он  эколог,  а  не
фармаколог. Они изучали биологические  последствия  воздействия  всяких  там
техногенных факторов на экосистемы, а не занимались синтезом новых  веществ.
Но в том, что Курбаши вкладывал деньги отнюдь не из  опасений  за  состояние
среды обитания, я тоже не сомневаюсь.
   - Но ведь твой отец - ученый, - заметила Лера, - наверно,  он  мог  бы  и
догадаться, что его финансируют именно потому, что исследования  могут  дать
какой-то вредный для людей, но полезный для бандитов результат.
   - Понимаешь, те, кто занимается фундаментальной наукой, изучают  какие-то
теоретические вопросы, которые их волнуют. А те, кто  занимается  прикладной
наукой, как правило, решают конкретную задачу, четко зная,  для  чего  будет
применяться результат исследований. Однако,  решая  эту  конкретную  задачу,
ученые могут и не предусмотреть всяких побочных результатов. Допустим, нужно
получить бензин, устойчивый к детонации.  Его  стали  этилировать,  заботясь
прежде всего о том, чтоб автомобили не вспыхивали при  каждом  столкновении.
Однако при этом получился побочный эффект - высокотоксичный  выхлоп  мотора.
Масса людей в городах, ежедневно вдыхая  эту  дрянь,  приобрели  смертельные
заболевания. Я понятно объясняю?
   - Понятно, господин профессор, - улыбнулась Лена. - То есть возможно; что
Аркадий Андреич занимался какими-то своими полезными  для  окружающей  среды
исследованиями,  но  кто-то  типа  Курбаши  увидел  нечто,  скажем  условно,
потребное для криминалов?
   - Я думаю, что сам Курбаши, который,  кажется,  только  танковое  училище
закончил, скорее всего  ничего  не  увидел.  Но,  возможно,  какие-то  более
могущественные, а главное  -  более  квалифицированные  люди  назначили  его
спонсором этих исследований, поскольку видели в них практическую пользу  для
чего-то не шибко законного.
   - В общем, ты  считаешь,  что  твой  отец  решал  свои  задачи,  даже  не
догадываясь, что решает чужие. Так?
   - Скорее всего так.
   - А Шипов? Ты, кстати, с ним у отца не встречался?
   - Встречался, и не раз, - кивнул Вячеслав. - Понимаешь ли,  Шипов  -  это
фанат науки. Когда-то я не верил, что такие люди существуют в наше время,  и
сомневался, что они когда-либо существовали вообще. Мне казалось,  будто  их
придумали Жюль Верн, Уэллс, ну и прочие фантасты.
   - И после встречи с Шиповым ты понял, что это не так? - спросила Валерия.
   - Да. Шипов будет с одинаковым усердием  трудиться  и  тогда,  когда  ему
будут платить тысячу долларов в месяц, и  тогда,  когда  ему  будут  платить
пятьсот рублей. Более того, он продолжит работу, если ему не станут  платить
вовсе. И даже если представить себе такой фантастический  вариант,  когда  с
него будут деньги взимать за  право  заниматься  исследованиями,  он  пойдет
вагоны разгружать,  сортиры  чистить,  банки  грабить,  наконец,  но  найдет
средства на то, чтоб продолжить работу по своей теме.
   - Кстати, а над чем он работал,  ты  не  в  курсе?  -  этот  вопрос  Леру
интересовал больше всего.
   - Ты знаешь, я не биолог, мне трудно было понять все детали и  нюансы,  к
тому же я понятия не имею, до какой стадии  исследований  он  продвинулся  и
получил ли какие-то результаты, но то, о чем они с отцом говорили, я в общих
чертах  уразумел.  Выглядит  это,  конечно,  бредово   и   фантастично,   но
впечатляет!
   Вячеслав прервался, чтоб снять с "буржуйки" кастрюльку с супом,  и  прямо
через край разлил его по мискам. Половина макарон осталась в кастрюльке - на
второе. Хлеб Лера нарезала охотничьим ножом, им же вскрыла одну банку  килек
в томате. Кильку тут же смешали с макаронами, кастрюльку закрыли  крышкой  и
замотали в тряпку - чтоб сие изысканное блюдо не остыло, пока первое хлебать
будут. На конфорку поставили чайник,  где-снег  сам  по  себе  уже  частично
потаял, и приступили к трапезе.
   - Так вот, -  отхлебнув  первую  ложку,  продолжил  Чегра-шов,  -  еще  в
детстве,  по  сути  дела,  Шипов  забесплатно  работал  на   университетской
биостанции, где-то поблизости от Лавровки. Поручали ему там поначалу не  бог
весть какие сложные наблюдения и эксперименты. Скорее учебные, чем  научные.
В частности, дали ему, юнцу, задание:  изучить  динамику  развития  берез  и
влияние на это развитие  факторов  внешней  среды.  Звучит,  конечно,  очень
солидно и научно, но на самом деле все сводилось к тому, что юный Толя  взял
под свое наблюдение несколько молодых  березок,  выросших  после  пожара  на
выгоревшем участке. Он должен был измерять их рост, среднюю толщину  ствола,
записывать, когда почки набухают, когда листья появляются, как  размер  этих
листьев  увеличивается,  когда  листья  начинают  желтеть,  когда   листопад
начинается - ну и  так  далее.  А  влияние  внешних  факторов,  в  общем-то,
сравнивалось только по освещенности и влажности. Ну, одна березка, допустим,
стоит в середине поляны, другая на южном краю, третья на  северном.  Одна  в
низинке, где вода скапливается, другая - на бугорке, где влаги поменьше...
   "Березы!" - Валерия  моментально  вспомнила,  как  во  время  поездки  на
снегоходе они с "гостьей" оказались на месте  вырубленной  и  вывезенной  по
неизвестным причинам березовой рощи. Тогда она чисто логическим путем пришла
к выводу, что это может быть каким-то образом связано  с  опытами  господина
Шипова.  Но  одно  дело  -  догадка,  другое  -  реальность.  И  вот  первое
подтверждение правоты! Шипов имел отношение к березам. Именно к тем, которые
были недавно срублены. Потому что Славик обмолвился: березки  выросли  после
пожара. А пожаров в заповеднике не было почти  тридцать  лет.  Последний,  о
котором Валерия знала со слов  старожилов,  произошел  в  1972  году.  Тогда
выгорело не больше двух гектаров, а на их месте эта самая роща и выросла. Ну
а пионер Толя Шипов впервые появился на биостанции  осенью  1973  года,  все
сходится!
   Размышления   отнюдь   не   мешали   Лере   довольно   быстро   поглощать
импровизированный супчик с макаронами и слушать то, что  продолжал  говорить
Чеграшов. Сам он ел медленно, как  опытный  блокадник,  знающий,  что  после
долгой голодовки нельзя торопиться с наполнением желудка.
   - По итогам своих детских исследований, - продолжал Вячеслав, - тогдашний
Толя составлял таблицы, диаграммы, графики всякие и  подготовил  доклад  для
юннатского кружка.  При  этом  получилось,  что  одна  из  берез,  растущая,
казалось бы, не  на  самом  выгодном  месте,  заметно  обгоняет  в  развитии
остальные. И подросла выше других, и  ствол  нарастила  более  толстый,  чем
положено, и ветвей выбросила больше, а отчего и почему  -  непонятно.  Никто
особо задумываться над этим не стал. Похвалили мальчишку  за  добросовестную
работу - и все. А Шипов настолько заинтересовался,  что  продолжил  изучение
этой березки уже на  более  высоком  уровне.  И  содержание  влаги  в  почве
уточнял, и химический состав, и даже радиационный фон  умудрился  проверить.
Вот при этом-то  и  выяснилось,  что  березка  стоит  в  центре  маленького,
диаметром в метр-полтора, радиационного "пятна". Точных значений я, конечно,
не помню, но допустим, если на поляне было пятнадцать микрорентген в час, то
вокруг березки - двадцать или даже двадцать пять. В общем, это тоже само  по
себе не новость - о том, что  растения  прибавляют  в  росте  от  повышенной
радиации, уже давно знали. Но откуда это пятнышко тут взялось? И опять  один
Шипов над этим стал размышлять...
   - Ну, и что же он надумал? - Валерия доела суп и нагребла  себе  в  миску
половину из тех макарон с килькой,  которые  оставались  в  кастрюльке.  Еще
позавчера она нипочем не стала бы есть такую бурду, но  сейчас  поглощала  с
превеликим удовольствием.
   - Прежде он  проверил  фон  вокруг  того  места,  где  росли  березки,  и
обнаружил, что чем дальше от них, тем ниже радиация. Потом ему сведущие люди
объяснили, что поскольку березки выросли на месте пожара -  "на  гари",  как
лесники выражаются, то ничего удивительного тут  нет.  Живые  деревья  имеют
свойство  радиацию  накапливать,  а  когда  древесина  сгорает,   то   часть
радиоактивных веществ улетучивается с дымом, а  часть  оседает  на  землю  с
золой и пеплом. Потом все это уходит в почву, но все равно на свежих "гарях"
всегда  повышенный  радиационный  фон.  Однако  отчего  под  той  конкретной
березкой фон сильнее, чем в других местах, - непонятно. Тогда Шипов пошел  в
канцелярию заповедника и посмотрел дело о пожаре 1972 года. Как ни  странно,
ему дали поглядеть, хотя парнишке  только-только  четырнадцать  исполнилось.
Причиной пожара комиссия признала грозовой разряд или шаровую молнию, потому
что дело было летом, и хотя сушь стояла, "сухие" грозы имели место. Но пожар
потушили быстро,  сгорело  только  два  гектара,  жертв  не  было,  так  что
разбираться досконально и подробно никто не стал. В том году  лесные  пожары
были огромные, чуть ли не по всей России, а этот - сущая мелочовка.
   - И правда, - заметила Лера, - мы ж не Голландия  какая-нибудь,  где  два
гектара дремучим лесом считаются!
   - Между прочим,  забыл  сказать,  что  Шипов  был  родом  из  близлежащей
деревни, - Валерия это прекрасно знала, но осведомлять об  этом  собеседника
не стала, - и он прекрасно помнил тот день, когда лес загорелся - зарево  за
пять километров было хорошо видно.  Так  вот,  гроза  действительно  была  и
"сухая", без дождя, однако, когда зарево появилось, молнии совсем  в  другой
стороне сверкали. А был еще дед  Сергей  какой-то,  который  видел,  как  за
несколько минут до того, как зарево возникло, по  небу  некий  огненный  шар
пролетел, но не медленно, как шаровая молния, а очень быстро, как  метеорит.
Однако никакого грома, гула и свиста не слышалось. И когда этот шар  скрылся
за лесом - тоже никакого грохота не было.
   - НЛО? - с легкой иронией спросила Валерия, вытирая хлебом миску.
   - Шипов, когда с моим  отцом  говорил,  был  в  этом  убежден.  Но  отец,
конечно, только посмеивался. В общем, это неважно. Важно то, что Толя еще  в
те давние времена предположил, будто березка выросла  именно  в  той  точке,
куда угодил этот самый шар. Потом он, еще  не  поступив  в  институт,  начал
работать на биостанции лаборантом, его загружали совсем другой  работой,  но
наблюдать за березкой Шипов все равно продолжал. И когда стал  студентом,  и
когда в аспирантуре учился.  Хотя  с  течением  времени  превосходство  этой
березы над  остальными  как-то  стерлось  и  она  уже  ничем  среди  них  не
выделялась. Более того, радиационное пятно вокруг нее пропало и  практически
не выделялось из среднего фона рощи. Но зато теперь  все  березы  этой  рощи
обогнали в развитии "сверстниц" из других мест заповедника,  даже  тех,  для
которых природные условия были более благоприятны, чем на бывшей "гари".
   - Это тоже от радиации? - заинтересованно спросила Валерия.  -  Или  было
еще что-то?
   - Было. Шипов утверждал,  что  самая  первая  аномальная  береза  как  бы
"заразила" другие неким, условно говоря, "вирусом", который, однако, не убил
деревья, а, наоборот, придал им жизнестойкость и стимулировал рост. То  есть
получилась как бы "прививка", понимаешь?
   - Но как это могло быть? - изумленно спросила Валерия. - Как люди  делают
прививки друг другу я знаю, но ведь навряд ли береза в своих веточках  шприц
удержит?
   Чеграшов улыбнулся.
   - Ты знаешь, я, когда слушал Шипова, примерно такой же вопрос задал. А он
мне объяснил, что, по-видимому, "вакцина" содержалась в  пыльце  этой  самой
березы. Кроме того, и в семенах берез какие-то изменения  произошли,  потому
что еще  в  нескольких  местах  заповедника  появились  деревца  с  похожими
свойствами. Ветром разнесло.  И,  по  словам  Анатолия  Олеговича,  ни  одно
деревцо не погибло от каких-либо естественных  причин.  То  есть  оно  имело
мощный иммунитет. В общем, тогда, когда мой отец с ним  разговаривал,  Шипов
размышлял о том, что возможным результатом исследований может стать чуть  ли
не "панацея", то есть лекарство от всех болезней, которое безуспешно  искали
еще средневековые алхимики. Отец, конечно, и тут над ним подтрунивал.
   - И когда этот разговор происходил?
   - Да где-то, эдак, году в девяносто третьем.
   - И больше ты с Шиповым не виделся?
   - Почему, виделся еще пару раз. Но вот о том, насколько он продвинулся  в
своей работе с тех пор, говорить не довелось. Теперь я  думаю,  что  отец  и
Анатолий  Олегович  просто   не   хотели   беседовать   при   мне   на   эту
конфиденциальную тему. Ведь в девяносто  четвертом  их  начал  финансировать
Курбаши. А это значит, что Шипов  добился  такого  результата,  который  уже
стоил денег...
   - Чайник вскипел, - сказала Валерия и бросила в  клокочущий  кипяток  три
столовые ложки заварки.

ЧАЕПИТИЕ НА ФЕДОТОВСКОЙ

   В 36-й квартире тоже пили чай, но, конечно, в более уютной  и  комфортной
обстановке.  Тут  был  и  расписной,  "под  гжель",  бело-синий  самовар,  и
настоящий гжельский сервиз -  свадебный  подарок,  и  целый  набор  варений:
клубничное,  земляничное,  черничное,   черносмородиновое,   брусничное.   И
конфеты, и печенье - класс! Лена в своей жизни так мало видела сладкого, что
ежели бы не рамки приличий, то, наверно, все, что стояло на столе, могла  бы
слопать. Но она себя в этих рамках держала. Всего помаленьку попробовала, но
при этом старалась вести себя культурно, а не так, будто из  голодного  края
приехала.
   Конечно, Лену упоминание об Анатолии Олеговиче всерьез заинтересовало. Но
спросить прямо: "А его фамилия, случайно, не Шипов?",  гостья  не  решилась.
Во-первых, ей показалось рискованным задавать такой вопрос,  потому  что  на
него, как представлялось Лене, неизбежно должен был  последовать  встречный:
"А вы что, с ним знакомы?" Надо  будет  что-то  врать,  придумывать,  а  что
придумаешь на ходу? Тем более что про этого самого Шипова Лена знала  только
то, что его какая-то белобрысая  стерва  невзлюбила  и  решила  взорвать.  А
молодожены-аспиранты наверняка знают о нем больше. И ежели  Лена,  допустим,
соврет, что познакомилась с ним в поезде, то ребята могут спросить: "Когда?"
- и сразу поймать на вранье, так как точно знают,  что  Шипов  в  это  время
никуда на поезде не ездил. Во-вторых, Лена опасалась, что Ваня и Маша видели
по телевизору фоторобот предполагаемой террористки и после вопроса о  Шипове
могут присмот-реться к своей гостье, которая к ним попала тоже после взрыва.
Конечно, ей самой фоторобот показался не очень похожим на оригинал,  но  кто
знает, может, Ваня с Машей углядят сходство?!
   Правда, через несколько минут  после  того,  как  закипел  самовар,  Лена
вспомнила, что Ваня говорил об Анатолии  Олеговиче  как  о  живом  человеке:
"Наверно, мог бы нобелевским лауреатом  стать,  а  до  сих  пор  всего  лишь
доцент..." И у Маши тоже не просматривалось скорби на мордашке. Хотя,  между
прочим, если он у них был научным руководителем, то это сильно  осложнит  им
жизнь. Спортсменам, и то нелегко от одного тренера к другому  переходить,  а
ученым небось еще труднее, тем более что они у него уже два года проучились.
Нет, даже если они его не очень любили, все равно должны были ходить  как  в
воду опущенные. Ведь всего-то два дня прошло, его еще и похоронить не успели
небось. Тем более что, наверное, менты забрали то, что осталось  от  Шипова,
на судмедэкспертизу.
   "Да они просто не знают о том, что он погиб!" -  осенило  Лену.  Впрочем,
она сразу же усомнилась в этом. Ведь по телевизору  сообщение  было,  небось
весь город уже знает  и  треплется  про  взрыв  на  Коммунистической.  Да  и
позвонить им должны были, из университета хотя бы.
   -  А  вы  давно  поженились?  -   стараясь   не   показывать   какой-либо
озабоченности, спросила Лена.
   - Пятый день,  вообще-то,  -  ответила  Маша.  -  Анатолий  Олегович  нам
разрешил погулять недельку.
   - Да, Шипов мужик добрый, - подтвердил Ваня солидным голосом,  и  у  Лены
испарились последние сомнения в том, что она пьет чаек с  аспирантами  своей
невольной жертвы.
   - По этому  случаю  мы  уговорились  отключить  телефон,  не  врубать  ни
телевизор, ни радио и никому дверь не открывать! - хихикнула Маша.
   - Чтоб только любовь была - и ничего больше! - патетически произнес Ваня.
   - Значит, я это ваше уединение нарушила, - вздохнула Лена,  -  тогда  еще
раз извините. Пойду я!
   - Что вы!  -  воскликнула  Маша.  -  Мы  же  понимаем,  что  у  вас  были
форс-мажорные обстоятельства. Такое пережить! И потом, вы  ведь  не  звонили
нам, мы сами с перепугу дверь открыли... К тому  же,  если  честно,  то  это
уединение нам уже немножко надоедать стало. Так что, наверно,  вас  нам  сам
бог послал, чтоб мы от грешной земли не отвыкали...
   - Тем более что нам уже через два дня  надо  в  универ  идти,  -  грустно
заметил Ваня.
   - Мамочки! - вдруг всплеснула руками Маша. - Я же совсем забыла! У Шипова
то ли вчера, то ли позавчера юбилей был! Сорок лет ему исполнилось. А  мы  и
не поздравили...
   - Но он же сам еще на нашей свадьбе  говорил,  что  никаких  торжеств  не
планирует, - припомнил муженек.
   - Но все равно, позвонить надо, - строго  сказала  Маша.  -  Хоть  задним
числом поздравить...
   - Ну да, - усмехнулся Ваня, - позвонить и сказать: "Третий день  пьем  за
ваше здоровье!" Лена, вы этот исторический анекдот никогда не слышали?
   - Нет... - мотнула головой "террористка", отметив про себя,  как  же  ей,
уже знающей, что сталось с Шиповым, странно и страшно слышать этот разговор.
И молчать при этом. Ведь не рассказывать же этим ребятам, что мол, я,  Лена,
передала вашему доброму Анатолию Олеговичу заминированный телефон?!
   А Ваня, очень  довольный,  что  может  блеснуть  эрудицией  перед  дамой,
улыбнулся и начал рассказывать:
   -  Дело  было  в  конце  XIX  века.  Тогда  царь  Александр  III  то   ли
тезоименитство отмечал, то ли юбилей  какой-то.  И  все  генерал-губернаторы
должны были его поздравить. А киевский генерал-губернатор Драгомиров - герой
русско-турецкой войны, между прочим! - был не дурак выпить. В  общем,  из-за
этой пьянки он позабыл вовремя телеграфировать государю и  вспомнил  о  том,
что не послал поздравление, только на  третий  день.  А  Александр  III  был
государь крутой, мог и в отставку выгнать за такое непочтение к  персоне.  И
Драгомиров придумал, как выкрутиться.  Послал  царю  телеграмму  с  текстом:
"Третий день  пьем  за  здоровье  вашего  императорского  величества!"  Царь
телеграмму получил и отправил в Киев короткий ответ: "Пора бы и перестать!"
   - И генералу ничего не было? - спросила Лена, хотя это ее  совершенно  не
интересовало.
   - Нет, - ответил Ваня, - царь ведь тоже выпить любил...
   -  Ладно,  -  строго  сказала  Маша,   -   давай-ка   ты,   энциклопедист
доморощенный, звони Шипову. Он уже наверняка пришел на кафедру... Сейчас как
раз перерыв между парами, так что его искать не придется. Поздравишь сам,  а
потом меня позовешь, я тоже от себя лично поздравлю...
   Ваня ушел из кухни в комнату и принес сотовый. Лена как-то сразу  поняла,
что молодожены, видать, не на одну аспирантскую стипендию живут, раз  такими
дорогими игрушками пользуются. Может, мамы и папы богатенькие,  а  может,  и
сами на чем-то деньжата делают.
   Ваня попикал кнопками, поднес телефон к уху.  Лене  вдруг  подумалось:  а
вдруг и этот грохнет? Не на шутку страшно стало. Ведь раз  Шипова,  научного
человека, взорвали, то и этих, молодых учеников,  которые  с  ним  работали,
тоже могут на воздух поднять. Возможно, "Лисичка-Чернобурочка" и  у  них  на
свадьбе побывала... А что, преподнесла в подарок сотовый и понадеялась,  что
молодые им после свадьбы воспользуются.
   Минуту, наверно, Лена на полном серьезе ждала взрыва. Но  ни  бежать,  ни
просто вскакивать с места не стала. Ну рванет, ну убьет ее  вместе  с  этими
ребятишками. Значит, судьба такая. Она-то уж точно заслужила.  Четыре  трупа
на совести, Шипов - пятый.