и протянул
ей. - На, почитай пока. - Скинул пальто на пол  и,  не  снимая  ботинок,
довольно твердым шагом протопал в ванную.
   Надя засыпала в кофеварку кофе,  налила  воды,  включила  агрегат  и,
пристроившись рядом на диванчике, открыла тетрадь.
   "Вообще-то  я  не  писатель,  и  всяких  там  филфаков,  журфаков   и
литинститутов не кончал..."  Прочитав  первый  абзац,  Надежда  оторвала
глаза от текста и недоуменно подняла бровь. Какого черта  Эдик  подсунул
ей этот бред? Неужто  собирается  попросить,  чтобы  она  сосватала  его
англичанам? Неужели ему настолько изменил вкус?
   Надежда сотрудничала с крупным британским издательством - разыскивала
для них интересную русскую прозу, писала рецензии, переводила по две-три
страницы на английский и,  если  издательство  проявляло  интерес,  вела
предварительные переговоры с автором, искала переводчиков, редактировала
готовые английские тексты.
   Дойдя  до  упоминания  о  якобы  реальной  детективной  истории,  она
нахмурилась и совсем уже было отложила рукопись, но пролистав исписанные
страницы, оценила объем и решила просмотреть по диагонали  до  конца.  А
наткнувшись на имя Эдика, так и впилась в текст глазами.
   Да, это, несомненно о нем - о ее  Вязникове.  Неведомый  Мыкола,  при
всей своей безыскусности, нарисовал довольно верный портрет.  "Распустил
перед девицами хвост, целое  представление  устроил..."  Какая  знакомая
картина! И переделать имена на  иностранный  манер  -  безусловно,  идея
Эдика. У него еще на филфаке проявилась  похожая  причуда.  Обращаясь  к
"испанцам", то есть к студентам, выбравшим в  качестве  основного  языка
испанский, он непременно называл  их  донами  и  доньями,  "англичан"  -
сэрами и леди и  так  далее.  В  сочетании  с  уменьшительными  русскими
именами - донья Нюра, сэр Митя - это звучало уморительно.
   Прочитав немудреный Мыколин тест на эрудицию, Надежда  рассмеялась  и
процитировала Бродского: "Кто такой  Саванарола?  Вероятно,  сокращенье.
Где сортир, прошу прощенья?" Но, когда она дошла до развлечений Эдика  и
Ирен, ее веселость мигом улетучилась.
   "Так вот почему Вязников не появлялся все эти годы!  Оказывается,  он
нашел мне замену! Женщину, способную поддержать его Игру. Ну и пусть она
страхолюдина, пусть на семь лет старше. Зато рядом, можно  сказать,  под
боком! И вообще, для совместного интеллектуального пиршества  возраст  и
внешние данные - не главное. А ведь это я, я сама посеяла и взрастила  в
нем мысль, что симпатия  в  отношениях  между  мужчиной  и  женщиной  не
обязательно должна заводить их в постель!
   Предатель! И после  этого  он  имеет  наглость  являться  ко  мне  за
помощью!"
   Возмущенная, Надежда уже  не  могла  сосредоточиться  на  детективной
интриге. Она пробегала текст  глазами,  жадно  выискивая  стоящие  рядом
имена Эдика и Ирен. Их разговор на  улице,  перед  офисом,  окончательно
подтвердил ее подозрения. Да,  эту  парочку  связывают  самые  сердечные
отношения! На автомате дочитав до конца, Надежда  в  сердцах  захлопнула
тетрадь, схватила сигарету, прикурила, забегала по кухне...
   Но минут через пять гнев ревности, затуманивший мозг, отступил, и  до
Надежды начал доходить смысл прочитанного. У  Эдика  в  конторе  кого-то
убили! Проклятая Ирен чуть не застигла убийцу на  месте  преступления  и
заметила нечто, уличающее одного из четырех сотрудников. И один из них -
Эдик! Надежда плюхнулась на диванчик и снова открыла тетрадь.
   Когда Эдик наконец вышел  из  ванной,  страшный,  бледный,  но  почти
адекватный, Надя налила ему здоровенную кружку кофе, подождала, пока  он
ее ополовинит, потом кивнула на тетрадь и спросила:
   -  Это  не  художественный  вымысел?  Здесь  описаны   действительные
события?
   - Да. Но не все. - Эдик то ли  вздохнул,  то  ли  всхлипнул.  -  Ирен
убили. - По лицу его прошла судорога. - Мыколу, скорее всего, тоже.
   Надежда, несколько минут назад желавшая Ирен провалиться в тартарары,
мысленно охнула.
   - Ты... ты как себя чувствуешь? Говорить можешь?
   - Отвратительно. Могу.
   - Тогда рассказывай.
   Эдик уставился в какую-то точку на стене и начал без выражения:
   - В тот вечер, в пятницу, мы расстались с Ирен  без  десяти  или  без
пяти семь.
   Когда я вернулся в контору, все уже собирались по домам.  У  меня,  в
принципе, еще оставались дела, я думал задержаться, но после разговора с
Ирен голова работала совсем в другом направлении... Словом, я тоже ушел.
Но домой не  поехал.  Долго  шатался  по  городу,  прокручивал  в  мозгу
разговор с Ирен, все придумывал, как бы ее  защитить.  Дурак!  Лучше  бы
проводил ее до дома! Я не знаю, куда она пошла  после  разговора.  Ясно,
что не домой, то есть не сразу  домой.  Ей  от  работы  минут  пятьдесят
добираться, в худшем случае - час. А тело  нашли  в  девять.  На  дороге
перед ее домом. Она не могла там долго пролежать, дорога же... Эта мразь
сбила ее машиной, потом развернулась и... - Эдик закрыл лицо ладонями  и
глухо прорычал:
   - Найду гада - разорву!
   Надежда  подождала  минуту-другую,  но,  поняв,  что  его  необходимо
отвлечь, тихо спросила:
   - Кто из ваших видел ее в тот вечер в офисе?
   - Не знаю. В принципе, девочки мои могли видеть, когда она в  комнату
к нам заглянула, но вряд ли... Ирен не заходила, только дверь открыла  и
знак подала - выйди, мол. Джулия в эту минуту разговаривала по телефону,
Энн работала за компьютером, и обе сидели спиной к выходу.  Мэри  вообще
не было, она в банк ушла, а оттуда - домой. В коридоре и в  холле  мы  с
Ирен никого не встретили. Но это ничего не значит. Во-первых,  ее  могли
заметить по пути туда, в смысле, когда она к  нам  шла,  во-вторых,  кто
угодно из дизайн-студии мог открыть дверь и увидеть наши спины, когда мы
выходили на улицу. Да и пульсаровцев  нельзя  исключить.  Хотя  холл  от
двери их  офиса  не  просматривается,  кто-нибудь  мог  выглянуть  из-за
лестницы...
   - Но ведь убийца не знал, что Ирен не сразу поедет домой. Как  же  он
рассчитывал ее перехватить, если, по идее, она должна была его обогнать?
   - Если он добирался на машине, у него в любом случае  была  приличная
фора.
   Ирен всегда только на метро ездила, в машинах ее укачивало.
   - Ты хочешь сказать, что он...  воспользовался  собственной  машиной?
Но...
   - Нет, наверняка  нет.  Его  бы  тогда  в  два  счета  вычислили.  По
вмятинам. Видно, этот выродок еще в четверг задумал от Ирен  избавиться.
Заранее подготовился, ублюдок!  Позаимствовал  где-то  машину  -  сейчас
многие автолюбители свои  "колеса"  на  зимовку  ставят  -  и  пристроил
поблизости от дома Ирен. А в пятницу добрался до места на частнике.
   - Кто у вас водит машину?
   - Лучше спроси, кто не водит.
   - Ладно, думать потом будем. Досказывай.
   Эдик повертел в руках пустую кружку,  поставил  ее  на  стол,  достал
сигареты, посмотрел на них с отвращением и сунул пачку обратно в карман.
   - Нам обо всем  сообщили  только  в  понедельник.  Позвонила  подруга
Ирен...
   Губы у него как-то странно задергались, и Надежда испугалась,  что  с
ним сейчас случится припадок.
   - А про Мыколу? - торопливо спросила  она.  -  Ты  сказал,  что  его,
скорее всего, тоже убили. Но точно пока неизвестно? Кстати, как  к  тебе
попала его тетрадь?
   Эдик тупо уставился на нее, словно не понимая, о чем она.
   - Погоди, не перепрыгивай. Мне легче по порядку рассказывать. Значит,
понедельник... Позвонила соседка... Опер там был с Петровки,  все  хотел
чего-то... Теребит и теребит. А нам не до него. Напились мы...
   - Эдик, тебе плохо?
   - Погоди, я сейчас.
   Он встал и быстрым, но неверным шагом удалился в ванную. Через минуту
Надежда поняла, что кофе пошел ему не  впрок.  Вздохнув,  она  поставила
чайник.
   Вопреки ее опасениям, Вязников все же сумел довести свой  рассказ  до
конца. Во вторник ему было так плохо, что в офис он не поехал. Как потом
выяснилось, не он один.  Из  дизайн-студии  вообще  никто  не  появился,
пульсаровцев вышло меньше половины. Поэтому на отсутствие  Мыколы  никто
не обратил внимания. А в среду с утра позвонила его мать и,  узнав,  что
сыночка на рабочем месте нет и накануне  его  никто  не  видел,  страшно
разволновалась.  Оказалось,  что  во  вторник  утром  она,  как  всегда,
проводила Мыколу на работу, а вечером он не вернулся.  Вообще-то  он  не
всегда дома ночует, дело-то молодое, но обязательно предупреждает:  так,
мол, и так, сегодня не жди. Полин, второй директор агентства  успокоила,
как могла, мамашу, но сама переполошилась и пошла к  Эдику  за  советом:
извещать милицию или погодить? Решили погодить. Мыкола-то в  понедельник
напился до бесчувствия, стало быть, во вторник утром у  него  голова  по
всем швам трещала, мог по дороге на работу похмелиться, и мало  ли  куда
его  с  пьяных  глаз   понесло!   А   через   час   Эдику   понадобилась
светочувствительная пленка, он заглянул в "Пульс" спросить,  не  одолжат
ли, и ему кивнули на Мыколин стол: там, дескать, поищи. Вот  так  он  на
тетрадочку и наткнулся.
   - Ты понимаешь, Надька, что теперь  я  пропал?  С  одной  стороны,  в
ментуру с этой писулькой соваться нельзя. Там черным по белому написано,
что я - один из четверых кандидатов в убийцы.  Мало  того,  оттуда  явно
следует, что мотив и  возможность  избавиться  от  Ирен  были  в  первую
очередь  у  меня.  Мне,  и  никому  другому,  она  рассказала  о   своих
подозрениях. Я-то уж точно знал, что она в пятницу приезжала в  контору.
Мне ничто не мешало выяснить, куда она  поедет  после  нашей  встречи  и
когда планирует вернуться домой.  Или  даже  послать  ее  куда-нибудь  с
поручением и получить дополнительное время на подготовку. Мыкола-то  наш
разговор только фрагментами слышал. Кстати, если его убрали, то почему?
   Напрашивается ответ: потому что он подслушал нас с Ирен. А кто мог об
этом знать? Например, я - ведь я мог заметить его,  когда  он  в  кустах
прятался.
   - Да, но это не  единственный  вариант.  Исходя  из  психологического
портрета, который у меня сложился  после  знакомства  с  его  творением,
Мыкола не из тех, кто предпочитает держать язык за зубами.
   - Так-то оно так, но в совокупности...
   - Постой, - нетерпеливо перебила  Надежда,  -  ты  сказал:  "с  одной
стороны". А с другой? Думаешь, убийца попытается добраться и до тебя?  -
Последние слова она произнесла почти шепотом - неожиданно отказал голос.
   - Ну, если уж  он  не  поленился  расправиться  с  Колей,  который  и
слышал-то не все, а понял и того меньше...
   - Я как раз хотела попросить,  чтобы  ты  заполнил  пробелы.  Что,  в
точности, сказала тебе Ирен?
   Эдик потер лоб.
   - Дословно я не вспомню.
   - Хотя бы близко к тексту.
   - Ладно, попробую. Значит, так.  В  четверг,  где-то  около  половины
пятого Полина попросила Ирен отредактировать отчет о  выставке,  который
они должны были представить клиенту, и добавить туда  пару  фраз,  чтобы
подвести его к мысли  о  премии  для  агентства.  Текст-то  Ирен  быстро
отредактировала, а вот сообразить, как бы намекнуть на премию, с ходу не
получилось. Взяла листочки и пошла думать в  курилку.  Вышла  в  тамбур,
открыла дверь в холл и тут заметила, что сигареты в пачке кончились. Она
над фразами своими раздумывала, поэтому немножко заторможенная  была.  С
минуту, наверное, пачку разглядывала, прежде чем сообразила,  что  нужно
пойти за новой. А все это время  дверь  в  холл  оставалась  открытой  и
оттуда доносился голос - мужской, молодой, незнакомый.  Ирен  специально
не вслушивалась, но у нее сложилось впечатление, будто обладатель голоса
предлагает кому-то из наших нанять его ночным сторожем. И еще будто  тот
тип обращается к собеседнику, как к незнакомцу.  Потом  она  сходила  за
новой пачкой, а проходя второй раз через тамбур, зацепилась взглядом  за
ксерокс и вспомнила, что Полин просила ее снять с отчета копию и  отдать
Эжену. Пока Ирен копировала ( дверь она так и не закрыла), в  холле  как
будто кто-то крякнул, потом свалил  на  пол  что-то  тяжелое  и  потащил
волоком. Ничего зловещего Ирен в этих звуках не услышала. К нам в тот же
день здоровые пачки с настенными  календарями  привозили,  и  звуки  при
разгрузке примерно такие и были: вносят пачку с улицы на руках,  шмякают
об пол и волокут к лестнице. В общем, скопировала  Ирен  отчет,  тут  же
вышла в холл, села на лавочку, закурила и в бумажки  свои  уткнулась.  А
через минуту или две что-то в холле скрипнуло, как будто кто-то  сел  на
старый деревянный стул. Ирен подняла голову - никого.  Посмотрела  туда,
где скрипело, увидела  фанерный  стенд,  подумала,  что  стойки  у  него
рассыхаются, и снова углубилась в отчет.  Вот,  собственно,  и  все.  По
крайней мере, вся фактическая часть.
   - А выводы она оставила при себе?
   - Нет, почему же... Когда под лестницей нашли труп, Ирен поняла,  что
едва не застигла убийцу на месте преступления, и он об  этом  знает.  Не
знает только, заметила ли она что-нибудь и  о  многом  ли  догадывается.
Посмотрев на жертву, Ирен сделала вывод, что субъекта с такой бандитской
внешностью умертвили в целях самозащиты,  и  ей  совершенно  не  хочется
выводить убийцу на чистую воду. А третий ее вывод тебе известен. -  Эдик
кивнул на тетрадь Мыколы. - Убийца - мужчина, сотрудник одной  из  наших
фирм. Не знаю, по какому принципу Ирен отсеяла неподходящих и получила в
остатке четверых, но могу поклясться, что результат ее очень  расстроил.
По-моему, ей отчаянно не хотелось верить в виновность кого бы то ни было
из этой четверки. Тем не менее она не сомневалась в  правильности  своих
умозаключений.
   - И один из этих четверых - ты...  -  задумчиво  произнесла  Надежда,
мысленно "экранизируя" рассказ Эдика, пытаясь перевести слова в  образы,
звуки, увидеть и услышать в воображении то, что Ирен увидела и  услышала
наяву, и понять ход ее рассуждений.  Но  воображению  не  хватало  пищи.
Нужно бы взглянуть на место  действия  и  действующих  лиц.  -  Эдик,  я
должна...
   Надежда осеклась. Он сидел, закрыв лицо руками,  и  беззвучно  рыдал.
Плечи  ходили  ходуном,  из-под  ладоней  просачивались  светлые  капли,
повисали на миг у запястий  и  сбегали  по  руке  под  рукава,  оставляя
блестящие дорожки.
   - Эдик!
   - Это из-за меня она погибла, Надин... Я все не  мог  понять,  почему
она приехала в пятницу, больная... К чему  такая  срочность?..  А  потом
догадался. - Он отнял руки от лица и в упор посмотрел на Надежду. - Ирен
боялась, что это я его убил. Думала, я мучаюсь от неизвестности,  гадая,
что она видела, что собирается предпринять. Она приехала меня успокоить,
понимаешь? Подозревая меня в убийстве, понимая,  чем  рискует,  она  все
равно хотела рассеять мои страхи!

Глава 10

   Сколько Людмила  себя  помнила,  она  всегда  ненавидела  свою  мать.
Собственно, она и матерью-то ее не считала, и в мыслях  называла  Таисью
исключительно "этой тварью". Эта тварь вторглась  в  уютный  мирок,  где
безраздельно царила маленькая Люся, и покусилась на ее  священное  право
повелевать и властвовать. Эта тварь едва не лишила родную дочь жизни. По
милости этой твари Люся оказалась в  больнице,  где  испытала  настоящий
шок, впервые столкнувшись с очевидным неуважением  к  своей  царственной
особе. Эта тварь имела наглость отказаться  от  дочери,  выкинув  ее  из
своей жизни, точно ненужный хлам из чулана.  Эта  тварь  навсегда  вбила
клин между Людмилой  и  отцом,  отцом  и  бабушкой,  превратила  деда  в
великого молчальника, поселила в их  доме  тени  скрытого  несогласия  и
печали. Но одно достоинство Людмила, скрипя зубами, за  ней  признавала:
эта тварь умела зарабатывать деньги.
   В Люсину память навсегда впечатались те страшные времена, когда денег
в доме вдруг не стало. Удар, нанесенный ей в  тот  день,  когда  бабушка
отказалась купить приглянувшуюся внученьке  безделушку,  превзошел  даже
потрясение, пережитое когда-то в больнице. Медсестры и врачи были все же
чужими людьми, их нежелание считаться с капризами юной  пациентки  могло
проистекать от невежества, душевной нечуткости, грубости, скудоумия.  Но
родная бабушка, стараниями которой Люся от  рождения  уверовала  в  свою
исключительность, в свое неотъемлемое право получать все лучшее  в  этом
мире... Ее отказ был равносилен крушению основ,  катастрофе,  революции!
Поглядев в искаженное мукой  лицо  своего  сокровища,  бабушка  села  на
корточки и, плача, объяснила,  что  КБ,  где  дедушка  был  заместителем
директора, закрыли, дедушку отправили на пенсию, и этой пенсии вместе  с
папиной зарплатой и приработком едва хватает на самое необходимое.
   Людмиле никогда не забыть,  как  завистливое  восхищение  подружек  к
обладательнице самых красивых нарядов, самых дорогих игрушек и настоящих
золотых сережек и колечек  сменили  злорадное  презрение  и  откровенные
насмешки. До конца жизни она будет помнить скривленные  губы  воображалы
Карины, взглянувшей на куклу Барби, подаренную Люське ко дню рождения, и
обронившей: "Китайская дешевка!"
   Унижения тех дней и паника, в которую поверг семилетнюю девочку  один
подслушанный разговор, еще долго будут отзываться ночными кошмарами.
   - Андрей, ты просто обязан что-нибудь предпринять! - взывала  бабушка
к отцу.
   - Ты представляешь себе, какое будущее  ждет  Люсеньку,  если  мы  не
наскребем денег, чтобы отправить ее в лицей? Куда она  пойдет,  закончив
дворовую  школу?  В  швейное  ПТУ?   В   кулинарный   техникум?   Лучшие
преподаватели разбежались по лицеям и гимназиям, а  оставшиеся  недоучки
способны загубить самый яркий талант. Неужели ты хочешь, чтобы твоя дочь
всю жизнь влачила нищенское существование?
   - А что ты предлагаешь, мама? Я и так  работаю  почти  круглосуточно,
без выходных и отпусков. Может, мне следует открыть  собственный  лицей?
Но на это нужны гораздо большие деньги. Не говоря уже о  коммерческих  и
организаторских способностях...
   - Ты должен подать на алименты!
   - Мама, у  Таси  инвалидность.  На  четвертушку  от  ее  пенсии  даже
упаковки бумажных носовых платков не купишь.
   - Тогда поговори с Анной  Сергеевной!  В  конце  концов,  она  родная
Люсенькина бабушка.  Пусть  сделает  хоть  что-нибудь  для  единственной
внучки!
   - Сколько, по-твоему, зарабатывает заведующая районным детским садом?
Ты представляешь, чего стоит Анне Сергеевне  содержать  себя  и  больную
дочь? По хорошему, это мне следовало бы помогать им деньгами.
   Бабушка раскричалась, потом схватилась за сердце. Отец,  который  при
всей своей бесхребетности упорно защищал  "эту  тварь",  перепугался  и,
пока дед,  шевеля  бескровными  губами,  капал  в  рюмку  капли,  просил
прощения и обещал что-нибудь придумать.
   Но он так  и  не  сдержал  обещание.  Денег  на  лицей  они  все-таки
наскребли, но какой ценой! Картонные сосиски, на которые Люся  раньше  и
не посмотрела бы, теперь в  доме  ели  по  праздникам.  Чтобы  ежедневно
снабжать  любимое  чадо  пакетом  со  скромным  завтраком  (бутерброд  с
копченой колбаской, бутерброд  с  красной  рыбкой  и  яблочко),  бабушка
изворачивалась, как могла. Пристроила деда  сторожем  на  стройку,  сама
подрядилась продавать газеты по утрам, пока внучка училась.
   Собирала и  осваивала  убогие  рецепты:  плов  из  перловки  и  жира,
самодельный плавленый сыр из несвежего  творога,  чечевично-картофельный
рататуй. Распускала старые  свитеры,  чтобы  связать  Люсеньке  обновку,
перешивала свои платья и костюмы, перелицовывала пальто.
   Людмила  не  помнила  точно,  сколько   длился   этот   кошмар,   эта
беспросветная жизнь на грани нищенства. Тогда ей казалось -  бесконечно.
Но однажды позвонила "эта тварь" и попросила  отца  о  встрече.  Бабушка
кипела от негодования, гадая, что  ей  понадобилось,  прикидывая,  какие
новые беды злодейка навлечет на  их  многострадальное  семейство.  А  на
следующий вечер папаша, вернувшись домой, вынул из кармана сто  долларов
- неслыханное по тем временам богатств