а над нами измывалась. Главным образом, над мамой, конечно, я-то скоро
начала показывать зубы.
   Тут Мишутка, которому уже  надоели  журналы,  подбежал  к  Надежде  и
взобрался к ней на колени.
   - Слушай, а его кормить не пора? - спохватилась Надежда.
   Лиска посмотрела на часы.
   - Ой, пора! Я вчера,  вас  ожидаючи,  соорудила  куриный  супчик.  Вы
посидите, я сейчас принесу.
   Через две минуты тарелка с теплым супом стояла перед  Микки.  Надежда
попыталась было взять его кормление в свои руки, но он решительно вырвал
ложку, бросил лаконичное "Сам!" и принялся за дело с  такой  неукротимой
энергией, что Надя вскоре  смирилась  с  необходимостью  отправить  свой
кашемировый кардиган в чистку.
   - А что было дальше? - спросила Лиска,  благоразумно  наблюдавшая  за
процессом питания с противоположного конца стола.
   - Дальше я  повзрослела  и  начала  вставать  на  мамину  защиту  все
активнее и активнее. До тех пор, пока не  поняла,  что  повторяю  ошибку
отца.  От  моей  правозащитной  деятельности  выигрывала  только  бабка,
которая обожает скандалы.
   Дай только предаться любимому занятию, прямо расцветает  вся.  А  мои
отнюдь не дипломатические демарши позволяли ей истязать маму с утроенной
энергией.
   "Полюбуйся, полюбуйся, какую дочь ты вырастила!" И так далее в том же
духе. Но смотреть на мамины мучения у меня тоже не было сил.  Поэтому  я
дезертировала, как когда-то дед с отцом. Только не на стройку века и  не
в Магадан, а сюда, в бабкину квартиру.
   - И она тебя пустила? - удивилась Лиска.
   - Она бы пустила! Нет, мне пришлось выйти замуж и выдержать настоящий
бой. Но это уже совсем другая история.
   - Расскажи, - попросила Лиска.
   - Хорошо, - согласилась Надежда. - Только давай сначала  умоем  этого
чумазого джентльмена и уложим спать.
   Мишутка сопел в огражденном со всех сторон кресле-кровати два часа. И
все два часа Надя  с  Лиской  болтали,  точно  давние  подруги.  Надежда
рассказала Лиске и о Сашке, и об Эдике, и о том, как  изболелась  у  нее
душа за маму, изнемогающую под игом вздорной,  злобной  и  крепкой,  как
гвоздь, старухи.
   - Мы должны найти какой-нибудь выход, - решительно заявила Лиска,  и,
увидев, как загорелись у нее глаза, Надя подумала, что правильно угадала
в этой тщедушной пигалице пламенного борца.
   - Я искала, - призналась она со вздохом. - Ничего, кроме убийства,  в
голову не приходит. - Своей смертью такие мегеры не помирают. По крайней
мере до тех пор, пока не изведут всех близких.
   -  Убийство,  конечно,  тоже  вариант,   -   задумчиво   пробормотала
Елизавета. - Но у него  немало  издержек.  Всякие  там  раскольниковские
муки, страх перед расплатой...
   Нет, у меня есть план получше. Знаешь,  у  меня  ведь  родители  тоже
развелись.  Папа  -  замечательный  человек,  добрый,  справедливый,  но
характер у него совершенно  невозможный.  А  моя  мама  вовсе  не  такая
кроткая, как твоя. Она ему спуску не давала. Представляешь, оба упрямые,
как бараны, сойдутся лбами, никакой силой их не разведешь. Мама  кое-как
дотерпела до моего совершеннолетия,  а  потом  ушла  к  другому  мужику,
попокладистее. Мы с папочкой  остались  вдвоем.  У  нас,  конечно,  тоже
баталии  были  не  приведи  Господи  -  все-таки  одна   кровь,   -   но
непродолжительные и без обид. Потом я вышла замуж, и  папа  самокритично
заявил, что не желает разбивать мое семейное счастье,  а  обуздать  свой
норов не в состоянии. К этому времени их как раз начали валом  увольнять
в запас - он у меня военный, полковник. В общем, вышел он в  отставку  и
поехал жить к своей матери в славный город Мышкин. Слыхала о таком?  Два
года назад бабушка умерла, и он затосковал. Но возвращаться,  как  я  ни
прошу, отказывается. Боится меня с мужем рассорить.  Вот  бы  нам  их  с
твоей мамой свести. Папе  как  раз  такая  женщина  и  нужна  -  мягкая,
терпеливая. Он бы ее на руках носил, пылинки сдувал и никому бы не дал в
обиду. С его характером выдрессировать твою бабку - плевое дело.
   - Бабку, пожалуй, выдрессируешь! - усомнилась Надежда.
   - Ты не знаешь моего папу! Спорим, через месяц совместной жизни она у
него начнет по струнке ходить, честь отдавать и  рапортовать  по  стойке
"смирно"?
   - А мама не начнет? - опасливо поинтересовалась Надя.
   - Ты что! - оскорбилась Лиска. - Папа - воплощенное благородство.  Он
в жизни не обидел слабого. Если бы моя мама хоть изредка  ему  уступала,
они бы не разошлись. А твоя мама будто нарочно для него  создана.  И  он
для нее. Ему нужна мягкость и нежность, ей - надежная опора и защита. Ей
сколько лет?
   - Пятьдесят три.
   - А моему папе - пятьдесят девять. Идеальная разница в возрасте. Дело
за малым. Осталось их познакомить.
   - А вдруг они друг другу не понравятся?
   - Но попытка-то - не пытка. Что мы теряем?
   - Ничего, - согласилась Надежда.
   И они принялись обсуждать прожекты знакомства. Эдик злобно гремел  на
кухне кастрюлями, но дамы так увлеклись, что  пропустили  этот  кричащий
намек мимо ушей.
   А потом проснулся Мишутка, и все проблемы - текущие  и  глобальные  -
отошли на второй план. Только уложив ребенка на  ночь,  Надежда  сделала
попытку завести разговор об убийствах, но Эдик, обиженный  сверх  всякой
меры, его не поддержал.
   Надежда не поняла, что ее  разбудило.  Когда  она  открыла  глаза,  в
комнате стояла тишина, только сонно посапывал Мишутка,  да  едва  слышно
дышала Елизавета.
   И тем не менее сердце у Нади колотилось, как безумное. Пытаясь  унять
нервную дрожь, она встала и вышла в  коридор.  Ни  звука.  Заглянула  на
кухню. Никого.
   Подошла на цыпочках к комнате Эдика и приоткрыла  дверь.  Безмятежное
похрапывание.
   Надежда отругала себя и снова отправилась на кухню - за  валерьянкой.
Несмотря на  очевидное  отсутствие  причин,  она  почему-то  по-прежнему
старалась двигаться бесшумно,  на  цыпочках.  До  кухни  она  не  дошла.
Приросла к полу в прихожей, уловив обострившимся от страха слухом тихое,
почти беззвучное шипение.
   Как всегда, инстинкт сработал быстрее сознания.  Она  еще  спрашивала
себя, что бы это значило, вспоминала не к месту "Пеструю ленту", а  ноги
сами отнесли ее в ванную, руки сорвали с  вешалки  полотенца,  намочили,
отжали, и обмотали одно вокруг лица.
   Позже она пыталась восстановить в памяти свои действия, но так  и  не
поняла, как ей удалось без единого звука разбудить Лиску  и  Эдика  (тот
впоследствии уверял, что просто онемел, увидев  ее  белую  физиономию  в
розово-полосатой маске), знаками убедить их,  что  нужно  обмотать  лица
полотенцами и быстро, но бесшумно одеться, в миг нагрузить Эдика пальто,
шубами и сумками, впихнуть Елизавете обувь,  и  вылезти  через  окно  на
балкон, не разбудив завернутого в одеяло Мишутку.

***

   Почему-то Надежда была убеждена, что  до  тех,  кто  затаился  по  ту
сторону входной двери, не должно донестись ни звука -  иначе  произойдет
нечто страшное. У нее едва не выскочило сердце из груди,  когда  створка
окна стукнула, отделяясь от рамы. И потом - когда под их ногами загремел
жестяной пол балкона.
   Собственно, это не было балконом в обычном понимании. Просто когда-то
шестиэтажный дом достроили до десятиэтажного, и окна Надежды, живущей на
седьмом, выходили в зачем-то оставленную строителями нишу, полом которой
служил фрагмент бывшей кровли. Ниша была достаточно широкой, поэтому  ее
оградили, вбили в стену крюки, повесили бельевые веревки и  использовали
как  обычную  лоджию,  только  лазить  туда  приходилось   через   окно.
Аналогичным образом поступили и соседи из другого подъезда, окна которых
выходили в ту же нишу. Подстегиваемые страхом, беглецы  и  не  заметили,
как одолели  барьерчик,  разделяющий  владения,  и  оказались  на  чужой
половине.
   Навсегда осталось загадкой, как немолодая, в  общем-то,  женщина,  не
упала в обморок или не  подняла  истошный  крик,  когда  ее  среди  ночи
разбудил настойчивый стук в окно седьмого  этажа.  Надежда  видела,  как
дрожали ее губы, когда соседка, включив свет, приникла к стеклу, пытаясь
разглядеть тех, кто ломился к ней в дом таким эксцентричным образом.
   - Вера Сергеевна, это я, Надя, ваша соседка через стену. Пустите нас,
пожалуйста, у нас беда!
   Перепуганная женщина открыла форточку.
   - Окно заклеено. Открывать или так пролезете?
   - Пролезем, форточка здоровая. Только возьмите ребенка.
   Передав Вере Сергеевне Мишутку, Надежда проникла в комнату,  взяла  у
Лиски обувь и помогла ей пролезть вслед за собой. За Лиской  последовали
шубы и, наконец, Эдик.
   Соседка немного оправилась от изумления.
   - Что случилось?
   - Это мои друзья, Вера Сергеевна, - затараторила Надежда. -  За  ними
охотятся бандиты, и я спрятала их у себя. Сейчас,  в  эту  самую  минуту
кто-то напускает в мою квартиру газ. Усыпляющий или ядовитый - не  знаю.
Вызывайте скорее милицию.
   Дверь в комнату открылась,  и  в  проеме  возник  мужчина  в  трусах.
Надежда  узнала  в  нем  соседкиного  сына  Виктора.  Из-за  его   спины
выглядывала молодая женщина в халате, накинутом поверх ночной рубашки, -
жена. Как ее зовут, Надежда не знала.

***

   - Что происходит?
   - Потом, - махнула рукой Вера Сергеевна. - Беги, позвони  в  милицию.
Скажи, соседку чуть не отравили газом.
   Витя исчез, жена осталась стоять столбом на пороге. Надежда,  Эдик  и
Лиска спешно натягивали пальто и сапоги.
   - Куда вы? - всполошилась Вера Сергеевна.
   - Нам нужно бежать, - объяснила Надежда. - Милиция когда еще приедет,
а эти, - она мотнула головой в сторону стены, - рядом.
   - А если они поставили кого-нибудь внизу наблюдать за  подъездами?  -
прошептала Лиска.
   Надежда и Эдик растерянно переглянулись.
   - Я могу провести вас по чердаку, - неожиданно заговорила  женщина  в
халате, выйдя из ступора. - Я  техник-смотритель,  у  меня  есть  ключи.
Третий и шестой подъезды выходят на фасад, а не во двор.
   - Ох, спасибо вам огромное! - горячо поблагодарила  Надежда.  Женщина
поспешила к себе одеваться. - Вера Сергеевна, может быть,  вы  подождете
милицию на лестнице?  Конечно,  вряд  ли  эти  отморозки  сунутся  сюда,
увидев, что нас нет в квартире, но береженого бог бережет.
   Пока они поднимались на чердак, пока пробирались к шестому  подъезду,
Надежда лихорадочно соображала,  к  кому  обратиться  за  помощью.  Нет,
кандидатов у нее хватало, только, раз уж пособники убийцы  добрались  до
нее, то найти ее друзей им тоже не составит труда. Разве что... Конечно!
Вовчик!
   - Простите, вы не могли бы впустить нас во второй подъезд? - спросила
она их провожатую.
   - Второй выходит во двор, - предупредила та.
   - Ничего, мы справимся.
   Женщина покачала головой, но повела их дальше. Открыв  чердачный  люк
второго подъезда, она пожелала им удачи и распрощалась.  Под  нестройный
хор благодарностей люк с грохотом закрылся.
   - Сейчас мы пойдем к одному моему старинному  знакомому,  -  объявила
Надежда.  -  Вид  у  него,  мягко  говоря,  диковатый,   да   и   манеры
небезупречны,  но  вы  не  смущайтесь  -  под  грубой  оболочкой  бьется
нежнейшее сердце.
   Вовчик Рубцов здорово смахивал на необщительную  гориллу  в  расцвете
сил: короткие крепкие ноги, могучий торс,  руки  до  колен,  кулачищи  с
паровой молот, низкий лоб и чрезвычайно развитые  челюсти.  Когда-то  он
учился в параллельном  с  Надеждой  классе.  После  восьмого  Вовчика  с
облегчением выпихнули в какое-то ПТУ, но он по старой  памяти  захаживал
на школьные вечера. Надежда, вероятно, так никогда  и  не  узнала  бы  о
нежных чувствах, распирающих эту бочкообразную грудь, если бы  на  одном
из таких вечеров ее одноклассника не отправили в  больницу  с  переломом
челюсти  и  сотрясением  мозга.  Свидетели  инцидента  утверждали,   что
нападение  было  неспровоцированным.  Они  стояли,   курили,   обсуждали
школьных красавиц и вдруг Вовчик смачно плюнул на свой бычок,  отшвырнул
его в сторону и без слов (он  вообще  был  не  из  говорливых)  отправил
одного из участников дискуссии в нокаут единственным ударом  в  челюсть.
Завеса над тайной приподнялась, когда кто-то припомнил  последние  слова
пострадавшего. "Надька  Неман,  конечно,  аппетитная  девка,  но  жуткая
динамистка".
   С той поры Надежда, сталкиваясь с Вовчиком, всякий  раз  одаряла  его
ослепительной  улыбкой.  Вовчик  столбенел  и  становился   похожим   на
скульптурное  изваяние  гориллы  в  натуральную  величину.  Надежда  шла
дальше, гадая, простоит он на месте до  завтра  или  только  до  вечера.
Одноклассницы предостерегали ее: "Ты бы с ним поосторожнее, он же дикий.
Решит, что ты его поощряешь и затащит в кусты".
   Но Надя только смеялась. Она была уверена, что правильно  истолковала
Вовчиково отношение. Он -  рыцарь,  безмолвно  поклоняющийся  Прекрасной
Даме. А  рыцари,  пусть  даже  и  похожие  на  горилл,  не  тащат  своих
прекрасных дам в кусты.
   Потом Надежда вышла замуж и переехала в бабкину квартиру. Как-то раз,
навещая маму, она увидела во дворе Вовчика, по привычке улыбнулась ему и
даже помахала рукой. Вовчик, против  обыкновения,  остолбенел  всего  на
минуту, а потом, неуклюже загребая ногами, подошел к ней.
   - Привет, Надь, - сказал он, пунцовея по самые плечи. - Ты...  это...
куда пропала? Чей-то давно тебя не видать.
   - Здравствуй, Вовчик. Я замуж вышла.
   Он долго переваривал известие, а переварив, спросил:
   - Муж-то хороший? Не обижает?
   Глянув на  его  сжавшиеся  кулачищи,  Надежда  невольно  поежилась  и
заверила торопливо:
   - Муж замечательный. Самый лучший на свете.
   Вовчик вздохнул, шумно и протяжно, как кузнечные мехи,  и,  помолчав,
попросил почти жалобно:
   - Ты... это... записала бы мой телефон. Вдруг это...  обидит  кто.  Я
приеду и разберусь.
   Она ответила, мол, ну что ты, кто меня  обидит,  но,  тронутая  немой
мольбой, телефон все же взяла и даже  записала  Вовчику  в  книжку  свой
новый номер.
   Прошло несколько лет. Надежда уже почти забыла о Вовчике,  когда  они
встретились снова. На этот раз в ее собственном дворе. Войдя  под  арку,
Надя увидела въезжающий с улицы  мерседес  и  посторонилась,  пережидая,
пока машина проедет. Но мерседес вдруг остановился, со стороны  водителя
выскочил человек-гора, проворно обежал экипаж и открыл дверцу со стороны
пассажира.
   Пассажира Надя узнала сразу. Ни роскошный костюм, ни золотые часы, ни
фарфоровая улыбка не устранили сходства Вовчика с гориллой. Зато придали
ему уверенности в себе.
   - Надюха! - Вовчик осторожно взял ее руку в свою лапищу,  подержал  и
бережно отпустил. - Сколько лет, сколько зим! Знаешь, мы теперь  соседи.
Я купил квартиру в этом  доме.  Второй  подъезд,  пятый  этаж,  квартира
пятьдесят. Зашла бы как-нибудь по-соседски, а?
   Надежда пообещала  и  даже  сдержала  обещание  -  сводила  Сашку  на
экскурсию в жилище нового русского. Они дружно  поахали  над  убранством
апартаментов, выпили с хозяином рюмку чая, а на прощанье  Вовчик  вручил
Надежде черную визитку с золотым тиснением.
   - Надь, если возникнут какие проблемы, - ну, там,  бабки  понадобятся
или спец какой-нибудь, или наедет кто, - звони в любое  время  суток.  Я
теперь в силе, что угодно могу.
   До  сих  пор  Надежда  ни  разу  не  воспользовалась  этим   любезным
приглашением, хотя, признаться, подумывала, не натравить ли  Вовчика  на
бабку. Но представила себе старуху со свернутой шеей и не решилась. Зато
теперь преследователи вряд ли вычислят, к кому она побежала за  помощью.
А если вычислят, им же хуже. Вовчик их в бараний рог свернет и по стенам
развесит. В качестве охотничьих трофеев.

Глава 20

   В вестибюле  метро  Халецкий  просмотрел  рабочий  блокнот  Бекушева,
выписал адреса и телефоны  сотрудников  пропавшего  директора  "Голубя",
после чего наметил план действий и оптимальный маршрут.
   - Смотри, Пых, Анна Горелик живет в районе Пречистенки, отсюда четыре
остановки по прямой. Начнешь с  нее.  Стращай,  взывай  к  совести,  что
хочешь делай, но вызови на откровенность. Если  убедишься,  что  любимый
шеф с ней не связывался и  о  местонахождении  Вязникова  ей  ничего  не
известно, отправляйся к Юлии Степановой, две  остановки  на  трамвае  от
метро "Университет". Только сначала дождись моего звонка.  Я  звякну  от
соседей  Вязникова  -  вдруг  что  выясню.  Или   ты   выяснишь.   Тогда
подкорректируем  программу.  Если  новостей  не  будет,   ты   едешь   к
Степановой,  я  -  к  Марии  Косовской.   Потом   опять   созваниваемся,
обмениваемся информацией и едем дальше. Ты - в Чертаново, к экспедитору,
я - на северо-запад, к шоферу.  Потом  по  домам  -  больше  сегодня  не
успеть. Завтра я уломаю Песича освободить нас на  полдня  от  погони  за
маньяком, заваливаемся вдвоем к рекламистам и трясем их,  пока  душу  не
вытрясем. Задача ясна? Тогда вперед.
   Анна Горелик, строгого  вида  девица  с  холодноватыми  серо-зелеными
глазами и надменным ртом, весточек от любимого шефа не получала.  Виктор
запугал ее почти до истерики россказнями о безжалостных убийцах, которые
охотятся за Вязниковым, о страшной участи, ожидающей Эдика, если милиция
не  опередит  киллеров,  но  толку  не   добился.   Серо-зеленые   глаза
наполнились слезами, губы задрожали, как  у  перепуганного  ребенка,  но
светлые серпики волос покачивались у щек с прежней решительностью:  нет,
Эдик не давал о себе знать со среды. Нет, она не знает, к  кому  он  мог
обратиться в поисках убежища.  Нет,  никто  из  сотрудников  не  говорил
ничего такого, из чего  можно  было  бы  сделать  вывод  об  их  большей
осведомленности в отношении шефа.
   Через  полчаса  Виктор  сдался,  но  не  ушел,  попросив  у   хозяйки
разрешения дождаться звонка. Хозяйка позволила и даже любезно предложила
оперативнику чаю.
   Виктор допивал уже  вторую  чашку  и  выслушивал  десятую  историю  о
необыкновенных талантах и душевных качествах  Вязникова,  когда  наконец
позвонил Халецкий.
   - Пых, у меня скверные  новости.  Похоже,  кто-то  лазил  в  квартиру
Вязникова. На замке царапины. Я с помощью соседей нашел подругу его жены
- она живет тут неподалеку. У нее  Вязниковы  хранят  запасной  комплект
ключей. Уговорил я эту Марину сходить со мной,  взглянуть  на  квартиру.
Догадываешься, что пропало?
   Большая  записная  книжка  с  адресами  и  телефонами  всех-всех-всех
вязниковских  знакомых.  По  словам  Марины,  книжка  всегда  лежала  на
тумбочке рядом с телефонным аппаратом. Эдик даже вбил  в  заднюю  стенку
тумбочки  специальный  гвоздь  и  привязал  книжку,  чтобы  жена  ее  не
перекладывала. Гвоздь и веревочка остались, сам видел.
   - Тогда мы, скорее всего, опоздали, Боря, - мрачно сказал Виктор. - У
них был запас в четыре дня и все возможные координаты.  Думаю,  до  него
уже добрались.
   - Знаешь,  что  меня  в  тебе  неизменно  радует?  Твой  неиссякаемый
оптимизм. Не было у них четырех дней,  Пых.  Если  помнишь,  я  ездил  к
Вязникову в четверг поздно вечером и царапин на замке не видел.
   - Ты мог просто не заметить.
   - За кого ты меня держишь, сосунок! - оскорбился Халецкий. -  У  меня
двенадцать лет оперативного стажа! И  если  я  говорю,  что  царапин  не
видел, значит, их не было. Ergo, наши друзья разжились записной  книжкой
не раньше ночи с пятницы на субботу.  А  книжка  толстая,  -  по  словам
Мариночки, адресов и телефонов в ней сотни три. Словом,  Витя,  придется
мне тебя обломать. Рано нам разбегаться по домам. Кстати,  а  у  тебя-то
что нового?
   - Ничего.
   - Значит, действуем согласно намеченному плану. Дуй  к  Степановой  и
снова жди звонка.
   Внешне Юля Степанова чем-то напоминала актрису Джулию Робертс, только
не обладала ее актерскими данными.  Настороженный  взгляд,  которым  она
встретила опера, и упрямое выражение, появившееся на хорошеньком личике,
как только Бекушев завел речь об Эдике, яснее всяких слов  сказали,  что
Виктор приехал по нужному адресу. Дальнейшее было, как говорится,  делом
техники. Уже чер