Раздался  кодовый  звонок,  Надежда  пошла  открывать.  Она  как  раз
приводила Эдику Лискины аргументы, когда они вошли  в  кухню  и  увидели
застывшую Лиску, которая смотрела перед собой страшным взглядом.
   - Что?.. Что случилось? - перепугалась Надежда.
   Елизавета пошевелилась.
   - Я вспомнила. Вспомнила, почему мне пришла на ум детская  страшилка.
Черные ноги! Таська в бреду два или три раза упомянула черные ноги.
   Эдик плюхнулся на табуретку и схватился за голову.  Надежде  не  было
нужды спрашивать, что с ним. Эдик всегда, сколько она его помнила, носил
черные вельветовые джинсы. Разных моделей, разных  фирм,  но  непременно
черные и вельветовые. Даже на свадьбу их надевал.
   - Ты помнишь, кто еще в тот вечер был в черных  штанах?  И  в  черных
ботинках? - спросила она быстро.
   - Да, - простонал он. - Базиль был в черном костюме и белой  рубашке,
мы еще  шутили  насчет  смокингов.  Дескать,  не  рассылал  ли  Джованни
приглашения с припиской: "форма  одежды  -  вечерняя"?  Джованни  был  в
черных джинсах. Эжен всегда одевается одинаково - в черную кожу. И обувь
у всех нас была черная.
   - Так, все сходится. Ты, Базиль, Джованни, Эжен  -  четыре  человека.
Мужчины.
   Базиля и Джованни мы уже отбросили в прошлый  раз.  Значит,  остается
Эжен. Тем более что и тот, с пистолетом, кажется, был в черной  коже.  Я
не уверена, но похоже на то.
   - Боже, но почему?! У Эжена, конечно, вид немного инфернальный, но он
вполне приятный парень. Несчастный только. Его  жена  бросила,  а  он  -
однолюб. Третий год в депрессии. Зачем ему  понадобилось  убивать  этого
качка? А Ирен? Он к  ней  всегда  хорошо  относился...  И  она  к  нему.
Рассудком он, что ли, повредился?
   Зазвонил телефон. Надежда сняла трубку.
   - Да?
   - Простите, можно Эдуарда к телефону? - спросил женский голос.
   Надежда часто шутила, что могла бы выжить и без разума, за счет одних
инстинктов. Они срабатывали у  нее  молниеносно,  гораздо  быстрее,  чем
включалась мысль. Вот и сейчас, она еще не успела осознать, что означает
этот звонок, когда услышала собственный равнодушный голос:
   - Вы ошиблись номером.
   И только потом, уже нажав на рычаг, почувствовала, как кровь отливает
от лица.
   - Эдик, ты говорил кому-нибудь, где тебя искать?
   - Нет. Я вообще никому не сказал, что собираюсь  скрываться.  Жена  в
отъезде, родители тоже. Думал позвонить своим девочкам на работу, но так
и не позвонил.
   Что бы я им сказал? А  что,  это  меня  спрашивали?  Не  может  быть.
Наверное, действительно ошиблись номером.
   - Думаешь? - спросила Надежда с  сомнением.  -  Вот  что.  Позвони-ка
сейчас кому-нибудь из своих хороших знакомых, лучше  -  не  связанных  с
работой, и спроси, не интересовался ли тобой кто-нибудь.
   Эдик хмыкнул, но достал из кармана записную книжку и придвинул к себе
аппарат.
   - Алло, Женька? Привет,  это  Эдик...  Что?..  Дама,  говоришь?  Нет,
понятия не имею... Да, странно... Извини, я тебе попозже перезвоню. - Он
положил  трубку  и  затравленно  посмотрел  на  Надежду.  -   Чертовщина
какая-то! Откуда убийца - Эжен или  кто  угодно  другой  -  может  знать
телефонные номера моих друзей? Твой, Женькин? С тобой мы целую  вечность
не виделись и не разговаривали, с Женькой я  два  раза  в  год  езжу  на
рыбалку...
   - Записная книжка, - подсказала Елизавета.
   И Надя, и Эдик вздрогнули - они совершенно забыли о ее присутствии.
   - Но записная книжка при мне, - медленно произнес Эдик. - Не  мог  же
он скопировать ее заранее, он же не знал, что я планирую исчезнуть!
   - Она у тебя единственная? - спросила Надежда.
   - Дома есть другая, стационарная. Ты хочешь сказать, что  он  влез  в
мою квартиру?
   - Не исключено.
   Эдик криво усмехнулся.
   - Ни фига себе целеустремленность! Вот это, я понимаю, жажда убивать!
Нет, он точно псих. А баба откуда взялась? Маньяк  с  сообщницей  -  это
что-то новенькое.
   - Баба может ни о чем не догадываться. Мало ли под каким предлогом он
попросил ее помочь!
   - И что мы теперь будем делать?  Не  ровен  час,  этот  одержимый  по
квартирам пойдет, станет соседей расспрашивать, подслушивать под  дверью
со стетоскопом.
   - Мы должны перейти в наступление!  -  бесстрашно  заявила  Лиска.  -
Давайте  сами  подстережем  вашего  Эжена,  скрутим  его   и   поговорим
начистоту.
   - Вообще-то, мысль интересная, - одобрила Надежда. - Если застичь его
врасплох,  то  вполне  можно  скрутить.  Особенно  вдвоем;   втроем,   к
сожалению, не получится - кому-то из нас придется остаться  с  Мишуткой.
Но вот на похороны я вас завтра не  пущу.  Иначе  неизвестно,  кто  кого
застигнет врасплох. Он наверняка будет вас там поджидать.

Глава 16

   Разумеется, из-за этих самых похорон они проспорили полночи.  Надежда
убеждала, урезонивала, заклинала, кричала и даже всплакнула  под  конец.
Эдик, со  своей  стороны,  устроил  целое  драматическое  представление.
Другая на ее месте десять раз почувствовала  бы  себя  трусливой  подлой
тварью, подзуживающей благородных героев плюнуть  на  честь  и  верность
живота ради, и отступила бы, но Надя только  воодушевилась:  раз  в  ход
пошли котурны, стало быть, рана, вызванная утратой Ирен, не  смертельна.
Накануне, например, Эдик не играл  -  слишком  уж  жалким  и  некрасивым
выглядело его горе. А когда  горе  выглядит  жалким  и  некрасивым,  это
значит, что оно всепоглощающее, что у человека просто не остается сил  и
желания думать, как он выглядит в глазах  других.  В  случае  Эдика  это
тревожнейший симптом, сравнимый разве что с появлением трупных пятен.  И
когда он, завернувшись в тогу благородного  негодования,  наэлектризовал
атмосферу до появления эльмовых огней, у Надежды  настолько  отлегло  от
сердца, что она исполнила свою партию едва ли не с большим блеском,  чем
сам маэстро. Елизавета только хлопала своими серыми  глазищами,  на  них
глядючи. Но в конце концов именно она произнесла решающее слово,  и  это
слово, к Надиному удовлетворению, склонило чашу весов к здравому смыслу.
   - Знаешь, Эдик, когда умерла  Анна  Сергеевна,  Таська  -  тогда  еще
Таська, не Ирен - не хотела идти на похороны. Я  ее  чуть  ли  не  силой
заставила. Помню, она говорила: "Моя мама где угодно, только не  в  этой
напомаженной  ледышке".  Мне  тогда  ее  слова  чуть  ли  не  кощунством
показались, а сейчас я ее понимаю. Тася у меня здесь. И здесь.  -  Лиска
коснулась сначала груди, потом виска.  -  А  там,  -  она  неопределенно
махнула рукой, - произведение морговских визажистов. Оно даже не  похоже
будет на Ирен. Я собиралась на похороны  только  из  чувства  долга.  Из
чувства долга перед Ирен,  перед  ее  памятью.  Но,  если  бы  мы  могли
спросить ее саму, она  поддержала  бы  Надю.  И  весьма  энергично.  Мне
кажется, я даже голос ее слышу. - И она произнесла неожиданно  низко,  с
хрипотцой: "С ума сошли, братцы-кролики? Только попробуйте у меня!  Надо
же - подставлять свои глупые головы под пули благопристойности ради!"
   Судя по тому, как дернулось лицо Эдика, имитация  была  убедительной.
Надежда поспешила закрепить преимущество.
   - Мы же не станем ей перечить, правда?
   Вот так и вышло, что в пятницу  они  вместо  кладбища  отправились  к
Эжену  устраивать  засаду.  То  есть  отправились  Эдик  с  Надеждой,  а
Елизавета осталась дома  присматривать  за  Мишуткой  и  выполнять  роль
страхового полиса. Нельзя сказать,  что  такое  распределение  ролей  ее
обрадовало, но здравый смысл, безусловно, был Лискиной сильной стороной,
поэтому она не спорила.
   План операции принадлежал Эдику.
   - По-моему, устраивать западню лучше в логове зверя, -  решил  он.  -
Эффект неожиданности сильнее. Там мы уж точно  застигнем  его  врасплох.
Эжен снимает комнату у двух алкоголиков. Жуткая берлога, но ему плевать.
После развода ему на все плевать. За бутылку водки хозяева примут нас  с
распростертыми объятиями, а двумя мы их  загипнотизируем,  словно  факир
ученую кобру. С рук будут есть. Эжен непременно поедет и на похороны,  и
на поминки. Если он убийца, то караулить нас, если нет,  то  из  доброго
отношения к Ирен. А дальше - трезвым с  поминок  не  уедешь,  это  будет
выглядеть слишком вызывающе. Стало быть, Эжен вернется домой подшофе. Мы
приедем заранее, подружимся с алкашами и возьмем его тепленьким.
   Скрутим вмиг, он и пикнуть не успеет.
   Первая фаза операции  прошла  без  сучка,  без  задоринки.  При  виде
литровой бутыли "Абсолюта" у супругов-алкоголиков в зобу дыханье сперло.
А когда  отпустило,  они  моментально  сервировали  стол  -  алюминиевые
приборы, граненые стаканы, две банки кильки в  томате,  черствый  ржаной
хлеб.
   - Женечка скоро придет, - сипло щебетала неопрятная хозяйка с опухшим
лицом и плотоядно облизывалась на бутылку. - Вы пока  посидите  с  нами,
закусите чем бог послал.
   - Чего ты привязалась, Любаня? - фальшиво  протестовал  супруг.  -  С
таким горючим наша закусь не конает. Может, Женька их черной икрой будет
кормить...
   - Мы черной икры не едим, -  успокоил  его  Эдик.  -  У  нас  на  нее
идиосинкразия.
   Открывай свою кильку, хозяйка. Вздрогнем за знакомство.
   Водка пошла легко, как песня. Сначала хозяева еще  пытались  следить,
чтобы гости от них не отставали, потом  сообразили,  что  им  же  больше
достанется, и расслабились.
   - Уймись, Любаня, им еще с Женькой сидеть! -  одернул  супругу  глава
застолья, и скользкий вопрос: "Почему не пьем до дна, молодежь?"  больше
не возникал.
   На второй фазе план работать перестал. Неизвестно, много ли пил  Эжен
на поминках, но домой он явился совсем не  таким  тепленьким,  какими  к
тому времени стали Надежда и Эдик. И не они застигли его врасплох, а  он
- их. Ни хозяева, ни гости даже не слышали, как он вошел в квартиру.
   - Женька! - пьяно взвизгнула Любаня,  когда  он  бесшумным  призраком
появился  на  пороге  кухни.  Она,   кажется,   намеревалась   броситься
постояльцу  на  шею,  но  запуталась  в  ножках  стола  и  табуретки,  и
распласталась в земном поклоне, что, впрочем, совершенно ее не  смутило.
- К нам приехал, к нам при-е-эхал Евгений Петрович да-арагой!
   Однако  столь  радушный  прием  не   произвел   на   Эжена   никакого
впечатления. Если он и  испытал  какие-то  чувства  при  виде  компании,
пирующей на кухне, то никак их не проявил. Разве  что  слегка  приподнял
правую бровь.
   - Эдик? -  произнес  он  с  умеренно  вопросительной  интонацией,  не
обращая внимания на валявшуюся в его ногах хозяйку. - Ты ко  мне?  Тогда
пойдем в комнату.

***

   Эдик не слишком уверенно встал из-за стола, следом за  ним  поднялась
Надежда.
   Эжен перевел на нее вопрошающий взгляд. По нему совершенно невозможно
было определить, узнал ли он давешнюю посетительницу дантиста.
   - Это Надя, - представил ее Эдик. - Она со мной.
   Эжен кивнул. На лице его по-прежнему ничего не отражалось. "Тоже мне,
индеец Джо, чертов!  -  подумала  Надежда.  -  Чингачгук  Большой  Змей,
Монтигомо Ястребиный Коготь, Виннету, сын Инчучуна. Надо же, как  это  я
вчера  не  разглядела  в  нем  черты  монголоидных  предков?   Скуластая
физиономия, антрацитовые треугольные глаза... Только  волосы  подкачали.
Вместо смоляных кос или вороного конского хвоста - невыразительный куцый
хаер мышастой масти".
   Он повел их в комнату, открыл дверь. Надя  едва  не  поперхнулась  от
немыслимого букета - застарелая табачная вонь, смешанная с запахом пыли,
мокрой ржавчины подтекающих батарей  и  несвежего  белья.  Эжен  щелкнул
выключателем, и  их  глазам  открылась  картина  "Мерзость  запустения".
Сальные лохмотья обоев на  стенах,  паутина  по  углам,  мутное  оконное
стекло в потеках и разводах, одежда, беспорядочно сваленная где  попало.
"И правда, логово, - подумала  Надежда,  судорожно  цепляясь  за  Эдиков
рукав. - Настоящее звериное логово". Эжен,  словно  прочитав  ее  мысли,
криво усмехнулся.
   - Прошу прощения за беспорядок, я не ждал гостей. - И закрыл за  ними
дверь.
   Потом сгреб одежду с двух стульев  и  табуретки,  швырнул  охапку  на
диван и пригласил с оттенком иронии в голосе:
   - Садитесь, пожалуйста.
   Кажется, обстановка в комнате и  Эдику  подействовала  на  нервы.  Во
всяком случае, начал он с  того,  что  показал  краешек  их  с  Надеждой
страхового полиса.
   - Мы ненадолго. У нас сегодня еще одна встреча.  Не  удивляйся,  если
сюда позвонят и попросят кого-нибудь из нас к телефону.  Мы  ждали  тебя
дольше, чем рассчитывали, и наш друг, возможно, уже нервничает.
   Понял Эжен, что это предупреждение, или нет, но  на  этот  раз  он  и
бровью не повел. Сел к столу, достал из кармана красочную пачку  табака,
придвинул к себе машинку  для  скручивания  папирос,  стопку  папиросной
бумаги, свернул тонкую пахитоску, прикурил, затянулся,  закрыл  глаза  и
спросил без выражения:
   - Почему ты не пришел на похороны? Я считал тебя другом Ирен.
   Надя  посмотрела  на  Эдика  и  с  удовольствием  убедилась,  что  он
протрезвел и взял себя в руки. А  когда  он  вынул  из  кармана  платок,
неторопливо  отряхнул  стул  и  придвинул  его   Надежде   со   словами:
"Присаживайся, дорогая", стало ясно,  что  предложенные  Эженом  вариант
сценария и трактовка роли пришлись ему по душе. Эдик  увидел  достойного
партнера. Игра началась.
   - Возможно, мои слова покажутся тебе параноидальным бредом,  Эжен,  -
сказал он скучающим тоном, так что не оставалось сомнений: ему абсолютно
все равно, как будет воспринято его признание,  -  но  я  не  пришел  на
похороны, потому что боялся схлопотать пулю.
   Эжен открыл глаза и посмотрел на гостя не то чтобы  с  удивлением,  а
так, с интересом. Надежда едва сдержала улыбку.  Эти  двое  стоили  друг
друга.
   Эдик закинул ногу на ногу и достал сигарету.
   - Не знаю, известно ли тебе, но в прошлую пятницу Ирен  приезжала  ко
мне.
   Вечером, в конце рабочего дня. За два часа  до  своей  гибели.  -  Он
помолчал. - Видишь ли, дело  в  том,  что  она  слышала,  как  произошло
убийство. Да-да, то самое.
   Правда, Ирен не сразу поняла, что именно она слышала. А когда поняла,
сопоставила все, что ей было известно, и пришла к выводу, что убил  один
из наших. Она не сказала мне кто.  Не  хотела  подводить  под  монастырь
человека, к которому хорошо относилась. Но убийца знал, что она вышла  в
холл буквально через минуту после того,  как  он  закончил  свое  черное
дело, и Ирен опасалась его... скажем  так,  неблагоразумного  поведения.
Поэтому она дала мне ниточку. На случай, если убийца  не  поверит  в  ее
умение держать язык за зубами и предпримет свои шаги. К стыду своему,  я
долго не мог разгадать ее загадку. Похоже, мое тугомыслие  стоило  жизни
несчастному Мыколе, который имел неосторожность сунуть  нос  не  в  свое
дело - он подслушал наш с Ирен разговор. После его исчезновения я  решил
не дразнить гусей и  спрятался.  Потом  еще  много  чего  произошло,  но
главное - сегодня ночью я наконец нашел  разгадку.  Я  вычислил  убийцу,
Эжен. Это ты.
   На  этот  раз  Виннету  все-таки  проняло.  На  его  лице   явственно
отобразилось изумление. Целую секунду  он  взирал  на  Эдика,  точно  на
пляшущего  лилового  крокодила.   Потом   скуластая   физиономия   снова
обратилась в камень.
   - Значит, не правильно вычислил, Эдик. Придется тебе поломать  голову
еще.
   - Брось, Эжен, тебе не отвертеться. Не  мог  ты  убить  -  раз,  два,
три... - четырех  человек  и  не  оставить  следов.  Милиция  без  труда
установит, какую угрозу представлял  для  тебя  тот  криминального  вида
бугай, выяснит, что у тебя ни в одном из четырех случаев нет алиби...
   - Очень хорошо, что ты заговорил об алиби, Эдик. Вообще-то в вечернее
и ночное время суток с алиби у меня напряженно, местные алкаши перестают
вязать лыко задолго до моего возвращения с работы, а другого общества  у
меня здесь нет.
   Но конкретно в прошлую пятницу у моих родителей был  юбилей  -  сорок
лет со дня свадьбы. В девять часов вечера, когда нашли Ирен, я  ехал  на
Серпуховской электричке. Ирен живет на самом севере Москвы, от  ее  дома
до  Серпухова  больше  ста   пятидесяти   километров.   В   пять   минут
одиннадцатого я уже сидел  за  праздничным  столом  в  окружении  дюжины
других гостей. Электричка отправляется с Курского вокзала в девятнадцать
пятьдесят шесть и прибывает в Серпухов в двадцать один пятьдесят одну. В
моем вагоне, правда, никого из знакомых не случилось, но от  станции  до
дома мы шли вместе с соседкой. Тебе дать номер телефона родителей?
   Они наверняка не откажутся снабдить тебя телефонными номерами соседки
и своих гостей.
   Эдик принял удар  неплохо,  но  физиономия  у  него  удлинилась.  Уже
понимая,  что  безнадежно  проигрывает,  он  все-таки  сделал  отчаянную
попытку спасти партию.
   - А как у тебя с  алиби  на  вчерашний  вечер,  часов  на  семь?  Ты,
случаем, не ушел пораньше с работы из-за разыгравшейся мигрени?
   Надя подумала, что смешок у Виннету неприятный. Похож на  лисий  лай.
Видно, рыжехвостая бестия была тотемным животным его племени.
   - На вчерашний вечер у меня расшибенное алиби. Ни один самый дотошный
следователь не подкопается. В семь часов вечера к нам пожаловал  опер  -
тот самый опер, что ведет дело об убийстве бугая криминального вида.  Он
согнал всех нас в конференц-зал и мусолил больше часа.
   Тут уж Эдик лица сохранить  не  сумел.  Он  беспомощно  оглянулся  на
Надежду, выпрямился, потряс головой и спросил жалобно:
   - Собрал ВСЕХ вас? И Базиля с Джованни тоже?
   -  Так-так,  -  удовлетворенно  пробормотал   Виннету,   высыпая   на
полупрозрачный лист новую порцию табака. - Значит, ты вычислил не только
меня, а еще и Джованни с Базилем? Божий одуванчик Джованни и  травоядный
садху Базиль - серийные убийцы?
   А  кандидатуру  нашего  святейшего   патриарха   ты,   случайно,   не
рассматривал? Или католикоса всех армян? По-моему, они очень  даже  мило
впишутся в эту компанию.
   Эдик снова повернулся к Надежде и просигналил взглядом SOS.  На  этот
раз она вняла его безмолвному призыву.
   - По-моему, мы лаем не на то дерево, дорогой. Вы согласитесь  принять
наши извинения, Эжен, если в качестве компенсации за моральный ущерб  мы
поделимся с вами своей информацией? Лишний союзник и лишние мозги нам не
помешают.
   Виннету подвинул табуретку, прислонился спиной  к  стене,  затянулся,
закрыл глаза и милостиво кивнул.
   - Давайте попробуем. Кстати, Эдик, ты сказал о четырех убитых...
   -  Да-да,  мы  все  объясним.  Только  сначала  пусть  Эдик  позвонит
кому-нибудь из коллег и  спросит  насчет  вчерашнего  вечера,  чтобы  уж
никаких сомнений не осталось. Эдик, кому из своих девочек  ты  абсолютно
доверяешь? И в смысле надежности предоставляемых сведений,  и  в  смысле
умения хранить молчание? Нам ни к чему, чтобы о твоем звонке завтра знал
весь трудовой коллектив.
   Эжен усмехнулся.
   - За его величество с радостью отдаст жизнь любая из придворных  дам.
Или откусит себе язык, если он того пожелает.
   Шутка прозвучала не слишком добро, и Надежда спросила  себя,  к  кому
относится недоброжелательство Виннету:  к  любвеобильному  Эдику  или  к
придворным дамам? И сама же себе  ответила:  к  дамам,  вероятно.  После
измены жены Виннету, вероятно, стал женофобом.
   - Эжен, где у тебя телефонный аппарат? - спросил Эдик.
   - Позвони лучше  с  мобильного.  Наш  аппарат,  как  бы  это  помягче
выразиться, не совсем в товарном виде. Микрофон приходится  придерживать
пальцами, и в наушнике трещит - того и гляди оглохнешь.
   - Мобильный я где-то посеял, - мрачно признался Эдик. - Должно  быть,
по пьяни в машине забыл.
   Эжен встал с табуретки, подошел к дивану, порылся  в  куче  тряпья  и
откопал  неожиданно  миниатюрный  голубой  аппаратик,  дорогую  игрушку,
которая  в  этой  берлоге  смотрелась  примерно  так  же  уместно,   как
рождественская елка на каннибальском пиру.
   - На уж, пользуйся моим, инквизитор.
   Эдик позвонил Леди  Джули