бят во  главе  с  сержантом.  И
тридцать бойцов народной армии,  вообще не умевших  нормально стрелять.  А с
севера шел отряд моджахедов, насчитывающий полтысячи человек.  Решение нужно
было  принимать быстро. У  него  был  только  один  час.  Через  час-полтора
моджахеды должны ворваться в  город. На их счастье  в  городе оставалось два
тяжелых  пулемета и несколько десятков  гранатометов,  лежавших  на  складе.
Почти сорок минут  Асанов объяснял солдатам-афганцам, что  нужно делать. Еще
десять  минут ставил задачу отделению советских  солдат. Пять  минут ушло на
разговор с Рудницким.
     Игорь был кадровый  офицер.  Он  давно понял замысел  Асанова.  Это был
риск,  но  риск  оправданный,  при  успешной реализации которого  они внолне
тдогли рассчитывать на успех.
     План Асанова был  достаточно  прост.  Моджахеды двигались с  севера, со
стороны реки. На  холмах,  прямо перед городом он устанавливал два пулемета.
Рядом с  каждым пулеметом для  его поддержки  и  отражения нападения  с тыла
оставалось четверо  солдат. А бойцы  афганской  народной армии должны  были,
обойдя приближавшихся моджахедов, ударить по их рядам справа, прижимая их  к
реке.   Рельеф   местности   позволял   афганским  солдатам  почти  вплотную
приблизиться к противнику и атаковать  их  сверху.  Для этих целей он раздал
солдатам гранатометы,  подробно  объяснив, как  нужно  атаковать. С  ними он
послал сержанта, надеясь на его выучку и боевой опыт.
     А затем  лично  пошел  к  первому пулемету.  За  вторым  лежая  капитан
Рудницкий. Конечно,  они могли успеть уехать из города, спастись.  И  вообще
это не дело офицеров военной разведки стрелять из пулеметов и вести огонь по
наступающим отрядам  оппозиции. Но оставлять женщин  и детей  Асанов не мог.
Это  противоречило его  понятиям  офицерской чести и  его морали. Оставалось
ждать нападения.
     Крики атакующих они услышали  еще  до того,  как содрогнулась земля под
копытами пятисот отборных  лошадей. Моджахеды  шли в  наступление, зная, что
городок пуст, и уже предвкушая радость близкой расправы над отступниками.  И
в этот момент ударили пулеметы,
     Первый  строй  атакующих  смешался.  Тяжелые   пулеметы  били  прямо  в
скопление людей  и лошадей.  И  почти  каждый  выстрел  находил  свою  цель.
Понадобилось  минут  пять,  пока  моджахеды  сообразили,  что  нужно  менять
тактику,  иначе эти два пулемета  просто перебьют их всех. Они начали спешно
обходить  холмы,  оставили лошадей, пытаясь атаковать пулеметчиков  сразу со
всех сторон.
     Но вскоре к  ужасу и растерянности противника  выяснилось, что пулеметы
имели  неплохой  круговое обзор, а  приданные в качестве  боевого  охранения
автоматчики  просто не  подпускали  никого, давая  возможность  пулеметчикам
переносить огонь на другие цели в своем тылу.
     Бой шел уже полчаса и наступавшие потеряли более  ста человек убитыми и
ранеными.  Только тогда  они наконец  отказались  штурмовать  эти  холмы  и,
установив  сразу  несколько  минометов, начали методичный  обстрел ближайших
холмов.  Но было уже поздно.  Внезапно по их отряду  ударили сразу несколько
гранатометчиков.  Затем еще  один дружный  залп и противник  дрогнул. Взрывы
гранат слышались  повсюду. Особенно  удачным было попадание в  кучу лошадей,
когда испуганные кони начали разбегаться во все стороны, усиливая и без того
царившую неразбериху. Воодушевленные бойцы народной армии, несмотря на явное
превосходстве противника в живой  силе, так  увлеклись,  что  даже перешли в
атаку, и сержанту с трудом удалось остановить свой маленький отряд.
     В общей сложности в  этом  сражении у  Кохсана противник потерял  более
двух  сотен своих  людей. Остальные  трусливо бежали,  уже  не  преследуемые
никем. Асанов, встревоженный  молчанием  второго  пулемета  при  отступлении
противника, лично  поднялся на холм и  с горечью обнаружил погибшего  Игоря,
разорванного прямым попаданием вражеской мины.
     А  еще  через  три  часа  к  городу  подошли  наконец  посланные   сюда
моторизованные части  советских  войск.  Если не  считать убитого  капитана,
Асанову и его людям удалось одержать действительно впечатляющую  победу. Был
разгромлен мобильный  отряд моджахедов, насчитывающий  пятьсот  сабель.  При
этом потери составляли пять человек убитыми  и семнадцать ранеными. Но среди
убитых был  капитан Игорь  Рудницкий и  это  делало  саму  победу  горькой и
тяжелой.
     Собравшиеся на  площади люда  видели, как  грузили в БМП тело погибшего
офицера.  Многие  из женщин  понимали,  что убитый по  существу  спас их  от
надругательства и  расправы моджахедов. Но Восток  имеет свои обычаи и  свои
традиции. К убитому не подошел ни один человек.
     Никто  не  сказал  ни единого  слова.  Только  молча провожали  убитого
"шурави".  Тело капитана  Игоря Рудницкого  было  отправлено  на  родину,  в
Москву. По обычаю, гроб был доставлен закрытым, дабы мать или другие близкие
не могли увидеть разорванных внутренностей капитана.
     Позже в Афганистан  приехал отец Игоря. Разыскав  Асанова, он  попросил
рассказать того о последнем бое своего сына. Акбар честно рассказал все,  не
утаив ни единой подробности.
     Генерал слушал молча, с  опухшим, осунувшимся  лицом. Но в его  глазах,
тяжелых  и  печальных,  Асанов  все-таки  заметил  гордость.  В  офицерской,
потомственной семье военных считали  за честь умереть  за  родину,  выполняя
свой  долг.  Тяжелое, страшное горе  отца могло хоть как-то смягчить лишь то
обстоятельство, что его сын умер, как настоящий офицер, как герой.
     Спустя  два  месяца был  опубликован  Указ о  присвоении званий  Героев
Советского Союза - майору Асанову и капитану Рудницкому  (посмертно).  Много
лет  спустя,  слушая  иногда  рассуждения  никогда  не  бывавших  на   войне
демагогов, называвших павших ребят в Афганистане оккупантами и интервентами,
Асанов вспоминал глаза генерала Рудницкого. Его боль и его гордость за сына.
И  понимал,  что  никто  в целом  мире не  сможет ему доказать,  что честное
выполнение своего воинского долга всего  лишь участие в преступной авантюре,
а смерть офицера на поле брани - досадная случайность оккупационной политики
неразумного  командования.  Для  этого  все павшие  в Афганистане оставались
героями. Независимо от причин, втянувших страну в эту войну. Навечно.


 * ЧАСТЬ III. "... не вернуться" *

I
     Чон Дин, заметив направленное на него дуло винтовки, даже не вздрогнул.
Он просто спокойно повернулся к ее обладателю и спросил:
     - Кто ты?
     - А ты кто? - почти закричал тщедушный мужчина, потрясая винтовкой.
     -  Я  ищу  Али-Рахмана,  - Чон Дин видел, в  каком состоянии  находятся
разговаривавший с ним, и старался говорить, как можно спокоййее.
     -  Он  покинул  этот мир  еще  три  дня  назад,  -  волнуясь,  произнес
обладатель винтовки, - я его  брат. Умирая,  он предупредил меня о  госте из
Индии.  Но больше он ничего сказать не  успел. И теперь я не  знаю, кто ты -
друг или враг.
     -  Как умер достопочтимый  Али-Рахман, да  смилуется Аллах над  ним, да
даст ему успокоение.
     -  Лихорадка,  - коротко  ответил мужчина, - у нас в городе  опять  эта
проклятая болезнь.
     Чон Дин знал, что лихорадкой они  называют обыкновенную малярию, против
которой у горцев не было ни иммунитета, ни необходимых лекарств.
     - Он должен был передать  мне пакет  от моего. дяди, - Чон Дин понимал,
что тактику нужно менять на ходу. Иначе можно просто не выйти из этой лавки.
     -  Никакого  конверта он мне  не оставлял, - немного недоумевая ответил
брат умершего, - но я еще не знаю, как к тебе относиться.
     -  Как к другу, - ответил Чон Дин, уже  сознавая, что  никаких сведений
насчет дислокации  Нуруллы  он  в  Зебаке  не  узнает.  Неожиданно на  улице
раздались крики сразу нескольких людей. Обладатель винтовки нахмурился.
     - Опять пришли, -  недовольно заметил ен, - или  люди Нуруллы, или люди
Алимурата. Они появляются здесь через каждые два-три дня.
     Винтовку он  уже опустил  и  поэтому Чон  Дин  делал несколько  шагов к
выходу.
     - У меня  осталась на  улице  жена,  - сказал Чон Дин и уже не  обращая
внимание на брата умершего, шагнул за порог.
     На улице стояло несколько человек, вооруженных автоматами и винтовками.
Конечно,  женщину в парандже, боязливо прижимающуюся к одному из  домов, они
не трогали.  Даже бандиты и контрабандисты  свято  соблюдали законы шариата,
требующие уважения к другим женщинам.
     В мусульманской религии уважение к матери, сестре, жене закладывается в
детях с  самого рождения.  Там, вопреки  распространенному  мнению, вовсе не
считают  женщину существом  низшего сорта. Напротив,  муж  обязан  содержать
своих  женщин,  лелеять  их,  беречь. Дом - это  святклище женщины. Все, что
находится вне дома - удел мужчины. Такое разделение, существующее на Востоке
многие  тысячелетия,  помогает  семье  правильно функционировать, так  как в
восточных  семьях многодетность является обычным  явлением.  И паранджа  для
женщины не метод унижения ее мужчинами, а скорее метод предохранения женщины
от нескромных взглядов других мужчин. А  веселящиеся на улице люди Алимурата
даже не думали  задевать чужую женщину, понимая, что нельзя  восстанавливать
против себя весь город.
     Если   в  будущем   эта  женщина   окажется  женой  бывшего   активиста
Народно-демократической   партии   или   сестрой  командира   части   бывшей
правительственной армии,  они  не задумываясь, разделаются и с ней,  и с  ее
родными,  но обидеть женщину просто  так - такое  им  не  могло  прийти  и в
голову.
     Падерина внимательно слушала пьяные крики  бандитов. В отличие от людей
Абу-Кадыра, никогда не употреблявших  спиртного, как и положено  правоверным
мусульманам,  эти  парни  не  очень  соблюдали  некоторые  нормы  исламского
кодекса, требующего не прикасаться к спиртному.
     Неожиданно громкие крики одного из бандитов привлекли ее внимание.
     - Весь  отряд Нуруллы собрался там, - кричал он, -  все они до единого.
Нам нужно пойти туда и уничтожить их.
     - Оставь, - злился другой,  -  Нурулла завтра  снимается с лагеря.  Они
перебираются ближе  к Ишкашиму. Мы  все  равно не сумеем  собрать всех наших
людей.
     -  В прошлом году их  люди увели у нас баранов, - злился  первый,  -  а
теперь мы можем  перерезать им головы, как баранам. Пусть Алимурат скажет, и
ни один человек не уцелеет.
     - У  Нуруллы  в лагере  стоят  пулеметы и минометы.  Нам туда лучше  не
соваться.
     Крики  продолжались еще  минут  двадцать, пока  наконец все  бандиты не
отправились на другую улицу.
     Чон Дин подошел к Падериной.
     - Наш связной умер три дня назад от малярии, - тихо сказал он, - ничего
более подробно узнать не удалось.
     - Здесь кричали люди, - очень тихо ответила Падерина.
     - Слышал, - кивнул Чон Дин, - поэтому так быстро и выскочил.
     - Они  говорят,  что  Нурулла где-то недалеко.  Там сейчас  его  отряд.
Завтра он снимется и переберется ближе к Ишкашиму.
     Чон Дин понял все без слов.
     - Думаете, стоит рискнуть?
     - У нас есть другой выход? - невозмутимо парировала женщина.
     - Да, действительно, - согласился Чон Дин.
     Он отлично понимал ситуацию. Конечно, нужно было узнать более  подробно
о лагере Нуруллы, постараться выяснить их место  расположения. Но  идти  они
могли только вдвоем. Оставлять одну женщину или посылать ее обратно в лагерь
было нельзя. Если в городе  любая женщина  находилась под защитой  негласных
законов,  то  на  дороге одинокая  женщина без мужчины  могла  стать  легкой
добычей любого прохожего. Раз  ее не  ценят близкие мужчины, отпуская одну в
такой дальний  путь, значит, ее  могут не ценить и другие мужчины. Логика  в
таких рассуждениях была "абсолютной".
     - Идти нужно вместе, -  поняв его  состояние, кивнула Падерина, - у нас
есть еще время до  возвращения. Полтора дня. Узнать и принести сведения  для
нас важнее всего.
     -  Согласен, - Чон  Дин  услышал, как  возвращаются люди Алимурата,  и,
нахмурившись, быстро сказал: - Нам все-таки лучше уйти отсюда.
     Они быстро  покинули  торговые  ряды  городка, направляясь на  север. А
вернувшиеся бандиты снова начали  кричать  и шуметь. Кончилось это тем,  что
они попытались ограбить несколько лавок,  стоящих в конце улицы.  Но хозяева
уже знали, как нужно разговаривать с незванными пришельцами.
     Изо  всех  лавок  показались   вооруженные  винтовками  люди.   Бандиты
растерялись. Вести бой с жителями городка не входило в их планы. Кроме того,
они знали, что им не простят бойни в Зебаке.
     Гордые  пуштуны  вообще традиционно  не  доверяли  узбекам и  таджикам,
составляющим  основу таких  банд-формирований. Пострадавшие  более всего  от
ввода  советских  войск,  живущие  на  севере  миллионы  таджиков и  узбеков
подвергались  нападениям,  принудительной   коллективизации,   насильственно
переселялись в другие места.  Причем зачасгую это  делали из особого  рвения
правительственные пуштунские чиновники, всегда с подозрением  относившиеся к
своим национальным  меньшинствам.  Именно поэтому  наиболее  непримиримыми и
самыми отчаянными стали  живущие на севере представители  этих меньшинств. И
именно  поэтому их было так много среди бандитов, осуществлявших контрабанду
наркотиков и оружия через границы.
     В тот момент на  торговой улице появилось  несколько человек  из отряда
Нуруллы,  отличавшихся  большей дисциплинированностью  и  порядком.  Тут  же
раздалось несколько  выстрелов. Растерявшиеся люди Алимурата спешно покинули
городок.
     Среди  погибших  оказался  и  неосторожно выбежавший  с винтовкой  брат
Али-Рахмана.  Стоявший за  прилавком  молодой  парень,  напуганный  грохотом
выстрелов  и  смертью второго  хозяина,  оттащил тело в  лавку,  прикрыл его
мешками и тут же сбежал, решив больше не искушать судьбу.
     Падерина  и  Чон  Дин  неспешно, как  и  подобает  настоящим  путникам,
двигались  на север. До предполагаемого  лагеря Нуруллы было около  тридцати
километров,  и  их можно  было  пройти за весь день. Привыкшие  к физическим
нагрузкам, оба  офицера старались максимально  беречь  силы, делая  короткие
привалы через каждые два часа.  Наконец, поздно  ночью, они все-таки вышли к
небольшому каменистому плато, освещенному со всех сторон огнями.
     Недалеко  шумели  машины.  В отряде  Нуруллы  были даже два БМП  и пять
грузовых  машин, что позволяло ему быстро перебрасывать своих людей в случае
необходимости.   Нурулла  занимался  контрабандой,  не  брезгуя   доставлять
наркотики  из  Пакистана  для  последующей переправки  в  Иран  и  в  бывший
Советский Союз, откуда  груз часто шел в Европу. Несмотря на строжайшие меры
исламского  правительства  Ирана,  боровшегося  с торговцами  наркотиками  и
контрабандистами самыми решительными  мерами, вплоть до смертной казни, этот
бизнес по-прежнему процветал, так как приносил невиданные прибыли.
     Особенно  раздражало  иранские власти и то  обстоятельство,  что  среди
контрабандистов  было  много бывших  моджахедов,  боровшихся  с  неверными и
соответственно получавших оружие  и деньги из Ирана. Теперь, когда основного
врага  уже   не   существовало,   многие   бывшие  "идейные"   оппозиционеры
переключились  на "прибыльные"  переправки  запрещенных  грузов, охраняя  их
полученным прежде оружием для борьбы с безбожной властью.
     Иранские власти не  просто преследовали контрабандистов,  они вешали их
после  показательных  процессов,  дабы никто  не  мог  усомниться в  чистоте
помыслов  настоящего  исламского  правительства.  И  здесь  действия   Ирана
получали абсолютную поддержку стран Запада, так сильно страдавших от наплыва
наркотиков.
     Но к  тому  времени  вся Средняя  Азия превратилась  в  огромную  дыру,
через.которую  просачивались   тысячи   контрабандистов,   переправляя  свой
смертельный  груз.  Граница,  некогда  единая  и монолитная, превратилась  в
лоскутное одеяло, где каждый участок охраняли собственные пограничные войска
только  что   образованных   государств.   А   в   самом   Таджикистане  шла
непрекращающаяся гражданская  война.  Все эти  события, наложенные  друг  на
друга, позволяли  почти  беспрепятственно переправлять  грузы наркотиков  из
Средней Азии в Европу, зачастую даже на специально зафрахтованных самолетах.
     Чуть  в  стороне от плато,  там, где находились машины,  было небольшое
поселение,  домов  на сто-сто пятьдесят.  Уставшие путники направились туда.
Они постучали в первый попавшийся дом.
     - Входите, - радушно открыл им какой-то старик.
     После обмена  приветствиями их провели во внутренний дворик. Старик сел
перед ними.
     - Откуда вы пришли, - спросил он, - как долог был ваш путь?
     -  Мы  идем из Зебака, а до этого  прошли много  дорог  пути. Наша цель
добраться до границы, но  мы хотим еще войти  в город Ишкашим, где нам нужно
передать поручение нашего брата, да сохранит Аллах ему жизнь на долгие годы,
- ответил Чон Дин.
     - Ты, я вижу, не пуштун и не таджик. Скажи мне, как тебя зовут и откуда
ты пришел?- спросил старик.
     - Мы путешествуем из славного города Шибиргана  и прошли много дорог. Я
кореец. Мое имя Ван Дин, а это моя супруга.
     -  Я  сразу понял,  что  вы с  запада.  В  Шибиргане живут много  твоих
сородичей?
     - Да, - офицер  знал,  что в  городе действительно компактно  проживала
довольно  большая  колония  киргизов и  корейцев.  Это  входило в  часть его
легенды, и он спокойно продолжал беседу.
     Падерину  в это время  увели на женскую  половину  дома.  Она осторожно
отцепила пояс  с пистолетами  под паранджой и сняла его вместе с  нею. Затем
устало опустилась на подушки, любезно предложенные женщиной.
     Хозяйка внимательно рассматривала гостью.
     - Ты не пуштунка? - спросила она на фарси.
     - Нет, мой муж кореец, а я из туркменов - сообщила Падерина.
     - Я поняла сразу, едва взглянув  на тебя,  наверное, твоя  мать из рода
хорезмцев или  хазарейцев,  ты  слишком  высокая  и  светлая,  -  улыбнулась
женщина.
     - Да, - кивнула Падерина, чувствуя как от усталости кружится голова.
     Принесли еду и, прочитав короткую молитву, они принялись  есть. Рядом с
хозяйкой дома сидели  две женщины,  примерно  лет тридцати пяти-сорока.  Это
были невестки хозяйки.  Одна была таджичкой,  другая  узбечкой.  Обе женщины
молчаливые и покорные спокойно  слушали свою  свекровь, не решаясь принимать
участие  в  беседе.  Они   сидели  на  полу,  как  и  положено  в  настоящем
мусульманском доме местных таджиков. Еду приносили девочки - внучки хозяйки.
     - Говорят, в Зебаке сегодня  утром убили несколько человек, - вздохнула
женщина, - вы ничего там не видели?
     -  Нет, мы сразу ушли, но мы слышали,  как  там  стреляли,  -  ответила
Падерина.
     -  Трудный, очень  трудный  путь вы прошли.  Сам Аллах  помогает вашему
испытанию, - сердечно отозвалась  хозяйка дома, - в такое трудное время идти
куда-нибудь требуется большое мужество. И терпение.
     - Мой муж храбрый человек, - улыбнулась Падерина, - Аллах не послал нам
детей  и я  благодарна  ему за  такого  мужа.- Хозяйка  понимающе  наклонила
голову.
     -  А что  за лагерь здесь совсем рядом? - спросила Падерина,  зная, что
женщины бывают всегда осведомлены даже лучше мужчин.
     - Этого бандита  Нуруллы, да  покарает его  Аллах,  - негромко ответила
женщина, -  мои  дети  в  Файзабаде  в  полках  генерала  Дустума,  а  здесь
хозяйничает этот безбожник.
     - Он давно здесь находится?
     - Несколько дней, - охотно ответила женщина, - мы ждем, пока наконец он
уберется. А вчера к нему прилетала летающая машина.
     - Какая машина? - насторожилась Падерина.
     - Летающая машина, - сказала хозяйка дома, - и мы думали, что они будут
бросать  сверху бомбы на  наш кишлак, но они немного полетали, потом сели, А
скоро улетели.
     -  У  бандитов  есть  такие   машины?  -  офицер  разведки,  она  сразу