другой конец города. "Кое-что" и записку с адресом ей передал  глухонемой
и неграмотный дурачок Егоша. Даже если б он умел говорить,  то  не  смог  бы
прочитать адрес вслух. Вот и вышла  ошибка  из-за  одной  буквы.  Вообще-то,
прочитав записку, надо было ее спалить, хотя  на  ней  был  только  адрес  и
ничего больше. А того, кто писал записку, Лена вообще не знала. Равно как  и
того, что конкретно спрятано во внешне совершенно обычном и  даже  вроде  бы
непочатом тюбике зубной пасты "Аква-фреш".
   Если ксиву можно просто сжечь и спустить пепел в толчок, то это "кое-что"
выкинуть нельзя. И сказать потом, что, мол, случайно "потеряла", нельзя.  За
это - смерть. Притом, надо думать, не  самая  легкая.  Потому  что  те,  кто
посылал, постараются досконально разобраться, как и что происходило.  Бегать
и прятаться от них - дохлое дело. Найдут хоть в тюрьме, хоть на дне моря.
   Завтра, если ей удастся добраться до  этой  самой  Федоровской,  дом  47,
квартира 91, тоже могут быть неприятности. Ее ждали вечером,  а  она  придет
утром. Могут сказать: "Нам эта штука была вчера  нужна!"  И  тамошним  людям
будут  по  фигу  все  ее  объяснения.  И  даже,  если  время  терпит,  могут
засомневаться: а не заходила ли девушка по дороге в ментовку?
   Нет, в ментовку, ФСБ и  прочие  спецслужбы  Лена  не  заходила.  Но  если
рассказать все как на духу тем,  с  Федоровской,  то,  возможно,  ей  вообще
отсюда не уехать. Нет, не  потому,  что  "курьерша"  решила  оказать  помощь
пострадавшей старушке, а потому, что из-за чертовой путаницы с  буквами  она
влипла в совсем крутую историю...
   Все  началось  с  ксивы.  Паспорт  ей  тоже  передал  глухонемой   Егоша.
Рассматривать его новоиспеченная Елена не стала - до этого ей всегда  делали
вполне приличные, добротные документы. Ограничилась тем, что  уточнила  свою
фамилию, имя и отчество. На вокзале кассирша тоже не стала приглядываться  и
продала билет без вопросов.  Но  уже  в  поезде  обнаружилось,  что  паспорт
сляпали неаккуратно. То ли очень торопились, то ли... подставить хотели.  Во
всяком случае,  в  утверждении,  что  любой  стажер  ППС  сможет  определить
липовость ксивы, преувеличения не было.
   Павленко  Елена  Александровна,  родившаяся  12  октября  1973   года   и
получившая паспорт 19  ноября  1989-го,  то  есть  по  достижении  16-летия,
фотографии  на  третьей  страничке  -  той,  на  которой  должна  была  быть
запечатлена 16-летняя девочка, - не имела.  Вдобавок  -  это  уже,  конечно,
стажер определить не сумел бы! - паспорт девице выдавали в  воскресенье.  Но
та, которая вынуждена получить эту ксиву на руки,  хорошо  помнила,  что  19
ноября 1989-го было именно воскресенье (были на то причины, чтобы помнить!),
а потому дата выдачи паспорта была очень сомнительной. Можно было,  конечно,
соврать, что Елена, выходя замуж, поменяла паспорт, но дата выдачи опять  же
все портила, а кроме того, штампа "Зарегистрирован брак" в  графу  "Семейное
положение"  поставить  не  удосужились.  На  пятой   страничке   вроде   все
соответствовало - там  красовалась  фотка  25-летней  г-жи  Павленко,  очень
похожей на нынешний оригинал. Но 25  лет  Елене  Александровне  должно  было
исполниться 12 октября 1998 года, а на шестой красовалась дата вклейки -  16
октября 1997 года. Но самое существенное  свидетельство  подделки,  конечно,
находилось в графе "Место жительства". Паспорт якобы был выдан одним РОВД, а
штамп о прописке поставил совсем другой. Но сведений о выписке и  предыдущей
прописке не имелось. Ну, и еще одна малюсенькая  мелочь,  которую,  пожалуй,
тоже малограмотный стажер не мог бы не рассмотреть. На последней  страничке,
ниже извлечений из положения о паспортном режиме бывшего Союза ССР,  имелась
надпись, набранная мелким шрифтом "Гознак 1990 г.". То есть получалось,  что
девушка  Лена  получила  в  1989  году  паспорт,  выправленный  на   бланке,
отпечатанном в следующем году. Наконец,  если  верить  написанному,  госпожа
Павленко пользовалась своим паспортом одиннадцать с лишним лет. Это  хоть  и
не так много, но  и  сама  "краснокожая  паспортина",  и  ее  полиэтиленовая
обложечка, и странички внутри должны  были  малость  поистереться,  чернила,
которыми его заполняли, - выцвести, а штампы и печати - заметно  поблекнуть.
А этот паспорточек выглядел прямо-таки свеженьким, с пылу с  жару.  Вот  это
даже не очень опытный, но имеющий способности к ментовской службе стажер мог
бы определить запросто.
   В общем, рассмотрев ксиву, Лена сильно заволновалась. Версию насчет того,
что все эти ляпы допущены просто от спешки, она не отмела, но все же главным
образом  размышляла  над  тем,  кто  и  по  какой-то  причине  собрался   ее
подставить. Кто именно, она определить не могла, ибо не знала своих  главных
руководителей. В последние месяцы все распоряжения она получала только через
Егошу. Но, конечно,  глухонемого  в  подставе  она  не  подозревала.  А  вот
каким-то  "верхним  людям",  выражаясь  по-чукотски,  возможно,  надо   было
разыграть  какую-то  комбинацию  -  вывести   себя   из-под   подозрений   в
стукачестве, например. И для этого можно пожертвовать  такой  пешечкой,  как
"г-жа Павленко". Дескать, случайно попалась ментам, раскололась...
   Поэтому у Лены были все основания  предполагать,  что  на  вокзале  этого
достославного города ее ждут менты, и  отнюдь  не  с  цветами.  Поэтому,  не
доехав одну станцию до облцентра, она вылезла из поезда и поймала  частника,
который довез ее до города. Записку  с  адресом  Лена,  естественно,  сожгла
сразу после того, как прочитала и запомнила нужную улицу как  "Федотовскую".
Поэтому когда частник переспросил: "Вам Федотовская нужна или Федоровская? А
то  у  нас  тут  и  такая,  и  такая  есть...",   Лена   уверенно   сказала:
"Федотовская!"
   На Федотовскую, как назло, частнику было не  по  пути.  Он  высадил  Лену
около автобусной остановки, и ей пришлось почти полчаса дожидаться автобуса.
Хотела еще частника словить, но  не  получилось.  Автобус  вез  ее  каким-то
кружным маршрутом тоже почти полчаса. В общем, она добралась до  Федотовской
только к девяти часам вечера. Как ни странно, мысль  о  том,  что  в  случае
подставы  ее,  куда  вероятнее,  могут   не   на   вокзале   дожидаться,   а
непосредственно на месте, ей еще не приходила в голову.
   Дом 47 она нашла довольно быстро, однако квартиры 91 в нем не  оказалось.
В четырех подъездах этого пятиэтажного, но  не  хрущевского,  а  сталинского
дома было по пятнадцать квартир - стало быть, всего 90. Однако около каждого
из подъездов со стороны двора имелись входы в подвал. На стене около  одного
из них было написано белилами: "Кв. 92", а  подвальные  окна  светились.  Из
этого Лена сделала вполне логичный вывод,  что  и  квартира  91  может  быть
расположена где-то в подвале. Однако в  двух  других  подвальных  помещениях
квартир  не  оказалось,  хотя  окна  тоже  светились.  Оба  помещения   были
арендованы какими-то коммерческими фирмушками, которые уже закончили рабочий
день. Кроме охранников, там вряд ли кто-то мог  находиться,  а  потому  Лена
даже стучаться туда не стала. Оставалась надежда только на подвал  у  выхода
из самого дальнего подъезда.
   Когда Лена подошла туда, то сумела  разглядеть  на  стене  плохо  стертую
надпись: "к. 91". Но окна в этом подвале не светились и вообще были  выбиты.
Скорее  всего  из  этого  подвала  жильцы  выехали,  квартиру  как   таковую
ликвидировали, а площадь,  вероятно,  решили  сдать  каким-то  коммерсантам.
Однако охотников вселяться в подвал еще не нашлось, а может, арендная  плата
не устраивала. Короче говоря, бывшая 91-я пустовала, и  скорее  всего  никто
там не ожидал гостью с тюбиком  "Аквафреш".  Вот  тогда-то  у  Лены  впервые
мелькнула мысль, верно ли она прочла записку и не перепутала ли  Федотовскую
с Федоровской.
   Тем не менее для очистки совести она все же решила спуститься в подвал. И
вот тут-то, когда Лена уже миновала лестницу и приоткрыла незапертую дверь в
подвал - замок, наверно, бомжи сорвали, - во дворе внезапно послышался крик:
"Вон она!", а затем тяжкий топот ног.  Наискось,  через  двор,  прямо  в  ее
сторону, без лая неслась большая собака, которую издали  и  в  темноте  Лена
приняла за служебную овчарку, а также два крупногабаритных мужика в  кожаных
куртках - ни дать ни взять оперативники в штатском.
   Пуганая ворона куста боится. Лене мигом пришла в голову идея, что те, кто
собирался ее подставить, наладили засаду именно  тут,  у  этой  бывшей  91-й
квартиры.
   Правильней всего в  этой  ситуации  было  побыстрее  выскочить  наверх  и
юркнуть  в  ближайший  подъезд,  а  затем  попробовать  выбежать  на  улицу.
Возможно, она бы успела это сделать еще до того, как "овчарка"  приблизилась
к подвалу. Но Лена вместо этого бросилась назад,  в  подвальную  темень.  Ей
тоже, как и Петровне, кстати, показалось, будто из подвала может быть другой
выход.
   Сразу за дверью оказалась маленькая  площадка,  а  дальше  -  продолжение
лестницы,  уводящей  еще  на  несколько  метров  вниз,  но   совершенно   не
освещенной. Правда, у этой лестницы были перила,  однако  то,  что  Лена  не
скатилась с нее в темноте, пересчитав спиной все ступеньки,  было  настоящим
чудом. Особенно после того, как она, добежав до нижней ступеньки, ткнулась в
стену и стала шарить руками в кромешной  тьме.  А  там  был  еще  один  марш
лестницы, и Лена чуть не нырнула вниз. Лишь шестым чувством каким-то удалось
угадать, где перила, ухватиться за них, а потом  пробежать  дальше,  еще  на
десять ступенек вниз, где лестница наконец закончилась.
   Примерно в этот же момент сверху от двери донесся скрип, а затем костяной
стук собачьих когтей по ступенькам. Лена поняла, что собака  вот-вот  сбежит
вниз, чутьем найдет в темноте  и  схватит  ее  зубами.  Правда,  ей  удалось
нашарить какой-то ход, уводящий в сторону от  лестницы,  но  бежать,  ничего
перед собой не видя - удовольствие ниже среднего. К тому  же  почти  на  сто
процентов было ясно, что никакого выхода отсюда нет и Лена сама себя загнала
в ловушку...

НА ГРАНИ

   "Трагикомедия! - ухмыльнулась Лена, нежась в горячей  ванне.  -  А  тогда
казалось - кранты... Всего несколько часов назад! И ведь могла  бы  умереть,
между прочим!"
   Да, когда сверху следом за цоканьем собачьих когтей  послышались  тяжелые
шаги увесистых мужиков, а потом еще и луч фонарика прорезал темноту,  у  нее
появилась такая  мысль  -  покончить  с  собой.  Особенно  после  того,  как
сипловатый бас произнес уверенно:
   - Здесь она, сука! Некуда ей деться!
   Лихорадочно-взбудораженное воображение сразу заставило Лену  думать,  что
вокруг всего дома стоит оцепление, и даже если есть еще  какой-то  выход  из
подвала, который ей все равно  не  найти,  то  он  перекрыт  омоновцами  или
собровцами.
   Конечно, можно закинуть  куда-нибудь  в  подвальную  темноту  злополучный
тюбик,  фальшивый  паспорт  -  тоже,  предварительно  содрав  с  него   свою
фотографию и спрятав куда-нибудь в трусики.  Потом  как-нибудь  между  делом
удалось бы выбросить. Но только очень наивная  и  глупая  девочка  могла  бы
подумать, что от всего этого удастся отпереться. Она  и  за  паспорт,  и  за
тюбик голыми руками хваталась. Пальчики выдадут. А если менты  и  впрямь  по
чьей-то наводке работают, то они именно паспорт и тюбик  будут  искать.  Все
перероют, но найдут, тем более что забросить эти вещички далеко от себя вряд
ли удастся.
   Паспорт, конечно, сущая ерунда по сравнению с тюбиком, точнее, с тем, что
в  нем  лежит.  Хотя  Лена  и  не  знала,  что  именно  там  запрятано,   но
догадывалась: нечто очень важное. Быть может, из-за этой  вещицы,  если  она
попадет ментам, \ очень большие люди окажутся  под  ударом.  А  потому  этим
людям не захочется, чтоб их курьерша осталась  жива.  Чисто  для  страховки.
Хотя Лена знала только две существенные вещи -  то,  что  тюбик  ей  передал
Егоша, а также адрес, по которому должна была доставить тюбик, -  это  могло
дать ментам зацепки. Кроме того, Лена могла бы  в  принципе  назвать  одного
паренька, который втянул ее в эту веселую жизнь. Правда, теперь он с ней  не
контачил напрямую и вообще пребывал неизвестно где, но если  менты  поднимут
свои архивы, то запросто смогут нашарить  что-то  интересное.  Примерно  так
рассуждали бы  те  "большие  люди",  которых  Лена  и  в  глаза  не  видала.
Неизвестно, какие у них возможности и какой порядок действий они  придумают,
но вариантов может быть, два, один очень плохой, а другой совсем никудышный.
   Очень  плохой  вариант  означал,  что  Лену  угробят  в  СИЗО.  Обнаружат
повесившейся на веревке, скрученной из разодранных  колготок,  ночнушки  или
тренировочного костюма. Или, например, с перерезанными венами. Конечно,  вся
камера будет говорить,  что  однозначно  все  спали  и  холодненький  трупик
увидели только поутру.
   А совсем никудышный вариант предполагал,  что  эти  самые  "верхние"  или
"большие люди" не пожалеют денег на взятку, чтоб выпустить Лену под подписку
о невыезде. После чего через какое-то время она, нехорошая девочка, исчезнет
из города, нарушив свое обязательство никуда не  выезжать.  После  этого  ее
долго-долго будут искать по всей Руси великой, но так никогда и  не  найдут.
На самом деле подручные этих "верхних" увезут Лену в какое-нибудь  не  столь
отдаленное, но тихое место и будут долго и больно мучить, выясняя, как  было
дело и что она  успела  рассказать  ментам.  Возможно,  в  результате  этого
"следствия" удастся установить истину и разобраться с теми, кто  организовал
подставу, но Лена все равно будет лишней, и  ее  уничтожат  так,  что  после
порошинки не отыщешь.
   В общем, при всем том, что никаких особо страшных статей по  закону  Лене
не грозило, попадаться ментам живой она не хотела. И  именно  поэтому  имела
при себе еще одну штуку, которая, если б ее с этой вещью сцапали,  могла  бы
послужить основанием для возбуждения уголовного дела по статье 222' в  части
незаконного ношения огнестрельного оружия.
   Вещица   эта   представляла   собой   маленький    спортивный    пистолет
"марго-байкал" под малокалиберный патрон 5, 6. Наверно,  хозяевам  очень  не
понравилось бы, что "курьерша" таскает его с собой. Но поскольку Лена  особо
не звонила о том, что приобрела себе ствол, даже самые  хорошие  знакомые  о
нем ничего не знали. Просто жизнь заставляла ее таскаться  ночами  по  таким
местам,  куда  даже  менты  с  автоматами  стараются  поменьше  заглядывать.
Конечно, Лена,  как  можно  догадаться,  была  девушка  крепенькая  и  очень
конкретная. Доведись ей встретиться в темном переулке с борзой компашкой  из
пяти-шести отвязанных девок - отметелила бы в лучшем виде.  Да  и  двум-трем
пацанам средних размеров, пожалуй, могла бы навалять. Даже  если  б  на  нее
попер не особо тренированный мужик-тяжеловес, рассчитывающий только на  свою
богатырскую силушку, - мог с копыт слететь. Но не всякий раз так везет. Ни с
парой здоровяков, ни с пятью пацанами, ни с  десятком  злых  "метелок"  Лена
справиться бы не сумела. Конечно, наглость - второе счастье, но с  поддатыми
или обкуренными, когда их много, разговаривать трудно. А вот когда пушка  на
них вместе с тобой смотрит, у многих появляется трезвый взгляд на жизнь...
   Отправляясь шастать по темным  дворам,  Лена  прятала  пистолет  в  левом
рукаве куртки. Надевала на руку, немного  повыше  запястья,  тугой  браслет,
сшитый из широкой чулочной резинки, и засовывала под него ствол.  Рукав  был
достаточно широкий, чтоб пистолет не просматривался и его  при  нужде  можно
было легко выхватить правой рукой.
   Вообще-то, ей  уже  несколько  раз  приходилось  доставать  ствол,  но  в
большинстве случаев граждане, жаждавшие  с  ней  пообщаться  или  что-нибудь
позаимствовать, чутьем догадывались, что их не игрушкой пугают. Лишь однажды
какой-то хмырь лет семнадцати, возглавлявший компанию из  пятерых  таких  же
придурков, заорал: "Да он газовый, фига ли бояться?!" -  и  сунулся  вперед.
Вот тогда-то Лена и стрельнула. Пацан набежал на пулю животом, дико заорал и
свалился, а друганов его словно ветром сдуло. Лену - тоже. С тех пор  она  в
том городке не бывала и  о  том,  что  с  тем  пацаном  сталось,  не  знала.
Догадывалась, что без хирургического вмешательства там  не  обошлось,  но  в
принципе особой печали и угрызений  совести  не  испытывала.  Важно,  что  в
отношении ее никаких последствий этот выстрел не имел.
   И все-таки, прежде всего Лена таскала эту опасную игрушку  не  для  того,
чтоб стрелять в других. Просто она знала, что  живой  попадаться  нельзя,  и
считала, будто всегда сумеет, ежели припрет, избавить себя от всех  скорбей.
Во  всяком  случае,  смерть  от  пули  в  висок  казалась   ей   быстрой   и
безболезненной. То есть как раз такой, какую она себе желала.
   В общем, сегодня в подвале она вытащила пистолет, решив, что деваться  ей
некуда  и  медлить  больше  нельзя,   ибо   милицейская   собака   наверняка
натренирована брать вооруженных  людей  за  запястье.  Налетит  из  темноты,
тяпнет, а затем подвалят те два жлоба с фонарем, скрутят, наденут  наручники
и придется ей дожидаться одного из двух вышеупомянутых вариантов судьбы.
   Духу на то, чтоб поднять пистолет и приставить к виску холодное  дуло,  у
нее хватило, но вот на то, чтоб нажать на спуск, - увы.
   Однако вместо ожидаемого ею с  секунды  на  секунду  овчарочьего  рыка  и
сбивающего с ног прыжка она внезапно ощутила тепло собаки, которая терлась о
ее ноги и виляла хвостом. Пес, похоже, вовсе не собирался нападать, кусаться
и даже гавкать, докладывая, что, мол, нашел я ее, товарищ  майор,  вот  она,
зараза, где прячется! Наоборот, похоже, эта  большая,  но  добрая  и  глупая
зверюга сама искала защиты  у  незнакомки.  Дескать,  тетенька,  скажи  этим
дуракам здоровенным, чтоб они от меня отвязались! По логике  вещей,  правда,
пес при этом  должен  был  скулить,  но  он  почему-то  молчал.  Тогда  Лена
подумала, будто он со страху притих.
   А те двое верзил с фонарем уже спустились вниз и размышляли  вслух,  явно
не боясь, что их услышит кто-либо понимающий человеческую речь:
   - Тут, е-мое, и направо дверь, и налево тоже! Куда эта сука побежала?
   До этого момента Лена все-таки продолжала думать, будто под "сукой" бугаи
подразумевают ее. Однако уже через  секунду  прозвучала  фраза,  которая  ее
озадачила:
   - Между прочим, Гундос, эта "сука" - кобель...
   - Один хрен - собака! - зло отозвался тот, кого назвали Гундосом. - Блин,
где ж ее искать-то?
   Только после этого до Лены наконец дошло, что детины ловили вовсе не  ее,
а вот этого самого пса, который крутился у ее ног.
   Конечно, в том, что два здоровенных мужика  ловят  собаку,  ничего  особо
необычного не наблюдалось. Есть такая  служба  при  санэпидстанции,  которая
отлавливает по дворам бродячих псов. Однако одеты эти граждане  были  совсем
не так, как полагалось бы сотрудникам этого  учреждения.  Слишком  дорого  и
шикарно. На такой прикид,  по  разумению  Лены,  годовой  зарплаты  штатного
собаколова  могло  бы  не  хватить.  Правда,  морды,  которые  Лена  кое-как
рассмотрела   в   отсветах   фонаря,   очень   подходили   под   определение
"живодерские", но все-таки стоило посомневаться, что  эти  самые  "живодеры"
все время посвящают сокращению поголовья бродячих  собак.  Вполне  возможно,
что большую часть времени они все-таки уделяют заботе о людях.  Например,  о
том, чтоб они не заживались подолгу на этом свете.
   Собака тихо залегла позади Лены и позволяла себе только учащенно дышать.
   Мужики, потоптавшись  немного  около  лестницы,  пошли  в  тот  ход,  что
начинался справа от лестницы. То есть  в  противоположную  сторону  от  того
помещения, где прятались Лена и собака, которая зачем-то  понадобилась  этим
крутым мальчикам. Они удалились от лестницы уже метров  на  десять,  и  Лена
подумала, что если они уйдут еще