но своеобразное возмездие за десятилетие отчаяния и ненависти. Посеявшие
бурю - пожинают ураган.
     Война сделает из  мирных афганских крестьян  профессиональных наймитов,
убийц по контракту и это  будет гоже итогом десятилетнего противостояния. Но
война  игменила не  только  менталитет афганских  крестьян  Прошедшие  войну
оставались  на  всю  жизнь  ущербными  инвалидами,  ибо, оставаясь физически
целыми, они  нравственно перерождались. Нельзя убивать друтого человека и не
терять  ничего  в   своей  собственной   душе.  Нельзя  видеть  кровь  и  не
содрогаться. Нельзя стрелять по живым мишеням, получая при этом своеобразное
удовлетворение.   Как  только   это   проискодит,  духовному   существованию
индивидуума  приходит  конец  и   вместо  него   появляется   хладнокровное,
эгоистическое  существо,  нравственно  ущербное,  с  чудовищным  потенциалом
равнодушия к чужой боли.
     Нужно  обладать  очень  большим  запасом  душевных  сил,  нравственного
здоровья, чтобы противостоять всем ужасам войны и ее разлагающему влиянию.
     Асанов стал с  удивлением замечать, что храбрость Черкасова граничила с
дерзостью, хладнокровие сменилось  жестокостью, а  равнодушие  к  чужой беде
становилось нормой. Узнав о том, что два батальона одного из полков народной
афганской  армии  собираются  перейти  на  сторону моджахедов,  Черкасов  не
колеблясь  вызвал  штурмовые самолеты и  вертолеты для  полного  уничтожения
предполагаемых дезертиров.
     Двигавшиеся по дороге машины и техника полка вместе с  находившимися  в
них  людьми  были  подвергнуты  прицельному  бомбометанию.  Ошеломленные   и
раздавленные   внезапно  появившимися  самолетами  бойцы  даже  не  подумали
организовать  сопротивление,  рассредоточиться,  попытаться  найти  укрытие.
Практически  с  близкого  расстояния  они  были  расстреляны  и  .растерзаны
сыпавшимися на их головы бомбами. Среди тех, кто  уничтожал этот полк, был и
полковник Руцкой, будущий Герой Советского Союза  и  вице-президент огромной
страны. При этом ни он, ни его товарищи не видели в  подобном задании ничего
противоестественного,  ибо  война   приучала  к  жестокости   и  крови.   Из
находившихся  на дороге  полутора тысяч человек уцелело не  более  тридцати,
которых  потом   вылавливали   по  одиночке   сотрудники  афганских  органов
безопасности.
     Асанов был недоволен. Более того, он  был взбешен. Вызывать штурмовиков
на  людей,  не  разделявших  идеологических  позиций  официальных  афганских
властей, было,  по его мнению,  слишком жестоко. Он  понимал,  что многие из
уходящих батальонов могли воевать в  будущем на стороне  моджахедов. Но даже
это,  по  его мнению,  не оправдывало такой варварской бомбардировки  полка.
Среди  погибших   людей   могли  быть  растерявшиеся,  запутавшиеся,  просто
поддавшиеся на  уговоры люди. По  его  мнению,  следовало окружить уходивший
полк  и попытаться  поговорить  с его  неформальными лидерами.  А уничтожить
полк, не  имевший  огневой поддержки и  тяжелого вооружения, не представляло
никакого труда. Но  Черкасов с ним не соглашался. Это была их первая крупная
размолвка. Черкасов не понимал,  почему он должен был  уговаривать  уходящих
дезертиров.  Они двигались к  границе,  чтобы влиться в  ряды  революционной
оппозиции  и этим поставили  себя вне закона, считал Черкасов. А  сам Асанов
видел  в  этих  людях  темных,  зачастую полуграмотных  бывших  крестьянских
парней, не  всегда  разбирающихся  в  ситуации  и  тем  более  не понимающих
идеологические мотивы своего решения.
     Но Черкасов  тогда  не принял его  точку зрения.  Асанов разрешал своим
подчиненным  иметь  свое  мнение,  однако   позиция  Черкасова  его  глубоко
задевала. Это был первый  такой случай в его  биографии. Среди офицеров ГРУ,
известных  своим интеллектом и творческим потенциалом,  меньше  всего  можно
было найти бездумных исполнителей или жестоких наймитов.
     Старший лейтенант  по-прежнему оставался  одним из лучших его офицеров,
таким  же  смелым,  храбрым,  находчивым,  отчаянным,  но  Асанов,  сумевший
разглядеть нечто глубоко чуждое его  сути, уже не мог относиться к Черкасову
с прежней симпатией.
     А потом  он уехал  в Москву,  куда подполковника Асанова отозвали зимой
восемьдесят восьмого. Когда  через десять месяцев Асанов вернулся, Черкасова
уже не было среди  офицеров ГРУ. Он  был откомандирован в Киев, где проходил
переподготовку.
     Позже Асанов  узнал, что за драку в ресторане Черкасов был  отчислен из
офицерского состава ГРУ и  вообще оставил армейскую службу. Случайно, спустя
несколько лет, он узнал подробности всего инцидента.
     В  мае восемьдесят  девятого  вся  страна  смотрела  заседания  съезда,
взволнованно обсуждая  выступления народных депутатов.  Это был  первый опыт
подлинной  гласности,  и от непривычного зрелища многие  проводили у голубых
экранов целые дни,  стараясь не упустить  никаких  подробностей. На одном из
заседаний  академик  Сахаров  заявил,  что  ввод   войск  в  Афганистан  был
трагической  ошибкой.  С  этим можно  было  согласиться,  но  когда  немного
растерявшийся и плохо  изъяснявшийся академик неодобрительно отозвался  и  о
Советской  Армии,  выполнявшей в Афганистане волю политического  руководства
страны, в  зале  поднялся шум. Начался  скандал. Многие выступавшие, глубоко
оскорбленные выступлением  Сахарова, опровергали  его слова,  доказывая, как
действительно  героически  сражались  офицеры  и  солдаты  Советской  Армии.
Попросивший вновь слова  для  выступления  Сахаров,  которому уже просто  не
давали говорить, заявил, что никогда и не  думал  оскорблять  представителей
армии, ее воинов. Но в зале уже не хотели слушать.
     Вечером этого дня Черкасов с товарищем обедали в ресторане.  Как первые
плоды  намечавшейся  кооперации и капитализации в  стране начали  появляться
богатые  и очень богатые люди. Сидевшие за соседним столом люди, относящиеся
ко второй категории "очень богатых" хозяев жизни, основательно нагрузившись,
начали издеваться над двумя боевыми офицерами, один  из которых был в форме.
Черкасова, сидевшего в штатском, они не тротали. А приехавший к нему офицер,
бывший  десантник,  потерявший  руку  в  Афгане,  молча  слушал,  как пятеро
разгоряченных парней издеваются над его армейским прошлым. А затем встал...
     Черкасов  просто  не  мог не вмешаться.  Вдвоем  с  этим  офицером  они
измордовали пятерых  обидчиков до  такой степени,  что  трое из них попали в
больницу.  Но зато  Черкасов сразу вылетел из  личного состава офицеров ГРУ.
Никто  даже  не захотел  разобраться  в случившемся, понять мотивы поступков
старшего  лейтенанта.  Асанову  рассказывали  позже,  что однорукий  офицер,
бывший десантник и  снайпер стал одним из самых  известных  киллеров страны,
словно  в  отместку  за  свою  изуродованную   жизнь.  А  Черкасов,  полгода
проходивший  без работы и  едва  избежавший тюремного наказания, вернулся  в
родните Казань и устроился работать в какой-то частный кооператив.
     К этому времени процесс "демократизации" страны вступил в свою решающую
фазу  и  сразу начался невиданный рост преступности. По стране бесконтрольно
гуляли тысячи единиц неучтенного  оружия,  множились  банды, терроризирующие
местных жителей, с каждым днем увеличивалось число финансовых афер, делавших
их обладателей  миллионерами. И, наконец, после развала  огромной  страны по
стране   прокатился   настоящий  вал   преступности.  Вспыхнули  вооруженные
конфликты  между  Грузией  и  Осетией,  Грузией  и  Абхазией,   Молдавией  и
Приднестровьем.  Между Азербайджаном  и  Арменией  началась широкомасштабная
война с применением танков, артиллерии и авиации. В Таджикистане трагическое
гражданское  противостояние  унесло более  ста тысяч  жизней. В самой России
полыхал   северокавказский  регион,  где  усиливалось  противостояние  между
Осетией и Ингушетией, где функционировала не признающая российских законов и
все более криминализирующаяся Чеченская  республика, где  практически раз  в
несколько  месяцев террористы  устраивали показательные захваты автобусов  с
заложниками - женщинами  и  детьми. В самой Москве,  в  Санкт-Петербурге,  в
других крупных городах заказные убийства стали обычным явлением, перестрелки
между мафией уже  никого  не удивляли,  а  люди боялись выходить на улицы  с
наступлением сумерек. В Казани к тому времени  сложилась  своя специфическая
ситуация, при которой рост детской преступности намного опережал рост  общей
преступности.   Подростки,   разделившиеся   на   самые   настоящие   банды,
возглавляемыe  порою опытными рецидивистамк, профессиональными  грабителями,
"ворами в законе", наводило ужас на улицах города.
     С  этим явлением безуспешно пытались бороться. В  город перебрасывались
крупные  дополнительные  силы органов внутренних дел, проводились плановые н
внеплановые мероприятия, показательные процессы, рейды, облавы - но все было
малоэффективно, преступность продолжала расти. К тому времени бывший старший
лейтенант военной разведки, профессионально  подготовленный и слишком  много
умевший, стал руководителем одной из caмыx дерзких  и жестоких групп города,
занимавшихся рэхетом и вымогательством.
     Он разбогател, у него  появился "мерседес",  красивая подружка, большая
пятикомнатная  квартира  в  центре  города,  своя  загородная  дача,  но его
взгляд...-  иногда,  словно  что-то  вспоминая, во взгляде вспыхивала  такая
неистовая  тоска,  такое  жуткое  отчаяние,  что видевшие  его глаза спешили
убраться, не попадаясь больше на его пути.
     Черкасов начал пить. Он мог много выпить, тяжело хмелея, когда спиртное
не снимает напряжения, а наоборот, превращает  более  или менее  нормального
человека в чудовище, готовое на любое преступление.
     Как  известно,  сильное опьянение  приводит  к различным  последствиям.
Первое  из них - "состояние  веселия" - когда  после  принятия ненормального
количества  алкоголя человеку становится смешно глядеть на  окружающий  мир,
его радует все вокруг, он задевает прохожих, веселится, как может.
     Второе состояние - "тяжелого сна", когда огромная доза алкоголя бьет по
нервам и разуму с такой силой, что человек просто выключается из норглальной
жизнедеятельности, проваливаясь в тяжелый,  почти мертвецкий  сон. При таком
воздействии спиртное действует, как удар молота.
     И,  наконец,   третье   состояние  -  самое  страшное,  когда   человек
превращается  в зверя,  неспособного нормально  мыслить  и  осознавать  свои
действия.  Когда  тоска,  обида,   неустроенность,   боль,   помноженные  на
чудовищную  дозу  алкоголя,  бьют  по психике  индивида и превращают  его  в
одичавшее, захлебнувшееся в своей злобе животное.
     Черкасов  впадал  обычно в  третье состояние,  при котором рядом  с ним
боялись  появляться  даже  его ближайшие  помощники,  даже  его  симпатичная
подружка. В  пьяной ярости он мог  убить любого, попавшегося на его пути,  и
это все хорошо знали.
     Именно  так и  случилось однажды  зимним вечером. Они  привезли деньги,
полученные от обираемого ими директора крупного мехового  магазина, и решили
отметить "выручку". Пили они долго, почти до  утра. А затем, когда завязался
ожесточенный, горячий  спор,  возникший,  как  обычно  бывает,  из  пустяка,
Черкасов в ярости убил двух самых  близких  своих ребят, буквально растерзав
обоих. Правда, преступление так и не было раскрыто. Утром трупы ребят увезли
"шестерки" Черкасова и все постарались забыть происшедшее.  Но слухи об этом
уже поползли по городу.
     Спустя два месяца Черкасов был убит в одном из ресторанов, где он любил
обедать со своей подружкой. Наемный киллер  аккуратно  прострелил ему висок,
не оставив ни единого шанса. Слишком многие в Казани, да и в его собственной
банде  считали,  что  он  становится неуправляемым. Только на кладбище вдруг
вспомнили,  что старший  лейтенант  Вячеслав  Черкасов бывший офицер военной
разведки, имеющий орден Красной Звезды и медали за войну в Афганистане.
     На  похороны  Черкасова  съехались  многие  "авторитеты" не  только  из
Казани,  но и  из  соседних городов.  Приехали даже  "гости" из Москвы.  Его
хоронили  торжественно, по  высшему разряду, словно в насмешку над его вечно
неустроенным бытом,  над его  неудавшейся  личной жизнью.  И  даже несли  на
подушечках его боевые  награды. Среди провожавших Черкасова в последний путь
не  было его боевых  товарищей, не  было  ветеранов афганской кампании.  Он,
изменивший  их боевому братству,  был чужим для своих и своим для чужих. Так
его  и похоронили  -  на элитарном казанском кладбище среди бывших партийных
чиновников и видных деятелей прежнего режима.
     А  подружка  его, успешно  распродав  все имущество,  быстро исчезла из
города. Некоторые говоряли, что она переехала в столицу. На наследство никто
не претендовал.  Черкасов  вырос  в детдоме и  у него не было  ни родных, ни
близких.  Может,  поэтому  он всегда был таким  отчаянно смелым  и  храбрым,
выросший в детдомовских уличных драках, он не умел щадить себя.
     Асанов   узнал   о   его   смерти  случайно.  На   похоронах  Черкасова
присутствовал еще один бывший офицер, пожелавший остаться неузнанным. Он был
уже известным киллером, но помнил своего кореша. Это был тот самый однорукий
ветеран,  дравшийся бок о бок с Черкасовым  в  киевском ресторане.  Он  знал
последнюю просьбу Черкасова - сообщить о смерти последнего генералу Асанову.
     Выросший без  отца, без родителей Черкасов на всю жизнь сохранил любовь
и уважение  к строгому таджикскому  офицеру,  командовавшему  их  группой  в
Афганистане. Словно  предчувствуя свою гибель, Черкасов  попросил в одну  из
редких встреч своего друга об этом.  У него не было  никого на целом свете и
он справедливо  решил,  что если его вспомнит такой человек,  как Асанов, то
ему будет просто легче лежать в земле. Так он и сказал своему товарищу.
     Тот выполнил  его просьбу, нашел генерала и все ему рассказал. Они пили
в полном молчании за неудавшуюся жизнь Славика Черкасова, за его смерть, так
счастливо избавившую этого человека от дальнейших мучений, за его страдания,
столь обильно выпавшие на долю этого "казанского сироты".



IX
     В  нарушение  всех правил,  предусматривающих  оставление  дежурных  по
лагерю,  Асанов  и  Семенов,  замаскировав  или  закопав  часть   имущества,
отправились за остальными офицерами. Идти налегке было  значительно легче, и
вскоре они уже соединились с группой Рахимова, которые смогли пройти к  тому
времени довольно  большую  часть  пути,  совершая  на каждом отрезке два-три
коротких  перехода туда и обратно. Рахимов,  Елагин  и  Борзунов  с понятным
волнением узнали о  гибели майора  Машкова.  Особенно  был  огорчен  капитан
Борзунов, успевший довольно близко подружиться с погибшим офицером. К вечеру
следующего дня  они возвратились  в  лагерь.  За время  их  отсутствия здесь
побывали только птицы,  чьи следы они сразу обнаружили. В этих  горах вообще
мало бывало случайных гостей или одиноких путников - здесь в одиночку просто
нельзя было выжить.
     Но от Падериной и  Чон  Дина  не  было  никаких известий.  По  расчетам
Асанова, двое офицеров, посланных в  Зебак, уже давно должны были вернуться,
но их все еще не  было. Правда,  они  договорились,  что  контрольным сроком
будут считать утро  завтрашнего дня, когда исполнится ровно двое суток после
их выхода из лагеря.
     По  плану операции  после  уточнения  исходных  данных  и подтверждения
полученных  от связного сведений,  они  должны  были  выдвинуться  к  лагерю
Нуруллы,  в район Ишкашима и попытаться, на  месте разобравшись с ситуацией,
освободить полковника Кречетова. При этом план взаимодействия предусматривал
и  активные  боевые  действия  группы Асанова,и скрытые, традиционные приемы
военных разведчиков в боевых условиях.
     Только Асанов знал, что их попытки должны быть лишь демонстрацией силы.
И только его  первый заместитель Рахимов имел маленький конверт, который  он
должен был вскрыть в случае смерти командира. Там были  инструкции Рахимову,
как действовать в подобной ситуации. В случае любой опасности Рахимов должен
был уничтожить конверт. На  время экспедиции оба офицера  предпочли забыть о
существовании  этоТо  конверта.  Правда,  сам  Рахимов  был  бы  чрезвычайно
удивлен,  узнай  он, что в конверте  стоит всего одна  фраза "Бросайте все и
прорывайтесь к границе  любым способом". Секретность  операции  была такова,
что  ее не  могли доверить даже подполковнику военной  разведки,  вручив ему
запечатанный  конверт. Только Асанов знал все  подробности, и только он имел
право принимать самостоятельные решения.
     На следующее утро, так и не дождавшись своих офицеров,  Асанов приказал
готовиться  Рахимову и  Семенову. Последний не говорил  на местных  языках и
должен  был сыграть роль немого спутника  отлично  подготовленного Рахимова,
очень похожего  на местных пуштунов, словно  он всю  жизнь провел в пустынях
Регистана. А вот якут Семенов мог сойти за киргиза или туркмена из  западных
областей страны.
     Асанов понимал, как рискованно отправлять почти  сразу за первой парой,
вторую, но  у него  не было другого  выхода. Потеряв еще двоих офицеров, его
отряд просто не смог бы выполнить поставленную задачу силами пятерых человек
и вынужден  был ждать пока не объявятся Падерина и  Чон Дин. А ждать не было
времени.  Риск  состоял из того  объяснения, что  в небольшой городок  сразу
вслед за первой  парой незнакомцев  приходит вторая  и уже  это  одно  могло
вызвать подозрения.  Но В данном конкретном случае  риск был  оправдан еще и
тем, что они привлекут к себе  еще большее  внимание,  а это  в конце концов
было их главной задачей.
     Рахимов,  хорошо знавший местные обычаи, взял с  собой длинный  большой
нож,  которым  обычно резали  баранов.  При  необходимости  его  можно  было
использовать и  как холодное  оружие. У Семенова под халатом был  прикреплен
пистолет.  Сам Рахимов  обычно вешал пистолет  на пояс,  так  как мешковатая
куртка  и широкий  пояс,  наматываемый  прямо на  нее,  могли спрятать  даже
несколько пистолетов, делая их обладателя просто немного полнее.
     Отправляя  вторую  пару,  Асанов  понимал,  что это  их последний шанс.
Слишком непредсказуемым  оказался  их  путь  в эту небольшую долину. Слишком
тяжелая дорога вела их в лагерь Нуруллы.
     Глядя,  как  уходит  еще одна пара,  Асанов  не  находил  себе места от
беспокойства. Он, вообще не  любивший подставлять своих людей, терять их,  в
тяжелых  ситуациях всегда предпочитал не рисковать своими офицерами. А здесь
в первой паре он даже отправил женщину. Именно поэтому он волновался сильнее
обычного. Война - дело грязное  и сугубо мужское. Женщины здесь не всегда на
своем месте. От понимания этого делалось еще неспокойнее на душе.  У обычных
моджахедов  еще можно было встретить благородство, жалость  к  побежденному,
милосердие к пленным. У бандитов такие чувства  начисто атрофировались.  А у
фанатиков   Абу-Кадыра,   озлобленных  и   неустроенных  после  изгнания  из
Таджикистана,  вообще не было в  правилах  оставлять в живых пленных.  После
долгих издевательств им просто отрезали головы.
     Рахимов  и  Семенов,  немного  задержались  в  лагере,  где  все  ждали
появления первой пары, пришли в Зебак, когда солнце уже поднялось достаточно
высоко,  освещая  непокорные  горы  и  жилища горцев.  В самом  городке было
спокойно. Они сразу направились в местную чайхану, как  и подобает  путникам
после нелегкого пути.
     В  ней почти не было  посетителей, за исключением нескольких  стариков.
Рыжий, краснобородый чайханщик принес им чай и сразу удалился. Здесь платили
любой валютой, какую имел посетитель. Можно было заплатить китайскими юанями
или  американскими долларами, принимали российские и даже таджикские  рубли,
пакистанские рупии  и иранские  тумены.  Не верили только в  местные афгани,
совершенно обесцененные и не прини