едюся, объясняй, что говорить, когда подол задирать и так далее...
   - Объясняю. Сперва выходите за дверь и ждете  там  команды,  точнее  трех
стуков, вот таких... - Федюсик трижды постучал согнутым пальцем по  фанерной
перегородке. - Это типа того, что вы сами в  дверь  постучали.  После  этого
миледи  говорит:  "Антрэ!",  что  по-французки  значит:  "Входите!"   Ну-ка,
повторите, миледи!
   - Антрэ! - прорычала  Лена,  чуя  себя  как  на  сковородке  под  наглыми
взглядами бесстыжих баб.
   - Нормально! - похвалил Федюсик. - Значит, после того, как будет "антрэ",
вы, девочки, входите и делаете  поясной  поклон.  Показываю...  Ну  а  потом
падаете на колени лицом к барину и говорите: "Не вели  казнить,  вели  слово
молвить!" Хором, поняли? Ну-ка, попробуем...

СКВОЗЬ БРЕД СУМАСШЕДШЕГО

   Когда  проинструктированные  девки  удалились  за  дверь,  Лена   свирепо
зашипела на Федюсика:
   - Вы что, господин режиссер, меня за дуру держите? Обещали, что мне  надо
будет только с Ромасиком, а теперь еще и с этими бабами?! Да в гробу  я  это
видала!
   - Тебе паспорт нужен? - оскалился Федюсик, со злости перейдя на  "ты".  -
Нужен! И, как видно, очень нужен, раз ты готова в порнухе сняться. Но  тогда
уж не фига привередничать! Мне завтра как штык нужен фильм. Ну  не  знал  я,
что они припрутся! Короче, если я с тебя вообще денег не  возьму,  подойдет?
Потому что если я не отсниму все, что  надо,  не  смонтирую  и  не  перегоню
вовремя - минимум на пять кусков погорю. Ясна фишка?! Может, мне  на  колени
перед тобой встать, а?
   - Обойдусь, - проворчала Лена. - Ладно, что мне сейчас делать?
   - Пока ложись на правый бок, так, как  перед  перерывом.  Сосчитаешь  про
себя до пяти и потом поворачиваешься на спину, так,  как  сейчас,  чтоб  эта
твоя резина одеяло оттопыривала. Потом девки войдут,  скажут  свою  реплику.
Дальше буду потом объяснять...
   Лена вздохнула, повернулась на правый бок. Федюсик сам себе  скомандовал:
"Мотор!" - и включил камеру. После этого Лена посчитала про себя до  пяти  и
повернулась  на  спину.  Федюсик  трижды   стукнул   согнутым   пальцем   по
перегородке.
   - Антрэ! - вовремя вспомнила Лена. Федюсик  тут  же  повернул  камеру  на
дверь, и на пороге появились Верка с "мисс Кэт". Обе неуклюже поклонились  в
пояс, а затем грохнулись на колени.
   - Не погуби, барин! - взвыла "мисс Кэт". - Не вели  казнить,  вели  слово
молвить!
   Верка прозевала реплику, и Кэт, позабыв про камеру, повернулась к  ней  и
заорала:
   - А ты чего молчишь, сука?
   - Кто "сука"?! - окрысилась Верка. - Сама ты это слово!
   - Стоп! - завопил Федюсик, выключая камеру. - Завязывай базар! Одна  дура
язык  проглотила,  другая,  наоборот,  разоралась...  Ну  и  хрен  с   вами,
переснимать не буду, времени нет. Но раз вы ругаться  в  присутствии  барина
начали, то он явно не должен этого так оставить. Миледи,  сделаешь  страшное
лицо и скажешь: "Как вы посмели явиться сюда и нарушить мой покой?! Да еще и
произносить здесь мужицкие ругательства! Я вас накажу,  негодяйки!  Аксютка!
Бегом, принесешь сюда розги!" Верка будет Аксюткой и выйдет. А ты,  Кэт,  то
есть, допустим, Анютка, останешься.
   - Так чего, нас здесь и пороть будут? - проворчала Верка.
   - Нет, - отмахнулся Федюсик, - Анютка, пока ты будешь за розгами  ходить,
расскажет барину про горничную, он ее трахнет и простит. Потом  ты  придешь,
расскажешь про барыню, он тебя тоже  поимеет  и  сечь  не  будет.  Если  ты,
конечно, еще чего-нибудь не напортачишь... Так! Собрались, девочки! Вы двое,
стойте на коленях, а ты, миледи, быстренько  сделай  страшное  лицо  и,  как
только будет "мотор", ори на них как можно громче. Можешь  точно  как  я  не
повторять, но чтоб смысл был  такой  же.  Уловила?  Во,  морда  у  тебя  уже
страшная! Мотор!
   Лена и впрямь смотрела на девок, как Ленин на буржуазию. Само  собой,  не
столько благодаря искусству перевоплощения, а как  раз  наоборот.  Едва  она
начинала думать, что ей придется обниматься и целоваться с этими  лахудрами,
как у нее тошнота подступала к горлу. Конечно,  через  резиновый  инструмент
навряд ли спидуху поймать  можно,  но  сифилис  через  поцелуи  -  запросто.
Поэтому речь "барина" была  довольно  далека  от  текста,  который  на  ходу
придумал Федюсик,  хотя,  в  общем,  сохранила  и  смысловое  содержание,  и
экспрессию:
   - Ах вы, твари неумытые! Кто вас звал сюда, стервы?  А?  Барину  почивать
мешаете, да еще и материтесь? Ну я вас научу вежливости! Аксютка,  бегом  за
розгами!
   - Стоп! Нормально! - похвалил Федюсик. - Значит, сейчас я  навожу  камеру
на вас двоих. Кто Анютка, кто Аксютка - помните?
   Бабы кивнули.
   - Значит, Верка встает, подбирает подол, чтоб не запнуться, и убегает. На
самом деле остаешься за дверью и опять ждешь трех стуков. А  Кэт  ноет:  "Не
погуби, барин! Я к тебе шла, чтоб глаза на горничную открыть!" - и ползет  к
кровати, глядя на барина преданными глазами. Миледи, ты берешь ее за  грудки
и требуешь сурово: "Говори!" Кэт, ты что говоришь?
   - Барин, Шурка-то, стерва траханая,  после  тебя  к  офицеру  убежала!  -
выдала экспромт "мисс".
   - Близко к делу, - кивнул Федюсик,  -  только,  во-первых,  горничная  по
фильму не Шурка, а Пульхерия, ну и, кроме того, в XIX веке выражение "стерва
траханая" не употреблялось. Или уж говорили напрямую, или как-то обходились.
Ладно, на ходу придумаешь.
   Федюсик навел камеру на девок, стоящих  на  коленях.  Верка  замешкалась,
чуть не запуталась в подоле сарафана, но все-таки  сумела  не  грохнуться  и
скрылась за дверью. Кэт, которая четко врубилась в  режиссерские  установки,
на коленях поползла к кровати, где грозно восседала Лена.
   - Барин! Не погуби! - заныла Кэт. - Я ведь за тем шла, чтоб глаза тебе на
горничную открыть!
   Лена ухватила ее за перед сарафана и крепко рванула к себе:
   - Говори!
   - Пульхерия-то  прямо  отсюда,  из-под  вас,  можно  сказать,  к  офицеру
побежала! - выпалила Кэт.
   - Отлично! - воскликнул Федюсик, останавливая камеру. - Дальше в  монтаже
пойдет сценка, где я Шурку трахаю. А потом как барин - Анютку.  Кэт,  снимай
сарафан. Остаешься только в сапожках и кокошнике. Миледи, ты только кальсоны
снимаешь, а рубаху застегни, чтоб сиськи раньше времени не показывать.  Поза
сперва обычная, супружеская, так сказать. Кэт на спине, миледи сверху. Это я
отсюда, общим планом возьму. Начинаем!
   Кэт деловито стащила  сарафан  через  голову,  постаравшись  не  сдернуть
кокошник. Под сарафаном у нее, конечно, ничего не оказалось, кроме  коротких
сапожек, должно быть, раздобытых у какого-нибудь ансамбля народного танца, и
бус на шее. Белотелая, жирненькая, бесстыжая, она  вальяжно  развалилась  на
постели и, любовно погладив себя по  увесистым  сиськам,  подбросила  их  на
ладонях. Шлеп! Это ж надо сколько мяса дуре досталось!
   - Интересно, блин! - с явной похотью в голосе произнесла она и прямо-таки
с вожделением поглядела на то, как  Лена  спускает  кальсоны.  "Барин"  явно
чувствовал себя менее  уверенно,  чем  несчастная  эксплуатируемая.  Как  ни
странно,  Лена  даже  меньше  Федюсика  стеснялась,  хотя  он,   при   своей
неустойчивой секс-ориентации, все же имел статус особи мужского пола. А  вот
раздеваться перед этой дурой бесстыжей ей было тошно. Но...  Снявши  голову,
по волосам не плачут, а если назвалась груздем, придется лезть в кузов.
   Внутренне поежившись от бесстыжих взглядов Кэт - если б  маски  не  было,
все бы увидали,  что  у  нее  лицо  красное,  -  Лена  вползла  на  кровать,
придерживая свое "навесное оборудование", чтоб случайно не выскользнуло.  Но
все же встала коленями  между  ног  толстомясой  "Анютки"  и  ждала  команды
"Мотор!".
   - Давай, запихивай! Не стесняйся! - подбодрил Федюсик.
   - Так ты же камеру не включил, - смущенно пробормотала Лена.
   - Не волнуйся, - пояснил "режиссер-оператор", -  я  ж  говорил,  что  мне
сейчас только общий план нужен. А сам момент засаживания мы попозже  снимем,
крупно, с ручной камеры. Давай, ложись на нее. Ноги только сожми  крепче,  и
толкай, толкай!
   Федюсик   даже   сделал   несколько   колебательных   движений   бедрами,
демонстрируя, как надо толкать. Лена, в общем, и без него имела понятие, как
мужики свою работу делают, только вот укладываться голым животом на зыбкое и
потное пузо "Анютки" ей было не шибко приятно. И все же, собравшись с духом,
улеглась, а затем без особых эмоций  воткнула  свободный  конец  фигулины  в
липкую дырку  партнерши.  Однако  та,  видать,  была  большой  любительницей
незнакомых ощущений.
   - Ой-ма! - с явным  удовольствием  воскликнула  "Кэт".  -  Он  прямо  как
настоящий, блин! Греет!
   - А как ты думала? - ухмыльнулся  Федюсик.  -  Двадцать,  первый  век  на
дворе! Ну, миледи, работайте! Мотор!
   Как ни странно, после того, как  зажужжала  видеокамера  и  Лена  сделала
первые движения, стыд куда-то улетучился.  Ей  стало  как-то  по  фигу,  что
объектив смотрит прямо на ее голую попу,  что  Федюсик  рассматривает  ее  в
видоискатель, а острый бабский запах, исходящий от Кэт, перестал действовать
на нее отталкивающе. И  даже  ненависть  к  этой  сучке  бесстыжей,  как  ни
странно, сыграла положительную роль. Лена принялась за  свое  "непрофильное"
занятие так, что видавшая виды баба аж заохала, жадно обняла "барина" руками
и жарко забормотала ей в ухо:
   - Ой, мамочки... Ой, родные! Да с тобой лучше, чем с мужиком...
   Еще несколько минут назад Лену этот  комплимент  скорее  всего  не  шибко
обрадовал, но сейчас она еще больше распалилась. Тем  более  что  тот  конец
фигулины, который  у  нее  самой  внутри  находился,  тоже  совершал  всякие
нежно-горячительные скольжения.  В  общем,  на  нее  все  больше  накатывало
безумство, и  даже  вовсе  сумасшедшая  мысль  в  перебаламученном  сознании
появилась. Ей стало  казаться,  что  резиновая  фигулина  постепенно  к  ней
прирастает и она превращается в мужика...
   - О-ой, ма-ма-а! - взвыла "Анютка",  судорожно  обхватив  Лену  руками  и
ногами. Кончила, зараза! Наверно, и Лена была близка к этому, но тут Федюсик
сказал:
   - Стоп! Вынимайте, миледи!
   Лена  невнятно,  но  очень  по-мужски  выругалась,  а   Кэт,   отдуваясь,
проворчала:
   - Так классно было, на фига остановил-то?
   - Еще раз напоминаю, - буркнул Федюсик, - мы  бабки  зарабатываем,  а  не
удовольствие получаем. Сейчас будем крупняки снимать...
   Но тут дверь отворилась и в комнату вошел Ромасик, из-за  спины  которого
выглянула Верка.
   - Чего ты спешишь? - сварливым бабьим  тоном  проворчал  Ромасик.  -  Все
равно ведь монтировать. Сделай общий план  и  с  Веркой  тоже.  Заодно  дашь
миледи разрядочку, а то у нее животик заболит... Я  же  вижу,  какое  у  нее
сейчас настроение!
   - Хрен с вами, девочки! - буркнул Федюсик. - Верка, раздевайся! Сарафан -
долой, остальное оставляешь.
   - Я же вроде должна была розги принести... - припомнила Вера.
   - Это после отснимем. Миледи, вы готовы?
   - Как юная пионерка, - проворчала Лена, - небось резина не размякла.
   Впрочем, на раздевающуюся Верку онасмотрела уже не так, как перед тем  на
Кэт. Верка, конечно, тоже была в теле, но  гораздо  симпатичнее  подруги.  И
складок поменьше, и ноги постройнее, и животик покрасивее.  А  груди  вообще
загляденье: большие, но упругие и не рыхлые. Но самое главное - Лена  теперь
знала, что у нее  запросто  может  все  получиться.  А  потому  смотрела  на
"Аксютку" уже с самым настоящим вожделением. Верка же поглядывала на  нее  с
опаской. Она, конечно, подсматривала через щелку на то, как  "барин"  трахал
"Анютку", и ее, с одной стороны, любопытство одолевало, с другой -  робость.
Она, видно, все же инстинктивно не хотела этой противоестественной игры...
   - Все лишние - за дверь! - скомандовал Федюсик. - Вера - на  четвереньки.
Миледи, заряжайте ей.
   Верка, одетая только в кокошник, сапожки и бусы, с явной робостью вползла
на кровать и, встав на четыре точки, пролепетала:
   - Ой, только не сильно... Я боюсь!
   - Не боись, - с видом бывалого человека подбодрила  "Кэт",  -  она  лучше
любого мужика, между прочим! И залететь от нее невозможно! Хи-хи!
   Лена, сама внутренне удивляясь темным чувствам, которые возбухли  у  нее,
влезла на кровать и уже безо всякой робости потянула к себе  Верку,  ухватив
ее ладонями за упругие половинки. Но так же просто, как  "Анютке",  вставить
не удалось. Во-первых,  снизу  вверх  -  это  не  то,  что  сверху  вниз,  а
во-вторых, Верка  от  страха  зажималась  маленько.  Поэтому  Лене  пришлось
надавить рукой снизу  и  насильно  впихнуть  инструмент.  Верка  охнула,  но
брыкаться и даже протестовать не стала - деньги  манили.  К  тому  же  после
первых же  нескольких  толчков,  которые,  должно  быть,  произвели  на  нее
впечатление, Верка поймала кайф и стала толкаться задом навстречу Лене.  Так
пошло - лучше не надо. Верка ритмично заахала, даже  иногда  повизгивала,  а
Лена вновь почуяла, как до нее разрядка добирается. Но на  сей  раз  Федюсик
дал ей возможность довести дело до конца, и Лену  так  прохватило,  что  она
навалилась на Верку, и обе они плашмя шлепнулись на постель.
   - Снято! - объявил Федюсик, а затем пристально поглядел Лене в глаза,  на
манер боксерского  рефери,  определяющего  "стоячий  нокдаун".  -  По-моему,
миледи, вы малость устали. Надо перерывчик сделать.
   - Между прочим, - вновь появляясь из-за двери, произнес Ромасик, - если у
нас раньше было времени вагон, то теперь - только маленькая тележка. Девушке
в десять уезжать надо, а мы ей еще паспорт не сделали.  Давай  сейчас  общий
план со мной отснимем, потом ты пойдешь ей паспорт делать, а я все  крупняки
с бабами отсниму. Там все одно, кроме палок и дырок, ничего не видно.  Мы-то
можем хоть до утра возиться...
   - Да ей отдохнуть надо, - пробурчал Федюсик, - полчаса, может, час.
   - Сейчас уже половина девятого! - Ромасик показал висевшие у него на  шее
часы-кулон. - Час отдохнет - будет полдесятого! Соображайте,  пан  режиссер!
Дайте ей маленько бодрящего из наших запасов. Часа на три будет  свеженькая,
а потом, когда в поезд сядет, заснет и до утра  проспит  без  проблем.  Нам,
кстати, тоже взбодриться не помешает. Короче,  доставай  пузырь  и  пошли  в
гостиную!
   - Только по пятьдесят грамм! - хмуро  сказал  Федюсик.  -  Все  равно  на
шестерых больше не наберется. А то потом такого наснимаем...
   - ...Что заказчики с руками  оторвут!  -  досказал  Ромасик.  -  Доставай
пузырь, не жадничай!
   Федюсик отпер какую-то тумбочку и вытащил пузатенькую бутылку  с  длинным
горлышком, вроде бы из-под болгарской "Плиски", но без этикетки.
   - Пошли! - объявил он. -  Штаны  можно  не  надевать...  В  принципе  это
последнее замечание относилось только к Лене, потому что  Верка  и  Кэт  при
всем желании штанов надеть не  могли  -  у  них  были  только  сарафаны.  Но
поскольку они одеваться не стали, то и  Лена  пошла  как  была,  в  рубашке,
которая только едва попу прикрывала.
   В  гостиной  собрались   все   шестеро.   Шурочка   вытащила   из   шкафа
пятидесятиграммовые стопочки, и Федюсик с величайшей точностью - глаз-алмаз!
- наполнил их некой темно-красной жидкостью, внешне  похожей  на  кагор,  но
имевшей немного иной, непривычный, хотя и приятный запах.
   - Это пьют залпом и без закуски! - предупредил Федюсик. - Ну, будем!
   Все дружно опрокинули стопки. Лена аж крякнула:  кагорообразная  жидкость
была покрепче 60-градусного виски.
   - Ну и настоечка! - заметила Верка. - Жиганула - только так!
   Уже минуту или две спустя  Лена  ощутила,  что  с  ней  происходит  нечто
странное. Усталость действительно как рукой сняло, но, кроме  того,  невесть
откуда накатило совершенно буйное и бесстыжее веселье. Все  тормоза  куда-то
подевались, ни одной серьезной мысли в голове не  осталось,  все  окружающие
казались прекрасными, а жизнь - не содержащей ничего опасного.
   - Остатки - сладки, -  пробормотал  Федюсик,  как  видно,  недоумевая  по
поводу  слишком  сильного  действия  своего  снадобья.  -  Не  иначе,   вода
улетучилась, и концентрация увеличилась.
   Впрочем, это было последнее более-менее трезвое суждение. И на  Федюсика,
и на Ромасика, и на всех остальных уже нахлынула бесшабашная эйфория.
   - Мальчики-девочки! - заорал Федюсик, будто совершенно позабыв о том, что
говорил несколько минут назад. - А не послать ли нам весь  сценарий  на  три
буквы? Составим все камеры в спальне и сделаем групповушку,  а?  Капитальную
такую!
   - Правильно! - вскричал  Ромасик  и  скинул  халат,  оставшись  только  в
дамском белье. - Не правда ли, я классная девочка?
   - Ты гений! - заверещала Кэт. - Засади ему, миледи!
   - Куда? - не очень врубилась Лена, словно бы позабыв о том,  с  чего  все
начиналось, и растерянно захлопала глазами.
   - Все туда же, милорд! - хихикнул Ромасик.  -  И  все  тем  же...  Только
смажьте его чем-нибудь, а то это все-таки резина...
   Мигом притащили вазелин, и Шура обильно смазала им резиновый пенис. В это
же время Вера, не  проявляя  брезгливости  и  хихикая,  смазывала  вазелином
задницу Ромасика. Когда вся подготовка была окончена, Ромасик с  готовностью
встал на четвереньки. Половинки его нежного, женственного зада  разошлись  в
стороны, и прямо на Лену  глядела  теперь  не  очень  аппетитная  дырка.  Но
никакого отвращения она не испытывала.  Наоборот,  ей  казалось,  будто  она
делает нечто возвышенное и даже одухотворенное!
   - Смелей! - подбадривали Лену бабы. Лена влезла  на  кровать,  встала  на
колени и осторожно взяла Ромасика за бедра...
   - Белый танец, белый танец! - блеял где-то далеко голос Федюсика. - Мадам
ангаже месье!
   Дальше все словно бы завертелось на карусели,  перед  глазами  заметались
лица, обнаженные и полуобнаженные тела, какие-то  детали  интерьера...  Лене
было  необыкновенно  хорошо,  все  ее  тело  переполнялось  неким   безумным
наслаждением, которое казалось вечным,  бесконечным  и  неисчерпаемым.  Бред
сумасшедшего, ей-богу!

ОТРЕЗВЕВШАЯ

   Когда Лена вновь обрела способность соображать и, выражаясь  по-научному,
адекватно оценивать окружающую обстановку, то обнаружила, что находится  уже
не в подвальной студии, а в своем номере, и одета не в батистовую рубашку, а
в свою собственную, привычную одежду. Даже вязаная шапочка была на голове, и
ботинки уже зашнурованы. Как она поднималась из подвала,  одевал  ее  кто-то
или она сама одевалась - Лена совершенно не помнила.
   Наверно, можно было запросто подумать, что  она  просто  заснула  тут,  в
номере, сидя в кресле перед телевизором, а все происходившее  в  подвале  ей
просто приснилось. Однако во рту чувствовался некий специфический вкус  того
самого напитка, которым  Федюсик  угощал  свою  "съемочную  группу".  Запахи
какие-то прилипли - явно чужие, но знакомые по подвальным делам.
   Чувствовала  она  себя  вполне  нормально,  голова  не  болела,  никакого
похмелья не ощущалось, сухоты во рту  не  чуялось.  Излишнего  веселья  она,
правда, тоже не испытывала, но во всем теле никаких болезненных  явлений  не
отмечалось. И сонливости тоже. Была эдакая трезвая, здоровая бодрость.
   На столике рядом с Леной лежали два паспорта  на  имя  Елены  Павленко  -
общегражданский и заграничный. Ни того, ни другого у  Лены  до  начала  всей
этой фантасмагории на руках не было. Но кто и как вручил  ей  эти  паспорта,
она абсолютно не помнила.
   Конечно, Лена не преминула полюбоваться на фотографии  в  общегражданском
паспорте. То есть на себя шестнадцатилетнюю и двадцатипятилетнюю. Поскольку,
как уже говорилось, на самом деле Лене (вообще-то, Лиде) было  двадцать  два
года, фотографии, по идее, представляли собой  ее  прошлое  и  будущее.  Но,
согласно паспорту, Лена состарилась аж на четыре  года,  и  то,  как  видно,
благодаря милости Федюсика, утверждавшего,  что  выглядит  она  на  двадцать
восемь - тридцать лет.
   Лена  не  помнила,  какой  она  была  в  ш