
   - А кто дрался-то на самом деле?
   - Коновалову через три дня похоронили в городке, где жили ее родители,  -
в К., - словно не замечая вопроса, продолжил Желяев. - Поминки  проходили  в
нашем Техуниверситете, в столовой. Студентов  было  и  там,  и  здесь  очень
много. Но тот парень ни на похоронах, ни на поминках не присутствовал. Будто
он к ней никакого отношения не имеет... Правда, о том,  что  он  с  покойной
Леночкой связан, никто, кроме Шепилова, тогда  не  знал.  А  Шепилов  ничего
никому не рассказал... Но вот потом, через пару дней после похорон,  Шепилов
встретил того парня в нашем студгородке. Тот шел себе,  довольный,  веселый,
как ни в чем не  бывало.  Наверно,  новую  свою  девчонку,  пятнадцатилетнюю
ректорскую дочку, проводил до дома. Или на свидание к ней шел...  Шепилов  в
тот день был слегка подогретый - пивом и портвейном. Ну,  он  и  бросился  к
нему - отношения выяснять. Мстить за Ленку. Слово за слово, началась  драка.
И хотя Шепилов был на голову выше, чем тот парень, - он Шепилова  отдубасил.
Он был хорошо подготовлен физически: бокс, самбо... И, как мы понимаем  -  к
сожалению, только теперь понимаем, - тот парень,  что  немаловажно  в  любой
драке, был (и остается!) человеком безо всяких моральных тормозов... Но  вот
тогда... Тогда, сразу после драки, мы - я, Шепилов и Котов - его пожалели...
И мама ваша, Евгения  Станиславовна,  тоже  пожалела...  Напрасно,  конечно,
жалели. Таких говнюков чем раньше остановить - тем лучше. Для всех.  Теперь,
когда он большую силу взял, остановить его куда тяжелее...
   Желяев сделал пару  шагов  по  комнате,  задумчиво  посмотрел  куда-то  в
сторону. Потом вдруг повернулся к Диме и, глядя ему  прямо  в  лицо  тяжелым
взором, быстро спросил:
   - Что твоя мать писала в дневнике о той драке? Дима пожал плечами:
   - Только то, что эта драка была.
   - Она называла в дневнике его имя?
   - Нет.
   - Где находятся дневники?
   Дима помедлил с ответом. ?Почему я верю им? Почему я Желяеву верю? Потому
что голова лопается от боли? Потому, что мне хочется ему верить? Потому, что
мне ничего другого не остается? И эта байка о мифическом том парне дает  мне
надежду?.. А может, все, что мне сливает Желяев, - вранье?.. Может, они оба,
вместе с Савельевым, на самом деле работают на него? Или Желяев это все  про
себя рассказывает? Может, он и есть мифический тот парень? Как мы с Надей  и
думали с того момента, как Котова убили? И их  с  Савельевым  главная  цель:
разузнать у меня, где находятся улики - то есть мамины  дневники?!?  У  Димы
захолодело под ложечкой.
   Значит, опасность совсем даже не миновала?
   Журналист грубо ответил:
   - Не ваше дело, где дневники. Они - в надежном месте. А если меня убьют -
они будут обнародованы.
   - Да мы и хотим, чтобы они были обнародованы! - с энтузиазмом  воскликнул
Желяев. Энтузиазм его показался Диме несколько  фальшивым.  -  Ведь  это  же
улика. Пусть косвенная, но улика. Одна из немногих.
   Полуянов не стал, естественно, говорить, что никакие дневники  не  улика.
Что ничего криминального в них нет. Нет ни имен,  ни  фамилий,  ни  внятного
рассказа о том, что случилось тогда,  в  январе  семьдесят  восьмого.  Но...
Дневники, пока их никто не видел, оставались единственным  Диминым  тузом  в
рукаве - на тот случай, если Желяев  с  Савельевым  все-таки  собрались  его
убрать. Плохоньким, крапленым, фальшивым - но тузом... И еще он надеялся  на
Надю. ?Авось ее не взяли. И она доберется до нашего главного редактора и все
ему расскажет. И про Котова, и про Желяева, и про меня..."
   - А что тогда, в семьдесят  восьмом  году,  случилось  в  поликлинике?  -
спросил, уводя разговор в сторону, Полуянов. - Врачей-то сейчас  зачем  надо
было убивать?
   Желяев переглянулся с Савельевым. Сказал:
   - Ничего особенного не случилось. Твоя мать тогда оказала Шепилову первую
помощь. Но... Она была хорошая женщина, твоя мама. Но вроде тебя: любила  во
все дела влезать. Мы говорили ей тогда: Шепилова избил на улице неизвестный.
Но она к нам прицепилась: что за  неизвестный?  За  что  избил?..  Настоящий
допрос с пристрастием устроила. Вызывала в кабинет всех по очереди.  Шепилов
тогда и дал слабину. Проболтался: с кем он на самом деле дрался. А может, он
специально  хотел-таки  тому  парню  насолить.  Правда,  Шепилов  тогда,   в
студенческой  поликлинике,  не  сказал  Евгении  Станиславовне,  почему  его
избили. Но он сказал ей - кто его избил.
   - Не верю, - покачал головой Дима. - Почему тогда моя мать не  дала  делу
ход? Не сообщила в милицию?.. Она была очень справедливым человеком. Во всех
своих проявлениях. Вы ж сами говорите...
   - А вот взяла и не сообщила она в милицию... - покачал головой Желяев.  -
И знаешь, Дима, почему?
   - Почему?
   - Да потому, что на следующее утро после драки тот  парень  первым  делом
примчался к нам в Техуниверситет.  Сначала  в  общагу.  С  коньяком,  икрой,
сырокопчеными колбасами, тортами из ?Севера?. Он прямо-таки умолял нас троих
- меня, Шепилова и Котова - дело замять. Он  чуть  не  плакал,  чуть  не  на
коленях стоял!.. Он же понял, чем ему грозит одна только драка с Шепиловым -
даже безо всяких обвинений, что он довел Коновалову до самоубийства.  Его  и
из кандидатов в партию бы исключили, и из комсомола. И из института -  тоже.
Писец пришел бы его карьере. Всей жизни - писец... Ну, мы тогда с  Шепиловым
и Котовым сжалились над ним. Пообещали ему,  что  заявлять  никуда  -  ни  в
милицию, ни в студсовет, ни в комитет комсомола - не станем... Он  и  убежал
от нас, довольный. И помчался не куда-нибудь, а в студенческую  поликлинику.
Тоже с цветами  и  конфетами.  Стал  твою,  Полуянов,  мать  уговаривать,  и
медсестру Митрофанову, и главного врача Ставинкова... Уговаривать все о  том
же: не выдавать его. Не сообщать в ментуру. И мать твоя, и ее  медсестра,  и
главврач - они все трое согласились. Не стали на него стучать. Нас он  сумел
разжалобить и их - тоже. Если  б  вы  видели,  как  он  -  самбист,  боксер,
комсомольский секретарь - умел подличать и самого себя  унижать!..  Он  чуть
нам ноги тогда не целовал!..
   - Да, - задумчиво проговорил Дима, - моя мама была справедливым человеком
- но вот стучать и закладывать она терпеть не могла.
   Он подумал: а не врет ли все-таки  Желяев?  Рассказ  его,  однако,  очень
походил на правду. Правду, в которой было выпущено одно, самое важное звено:
как звали того человека? И почему он стал убивать сейчас?..
   - Вот они и поплатились - спустя двадцать пять  лет.  Воистину  не  делай
людям добра - не получишь зла.
   - Но почему? - воскликнул Дима. - Почему  он  стал  убивать  всех  именно
сейчас?!
   - Джинна из бутылки выпустил наш друг Шепилов... Тот парень,  после  того
как в семьдесят восьмом году его  никто  не  заложил,  стал  делать  хорошую
карьеру. Даже слишком хорошую. Он закончил свой институт в семьдесят девятом
- а в восемьдесят шестом  году  я  встретил  его  случайно  на  совещании  в
Смольном. Он уже тогда сидел в президиуме. Мы поговорили с ним  в  перерыве.
Он был таким любезным - прямо лучший друг. Работал он тогда уже инструктором
орготдела обкома партии -  высокая  должность  в  те  времена,  если  ты  не
застал...
   - Слегка застал. Желяев кивнул.
   - А потом он очень  быстро  перекрасился  и  стал  демократом.  Начал  на
митингах выступать, Собчака поддерживать... Потом меня в Москву перевели - а
вскоре и он тоже в столицу переехал... Стал занимать посты  в  администрации
президента, в правительстве. И лез все выше, выше, выше... Но... Но я с  ним
больше  ни  разу  не  встречался.  Только  в  газетах  его  имя  видел,   по
телевизору... А вот Шепилов... Шепилов - бизнесмен наш,  кооператор,  ?новый
русский? - к его услугам, оказывается, прибегал. Он нам с  Котовым  об  этом
сам рассказал. За два дня до своей смерти.
   - Шепилов шантажировал его, - утвердительно сказал Дима.
   - Да! Да! Правильно!.. Он шантажировал  того  парня  -  но  играл  легко,
ненавязчиво... Сначала - еще в конце восьмидесятых, в Ленинграде, -  Шепилов
просил его помочь со снабжением. Самым разным дерьмом.  Тогда  же  ничего  в
магазинах и на складах не было, и достать без блата  ничего  было  нельзя...
Ну,  он  Шепилова  и  снабжал  всяким-разным...  Винты,  гайки  для   сборки
компьютеров, потом автомобили, лес, мясо... Но совсем в небольших объемах...
И Шепилов не грубо работал, не в лоб. Он прошлое  с  тем  парнем  совсем  не
поминал. Не говорил: ?Сделай для меня то-то, или  я  тебя  заложу?.  Шепилов
взял с ним иной тон: мы, мол, с тобой старые кореша, в  одну  девчонку  были
влюблены, в одни ?Очки? ходили...Ты, питерец, знаешь, что такое ?Очки??..  -
вдруг спросил Желяев.
   - Знаю, - кивнул Дима. - Пивную так называли на канале Грибоедова.  Рядом
с оптикой, оттого и ?Очки?.
   - Правильно, - удовлетворенно ответствовал Желяев. - Так вот, в таком,  с
понтом, дружеском тоне Шепилов и держал себя с тем парнем. Кто, мол,  старое
помянет... Шепилов тоже, кстати, ему помогал. Чаще всего -  деньгами.  Порой
давал в долг, а иногда - безвозмездно, то есть даром. А порой тот  парень  -
он ведь в Ленинграде еще  молодой  был,  не  слишком  опытный  -  расписочки
Шепилову  кое-какие  оставлял,  контрактики  всякие  левые  подписывал...  А
Шепилов - я так думаю - уже в конце восьмидесятых стал настоящей  акулой.  А
что в молодости его тот парень пару раз мордой об стол повозил,  ему  только
на пользу пошло. Многому он в итоге научился... И копии  этих  расписочек  и
контрактиков с подписью того парня Шепилов сохранил... И, между прочим, -  с
торжеством добавил  Желяев,  -  именно  мне  за  два  дня  до  смерти  своей
передал...
   - Он, тот парень, убил Шепилова?  -  горячо  спросил,  подавшись  вперед,
Дима. - Своими руками? - Теперь  он  почти  верил  в  историю,  рассказанную
Желяевым: очень получалось складно. И еще Диме хотелось верить. Ведь если не
неведомый пока ?тот парень?, а Желяев был убийцей - зачем  ему  дурить  Диме
голову? Он мог бы просто шлепнуть его - и все.
   - Своими руками, чужими...  Не  торопись,  Полуянов,  -  покачал  головой
Желяев. - Давай я расскажу по порядку... Итак, дружба Шепилова и того  парня
(если их взаимоотношения, конечно, можно  назвать  дружбой)  продолжалась  и
после того, как тот - а следом и Шепилов - перебрались в Москву. Тот  парень
продолжал оказывать нашему однокурснику разовые, но очень  полезные  услуги.
Иногда помогал  в  приобретении  контрольного  пакета  акций  небольшой,  но
чертовски прибыльной фабричонки. Иногда -  устраивал  выгодный  контракт  на
поставку для правительства партии компьютеров  (естественно,  по  завышенной
цене). Порой - просто сливал Шепилову инсайдерскую информацию... Все  услуги
того парня  Шепилов  щедро  вознаграждал.  Но  теперь  вознаграждал  уже  не
наличными, а переводами на номерные счета  в  швейцарских  банках...  Номера
этих счетов, кстати, у нас с капитаном Савельевым имеются.
   Савельев улыбнулся и согласно кивнул.
   - Вы, господин Желяев,  прямо  сказку  какую-то  рассказываете,  -  криво
усмехнувшись, заметил Дима. - Братская дружба двух верных  сынов  отчизны!..
Почему ж в итоге дело кончилось убийствами?
   - А Шепилов зарвался. И сам это прекрасно  понимал...  Потому  он  нас  с
Котовым и пригласил к себе за два дня до своей смерти. Мы двенадцать лет все
вместе, втроем, не встречались, а тут, видишь ли, собрались.
   Шепилов нам с Котовым и вывалил: ?Я, мол, хочу попросить  того  парня  об
очень и очень важной для меня услуге. Дела мои, скажу откровенно,  пошли  не
слишком хорошо. И чтоб их поправить, - сказал Шепилов,  -  я  хочу  выиграть
тендер  на  освоение  Энского  месторождения.  В  документацию  я  уже  пару
миллионов баксов вложил, конкурсные документы  подал.  И  если  выиграю,  то
получу - в  перспективе,  конечно,  -  никак  не  меньше  пятисот  миллионов
долларов...? Дима присвистнул.
   - Вот и мы с Котовым примерно так же отреагировали, -  кивнул  Желяев.  -
Авантюра  чистой  воды!  Не  выигрывают  наши  миллионеры  (даже  долларовые
миллионеры!) таких тендеров. Их выигрывают  миллиардеры!..  А  Шепилов  свое
гнет: ?Я, - говорит, - знаю, что в тендерной комиссии  голос  того  парня  -
решающий. И впервые за все годы буду просить  его  конкретно:  или  ты  мне,
парень, поможешь выиграть тендер - или все узнают, как ты довел  Леночку  до
самоубийства. И о том, когда, за что и сколько ты получал  от  меня  баксов,
работая в Ленинградской мэрии. И  о  том,  на  какие  счета  в  Швейцарию  я
переводил тебе деньги, и за какие конкретно услуги...? А потом  Шепилов  нам
сказал:
   "Чтоб я уютней себя на встрече с ним чувствовал, возьмите-ка документы, с
тем  парнем  связанные...  И  если  что  со  мной  вдруг  случится  -  тогда
обнародуйте  их.  Чтоб  не  оказался  тот  парень  ненаказанным,   а   я   -
неотомщенным..."
   - Эти документы сохранились? - быстро спросил Дима.
   - Будем считать, что да... - слегка загадочно ответил Желяев и  продолжил
свой рассказ:
   -  Тогда,  в  тот  вечер,  мы  с  Котовым,  естественно,  стали  Шепилова
отговаривать: ведь шантаж,  да  еще  с  такими  завышенными  требованиями  -
безумие чистой воды. Но переубедить его оказалось невозможно: большой бизнес
научил Шепилова быть авантюристом. А иначе и не бывает: в бизнесе  в  России
побеждают одни только  сорвиголовы...  Сколько  времени?  -  вдруг,  прервав
самого себя, спросил Желяев у Савельева.
   - Восемнадцать сорок пять, - не глядя на часы, ответил опер.
   - Включай свою тарахтелку.
   Савельев отложил автомат, взял лежавшую рядом с ним на диване милицейскую
рацию. Включил - из нее немедленно донеслось неразборчивое бурчание.
   - У нас осталось немного времени,  -  сказал,  снова  обращаясь  к  Диме,
Желяев. - Но почти обо всем, что случилось после, ты знаешь сам...  Два  дня
спустя Шепилова убили...
   - Тот парень - неужели он убил Шепилова сам? Своими руками?
   - Скорей всего - да, - кивнул  Желяев.  -  Они,  наверно,  встретились  в
квартире Шепилова, один на один. Шепилов, что называется, сделал ему, как  и
собирался, предъяву. А тот решил проучить нашего  ?нового  русского?  старым
как мир способом. Как учил его уму-разуму двадцать пять лет назад,  в  нашем
студгородке, - кулаками. Ну,  и  не  рассчитал  своих  сил,  натренированных
боксом и самбо. Скорей всего, я  думаю,  произошел  несчастный  случай:  тот
ударил, Шепилов упал и стукнулся виском о свой мраморный камин...  Я  всегда
говорил: не доводят до добра эти камины в городских квартирах...
   - Неужели ваш тот парень не оставил никаких улик?
   - А даже если б оставил? Как ты себе  представляешь  расследование?  Что,
капитан Савельев (или следователь  из  прокуратуры)  придет  к  тому  парню,
большому человеку, и попросит: ?А не разрешите ли вы снять ваши  отпечаточки
пальцев? А не позволите ли вы отправить на экспертизу ваши  костюмчики  -  а
вдруг  микрочастицы  с  них  совпадут  с  теми,  что  обнаружены  на   месте
убийства?.. Да и вообще - а есть ли у вас алиби на ту самую ночь?.."
   - Хорошо: тот парень убил Шепилова. Но зачем же  ему  врачей-то  убивать?
Маму мою?
   - Я думаю, он решил обрезать все ниточки, которые могли связывать  его  с
Шепиловым. И с теми событиями, что произошли когда-то в  нашем  студгородке.
Твоя мать видела  его  в  тот  самый  день,  пятнадцатого  января  семьдесят
восьмого года, в день самоубийства - видела, как тот парень рыдал над трупом
Ленки Коноваловой... А рядом с ним, между прочим, у трупа стоял Шепилов... А
на следующий день после драки с Шепиловым  он  приходил  к  твоей  матери  и
унижался, чтобы она не дала ход делу... К тому же сын Полуяновой -  то  есть
ты - журналист. Того и гляди, она б тебе все  рассказала.  А  ты  копать  бы
стал, статейку тиснул - вот скандал... Впрочем, ты и без того стал копать  -
потому, Дима, они  и  тебя  захотели  убрать...  И  в  конце  концов  изящно
подставили тебя с Котовым. Одним выстрелом убили двух зайцев. И с депутатом,
очень хорошо знавшим подноготную того  парня,  расправились  -  и  тебя  под
статью подвели. Ты  ведь  мало  того,  что  был  в  час  убийства  на  месте
преступления - у тебя и мотив имеется, чтобы Котова загасить. Ты ведь и сам,
Дима, пожалуй, до сегодняшнего утра считал,  что  именно  Котов  виноват  во
всем. В том числе - в убийстве твоей матери. Значит, вот он, твой мотив:  ты
Котову за смерть матери мстил. У  тебя  ведь,  поди,  и  статейка  написана.
Где-то лежит - в надежном месте. Статейка, в  которой  ты  описываешь  якобы
преступления Котова... А