Котову,  очень
личные. Возможно, он не захочет, чтобы о  них  узнал  кто  бы  то  ни  было,
включая пресс-секретаря.
   - И тем не менее я не в силах изменить порядок.
   - В таком случае передайте, пожалуйста, Константину Семеновичу -  сейчас,
немедленно...  Передайте  ему,  что  я  расследую  самоубийство   студентки,
происшедшее двадцать пять лет назад.  Есть  люди,  заинтересованные  в  том,
чтобы возложить вину за это самоубийство на господина Котова. Аргументы этих
людей пока кажутся мне и нашей редакции  убедительными.  И  если  Константин
Семенович не найдет времени встретиться со мной - причем встретиться  завтра
же! - тогда, возможно, изложение истории в не очень выгодном  для  господина
Котова свете появится на страницах газеты. Вы все запомнили?
   - Да. Одну минуту.
   В трубке зазвучала музыка - ни больше ни меньше ?Славься? Глинки.
   Дима звонил от метро ?Кузьминки?, автомата, соседнего  с  первым,  -  но,
естественно, по той же самой карточке. Он посматривал  на  припаркованный  в
сотне метров  ?Опель?.  Силуэт  Нади  был  виден  на  переднем  пассажирском
сиденье: очень прямой, напряженный. Возле машины никто не отирался.
   Мелодия в трубке отыграла и завелась  снова.  Дима  напряженно  ждал.  Он
загадал: если Котов сейчас ответит, сам ответит ему - значит, он все  угадал
правильно. Значит, все окончится хорошо.
   - Это Котов! - раздался  в  трубке  мужской  недовольный,  наступательный
голос. - Что за ерунду вы нагородили моему секретарю?
   -  Ваш  секретарь,  я  думаю,  все  передала  вам  правильно.  Нам   надо
встретиться.
   - Вас дезинформировали, молодой человек.
   - И тем не менее эта дезинформация может появиться в печати.
   - Какая глупость! - с досадой произнес депутат. - Я только  что  вернулся
из длительной поездки... Идет обсуждение проекта бюджета страны... Ох. Я  не
могу уделить вам более получаса.
   - Этого хватит.
   - Послезавтра, в семь утра вас устроит?
   - Боюсь, статья уже уйдет в типографию.
   - Какая глупость!.. - повторил Котов. - Я сейчас же буду  звонить  вашему
главному редактору! Там у вас Василий Степанович - я не ошибаюсь?
   - Не ошибаетесь. Василий Степанович в курсе дела.
   - Так. - Шуршание листами ежедневника. Затем звучит шутливо-жалобное:
   - А потом вы же сами, журналисты, будете пинать нас,  депутатов,  за  то,
что мы не посещаем пленарных заседаний!.. Ладно, давайте завтра.  Только  из
уважения к вашей газете.  Хотя,  должен  заметить,  у  вас  недобросовестные
информаторы. Завтра,  в  одиннадцать  сорок  пять.  Кабинет  мой  в  Думе  -
четыреста семидесятый.
   Котов, не прощаясь, швырнул трубку.
   Дима вышел из телефонного загончика. Он еле сдерживал  ликование.  Только
народ на улице мешал ему подпрыгнуть от радости.
   "У него рыльце в пушку! Этот Котов - что-то знает. Иначе он не согласился
бы встретиться со мной:  сразу,  завтра  же.  Он  что-то  знает,  во  что-то
замешан. Возможно, я угадал правильно, и он - убийца. Но меня  он  боится!..
Еще бы ему не бояться!.."
   Дима набрал еще один  номер.  Длинные  гудки.  Домашний  телефон  Желяева
по-прежнему, как и пятнадцать минут назад, не отвечал. Он еще  раз  позвонит
ему на обратном  пути,  из  другой  будки.  И  секретарше  главного,  Марине
Михайловне, - позвонит тоже.  Она  к  тому  времени  узнает  домашний  адрес
Желяева. Полуянов быстрыми шагами пошел к машине.

Надя

   Надя, Дима и Саша сидели  за  кухонным  столом.  За  окном  уютно  шуршал
осенний дождь. Мужчины с аппетитом уминали борщ,  а  Надя  иронично  думала:
?Как патриархально! Как интимно! Мы -  словно  семья.  Благостная  картинка:
вечер, кухня, борщ, галантные кавалеры. Отчего ж на душе так тревожно?"
   Борщец у  Нади  вышел  отличный.  Даже  избалованный  маминой  кухней  (и
хорошими кабаками) Полуянов потребовал половник  добавки  и  расщедрился  на
скупое: ?Недурственно?. А Сашка - тот вообще две тарелки слопал: одну - пока
их не было, и вторую -  за  компанию.  Ел,  нахваливал  и  лапочкой  Надежду
называл, и умничкой, и хозяюшкой. Быстро  уничтожив  почти  полную  кастрюлю
(девушка планировала растянуть ее на два дня),  мужчины  принялись  за  чай.
Надя, продолжая играть роль хранительницы очага, взялась за посуду. Сашка  с
удовольствием наблюдал, как тарелки выстраиваются в мойке, блестя чистейшими
боками. Он явно настроился на  продолжение  банкета.  Приготовился  болтать,
вспоминать прошлое, распушать перед Надей перья. Но Дима  сидел  задумчивый,
хмурился, отвечал невпопад. Наде тоже едва хватало сил улыбаться в ответ  на
Сашины цветистые комплименты.
   - Ну вас к Аллаху, - наконец вздохнул Сашка. - Какие-то  вы  оба  сегодня
неживые... Он зевнул и поднялся:
   - Пошел я от вас. Посплю. Надя надеялась, что Дима останется вместе с ней
на кухне. Ей хотелось поговорить о завтрашнем дне, убедить  журналиста,  что
поход в Думу - это чистейшее безумие. Выдвинуть другую,  пусть  завиральную,
версию - лишь  бы  он  не  шел  к  Котову.  Она  даже  саркастическую  фразу
заготовила: ?Чего ж ты про маньяка  Ефремова  так  быстро  забыл?  Испугался
его?!"
   Но Дима неожиданно встал одновременно с Сашкой:
   - И верно, Сашок. Пошли, отработаем... Друзья заговорщицки переглянулись.
   - Что отработаем? - возмутилась Надя. Полуянов фыркнул, пояснил:
   - Взаимодействие щеки с подушкой. Минут на пятьсот-шестьсот.
   А Сашка добавил:
   - Это мы на военных сборах так говорили. Они  покинули  кухню,  о  чем-то
забубнили в коридоре. Обиженная Надя осталась сидеть над  остывшим  чаем.  В
дверь просунулся Дима:
   -  Ликуй,  Надька!  Саша  разрешил  тебе  Родиона  в  комнату  взять!   -
Ухмыльнулся и добавил:
   - Очаровала ты его. Пошел  ради  тебя  противу  всех  принципов.  Собачью
шерсть в комнаты допустил!
   "Засранцы, - устало подумала Надя.  -  Добрые  дяди.  На  тебе,  Надюшка,
конфетку - только не плачь?.
   Впрочем, Родион, уже  привыкший  ночевать  в  узком,  холодном  коридоре,
Сашиным подарком был счастлив донельзя. Ворвался в комнату,  заскулил  подле
кровати - сам запрыгнуть не  мог,  короткие  ножки  не  позволяли.  Надя  не
поленилась  сходить  в  ванную,  смочила  тряпку,  тщательно  протерла   псу
подушечки лап - и только тогда подняла его на постель.
   - Один ты, Родя, меня понимаешь, - прошептала она.
   Псина доверчиво прижалась  к  хозяйке  и  принялась  вылизывать  ей  лицо
приятно шершавым языком. Надя обняла любимую  таксочку,  уткнулась  носом  в
мягкую шерстку. На ее глазах выступили слезы. Одна, совсем одна, и  Диме  на
нее наплевать, и Сашке... И завтра неизвестно что будет, потому как Полуянов
затеял глупость и даже слушать не хочет ее возражений... Нужно  выплакаться,
а потом еще раз все обдумать и решить: как не пустить  Полуянова  к  Котову.
Может, ей  в  милицию  позвонить?  Только  что  она  скажет?  Проследите  за
депутатом Котовым, он готовится убить  моего  друга  Диму?  Почти:  ?Пошлите
пятнадцать  мотоциклеток  найти  иностранного  консультанта?.  Даже   думать
смешно. Может, пойти вместе с Димой? Но в качестве кого? В Думу без пропуска
не пройдешь, а охранники там наверняка такие, что кадрись с ними, не кадрись
- все равно без бумажки не пустят. Как ни верти - сплошной тупик.
   Родион, пригревшийся на ее плече,  глубоко  вздохнул  и  принялся  сладко
посапывать. А Надя неожиданно почувствовала, как сильно устала. Думала,  что
до утра глаз не сомкнет, -  но  сон  наваливался,  обволакивал,  укачивал...
Перед глазами замельтешили лица:  упрямый  Дима,  милый  Сашка,  загадочный,
грозный Котов. ?Борщ меня доконал, - подумала она, засыпая. - Никогда больше
его готовить не буду?.

***

Полуянов опять проснулся раньше ее. Когда Надя открыла глаза, по квартире уже плавал ставший привычным кофейный аромат. Родион сладко посапывал на ее плече - так уютно угнездился, что даже гулять не просится. Вот ведь тяжелая псина, вся рука от него затекла! Надя подвинула нахальную собачку. Родион недовольно приоткрыл один глаз и снова засопел, лентяй несчастный. Надя скинула одеяло. Ну и жарища у Сашки! Она спала в одной легкой пижамной курточке - и то вся упарилась.
   Дима услышал шевеление в Надиной комнате и немедленно, даже не  постучав,
показался на пороге.
   - Вставай, Надюха! Нас ждут великие дела! Надя перехватила его  взгляд  -
Дима нахально пялился на ее ноги, высунутые  из-под  одеяла.  Накрыться?  Да
пошел  он!  Отчего-то  сегодня  она  Полуянова  совсем  не  смущалась.  Чего
стесняться соратника ? Они уже столько пережили вместе... Надя попросила:
   - Может, кофейку принесешь? Полуянов сглотнул. Проворчал:
   - Жирно не будет?
   - Иначе не встану, - решительно заявила  Надя.  Она  улыбнулась  Диме.  В
голове вдруг мелькнула дурацкая мысль: уже пятый день они практически  живут
вдвоем - однако даже ни разу не поцеловались...
   Дима стоял у кровати и  внимательно  смотрел  на  нее.  А  она  не  могла
удержаться и разглядывала его мускулистую грудь, и заросли волос на  животе,
и стройные ноги, аппетитно обтянутые узкими джинсами. ?Да что со мной  такое
с утра пораньше?? - оборвала себя  Надя  и  нахмурилась.  Полуянов  хмыкнул,
вышел из комнаты, зазвенел на кухне посудой. Быстро вернулся - с кофе и даже
с рогаликами, заботливо  разогретыми  в  микроволновке.  Присел  на  краешек
кровати, протянул Наде поднос. Его сильная рука как бы случайно коснулась ее
груди... Как приятно!
   - Спасибо за кофе, - произнесла Надя. Голос отчего-то прозвучал глухо.
   Полуянов еще раз, уже явно  намеренно,  коснулся  ее  груди  и  прошептал
бархатисто:
   - Красотулечка ты моя...
   Хорош, негодяй: глаза горят, мышцы играют! Надя робко  провела  пальчиком
по его агрессивной ключице. Сейчас он набросится на нее...
   Дима игриво намотал на палец  прядь  Надиных  волос  и  -  совсем  не  по
сценарию! - взглянул на часы.
   - Через час выходим. Так что давай, Надюшка, сделаем все по-быстрому...
   Надя разочарованно отбросила его руку. Вот свинья! Хронометрист! Она  тут
размечталась, разволновалась - а он думает только о том,  как  бы  к  своему
Котову не опоздать.
   Надя с достоинством отодвинулась в дальний угол кровати. Отрезала:
   - Извини - по часам не работаю!
   Дима тоже отстранился, глухо проговорил:
   - Эх... Я думал: мы с тобой друзья - а ты такая же... Такая же,  как  все
девки...  Сю-сю-сю   тебе   надо,   пу-сю-сю...   ?Миленькая,   любименькая,
дорогая..."
   - Ладно, проехали, -  ледяным  тоном  произнесла  Надя.  -  Давай  лучше,
говори, какие у нас планы. Дима снова взглянул на часы:
   - Прикрой ноги, развратница. Стриптиз тут устроила...
   И сам накинул на нее одеяло.
   - Ладно, Надька. Вернемся к нашим баранам. Через сорок минут  мы  выходим
из дома. По отдельности. Сначала я - потом ты.
   - Почему не вместе?
   - А ты будешь меня страховать. Смотреть, не идет ли кто за мной.
   Надя кивнула: разумно. Только что она сделает, если за Димой станут идти?
Или - нападут на него?!
   - Допустим, за тобой идут. Что тогда?
   - Дашь мне знать.
   - Как?
   - Ну.., скажем, уронишь сумочку. Воскликнешь:
   "О, черт!"
   "Как будто от этого его не убьют! -  горько  подумала  Надя.  -  Как  все
призрачно, легкомысленно, опасно: я -  в  роли  телохранителя!  Смешно?.  Но
других идей у нее не было, и потому она только вымученно улыбнулась:
   - А можно крикнуть: ?О, блин??
   - Можно. Не перебивай. Значит, если все в порядке, я иду  в  Думу,  а  ты
гуляешь рядом. Со входа глаз не спускай. Когда я выйду, пойдешь за  мной  до
метро ?Охотный Ряд?. Опять следишь, чтоб меня не вели. Ну... Ну,  и  все.  В
метро, в центре зала, встретимся. Будем решать, что делать дальше.
   Надя залпом допила свой кофе.
   - А если.., если ты не выйдешь? Если Котов - убийца?!
   - Наденька, солнышко, - тепло улыбнулся Дима. - Ну ты сама подумай!  Я  ж
не на кладбище в полночь иду, а в Думу. В полдень.  Понимаешь?!  В  ДУМУ,  в
средоточие власти. Там ментов - толпы. А кагэбэшников - еще больше.
   - Но если Котов - убийца?! - упрямо повторила она.
   - Хорошо, пусть он - убийца, - согласился Дима. - Но Котов же не знает  -
откуда я буду ехать в Думу?! Наша квартира - чистая, и звонили мы ему  -  из
автомата.
   - А он нас на подходе к Думе подловит. Или в самой Думе.
   - На подходе - может. Придется  рисковать.  Хотя  -  самый  центр,  полно
народу, опять же кагэбэшники, менты... Сомнительно. А в самой Думе -  вообще
невозможно, - отрезал Дима. - Котов, точнее, его люди, могут вести  меня  от
выхода из парламента. И им придется дожидаться, пока я  забреду  в  укромное
место. Типа Кузнечного переулка в Питере. И уже там... - Дима развел руками.
   Надя не удержалась, ойкнула. А Полуянов спокойно сказал:
   - Так что на тебя. Надежда, вся моя надежда,  -  он  улыбнулся  дурацкому
каламбуру. - Увидишь за мной ?хвост? - сразу стреляй.
   - Стрелять?!
   - Сумку роняй, бестолочь.  И  кричи  свое:  ?Ай,  блин!?  А  я  попытаюсь
затеряться. Хотя.., хотя...
   Дима вихрем выскочил из комнаты, через полминуты вернулся.  В  его  руках
блестело что-то черное, страшное. Он швырнул предмет ей на кровать.  Надя  с
ужасом разглядела хмурую сталь пистолета.
   - Настоящий?! - выдохнула она. - Но я.., я не умею.
   - И не умей, - кивнул Дима. - В сумочку положишь. Меня с ним в  Думу  все
равно не пустят. Выйду оттуда - отдашь.
   Надя опасливо прикоснулась к ледяному металлу, О разрешении на  оружие  и
спрашивать не стала. Только уточнила, стараясь, чтоб не срывался голос:
   - Он на предохранителе? Дима кивнул.
   - Патрон не дослан.
   "Понадобится - и выстрелю! - храбро решила Надя. И тут же себя охолонила:
   - Да уж, ты выстрелишь. Никита недоделанная...? Она спросила:
   - Ну, допустим, встретились мы после Думы в метро. А что дальше?
   - Ну, Надька, я еще не придумал, - пожал плечами Дима. - Решим на  месте,
по ходу дела. Теперь - еще одно. Пока некоторые  ночью  храпели  -  на  всю,
между прочим,  квартиру,  -  я  написал  материал.  Статью  на  полосу  -  с
генезисом, сущностью и  тенденциями  развития.  Описал  все  наши  питерские
изыскания, четыре убийства. Написал, кто виноват  и  что  делать.  Вот  тебе
дискета - а вот телефон нашего главного редактора. Позвонишь и доставишь ему
текст - он предупрежден.
   - А почему не ты сам?
   - А если в самом деле  со  мной  что  случится?  Ты  с  дискеткой  -  мой
страховой полис. Ясна задача?
   Дима швырнул дискету и визитку главного редактора ?Молодежных вестей?  на
постель. Поднялся, пихнул Родиона в толстый бок, приказал:
   - Вставай, засоня, пошли гулять! А ты, Надюха, пока одевайся.

***

Дорогу в Думу Надя не забудет до самой смерти.
   Позднее утро, начало одиннадцатого. Яркий и холодный  осенний  день.  Час
пик  уже  схлынул,  но  улицы  все  равно  заполнены  народом.  Домохозяйки,
молодняк, припоздавшие клерки, выходные слесари,  десятки,  сотни  случайных
прохожих. И среди них, в толпе, - Дима. А она, Надя, знает: в  руках  любого
из этих милых людей могут оказаться пистолет, нож, взрывчатка... Эта тетка с
холодным взглядом, вся в черном, почему она все время идет рядом с Димой?  А
этот огромный парень? Он определенно  ждал  ту  же  маршрутку.  И  уселся  в
автобусике рядом с Полуяновым. Надя  отчаянно  впилась  глазами  в  небритую
физию парня, в ужасе, в панике думала: ?Что? Что я сделаю, если он сейчас  -
незаметно для пассажиров! - возьмет и пырнет Диму ножом?!  Брошу  сумочку  и
закричу: ?О, блин??"
   Полуянов, кажется, нервничал не меньше  ее.  И  только  слабо  улыбнулся,
когда попутчик, проехав едва ли километр, попросил водилу тормознуть  ?возле
винного?. Надя слегка расслабилась, но вскоре в  маршрутку  загрузились  еще
двое подозрительных личностей, а в метро вместе с ними вошла целая  компания
крепких  парней...  Надя  готова  была  визжать  от  страха  -  и  от  своей
бестолковости. Ну как разобрать: кто эти люди, по  их  душу  они  или  нет?!
Полуянов, стоявший в другом конце вагона, перехватил  ее  отчаянный  взгляд,
ободряюще улыбнулся: не дрейфь, мол, все в порядке.
   "Сам трясешься не меньше моего?, - мрачно подумала Надя. От этой мысли ей
отчего-то стало легче.
   Когда они добрались до Думы и Дима скрылся в бюро  пропусков,  стало  еще
хуже. Надя болталась подле, путалась под ногами у озабоченных, как  правило,
хорошо одетых прохожих, наблюдала за Полуяновым сквозь огромные окна. В бюро
пропусков толпился самый разношерстный народ: и восточные люди в папахах,  и
тетки в цветистых провинциальных костюмах,  и  бабульки  с  авоськами.  Надя
вздрагивала, когда кто-то из посетителей оказывался слишком близко от  Димы.
Вдруг в его руках нож?! Она так нервничала, что  мент,  стоящий  у  входа  в
парламент, принялся буравить ее  подозрительным  взглядом.  Пришлось  отойти
подальше, пока с проверкой документов не прицепился. Руки  у  Нади  дрожали,
вдоль позвоночника бегал противный холодок. И все - до  одного!  -  прохожие
казались замаскировавшимися врагами. Почему, ну  почему  она  не  отговорила
Полуянова ехать в эту чертову Думу?!

Дима

   До того момента, пока он не переступил порог Думы, он был  почти  уверен:
они его остановят.
   Остановит Котов. Точнее, люди Котова.
   Мысль об этом не покидала его всю дорогу. И даже когда он приехал в центр
и шел по тихому Георгиевскому переулку к думскому бюро  пропусков.  И  когда
вошел внутрь и встал  в  очередь  к  одному  из  окошек.  И  когда  протянул
заокошечной милиционерше паспорт. И  когда  она  долго  листала  документ  и
что-то набивала на клавиатуре компьютера, и даже когда уже  выбросила  назад
Димин ?серпастый-молотастый? вместе с двумя бланками пропуска. ?Вот  сейчас,
- билась мысль. -  Кто-то  из  посетителей.  Может  быть,  этот  щеголеватый
мужчина в кожаном пальто, с кожаным бриф-кейсом... Или этот  полусумасшедший
в красных шароварах и ушанке... А может,  этот  якобы  лейтенант  внутренней
службы..."
   Но нет, Полуянова беспрепятственно выпустили из бюро пропусков. Он сделал
десять шагов по переулку и вошел в стеклянные двери входа  для  посетителей.
Оставался последний рубеж: проходная. Старлей-кагэбэшник взял Димин паспорт.
Остро глянул на его лицо - затем в  фотографию.  И  снова  -  на  лицо  и  в
фотографию.  Потом  внимательно  пролистал  паспорт:  из  начала  в   конец,
задерживаясь на каждой странице. Дима хотел  было  пошутить  -  но  во  рту,
оказывается, все пересохло. Чтобы охранник  не  различил  его  волнения,  он
смотрел в сторону.
   "Достаньте все из карманов, положите на стол?.
   Полуянов выложил на стол первым делом удостоверение  с  золотой  надписью
?Пресса?,  затем  зажигалку,  сигареты,  ключи,  блокнот,  ?Паркер?.  И  два
диктофона.   Первый,   большой,   он   попросил   вчера   у   вечной   своей
палочки-выручалочки Сани. Его Дима намеревался  демонстративно  выложить  на
стол в кабинете Котова  -  а  потом  также  демонстративно  выключить:  мол,
разговор у нас не для записи. Второй диктофон - свой, маленький, - журналист
думал включить тайно, в кармане куртки, в тот момент, когда он будет входить
в кабинет депутата - и потом, естественно, не выключать.
   Постовой открыл первый диктофон,  вынул  кассету,  заглянул  в  механизм.
Затем вытащил батарейки,  осмотрел  их,  вставил  обратно.  Те  же  операции
проделал со вторым диктофоном.
   "Проходите через рамку, забирайте вещи?.
   Полуянов прошел сквозь самолетную рамку. Стал неторопливо, чтобы руки  не
дрогнули, собирать свои вещи со стола.
   "Возьмите. - Старлей протянул паспорт с вложенным в него одним листочком.
- Перед уходом пропуск отметьте?.
   Едва Дима отошел от старлея на три шага,  как  почувствовал  удивительное
освобождение от чувства опасности. ?Ну,  вот  я  и  внутри.  Странно...  Все
кончилось... - пронеслось в голове. - Здесь меня никто не тронет, с такой-то
охраной... Как же они меня пропустили? Как славно!..? Только  сейчас,  когда
опасность миновала, он почувствовал, в каком, оказыва