сумку  с
мамиными дневниками и диктофоном, и, видимо, сжимал кисти так судорожно, что
не чувствовал ни своих, ни Надиных пальцев, ни ручку сумки.
   Они вбежали из  подворотни  внутрь  двора  и  резко  завернули  за  угол,
направо.  Здесь  было  куда  светлее:  фонарь  и  многочисленные   окна   за
занавесочками  освещали  тускло-желтым  весь  двор-колодец.  Двор   не   был
проходным. Но Дима помнил его. Здесь он бессчетное число раз играл в  прятки
или спрямлял дорогу по пути из школы. Прямо перед ними, на расстоянии метров
десяти, имелась каменная стена. Она  была  чуть  выше  человеческого  роста:
метра два вышиной. Но добрые люди положили  у  ее  основания  пару  бетонных
блоков: получились будто ступеньки. Благодаря им  через  стенку  можно  было
перелезть. А дальше, за стеною - Дима помнил  это,  -  начинались  проходные
дворы.
   Дима бросился к стене. В руке он по-прежнему сжимал ладонь  Нади,  и  она
покорно и доверчиво бежала  рядом  с  ним.  Он  считал  шаги  и  видел,  как
приближается  каменная  перегородка,  и  в  то  же  время  кожей,   затылком
чувствовал, что делают в данный момент убийцы:  словно  внутренний  метроном
отсчитывал оставшееся им с Надей время.
   Вот  машина  бандитов   остановилась   на   Кузнечном,   чуть   проскочив
подворотню...
   Им с Надей оставалось пять шагов до спасительной стены...
   Вот убийца выпрыгнул из ?девятки?, автомат он  держит  в  руке,  опустив.
Бросился к той подворотне, в которой они скрылись, откуда только что вбежали
во двор...
   Им с Надей остается три шага до кладки...
   Вот убийца вбежал внутрь подворотни - они достигли стены, Дима помог Наде
взобраться на ступеньки, она подняла руки и схватилась за кирпичный  верх...
Убийца бежит по подворотне... Дима изо всех сил толкнул Надю  вверх,  и  она
туловищем навалилась на верх стенки... Вот она  неловко  перекинула  ногу...
Исчезла за стеной, упала... А убийца, Дима чувствовал спиной, уже здесь,  во
дворе. Вот он ищет их глазами...  Дима  перебросил  сумку  на  верх  стенки,
схватился за влажный камень, подтянулся на руках... И  почувствовал:  убийца
увидел его у стенки - его незащищенную, ничем не прикрытую  спину...  Сейчас
поднимет автомат, прицелится... Дима перебросил через стену  правую  ногу...
Оседлал ее... Перекинул левую ногу... Он  кожей  чувствовал:  сейчас,  через
долю секунды, в него станут стрелять... Дима оттолкнулся от стены и  полетел
вниз, в глубь второго, темного двора, где уже  белело  устремленное  к  нему
напряженное, испуганное Надино  лицо...  И  в  этот  самый  момент  раздался
громкий,  отраженный  всем  двором-колодцем,  гулкий  звук  выстрелов  -   и
одновременно звонкие шлепки пуль о  стену,  через  которую  они  только  что
перелезли.
   Дима едва удержался на ногах - так сильно он оттолкнулся от стены,  когда
прыгал вниз, спасаясь от пуль. Боль пронзила  левую  ногу.  Подвернул?..  Он
снова схватил Надю за руку и бросился вперед - туда,  где  серела  еще  одна
подворотня. Этот двор был проходным, за ним еще один двор - а  там  широкая,
полная прохожих, авто и трамваев Лиговка.
   Во дворе, куда они попали, отчего-то не было света - не горели  фонари  и
даже окна почему-то не светились. В кромешной темноте  (только  в  одном  из
окон краем глаза он увидел загадочный отблеск свечи) они с Надей бросились к
подворотне - та выделялась на фоне общего мрака сереющим пятном. Левая  нога
по-прежнему болела, но с каждым шагом все меньше.  Подворотня  приближалась.
Что станут делать убийцы? Побегут вслед за ними? Или сделают крюк (если  они
хорошо знают Питер) и будут ожидать их с Надей у выхода, ведущего  из  двора
на Лиговку? Тогда, если мерзавцы успеют, им с Надей точно каюк: они  выбегут
из подворотни прямо на выстрелы.
   Они выскочили из первой подворотни в следующий  двор  -  последний  перед
проспектом. Сейчас - если убийца решил перелезть через стенку, то уже  успел
это сделать, и им  вслед  опять  станут  стрелять...  Дима  оттолкнул  Надю,
крикнул:  ?В  сторону!?  -  и  сам  побежал  так,   чтобы   его   спина   не
простреливалась  через  предыдущую  подворотню.  Надя  поняла  его,  приняла
левее... Сзади не стреляли. Убийца не может  прицелиться?  Или  он  все-таки
решил совершить обходной  маневр  и  встретить  их,  когда  они  выбегут  на
проспект из проходного двора?.. Выбегут прямо на выстрелы?
   В том последнем дворе, куда Дима с  Надей  вбежали,  было  светлее.  Свет
проникал через подворотню, выходящую на Лиговку. Однако огни  в  окнах  дома
здесь почему-то тоже не горели. Видны были силуэты припаркованных  во  дворе
машин. Навстречу бегущим Наде с Димой - врозь, параллельно друг другу -  шел
прохожий: он отшатнулся  от  их  азартного  бега,  посмотрел  испуганно.  До
спасительного - или гибельного? - прямоугольника,  выходящего  на  проспект,
оставалась пара шагов.
   Погони за спиной не слышно. И у Димы не было того  ужасающего,  животного
чувства, что он испытывал пару секунд назад: что сейчас ему  в  спину  будут
стрелять. Их решили не преследовать? Или засада ждет впереди?
   Вот они вбежали в крайнюю подворотню. Внутри ее.., дверь в пышечную  и  в
зал игральных автоматов.
   А впереди - Литовский проспект, гремит трамваями, шелестит шинами.
   Надя тяжело дышала.  Щека  ее  была  измазана  грязью.  В  груди  у  Димы
захолодело - может, сейчас они выбегут на проспект под выстрелы? Понимает ли
это Надя?.. Дима опять схватил ее за руку - чтоб  в  случае  чего  прикрыть,
защитить,  оттолкнуть...  Надя  бежала  уже  тяжело,  дышала   хрипло.   Ему
приходилось едва ли не тащить ее. Устала? Или интуиция подсказывает - теперь
не ему, а ей! - что сейчас они выскочат прямо на дуло автомата?..  И  потому
ее тело отказывается ей подчиняться? Некогда думать!..
   Последние шаги по подворотне. Сейчас они  выбегут  из  нее  наружу.  Дима
внутренне зажмурился - как перед прыжком в смертельно ледяную воду.
   Они выскочили на улицу, на тротуар. Вот он, такой светлый -  после  мрака
двора  -  проспект.  Дребезжа,  посредине  несется   трамвай.   Трое-четверо
прохожих. Идут мимо, не глядят на них. Никого подозрительного. В  них  никто
не стреляет.
   Кажется, убийцы не успели совершить обходной маневр. Их никто не  ждет!..
Дима повлек Надю к проезжей части, наперерез проспекту. Вероятность  попасть
под машину теперь - после того, как в них палили почти в упор - казалась ему
чем-то не страшным, словно автомобили были виртуальными, как в  компьютерной
игре. Дима выбежал  на  дорогу  в  тот  момент,  когда  авто  стартовали  от
ближайшего светофора -  перед  Пушкинским  переулком.  Может,  среди  них  и
?девятка? убийц? Может, она совершила круг: свернула  сперва  на  Пушкинскую
улицу, а потом  проехала  по  Пушкинскому  переулку  и  вырулила  теперь  на
Лиговку?.. И сейчас подлетает к ним?..
   Дима был уже на середине проезжей части. Надя выпустила его руку.  Бежала
она совсем тяжело и отставала от Димы на два шага. ?Мерседес?, рванувший  на
зеленый, бешено загудел ей, взял правее, промчался от нее в полуметре.  Дима
находился уже посреди проспекта, там,  где  шли  трамвайные  пути.  Впереди,
через встречную полосу, видна была суматоха  Московского  вокзала.  Авто  на
полосе, отделявшей его от вокзала, ползли в пробке, машины были припаркованы
в два ряда.  По  противоположному  тротуару  люди  везли  тележки  и  тащили
чемоданы.
   Там было спасение.
   Дима оглянулся. Надя, с трудом дыша, хватая ртом воздух, добежала к нему,
на островок безопасности у трамвайных путей. Казалось, каждый шаг дается  ей
с превеликим трудом. Дима  оглянулся  на  ту  сторону  Лиговки,  откуда  они
бежали.  Ему  показалось,  что  мужчина  в  черном  длинном  кожаном   плаще
стремительно идет от угла Кузнечного переулка  по  направлению  к  ним.  Под
полой плаща тот, казалось, что-то прячет. Надя ничего этого не  видела.  Она
схватилась за Димино плечо рукой. Лицо ее посерело, она  согнулась.  Хватала
ртом холодный воздух. Мужчина в черном плаще, казалось, все  ближе  подходит
по тротуару именно к ним.
   - Отставить отдых!.. - изо всех сил гаркнул Дима. - Вперед!! - И он опять
схватил Надю за вялую, теперь сопротивляющуюся ладонь и повлек ее  за  собой
на противоположную  сторону  проспекта,  к  вокзалу.  Надя  еле  шла  -  ему
приходилось буквально волочить ее  за  собой.  Они  пробежали,  протащились,
проскользнули среди медленно ползущих, злобно сигналящих им машин.  Вот  они
уже на противоположном тротуаре. Здесь полно людей. Дима оглянулся назад, на
проспект - мужчины в черном плаще нигде не  видно.  Надя  переводила  дух  -
полусогнулась, опиралась на него.
   - Пошли! - грубо дернул он ее за руку и потащил за собою к вокзалу.

***

Все события последних десяти минут - выстрелы им вслед, лазанье, отчаянный бег неизвестно куда и неизвестно от кого - Надя воспринимала словно сон.
   Кошмарный, тягучий, черный сон. Только в отличие от сна  она  чувствовала
не страх, а дикую физическую усталость. Воздуха не  хватало.  Легкие  горели
пламенем. Ноги отказывались слушаться. Перед глазами летали  красные  мушки.
Дима тащил ее мимо киосков  с  цветами  -  магазинчики  казались  ей  одними
огромными похоронами, затем по склизкой лесенке - на ней, словно на паперти,
в шеренгу  стояли  старушки  и  выкрикивали:  ?Молодые  люди,  кому  водочка
дешевая!..? А навстречу им туго шла  с  вокзала  черная  масса  людей.  Наде
больше всего хотелось сейчас опуститься на ступеньки  и  никуда,  никуда  не
идти. Шедшая навстречу человечья масса больно  ударила  ей  в  грудь,  потом
пихнула в плечо. Надя вырвала руку из Диминой руки:
   "Стой! Я больше не могу!!? Дима не стал ее  ни  тащить,  ни  уговаривать.
Глаза его полыхнули злым  огнем.  Он  взял  ее  за  отвороты  куртки.  Резко
встряхнул - так, что у нее аж сотряслось  что-то  в  голове.  А  потом,  без
замаха, но хлестко ударил по щекам: сначала по одной, потом по  второй.  Она
мгновенно почувствовала боль, как от крапивы, - и тут  же,  одновременно,  и
дикую ненависть к нему, и стыд за себя. Бабульки-торговки смотрели на нее  с
сострадательным любопытством, будто Надя была привокзальною шлюхой.
   - Вперед! - гаркнул Дима. И она, сама удивляясь  себе,  вдруг  безропотно
подчинилась ему. Глаза застилали слезы, но откуда-то  взялись  силы,  и  она
стала первой - лишь бы не видеть  Димы,  никогда  не  видеть!  -  агрессивно
протискиваться сквозь вокзальную толпу.
   Они миновали пригородные пути Московского вокзала, затем  кассы  и  табло
отправления дальних поездов: призывно сияли  на  нем  зеленые  строчки.  Она
теперь шла впереди, тараня ненавистную толпу, а Дима (от которого она теперь
тоже хотела убежать!) поспешал, скотина, сзади. Наконец они пробрались туда,
где находились перроны поездов дальнего следования. Надя и не  хотела  -  да
оглянулась на Диму беспомощно. Тот отрицательно  помотал  головой,  крикнул:
?Дальше!"
   Они миновали уходящие  направо  -  вдаль,  перпендикулярно  их  дороге  -
железнодорожные пути, зеленые табло и уютно-зеленые  поезда.  Вокзал  как-то
незаметно кончился. Они вбежали в какой-то пустынный околовокзальный проезд.
Под ногами захлюпала скользкая жижа. По обе стороны проезда стояли в шеренгу
припаркованные машины. Справа и слева тянулись глухие - без окон, без дверей
- кирпичные стены. Толпу словно бы выключили всю: ни единого человека рядом,
только пустынные автомобили пообочь.
   Они миновали  закрытый  автомобильный  шлагбаум.  Пошли  теперь  какой-то
кривой улицей. Здесь светили редкие фонари и  в  глухих  стенах  кое-где,  в
беспорядке, - окна, прикрытые занавесками.  Надя  никогда  не  была  в  этом
районе, но догадывалась, что они  где-то  на  задах  Московского  вокзала  и
Старо-Невского проспекта. Впереди  улица  изгибалась.  На  одиноком  балконе
сушилось белое белье.
   В спину им засветили фары. Дима подвинул Надю  рукой  с  дороги,  прикрыл
своим телом ее спину. Всмотрелся в  приближающийся  темный  слепящий  силуэт
автомобиля. И вдруг замахал рукой, голосуя, останавливая.  Надя  рефлекторно
схватила его за руку, воскликнула: ?Зачем ты?.."
   Но машина уже остановилась рядом с ними: ?Жигули-шестерка?, такая же, как
Димина. Открылось окошко, из авто выглянул водитель:
   - Куда?
   - В Пулково, пятьсот даю! - азартно выкрикнул Дима.
   - Садись! - весело махнул рукой шофер.

***

Через два часа они уже сидели в мягких креслах самолета ?Ту-134?, совершающего рейс номер двадцать четыре - двадцать девять в Москву. Только тут Надя (всю жизнь смертельно боявшаяся неба, высоты и самолетов) почувствовала себя в полной, блаженной безопасности. И сразу подумала: как все в жизни относительно! Что ей теперь какой-то небесный перелет - после той опасности, которой они избежали!..
   И тут она, впервые за последние три  часа,  вдруг  подумала:  а  как  она
выглядит? Достала из сумочки зеркальце, оглядела себя. На нее из  маленького
зеркального кружка глянуло почти чужое лицо. Волосы растрепались  и  кое-где
слиплись. На скуле - грязь и ссадина. Тушь комочками. Нос  искраснелся.  Но,
несмотря на это, Надя сама себе - на удивление -  скорее  понравилась.  Щеки
ее, насколько было видно в зеркальце,  разрумянились.  Глаза  блестят.  Губы
алые, полные. Еще бы Димы рядом не было,  тогда  б  она  смогла  спокойно  и
тщательно привести себя в  порядок  и  смотрелась  бы  на  твердые  ?пять  с
плюсом?.
   Надя привстала было с кресла - выйти в  туалет,  но  ее  плеча  коснулась
бортпроводница: ?Пристегните, пожалуйста, ремни  -  мы  взлетаем?.  Надя  со
вздохом уселась - взгляд ее упал на собственные  перемазанные  привокзальной
грязью сапоги. Она тихонечко застонала.
   Дима, сидевший ближе к окну, истолковал ее вздох по-своему. Он накрыл  ее
кисть, лежащую на подлокотнике, своей большой ладонью, тихонечко пожал ее.
   - Все кончилось, Надежда, все кончилось, - вполголоса  проговорил  он.  -
Сейчас мы полетим домой, в Москву. Тебя там ждет Родион, меня - Бакс.  Звери
наши оба живы-здоровы. Только Сашку моего объели. Я ему звонил. У него  дома
все тихо, спокойно. Он нас встретит. Никто его не навещал, никто ни мной, ни
тобой не интересовался. И меня с ним никто никогда не свяжет. Мы с Сашкой до
прошлой недели пять лет не виделись... Пересидим у него...  Москва  большая,
никто нас там не найдет... Хоть сто лет будем скрываться...
   Димин голос звучал успокаивающе, расслабляюще.
   Его рука грела ее кисть. Надя почувствовала блаженную,  теплую  истому  -
будто бы предвестник сна.
   - А что будет потом? - прошептала она.
   - Когда ?потом?? - не понял он.
   - Ну, через сто лет?
   - Потом? Потом я найду злодеев. Не волнуйся: у  меня  обширные  связи.  И
мощные таланты.
   Самолет  начал  разгоняться  по   взлетной   полосе.   Надя   беспричинно
улыбнулась. Отчего-то ей почудилось, что теперь у них все будет хорошо.
   - Ты так и не показал мне свой питерский дом... - прошептала она.
   - А чего там показывать? - пожал плечами Дима. - Его же снесли.

Глава 14

Надя. На следующее утро

   Надя проснулась поздно, в чужой кровати. За чужими шторами чужой  комнаты
вовсю светило солнце - свое, московское. Сон был так крепок,  что  в  первый
момент она не могла понять: где она находится и почему?  Надя  перевернулась
на другой бок и тут в одно мгновение, разом, вспомнила: и где она, и  отчего
здесь, и все, что случилось с  ними  вчера.  Она  -  в  Москве,  в  квартире
Диминого друга по университету Саши. А Дима  -  поблизости,  он  дрыхнет  за
стенкой на раскладушке.
   Вчера Саня встретил их на своем ?Опеле? в час ночи в  Шереметьево-1.  Вез
ребят по пустынной Кольцевой и всю  дорогу  ворчал:  дом  его  превратили  в
гостиницу для бездомных собак и кошек; ему приходится давать кров  странной,
непредсказуемой и крайне  беспокойной  парочке;  мало  того!  -  его  теперь
вздумали использовать как ночное такси по  вызову!..  Дима  тогда  беззлобно
отшучивался, озорно блестел на Надю глазами в темноте машины, строил гримасы
- и это оказалось, пожалуй, единственным,  что  приятно  было  вспомнить  из
всего минувшего вечера. Потом они приехали домой к Саше, в  Люберцы,  и  она
улеглась спать - опять на чужих простынях, даже не почистив на ночь зубы. Да
и нечем ей было зубы чистить: новая щетка еще совсем недавно, перед  выездом
из Москвы,  купленная  в  киоске  Ленинградского  вокзала,  теперь  осталась
(наверно, безвозвратно!) в Северной столице: вместе с  прочими  пожитками  в
гостинице уютного университета Запесоцкого.
   А все, что вчера случилось перед  их  внезапным  отлетом  из  Петербурга,
сегодня с утра уже казалось Наде далеким и происшедшим как бы не с  ней.  Их
стремительный проезд от Московского вокзала в  аэропорт  Пулково  в  тряской
?шестерке? - когда Надя временами в ужасе оглядывалась: не за ними  ли  едет
эта подозрительная машина?.. А перед этим: чудовищное бегство сквозь кишащий
темной толпой Московский вокзал... И  -  побег  сквозь  питерские  проходные
дворы: под аккомпанемент стрельбы, свист  настоящих  пуль...  И  совсем  уже
нереальной - как из другой жизни! - казалась сегодня утром Наде и  неспешная
прогулка с Димой по  питерским  переулкам,  и  ретро-кафе,  где  так  вкусно
кормили и ласково принимали... И совершенно далекой, как  из  другой  жизни,
представлялась ей поездка в К.,  и  разговор  с  родителями  Коноваловой,  и
возвращение из пригорода в Питер... А было все это тоже всего лишь вчера!
   Надя глянула на наручные часы:  уже  половина  двенадцатого!..  Из  кухни
доносились соблазнительные звуки и запахи: кажется, там варили кофе и жарили
яичницу. Может, Дима сообразит, как ей будет приятно, если  он  принесет  ей
завтрак в постель?.. Ну да, дождешься от него!.. Надо вставать. А то с  него
станется: он в одиночку  и  кофе  весь  выдует,  наркоман  кофейный,  ей  не
оставит.
   Надя поднялась с постели, одернула пижамную курточку. Вчера  хозяин  Саша
любезно предложил ей мужскую пижаму - ту же, что и в прошлый ее ночлег в его
квартире. Пижамные штаны пятьдесят четвертого  размера  с  нее  благополучно
свалились - а вот курточка оказалась вполне целомудренной: кончалась как раз
чуть ниже колен.
   Надя пошлепала босиком в сторону кухни. Линолеум  холодил  ступни.  Будем
надеяться, что хозяин уже ушел на службу, а Дима увлечен варкой  кофе  и  не
заметит, как она скроется в ванной - слегка привести себя в порядок. Но едва
она вышла из спальни - навстречу вылетел, звонко лая, Родион. Бросился ей  в
ноги, стал подпрыгивать, пытался лизнуть в лицо - словом, являл собой  столь
бурное олицетворение радости, будто вчера и не было такой  же  точно  бешено
восхищенной встречи. Словно пес  напрочь  забыл,  что  долгожданная  хозяйка
наконец вернулась, и она теперь здесь, рядом, за дверью!..
   Пришлось присесть, погладить Родиона, поцеловать его в  холодный  кожаный
нос. На гавканье и прыжки выглянул из  кухни-маломерки  Дима,  увидел  Надю,
просиял:
   - С добрым утром!  А  я  варю  третью  порцию  кофе.  Присоединяйся!..  С
Родионом мы уже погуляли.
   - А где Саша? - пробормотала  она  глухим  со  сна  голосом,  отворачивая
неприбранное лицо от солнечного света.
   - Как где? - удивился Дима. - Там же, где и весь советский  народ,  -  на
службе.

***

Чуть позже, когда она привела, как смогла, себя в порядок (даже зубы почистила, выдавив ?Бленд-а-мед? на указательный палец!), Дима за ней таки поухаживал.
   Налил чашку свежесваренного  кофе,  намазал  хлеб  маслом  и  положил  на
тарелку яичницу как минимум из трех  яиц.  Выглядел  Дима  свежо,  румяно  и
жизнерадостно. Ничто его не брало.
   - Я уже начал поиски, - немедленно доложил он, едва она взялась за кофе.
   - Какие поиски? - удивилась она.
   - Во всемирной компьютерной сети Интернет,  -  ухмыльнулся  Дима.  -  Наш
добрый самаритянин Саша оставил нам свой  ноутбук.  ?Пентиум-четыре?,  модем
скоростной, сто ?кило?, линия выделенная... Так что ройся в сети не хочу...
   Она