ками.
   - Она тебе что-нибудь о нем рассказывала?
   - О ком? - ошарашенно спросил отец.
   - О своем любовнике!
   - О муже, - поправил он. - Если они официально не оформили брак,  это
еще...
   - Хорошо, хорошо, о своем муже Таисья тебе что-нибудь говорила?
   - Она нас даже познакомила, - ответил отец с вызовом.
   На этот раз даже Людмила ожидала взрыва и на всякий  случай  оттянула
наушники,  чтобы  не  оглохнуть  от  бабушкиного  крика.   Но   Светлана
Георгиевна не отреагировала даже на это чудовищное заявление.
   - Кто он? Откуда? Что из себя представляет?
   Папашу настолько поразила беспримерная терпимость матери, что он даже
не поинтересовался, отчего ее внезапно разобрало такое любопытство.
   - Журналист. По-моему, из Прибалтики - у него  легкий  акцент,  почти
незаметный. Приличный парень. Симпатичный.
   - Не прохвост?
   - Прохвоста Тася не полюбила  бы,  -  ответил  отец  грустно.  -  Она
разбиралась в людях, как никто... - Тут он наконец спохватился и спросил
подозрительно:
   - А почему это тебя так волнует, мама?
   Светлана Георгиевна, полностью захваченная перспективой добычи денег,
утратила бдительность и ответила чистосердечно:
   - Я собираюсь с ним увидеться. Если  он  такой  симпатичный,  как  ты
говоришь,  то  не  откажет  нам  в  небольшом  займе  в  счет   Люсиного
наследства. Он же должен понимать, что восемнадцатилетней девчонке нужно
учиться, а не зарабатывать на хлеб. У  Таисьи  денег  куры  не  клевали,
наверняка целые залежи остались, и, уж конечно, ее лю... муж  не  станет
ждать полгода, смахивая с них пыль. Так почему ее родная дочь  не  может
получить несколько тысяч долларов прямо сейчас?
   По-моему, это будет в высшей степени справедливо. Ты не  знаешь,  где
Таисья работала? Адрес  или  хотя  бы  телефон?  Люсенька  сказала,  что
поминки устраивают на работе...
   Пружины громко лязгнули.
   - Ты собираешься на поминки?!
   - Да, а что такого? Люсеньку позвали, а я - ее  бабушка,  нет  ничего
неприличного в том, что я поеду с ней.
   - Мама! Остановись  на  минутку  и  попробуй  взглянуть  на  себя  со
стороны.
   Представь, что это я умер, что меня сегодня  похоронили.  И  вот,  не
успела ты  вернуться  с  кладбища,  как  к  тебе  заявляется  совершенно
незнакомая женщина - допустим, моя жена, с которой я  расписался  втайне
от тебя - и начинает требовать у тебя деньги в счет будущего наследства.
Ты можешь вообразить, как это будет выглядеть?!
   Снова лязг пружин.
   - Знаешь, Андрей, что меня всегда  в  тебе  поражало?  -  раздраженно
спросила бабушка. - Твоя  готовность  отстаивать  чьи  угодно  интересы,
кроме интересов собственного ребенка! Девочка по  вине  матери  получила
страшную травму, потом эта  самая  мать  открестилась  от  нее,  как  от
прокаженной. Казалось бы ты, отец, должен сделать все  возможное,  чтобы
защитить своего ребенка...
   - В этом нет нужды. Ты защищаешь  ее  лучше,  чем  целый  гвардейский
полк. А мне остается только время  от  времени  робко  взывать  к  вашей
совести. И, если ты намерена схватиться за  сердце,  мама,  предупреждаю
сразу: я немедленно вызову "скорую"!
   - Что... Что ты имеешь в виду?
   - Ты прекрасно поняла.
   Тишина. Людмила, словно воочию, видела, как они стоят лицом к лицу  и
сверлят друг друга гневными взглядами. Но вот послышался  звук  шагов  и
скрип дверцы гардероба.
   - Что ты ищешь, мама?.. Зачем тебе моя записная книжка?
   - Так... Двести сорок пять пятнадцать семнадцать. Отлично!
   Непонятный шум.
   - Давай, давай, еще подними руку на мать! Ну, что же ты? Смелости  не
хватает?

***

   - Мама, я тебя прошу, не езди на поминки. Это бессмысленно!  Тасиного
мужа там не будет, его не было на похоронах!
   - Придумай что-нибудь поумнее, сынок!
   Звук распахиваемой двери, бабушкины шаги в коридоре, крик отца:
   - Мама, это правда! Он болен! Мне  Лиска  говорила,  у  него  больное
сердце!
   Людмила еле успела снять наушники, прежде чем бабушка влетела к ней в
комнату.
   - Люсенька, я пошла одеваться, а ты позвони по этому  номеру.  Ничего
не объясняй, просто спроси, как до них добраться.
   Бабушка ушла к себе, а Людмила услышала, как хлопнула входная дверь -
сначала один раз, а через полминуты  -  второй.  Отец  и  дед  пошли  на
лестницу, догадалась она.  Курить  дома  им  строго  возбранялось,  хотя
Светлана Георгиевна давно подозревала, что внучка,  ради  которой  ввели
запрет,  сама  покуривает.  Звонок  подождет,  решила  Людмила  и  снова
нацепила наушники. Ей хотелось проверить, сильно ли ухудшится слышимость
из-за капитальной стены.  Ну,  и  послушать,  чью  сторону  примет  дед,
который во время скандалов всегда отмалчивался.
   - ...А ведь когда-то она была такой чуткой, такой понимающей! Или мне
это приснилось, папа?
   - Была. Знаешь, Андрюша, мне  кажется,  это  что-то  вроде  душевного
заболевания.
   Она  очень  переживала  тогда...  ну,   ты   понимаешь.   Тася   ведь
предупреждала ее, что Людмила растет совсем неуправляемой, что надо бы с
ней построже, а мама отмахивалась. Вот и получила. Я где-то читал,  что,
если чувство вины становится непереносимым, разрушительным для личности,
сознание его отторгает,  а  подсознание  искажает.  Вот  у  мамы  оно  и
переродилось в ненависть к Тасе и в безумную любовь к Люське.
   - Я все понимаю, папа. Но  когда  родной  человек  утрачивает  всякое
чувство меры,  всякое  представление  о  приличиях,  с  этим  невозможно
мириться. Если это болезнь, маму нужно лечить. Ты представляешь, как они
с Люськой будут выглядеть, когда заявятся на  поминки  и  устроят  дележ
наследства? А Люська - она что, тоже больна? Господи!  Ты  бы  видел  ее
сегодня там... Она была похожа на голодную гиену, учуявшую падаль. Так и
рвалась к гробу с горящими алчными глазами. Меня едва не стошнило.  Нет,
я не допущу, чтобы они поехали к Тасе на работу!
   - Да как их удержишь?
   Папаша помолчал, а потом неожиданно спросил:
   - Ты не против, если мы сегодня пойдем куда-нибудь и напьемся?  Прямо
сейчас?
   - Нет, но...
   - Можешь одеться побыстрее?
   - Ну, я ведь не мама. Но к чему такая спешка?
   - Потом объясню, пошли скорее одеваться!
   Не разозлись Людмила до такой степени, она наверняка  сообразила  бы,
что задумал отец. Но подслушанный  разговор  подействовал  на  нее,  как
шейкер на шампанское; ее буквально распирало,  и  мозги  на  пару  минут
заклинило.
   Просветление наступило  слишком  поздно.  Сначала  знакомый  звук  из
прихожей возвестил о том, что кто-то запирает внутреннюю,  а  за  ней  и
внешнюю, металлическую, дверь на оба замка. Только тут Людмилу  посетило
страшное подозрение. Она бросилась в прихожую,  ощупала  карманы  своего
пальто - ключей не  было!  Схватила  бабушкину  сумочку,  вытряхнула  на
тумбочку перед зеркалом, лихорадочно разгребла содержимое, но  знакомого
футлярчика не нашла. Обшарила карманы бабушкиной шубы,  пальто,  дедовой
куртки - все тщетно.
   И вот тогда ее захлестнула ярость.
   - Чтоб ты сдох! - прошипела она сквозь зубы. И громко позвала:
   - Ба! Нас посадили под домашний арест!

Часть третья

Глава 15

   Надежда влюбилась в  малыша  с  первого  взгляда.  Тугие  темно-рыжие
колечки волос, черные блестящие пуговки глаз, веселая круглая мордашка в
миг разворошили ее память и выудили  образ  плюшевого  медведя  Мишутки,
первого и горячо любимого  Надиного  друга.  За  шесть  лет  беззаветной
дружбы медведь заметно  облысел,  потерял  розовый  язычок,  темно-рыжая
мордочка,  благодаря  Надиным  попыткам  накормить  питомца,   покрылась
несводимыми пятнами, облезлое надорванное ухо, пришитое  ярко-оранжевыми
нитками, косило на сторону, черная пуговка  носа  держалась  на  честном
слове, но ни одна самая роскошная новая  игрушка  не  обладала  и  сотой
долей его обаяния. Когда ненавистная бабка избавилась от "этого  урода",
Надя проревела несколько суток подряд и потом уже никогда не  дружила  с
плюшевым зверьем.
   Малыш, стоявший перед ней в  кроватке,  был  похож  на  медвежонка  и
моментально завоевал сердце Надежды. А когда она наклонилась  к  нему  и
он, вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью, а потом обхватил за шею,
доверчиво положил голову ей на плечо и сказал непонятно: "Ты собючи",  -
Надежда поняла, что никому его не отдаст.
   До сих пор она была уверена, что обделена материнскими чувствами.  Не
то чтобы дети вызывали у нее отвращение, нет, они ей  скорее  нравились.
Надежда  с  удовольствием  возилась  с   чадами   своих   многочисленных
приятельниц,  придумывала  для  юных  разбойников  страшные  и   веселые
истории, затевала с ними буйные игры, но ее отношение к малым сим больше
напоминало привязанность старшей сестры, живущей  собственной  жизнью  и
лишь  изредка  снисходящей  до  возни  с  мелюзгой.  Мысль   обзавестись
собственным потомством никогда ее не посещала, несмотря  на  десять  лет
замужества. Впрочем, замуж она выходила как бы понарошку. У  нее  вообще
был такой стиль жизни - как бы понарошку.
   Знакомые, очарованные ее беспечной, легкомысленной жизнерадостностью,
все как один считали Надежду любимицей судьбы,  избалованным  созданием,
ни разу не столкнувшимся с темной или хотя бы  тяжелой  стороной  жизни.
Надя никогда не пыталась их разубедить,  хотя  не  сомневалась,  что  по
части знакомства с мрачной действительностью  любому  из  них  даст  сто
очков вперед. Вряд ли на свете существует еще  одна  бабка,  садистка  и
психопатка, задавшаяся целью вытравить из душ  дочери  и  внучки  всякое
представление о счастье и радости и  имеющая  такую  власть  над  своими
жертвами.
   Замуж Надя вышла исключительно из-за бабки.  Только  так  можно  было
добраться до пустующей квартиры,  которую  старуха  держала  на  запоре,
точно  скупой  рыцарь  свои  сундуки,  и  вырваться  из   филиала   ада,
устроенного этой ведьмой в их собственном - мамином и  Надином  -  доме.
Нет, существовал, конечно, и другой выход - перевести бабку  в  головное
предприятие фирмы, к чертям и сковородкам. Но мама не пережила бы,  если
бы ее Надюшку упекли за решетку. Из-за мамы - доброй, тихой и кроткой  -
был закрыт и самый простой путь -  выселить  ведьму  на  ее  территорию.
Бабка  искусно  играла  на  дочернем  чувстве   долга   и   сострадания,
прикидываясь  больной  немощной  старухой.  В   короткие   паузы   между
энергичными выволочками, которые устраивала перманентно. Когда Надя была
молодой и глупой, она пыталась бунтовать, отстаивая свои и мамины права,
честь и достоинство, но быстро  поняла,  что  только  усугубляет  мамины
страдания, делает их совсем уж невыносимыми. Бедная мамочка  разрывалась
между почтительным ужасом перед бабкой,  опасением  довести  старуху  до
инфаркта и желанием защитить дочь. Робкие попытки  примирить  враждующие
стороны обрушивали  на  ее  голову  дополнительные  мегатонны  бабкиного
гнева.
   Однажды, после очередного катаклизма мама призналась сквозь слезы:
   - Мне было бы гораздо легче, если бы ты жила отдельно, Надюшка.
   Сперва Надя не поверила и обиделась. Потом  подумала  и  поняла,  что
мама права.
   Пока бабка жива, мама к ней приговорена, и нет такой силы, что  могла
хотя бы облегчить  наказание.  Бабке  прекрасно  известно,  что  мама  -
идеальный  объект  для  издевательств.  Никого  ее  оскорбления,  брань,
постоянные придирки и  беспардонное  вмешательство  в  личную  жизнь  не
ранили так, как ранили маму. Любой другой на  мамином  месте  послал  бы
полоумную старуху куда  подальше  или  просто  пропускал  мимо  ушей  ее
злобные бредни. А мама перед ней беззащитна, потому что боится  бабку  с
детства и, несмотря ни на что, к ней привязана - мать все-таки.  Понимая
это, старая ведьма никогда не отпустит дочь  и  не  позволит,  чтобы  ее
функции хотя бы частично взял на  себя  кто-то  другой.  Поэтому  Надино
присутствие в доме для мамы не защита, а  дополнительное  орудие  пытки.
Скандаля с внучкой, бабка испытывает немыслимое удовольствие от терзаний
дочери, и получает лишний повод наброситься на бедняжку с обвинениями.
   Придя к этому выводу, Надежда  решила  отселиться.  Естественно,  она
понимала, что добром бабка ее в свою квартиру не пустит. Но если  внучка
объявит, что беременна  и  выходит  замуж,  и  потребует  освободить  ей
большую комнату (они с мамой ютились в десятиметровой  конуре,  а  бабка
под предлогом  слабого  здоровья  занимала  двадцатидвухметровую  залу),
старухе придется либо переселиться в конуру, чего  она,  разумеется,  не
сделает,  либо  убраться  восвояси,  либо  уступить   молодоженам   свою
роскошную двухкомнатную "сталинку". Идеальным вариантом,  конечно,  было
бы, если бы она убралась, но на это Надя не особенно рассчитывала.
   Хотя мама наверняка  послушно  потрусила  бы  следом,  однако  у  нее
появилось бы пространство для маневра - в ответ на  традиционный  бабкин
вопль: "Ты мне не дочь! Прочь с глаз моих!" -  она  могла  бы  и  впрямь
развернуться и уехать, благо есть куда. Нет, такой лазейки бабка маме не
оставит. Скорее уж, поступится собственной квартирой.
   Для воплощения смелого  замысла  недоставало  одного  -  кандидата  в
мужья.
   Беременность  необязательна,  на  первых  месяцах  ее  все  равно  не
разглядишь, а потом - мало ли что случилось?  Выкидыш  в  наше  время  -
обычное дело. А вот без "мужа" операцию не провернешь.  Только  где  его
взять?
   Поклонников у Надежды хватало,  но  предлагать  поклоннику  фиктивный
брак не очень-то красиво. А нефиктивного  брака  Надя  пока  не  хотела.
Глупо вырваться из лап бабки-тирана и тут же попасть  в  зависимость  от
нового господина и повелителя. Оправдать  такую  глупость  может  только
большая любовь, а единственный человек,  которого  Надежда  готова  была
полюбить, не годился для семейной жизни.
   Нет, разумеется, Эдик  не  отказался  бы  по-дружески  ей  помочь  и,
возможно, даже сделал бы это с удовольствием, но освобождение  от  бабки
не стоило потери самоуважения и разбитого сердца, а  этим  кончилось  бы
непременно, выйди Надежда за Эдика. В непосредственной близости от  него
ей просто не хватило бы сил контролировать свои чувства.
   Кроме  того,  Надя  старательно   поддерживала   имидж   беззаботного
мотылька,  неотягощенного  никакими  проблемами,  а  потому  никому   не
рассказывала о бабке.
   Вырываясь из ада, она жадно радовалась жизни, а для  этого  следовало
напрочь забыть о бабкином существовании.  Делиться  своими  горестями  с
Эдиком, рядом с которым Надежда веселилась особенно безудержно,  значило
бы замутить источник чистой радости.
   В общем, Эдик на роль мужа не  годился.  Поклонники  -  тоже.  Других
кандидатов у Надежды не было. Она  решила  отсрочить  исполнение  своего
плана, положившись на судьбу, и судьба ее не подвела.
   Долгожданное знакомство состоялось в  троллейбусе.  Чьи-то  визгливые
вопли оторвали Надю от книги,  которую  она  читала.  Богатырского  вида
тетка, нимало не стесняясь посторонних, во всю мощь гренадерских  легких
чихвостила своего сына.
   Перечень преступлений парня включал великое множество  пунктов  -  от
захребетничества и наплевательского отношения к  матери  до  неразумного
выбора друзей и нечистоплотности. Последний пункт иллюстрировался такими
интимными деталями, что обвиняемый не знал, куда  девать  глаза.  Однако
ему каким-то образом удавалось сохранять молчаливое достоинство, что, на
Надин взгляд, было высшим пилотажем. Другой на его месте либо прибил  бы
вздорную бабу с первых же слов, либо выглядел бы жалким червяком. Парень
бабу не  бил,  а  червяком  все-таки  не  выглядел.  Как  ему  удавалось
сохранить лицо - непонятно.
   Бросив напоследок: "Опоздаешь - пеняй на  себя!  Домой  не  пущу",  -
сердитая мамаша начала протискиваться к  двери.  Сообразив,  что  парень
едет дальше, Надежда не без сожаления встала (шанса снова занять сидячее
место не подвернется  уже  до  самого  дома,  это  она  знала  точно)  и
вклинилась в толпу.
   - Молодой человек, извините, пожалуйста, вы не уделите мне  несколько
минут?
   Думаю, мы с вами могли  бы  здорово  выручить  друг  друга.  Если  вы
согласитесь выйти со мной на ближайшей остановке, я обещаю изложить идею
до прихода следующего троллейбуса.
   По реакции парня Надежда поняла, что не ошиблась  в  нем.  Мимолетное
удивление, смущение и тут же - спрятавшая их иронически-вежливая  улыбка
и совсем уж иронический галантный полупоклон.
   - Располагайте мной, прекрасная незнакомка.
   Совсем недурно для мальчишки восемнадцати лет.
   Надежде хватило пяти минут, чтобы обрисовать  обстановку  в  семье  и
изложить свой план. Сашке понадобилось меньше  трех,  чтобы  обдумать  и
принять ее предложение.  Вероятно,  их  пара  стала  абсолютным  мировым
рекордсменом на дистанции от первой фразы, сказанной  одним  из  будущих
супругов другому, до заключения брачного соглашения.
   Они стали друзьями, добрыми и надежными. Ради  нее  джентльмен  Сашка
безукоризненно сыграл свою довольно-таки сволочную роль при знакомстве с
Надиной бабкой. ("Вы ведь здесь не прописаны? Тогда вашего  согласия  на
мою прописку не требуется. Елена Викторовна, вы же не  захотите  сломать
жизнь единственной дочери, правда? Впрочем, если  ваша  матушка  вынудит
вас на такую подлость, мы дождемся  рождения  ребенка  и  разменяем  эту
квартиру по суду. Чтобы прописать ребенка к матери,  не  требуется  даже
вашего согласия. Не смейте оскорблять мою жену,  Тамара  Тимофеевна!  Ее
моральный облик - абсолютно не вашего ума дело. Так!
   Еще одно слово, и я  включаю  диктофон.  Пусть  с  вашим  собственным
моральным обликом разбирается суд. У  вас  пошаливает  сердечко,  Тамара
Тимофеевна?  У  моей  мамы  есть   хороший   знакомый,   директор   дома
престарелых, там хорошее отделение для инвалидов. Думаю, по блату он вас
возьмет.") Надежда не менее виртуозно окоротила его мамашу. ("К счастью,
вы  не  можете  нам  помешать,  любезная  Лидия  Кирилловна.  Саша   уже
совершеннолетний... Да я бы никогда и не позволила  ему  притронуться  к
деньгам женщины, попрекающей его  каждым  съеденным  куском.  Верно,  на
первом курсе еще тяжеловато  подрабатывать,  но  я-то  уже  на  третьем!
Перевожу с листа, печатаю десятью пальцами, так что  мужа  прокормлю.  И
при этом не буду тыкать ему в физиономию грязными  носками  и  требовать
вечной благодарности...  Ну,  без  вашего  благословения  мы  как-нибудь
обойдемся.") Они уважали личную свободу друг друга, делились  радостями,
неприятностями и даже подробностями своих романов.  Они  разыгрывали  из
себя ревнивых супругов, когда очередной роман партнера себя  исчерпывал,
и прикрывали друг другу спину,  когда  Надина  бабка  или  Сашкина  мать
вспоминали  о   существовании   "свиней   неблагодарных".   Они   вместе
планировали свой скудный бюджет и бодро тащили в одной упряжке  нехитрый
воз студенческого быта. Они помогали друг другу советом, делом и  просто
участием. Иногда, в промежутках между своими романами,  они  засыпали  в
одной постели, но никому из них не приходило в голову,  будто  это  дает
право требовать от партнера большего.
   Такой вот занятный был у них брак.  Фиктивный,  не  фиктивный  -  бог
разберет.
   Ясно только, что детей при таких  свободных  отношениях  заводить  не
принято. Они и не заводили. И правильно сделали, как выяснилось. В конце
концов Сашка нашел женщину своей мечты и женился по-настоящему. Им тогда
пришлось здорово поднапрячься, чтобы скрыть истинное положение дел,  но,
кажется, Сашкина пассия так до конца и не поверила в чистый платонизм их
отношений. Во всяком случае, видеться с Надеждой она мужу  запретила.  А
родись ребенок, все могло кончиться печально. Но ребенка, к счастью,  не
было. Да и не нужен Надежде ребенок.
   Так она думала до той минуты, пока не увидела Мишутку. До той минуты,
пока он не обнял ее за  шею,  не  вскарабкался  обезьянкой,  не  положил
голову ей на плечо и не обозвал непонятным словом. Собачкой,