Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
принадлежность и организациям, печально известным своими репрессиями и
преследованиями, сделала из него безработного. В тридцать лет он стал никому
не нужен в своей стране, в своей Литве.
К тому времени потерял свое былое значение и всемирно известный театр в
Паневежисе, когда умер режиссер, сошли со сцены многие актеры и театр
превратился в 'заурядный провинциальный театр времен Литовской республики.
Еще через два месяца Моргунаса стали называть оккупантом, прислужником
русских, кровавым палачом афганского народа. Он, честно и преданно служивший
своей стране, проливавший кровь во имя ее идеалов, оказался вдруг,
предателем и наймитом для одной сотой ее части, в той местности, где жили
представители его народа.
Это было больно, горько и обидно. Никто не хотел слушать, никто не
хотел понимать. Родители, видевшие его состояние, советовали ему уехать,
перебраться в соседнюю страну, но он не представлял себе жизни без них, без
блестящего Вильнюса, без старинного Каунаса, без родного Паневежиса. Это
была его родина, и он никуда отсюда уезжать не собирался.
А спустя еще некоторое время его хоронили в родном Паневежисе. Так и не
приняв распада большой страны, не сумев примириться с чертиками из
табакерки, он ушел из жизни растерянный и обманутый.
В последние дни он вспоминал друзей, звонил им из Литвы. Последний
разговор у него был с генералом Акбаром Асановым. Он ничего не сказал своему
бывшему командиру, уверяя его, что жизнь налаживается. Застрелился он утром,
на своей квартире в Вильнюсе, где жил один, так н не успев жениться. А
может, этой к лучшему. У него даже не было своей любимой девушки. В
Афганистане ему казалось, что вся жизнь еще впереди. В последние минуты он
вспомнил, как выводил под огнем моджахедов свой БМП. На столе нашли записку
с несколькими словами: "Прости меня мама, больше так не могу. Похороните в
Паневежисе, рядом с. бабушкой".
VII
Тяжелая и нелепая смерть майора Машкова потрясла всех четверых.
Оставшийся спуск прошел в полном молчании, пока наконец в полночь они не
вышли к небольшой реке, где Асанов объявил еще один привал. Он решил сам
дежурить в эту тяжелую ночь, давая отдых всем троим офицерам. Падериной и
Чон Дину нужно было отоспаться перед завтрашним выходом в Зебак, а Семенов,
протащивший всю группу ведомым, просто мог свалиться от усталости. Кроме
того, им предстояло разбить лагерь, идти обратно за грузом и охраняющими его
офицерами.
Он ходил в эту ночь с тяжелым грузом давящих на него воспоминаний.
Генерал понимал, что их операция необходима. Командование службы внешней
разведки и его собственное руководство, планируя эту операцию, исходили из
исключительности задания полковника Кречетова и его обязательного
закрепления в Афганистане. Но в качестве доказательства был избран отряд
Асанова, который по логике должен был погибнуть, доказывая всю важность
захваченного офицера. Еще не достигнув цели, они уже потеряли двоих
офицеров, и Асанов боялся, что это будут не единственные потери в этой
экспедиции.
И его задача, командира и старшего по званию офицера, была четко
сформулирована. Сначала закрепление Кречетова, затем проход бтряда и
безопасность его членов. Только затем.
Захватившие в плен Кречетова бандиты Нуруллы должны были убедиться в
его абсолютной важности и сообщить об этом по цепочке. Только тогда им
заинтересуются американские или пакистанские разведчики. Только невероятная
по своей дерзости попытка освобождения Кречетова может создать ему имидж
очень нужного человека, в котором западные спецслужбы должны быть
заинтересованы.
Генерал понимал всю стратегию этой сложной игры. Кречетова нельзя было
просто сдавать американцам. Его нельзя было просто подставлять им. Они сами
должны были заинтересоваться Кречетовым. Они сами должны были узнать о
попытке освобождения одного из офицеров, захваченного отрядом Нуруллы. И,
наконец, они должны были поверить, что сами смогли вычислить принадлежность
Кречетова к разведывательным ведомствам. Для этого и шел отряд генерала
Асанова. Для этого они потеряли уже двух людей. И, наконец, ддя этого они
рисковали своими жизнями, чтобы обеспечить успешное проведение всей
операции.
Никто из спящих сейчас на земле людей, никто из оставшихся в горах
офицеров и не подозревал, насколько сложна и непредсказуема будет их
дальнейшая судьба. Насколько нужно и не нужно освобождать Кречетова. Это
было трудное, высшее математическое уравнение, результатом которого должна
была стать теорема доказательства случайного пленения полковника Кречетова.
Но для этого его люди должны были выложиться полностью. И теперь,
обходя свой импровизированный лагерь, генерал все время размышлял - стоила
ли таких жертв эта теорема. Не слишком ли дорогой была цена за внедрение
агента службы внешней разведки в иностранную разведсеть?
Под утро он разбудил всех троих. Падерина и Чон Дин, развязав рюкзаки,
начали одеваться, готовясь к совместной "экскурсии" в город. Первоначально
на роль супруга для одетой в парацджу Падериной планировался майор
Ташмухаммедов. Он был выше ростом, хорошо знал местные условия, языки,
обычаи, мог стать ведущим в группе. Но после рокового несчастья при
приземлении их план пришлось срочно корректировать. С Падериной отправлялся
Чон Дин, который был чуть меньше ее ростом. И вдобавок не так хорошо знал
местные условия. Правда, здесь имелся и некоторый позитивный результат, так
как Чон Дина при всем желании нельзя было принять за русского шпиона,
настолько характерным было его лицо, кошачья, мягкая походка и внешность
корейца или киргиза. У Падериной под паранджой было спрятано два пистолета -
висевших на специальных ремнях. У Чон Дина ничего с собой не было, если не
считать его рук, по праву считавшихся почти боевым оружием в полевых
условиях.
Когда они были готовы, Асанов пожелал им счастливого пути, напомнил о
связном и потом долго смотрел им вслед. Чои Дин был немного меньше семенящей
за ним женщины, но на Востоке рост мужчины не имел никакого значения в
сравнении с женщиной.
Небольшой городок Зебав насчитывал к началу девяностых годов немногим
более шести тысяч человек, но затем из-за хлынувщих сюда таджикских беженцев
и представителей непримиршдой оппозиции, начал разрастаться и к олисываеыым
событиям насчитывал уже около восьми тысяч человек. При этом в городе жили и
китайцы, и корейцы, и киргизы, и пуштуны. Но больше всего, почти семьдесят
процентов населения города, были таджики, среди которых встречались бывшие
граждане Советского Союза. Среди них было много людей с неустойчивой
психикой, авантюристов и просто бандитов. Всякое действие рождает
противодействие, и победа сторонников Рахманова в гражданской войне в
Таджикистане образовала мощную эмигрантскую волну по ту сторону бывшей
государственной границы СССР.
Даже во время войны Зебак был несколько в стороне от боевых действий,
что было обусловлено его отдаленностью от центра, .труднодоступностью,
горными перевалами и близостью границ могущественного северного соседа.
После распада Советского Союза Зебак становится одним из центров исламских
сил таджикской оппозиции, а также перевалочным пунктом для все более
конкурирующих банд контрабандистов, создавших здесь своеобразное место
встречи наркодельцов. В городе они обменивались последней информацией,
покупали оружие, продавали партии наркотиков оптовым покупателям.
Жителям некогда тихого города не нравилось соседство бандитов и отрядов
оппозиции, но протестовать не имело смысла, да и было опасно. Вот почему
городская власть в Зебаке существовала чисто номинально, а реальная власть
была у контролирующих город отрядов Нуруллы, Абу-Кадыра и Алимурата.
Последний был бывшим командиром батальона народной афганской армии,
перешедший на сторону оппозиции еще в восемьдесят шестом и поддерживающим
военные формирования генерала Дустума.
Зебак был расположен в провинции Бадахшан, на самом севере страны.
Столица провинции, ее административный и политический центр Файзабад
находился в ста километрах отсюда. В условиях постоянной войны,
противоборства различных отрядов, не прекращающихся стычек между разными
бандами, до Файзабада добраться было практически невозможно. Это не считая
труднопроходимых горных дорог, часто засыпаемых снегом и камнями. Сам город
Зебак был расположен на высоте более чем пяти тысяч метров, окруженный со
всех сторон всегда величественными и снежными вершинами. В такой ситуации
сто километров, отделяющих Зебак от Файзабада, и более четырехсот километров
до Кабула делали их какими-то нереальными городами, словно расположенными на
другой планете, живущими по своим собственным законам и не имеющими никакой
связи друг с другом.
Зато отсюда было почти сорок километров до границы с Пакистаном и еще
столько же до Читрала, пакистанского небольшого городка, где находился
резидент ЦРУ и представители пакистанской военной разведки Именно для них и
планировали весь своеобразный спектакль группы Асанова.
Войти в городок, где живет всего несколько тысяч человек,
незамеченными, невозможно. Именно поэтому Падерина и Чон Дин постарались
попасть в Зебак после утреннего намаза, когда жители уже начали выгонять коз
на горные поляны. Городок постепенно оживал - люди спешили строить,
торговать, мастерить. Дымились домашние тендиры - своеобразные мини-пекарни,
где готовился хлеб на всю семью. Некоторые мужчины спешили на небольшие
поля, расположенные у подножья гор.
В этом горном городке не было своего большого базара, так характерного
для восточных городов. Вместо него функционировала одна небольшая улица, где
были расположены лавки нескольких местных торговцев и приезжающих сюда из
других областей купцов.
Если бы не отряды Нуруллы и Алимурата, время от времени устраивающих
кровавые разборки, если бы не боевики Абу-Кадыра, жители городка жили бы
своей размеренной жизнью, какой жили их предки за тысячу лет до Описываемых
нами событий. Но война властно вмешалась в тихую мирную жизнь Зебака. На
улицах города стали появляться пьяные люди, что было дико для горцев, не
знавших до того таких порогов. Кое-где раздавались выстрелы, слышались крики
загулявших боевиков. Война разрушила весь традиционный уклад жизни, внесла
сумятицу в умы горожан, породила ранее неведомые пороки и беды.
Двое вошедших в городок людей сразу обратили на себя внимание. У одного
из домов они остановились около одиноко сидевшего старика. В тяжелых, горных
условиях, когда все члены семьи обязаны трудиться, дабы выжить, созерцателем
и наблюдателем может быть только абсолютно немощный старик. Именно такой и
сидел перед ними.
- Ассалам аллейкум, - поздоровался на фарси Чон Дин, - да пошлет Аллах
удачу этому дому.
- Валлейкума салам, - отозвался старик, - кого ты ищешь, незнакомец,
могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
- Мы пришли издалека, - начал Чон Дин, - наш путь был долгим и трудным.
Мы ищем здесь лавку Али-Рахмана, да будет благословенно имя его и имя его
отца.
- Это недалеко, - показал старик, - совсем рядом. Пройдите вперед три
дома и сверните направо. А потом-все время прямо. Наши лавки расположены
там.
- Спасибо тебе, добрый человек.
- Но Али-Рахмана, кажется, нет, - вдруг добавил старик, - я уже два дня
не вижу его.
- Мы посмотрим, - улыбнулся Чон Дин, взглянув на Падерину. Та согласно
кивнула головой.
Они прошли по дороге, указанной стариком, выпили воды у колодца и
направились дальше. У некоторых домов стояли телеги без лошадей. Очевидно
всех лошадей успели мобилизовать для прохождения горных троп или бандиты,
или правительственные войска. Хотя жители города давно не различали кто есть
кто, не пытаясь, разобраться в хитроумных сплетениях кабульской официальной
политики.
Ближе к дому Али-Рахмана телеги встречались все реже, ибо торговцы, как
народ предприимчивый, предпочитали прятать своих лошадей и соответственно
телеги от назойливых посетителей и незваных гостей. Торговая улица Зебака
была вместилищем двадцати-тридцати лавок и пекарен, и если раньше здесь еще
можно было услышать голоса или громкие споры, то теперь, вот уже несколько
лет, на улице стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь изредка случайными
покупателями.
Лавка Али-Рахмана была ближе к концу улицы, там, где начинался обрыв и
весело журчала небольшая реч ка, Чон Дину сразу не понравилась
подозрительная тишина у этого дома, хотя сама лавка была открыта. Он сделал
знак Падериной остановиться и тихо попросил:
- Я пойду первым. Если понадобится, вы войдете позже. На войне все
решают секунды. Правильная тактика - верный залог успеха.
Подполковник Падерина согласно кивнула головой. Она понимала, что войти
для первого контакта должен мужчина. Это было правильно по местным нормам и
верно с точки зрения психологии афганских моджахедов, если бы вдруг они
оказались в этой лавке.
Чон Дин, наклонившись, вошел в лавку Али-Рахмана. За прилавком стоял
молодой парень лет двадцати в обычном для этих мест наряде - широких штанах,
рубахе навыпуск, тяжелой безрукавке из козьей шкуры.
- День добрый, - поздоровался Чон Дин, - мне нужен Али-Рахман.
- Добрый день, - отозвался парень, - но его нет. Он уехал в Кабул.
- Прости меня за мою назойливость, - на Востоке приняты витиеватые
выражения и многословные формулировки, - но ты не мог бы мне сообщить, когда
это произошло?
- Два месяца назад.-сообщил парень, - он вернется через еще один месяц.
"Почему он врет? - подумал Чон Дин, - ведь им передали этот адрес
несколько дней назад. Неужели у них не было никаких контактов с этим
связным? Непонятно. Нужно проверить", - решил он и спросил:
- Прости меня еще раз, но скажи, ты не ждешь никаких известий из
славного города Дели?
Парень замер, покраснел, посмотрел по сторонам.
- Войди, - показал он на другую дверь, пропуская в соседнюю комнату
гостя первым.
- Как ты сказал? - спросил, заикаясь, парень.
- Не ждешь ли ты каких-нибудь вестей из Дели? - повторил Чон Дин и
вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Он резко обернулся и
увидел направленное на него дуло винтовки.
VIII. Воспоминания. Старший лейтенант Вячеслав Черкасов
Из всех офицеров, прошедших войну вместе с Акбаром Асановым, это был
самый дерзкий, самый отчаянный и самый смелый. Скорее, даже безрассудный,
если такой термин может быть применим к офицеру военной разведки. Казалось,
он был заговоренный. Смерть избегала его, словно опасаясь отчаянного напора
этого человека, его колоссальной внутренней энергии. Пули дважды пробивали
ему куртку, даже не задев ее обладателя. Вместе с десантниками он бывал в
самых трудных местах, лазил в горы, ходил один в кишлаки. Его информация
всегда была точной и своевременной, словно он опрашивал руководителей
моджахедов, перед тем как принести сведения.
В Афганистан он попал летом восемьдесят шестого. К тому времени стало
ясно, что предстоит затяжная война. Несмотря на все усилия, в предыдущие
годы перелома в войне добиться так и не удалось. Племена, кочевавшие на юге
по всей афгано-пакистанской границе, по-прежнему отказывались признавать
безбожную власть, столь строго ограничивающую их традиционное перемещение. В
горах устанавливались свои законы, с запада шли отряды наиболее непримиримых
фанатиков, получавших оружие и деньги из соседнего Ирана. Практически все
соседи Афганистана оказались втянутыми в эту войну. Исламский Иран с самого
начала широко практиковал помощь религиозным отрядам, выступающим под
знаменами исламской революции. Несмотря на изнурительную войну с Ираком,
иранское правительство находило возможность для помощи своим
братьям-единоверцам в соседней стране. Правда, делать э,то прихо' дилось
достаточно осторожно, дабы не разозлить своего могучего северного соседа.
Проамерикански настроенный Пакистан никогда и не скрывал своей позиции.
Тысячи инструкторов из западных стран, мощная поддержка оружием, непрерывные
поставки медикаментов, продовольствия, техники для воюющих моджахедов не
были особым секретом. Поставки шли из Америки и Израиля, из Франции и
Англии, из Китая и Германии. Миллионы долларов оседали в сейфах пакистанских
чиновников, продающих в другие, руки гуманитарную помощь Запада. Еще десятки
миллионов оставались на счетах лидеров афганских моджахедов, на которых не
жалели ни новейшее вооружение, ни щедрые подачки. На севере активизировалась
разведка Китая, считавшего, что активность Советского Союза в этом регионе
противоречит долговременным интересам самого Китая. И, наконец, в конфликте
была задействована Индия, с помощью которой советское руководство постоянно
держало в напряжении огромную по протяженности пакистано-индийскую границу,
оказывая довольно сильное давление на пакистанские власти. Таким образом, в
этом внешне очень локальном конфликте приняли участие страны от Ирака до
Китая, образовав ту самую дугу нестабильности, о которой любил говорить
помощник Президента Картера по национальной безопасности Збигнев Бзежинский,
словно предвидевший последующие события в восьмидесятые годы.
В Советском Союзе утверждалась новая эра. Появились такие слова в
политическом лексиконе страны, как "гласность", "демократия", "плюрализм". А
в самом Афганистане по-прежнему шла война. После восемьдесят пятого-шестого
годов эта война приняла характер партизанской борьбы против гарнизонов
советских войск и собственных неверных, продадшихся иностранцам. В некоторых
областях даже устанавливалось негласное разделение зон, при котором в
крупных городах и поселках действовали представители официальной власти и
части контингента советских войск: а в кишлаках и селениях контроль
оставался за представителями афганской оппозиции.
К тому времени у оппозиции стали появляться подлинные лидеры, способные
на консолидацию довольно большого числа людей, имевшие собственные программы
выхода страны из кризиса. Дсанов иногда встречался с некоторыми из них и
успевал заметить, как выросли в последние годы командиры моджахедов, какой
культурный и нравственный .потенциал заложен в этих людях. Позже в фильмах и
книгах он с удивлением встречал образы всегда непримиримых фанатиков или
почти людоедов, против которых действовали советские солдаты. На самом деле
все это было очень далеко от истины. Среди моджахедов, конечно, бывали и
неистовые фанатики и просто идиоты, но бывали и другие - выпускники лучших
теологических институтов Востока, потомственные аристократы из афганских
родовых семей, крупные инженеры и предприниматели, получавшие образование в
известных центрах научной мысли Франции, Англии, США. Но это касалось только
высшего, очень тонкого слоя афганской оппозиции. На девяносто процентов она
состояла из племенных образований и озлобленных крестьян, просто по
необходимости взявших оружие в руки. Позже многие из них так и не смогут
никогда вернуться в свои дома, на свои поля, в свои кишлаки. Убивать на
воине - станет их основной профессией. И потянутся наемники из Афганистана
во многие бывшие республики Советского Союза, продолжая сражаться и убивать,
слов