А  с Никитиным  ему  разобраться действительно не дали. Сразу после боя
его  увезли на вертолете в штаб, а  оттуда  почти под  конвоем  доставили  в
Душанбе. Уже на следующий день он был на  Чукотке. Через месяц приехала жена
с детьми.
     Иногда  длинными  зимними  ночами Салтыков вспоминал  того  незнакомца,
выпрыгнувшего из вертолета. И каждый раз в душе искренне желал ему удачи.


III
     -  Это  было  правильное  решение,  -  выстрелить в  меня,  -  похвалил
Борзунова  генерал, -  но  запоздалое. Хотя с вашим "решением" нельзя делать
таких резких движений.
     Машков и Чутов, тяжело дыша, поднимались с земли.
     -  Отбой.  Зона  пройдена, - наконец  сказал генерал, - а вы, Борзунов,
только тогда спохватились,  когда получили пулю в живот. Сколько раз говорил
-  нельзя расслабляться.  Самое страшное, это когда  вы  считаете,  что  все
трудности позади. Вот тогда человек расслабляется и все.
     У  павильона  появились Дубчак и Хабибулин. Последний был  весь мокрый.
Установленный под  искусственным болотом  механизм действительно утащил  его
под  воду на целых полминуты. Дубчак  уже успел смыть краску с  головы, куда
попали "вражеские" снайперы.
     - Можете сесть, - махнул рукой генерал, - разбор прохождения зоны будет
позже.   Еще  двое  ваших   ребят  уже   в   компьютерном   зале,   пытаются
проанализировать свои ошибки,
     Машков просто  сел  на землю.  Борзунов так  и  остался  лежать, только
положил  руку под голову. Чутов  прислонился к искусственному  дереву. Здесь
все было искусственное, не настоящее. Это была зона "А" - маршрут для особых
групп специального назначения. На этом полигоне  отрабатывали  свои действия
специалисты  Главного,  разведывательного  управления  Министерства  обороны
России.
     Зона "А" была  самым  сложным полигоном, какой только могла представить
изощренная человеческая  и  компьютерная  фантазия.  Прошедшие эту зону  без
потерь офицеры считались сдавшими экзамен  на  "отлично". Некоторые уверяли,
что  раньше зона была намного легче. Но  после приезда сюда "Барса",  в  ней
появилось столько  неприятных сюрпризов, что  офицеры дружно  окрестили зону
"адским треугольником".
     Зона занимала территорию примерно в пятнадцать-семнадцать километров  в
длину, но разбитая на участки, удлиняла маршрут группы в пять раз.
     Придуманные на каждом шагу ловушки, электронные снайперы,  компьютерные
группы, стреляющие  изо  всех  видов  оружия, делали этот маршрут  настоящим
испытанием.
     Единственное принципиальное отличие,  действительно введенное "Барсом",
о  котором никто  не спорил,  была  "синяя краска".  Если  раньше  автоматы,
пулеметы  и  минометы   стреляли  красной   краской,   обозначая  попадание,
означавшее  "смерть" или "ранение", то теперь  по настоянию "Барса" стреляли
только "синей краской".
     Вернувшийся  из  Афганистана  генерал  не  любил  красной  краски,  так
напоминавшей кровь его погибших товарищей.
     -  Дубчак,  -  жестко  сказал  генерал,  -  это же  элементарный  трюк.
Отвлекают с одной стороны, стреляют с другой. Вам не обязательно было видеть
отмашку Чутова. Самому нужно думать. Поэтому  и получили  пулю в лоб. А  вы,
Хабибулин, не обратили внимание,  как все время шел Борзунов, немного боком.
Вы сначала шли впереди, а после того как Дубчак выбыл, заняли его место.  Но
назад вы не смотрели. Нужно видеть, как идут ваши товарищи, даже позади вас.
Это была ваша ошибка. В пути нужно замечать все.
     Все пятеро молчали, сознавая, что подробный анализ  их "путешествия" не
сулит им ничего хорошего.
     - А вы,  Чутов, - добавил генерал, -дважды  ошибались. И оба  раза  вас
выручал  капитан  Борзунов.  Вы  напрасно  думаете,  что  главное  -  самому
оставаться в живых.  Ваша задача - прежде всего уберечь группу от  потерь. А
задача майора Машкова - не терять своих людей. Хабибулина можно было спасти,
даже  несмотря  на наши приборы. Автоматическое реле,  действовавшее в воде,
рассчитано на  усилие два "д" - двух людей.  Вдвоем с Борзуновым вы могли бы
вытащить Хабибулина из воды. Во всяком случае, попытаться.
     - А вы бы включили реле на четыре "д". И еще бы ударили по нашей группе
с тыла, - устало возразил Машков.
     - Обязательно, - кивнул генерал, - но даже в этом случае нужно пытаться
спасти  товарища. Даже зная, что  я дам четыре "д". А  вдруг не дам? А вдруг
передумаю?  Или  меня  позовут  куда-нибудь.  Или я  решу, что  ваши  усилия
достойны вознаграждения?
     Машков устало кинул головой.
     - Согласен.
     - А вообще будьте готовы к еще одному переходу, - вдруг сказал генерал,
- завтра утром. Посмотрим, как сильно вы устали.
     С  этими  словами  "Барс"  повернулся  и  вышел  из  павильона, оставив
измученных  офицеров в состоянии, близком к  шоку.  Еще одно такое испытание
после сегодняшнего пути казалось невероятным.
     Но  каждый из них знал, что завтра утром все выйдут на  новый маршрут и
снова будут пытаться  пройти его без  потерь, стараясь обмануть компьютерные
ловушки генерала.
     - Вот мерзавец, - выдохнул Борзунов, - как  он меня поймал в павильоне.
За полминуты до конца.
     -  Это  его  любимый  номер,  - мрачно изрек Чутов, - раньше он  вообще
стрелял сам, а потом все объяснял.
     - Кончайте разговоры, - поднялся Машков, - операторы слышат каждое наше
слово.
     Генерал в это время успел выйти из зоны и шел по коридору компьютерного
центра.  Он  впервые  подумал,  что  эта  группа  подготовлена   чуть  лучше
остальных.
     Навстречу ему, чуть  прихрамывая, спешил дежурный по части подполковник
Снегирев. У подполковника не бы^о левой  ноги, но он имел такой колоссальный
боевой опыт, что по просьбе генерала был оставлен в Центре, несмотря на свою
инвалидность.  Но  для  этого  пришлось  получить  согласие самого  министра
обороны. К счастью, министр лично знал и генерала, и Снегирева, когда воевал
вместе с ними в Афганистане, и поэтому дал особое разрешение.
     - Что случилось? - спросил генерал у Снегирева, - почему такая спешка?
     -  Гости  приехали, товарищ генерал, - доложил подполковник, и уже тише
добавил: - Акбар Адиевич, из Москвы, из аппарата, сам Орлов прилетел.
     - Ясно,  - генерал нахмурился,  но  продолжал  идти  также  спокойно  и
неторопливо.
     Генералу Акбару Асанову было сорок три года. Всю свою жизнь  он работал
в одном учреждении - в ГРУ Министерства обороны.
     По не  зависящим от него обстоятельствам  три  года назад  он  все-таки
формально поменял место работы, не меняя его фактически. До 1992 года он был
офицером ГРУ  Министерства обороны СССР, после  Беловежских соглашений  стал
офицером ГРУ Минобороны России.
     Таджик по национальности, он родился в пятьдесят первом, в Горьком, где
работал  его  отец,  инженер Али Асанов. В  Горьком прошло  детство  Акбара,
первые шесть лет. Затем семья переехала в Ташкент, где  Акбар пошел в первый
класс.
     В конце  пятидесятых,  когда  человечество отчаянно  рвалось  в космос,
когда Советский Союз, одержавший победу над фашизмом, уже успел восстановить
свое народное  хозяйство,  когда двадцатый съезд партии, казалось,  навсегда
похоронил  саму идею  сталинизма,  заложив основы  либерального  социализма,
когда  заведомо  несбыточные  планы и  прожекты вписывались  во всевозможные
программы - начал формироваться  особый тип  людей, которых  позднее назовут
"шестидесятниками". Одним  из  таких людей  был  и отец Акбара, не  успевший
пройти  через  лабиринты  ГУЛАГа и познать непостижимые отчаяние и страх. Но
успевший возненавидеть  систему, так  легко  расправляющуюся с  надеждами  и
суднами людей.
     Взгляды отца во многом  сказались  на формировании характера Акбара, но
наложенный  на пионерско-комсомольское  детство  идеализм  "шестидесятников"
делал человека настоящим адептом системы.
     В шестьдесят шестом  Акбар закончил школу. К этому времени отец был уже
директором большого объединения, депутатом республики.
     Вопрос,  куда  поступать,   не  стоял.  Акбар  с  детства  мечтал  быть
дипломатом, видеть разные страны,
     Кроме родных для  себя языков - русского, узбекского  и таджикского, он
владел довольно  неплохо французским. Экзамены в МИМО он сдал на отлично. Но
в первый год в институт не попал.
     По разнарядке, выделяемой всем республикам, на место от Узбекистана мог
претендовать только узбек. Это негласное правило никогда не нарушалось, и на
самом высоком  уровне  было  принято  решение о  невозможности учебы таджика
Асанова в МИМО.
     На второй год он поступал  по общему конкурсу, прямо в Москве. Повестка
в армию уже лежала дома, когда пришла телеграмма о его зачислении.
     На четвертом курсе  его вызвали в какое-то учреждение. Долго  говорили.
Тогда он принял решение самостоятельно. И с тех пор вот уже двадцать  лет он
является офицером военной разведки.
     В комнате его ждали.
     Генерал-лейтенант  Орлов  был  первым  заместителем  начальника  ГРУ  и
отвечал  за наиболее секретные операции за рубежом. Все говорили, что  скоро
он займет место начальника ГРУ.
     Рядом с ним за  столом  сидел еще  один  человек. Высокий,  лет сорока,
подтянутый,  с  широкими плечами,  выдававшими  бывшего спортсмена.  Светлые
волосы делали  его  моложе  своих лет. Правда,  Акбар  успел профессионально
отметить  упрямые складки морщин у бровей и подбородка. И шрам на левой руке
он тоже заметил. Увидев генерала Асанова, оба гостя поднялись.
     -  Знакомьтесь, - представил 'Орлов незнакомого  посетителя,  - генерал
Затонский,  из  Службы  внешней  разведки.  А это генерал  Асанов, начальник
нашего центра подготовки.
     Они пожали друг другу руки. Сели за стол.
     Почти неслышно отворилась дверь  и девушка в форме прапорщика  принесла
им три стакана чаю.
     Отдельно дала колотый сахар в вазочке и конфеты.
     - Хорошо долетели? - спросил Асанов.
     -  Да, -  Орлов подвинул к  себе чай, -  горячий, - сказал он, потрогав
двумя пальцами, - всегда любишь горячий чай.
     - Так что же нужно от нас Службе внешней разведки. - Асанов неторопливо
сделал несколько глотков.
     С Орловым они были на "ты" уже много лет.
     - Хотим вашей помощи попросить, - улыбнулся Затонский.
     Акбару  не  понравились  его слова. Между ГРУ и  КГБ всегда было тайное
соперничество,  своего  рода  состязание. А  здесь вдруг генерал СВР  просит
помощи. Значит, история малоприятная.
     -  А  чем  мы можем  помочь  вашему  ведомству?  - постарался как можно
веселее спросить генерал Асанов.
     Затонский посмотрел на Орлова. Тот пожал плечами, отвернулся.
     - Вы знали полковника Кречетова? - спросил Затонский.
     - Немного слышал о нем.
     Он не хотел раскрывать все карты.
     -  А  у  нас  есть сведения, что  вы  познакомились с  ним в  семьдесят
восьмом, в Иране. Нам  рассказывал про это генерал Шебаршин, бывший резидент
КГБ в Иране. Кречетов был его сотрудником. Теперь вспомнили?
     Затонский  явно  иронизировал.  И  бывшую должность  Шебаршина  мог  не
называть.  Генерала-разведчика Шебаршина знали  все. И  в  ГРУ, и в  КГБ,  и
сейчас в СВР.
     - Вспомнил, - спокойно ответил Акбар, - хотя прошло семнадцать лет. Так
какое у вас дело?
     - Вы были друзьями? - снова спросит Затонский.
     - Можно сказать, во всяком случае он был хорошим профессионалом.
     Затонский достал из кармана пять фотографий.
     - Это его нынешняя фотография. Вы можете опознать, кто из них Кречетов?
     Асанов молча взял пять фотографий и почти сразу выбрал одну.
     - Вот этот.
     - Очень хорошо, - Затонский убрал в карман все пять фотографий, - у вас
хорошая память, генерал.
     - Вы приехали  сюда только для того, чтобы  сказать мне это? -  спросил
Асанов.
     - Нет. Для  того, чтобы сообщить  - полковник Кречетов попала  плен,  в
Афганистане, к "духам".
     - А что он там делал? Специальное задание?
     -  Его  захватили  на  границе  во время инспекции одной из  застав,  -
терпеливо объяснил Затонскии.
     - Он еще жив?
     - Пока да. Но шансов очень мало. Ему еще можно помочь.
     Генерал Асанов все понял.
     - Что нужно делать? - спросил он, не выдавая своего волнения.
     "Афганистан снова  напомнил о себе, - подумал  генерал. -  Он  всегда в
нашей крови".
     Все считали тогда,  что можно будет обойтись малой кровью. Или крови не
будет вообще.



IV
     В  сентябре  в  Москву  прилетел   Hyp  Мухаммед  Тараки.  Неисправимый
идеалист,  романтик,  так  наивно  верящий  в  социалистическую  мечту,   он
возвращался  на родину  после 6-й конференции глав государств и правительств
неприсоединившихся стран на Кубе.  Находясь под впечатлением эмоционального,
темпераментного  выступления Фиделя  Кастро,  афганский лидер  с  увлечением
рассказывал  Брежневу  об  успехах  социалистического  строительства  в  его
феодально-рабовладельческой стране.
     В  стране,  где  всех  асфальтированных  дорог  было около  двух  тысяч
километров,  где девяносто процентов  населения  было неграмотным, мечтатель
Тараки вдохновенно говорил о строительстве светлого будущего.
     Всего,  за  восемь  месяцев  семьдесят  девятого  Афганистан  зеркально
повторил  все ошибки  советского  строя,  сразу  за  десять-пятнадцать  лет.
Конфисковав  почти  шестьсот  пятьдесят тысяч гектаров  земли  у  крупнейших
землевладельцев, феодальной знати, помещиков,  ее раздали крестьянам. Двести
девяносто  семь тысяч  крестьянских семей получили земельные наделы, которые
тут же  начали  отбирать в  сельскохозяйственные  кооперативы.  Это  вызвало
серьезное недовольство сельского населения и особенно отражалось на армии.
     Улыбающийся и счастливый Тараки, встречавшийся .с лидером одной из двух
великих держав,  еще не знал,  что на родине его ждут мятежники. Что  спустя
несколько дней  его арестуют, сместив со всех постов.  Жить  ему  оставалось
тогда не более месяца.
     Но  об  этом не знал и Леонид Брежнев, справедливо считавший Афганистан
своим сателлитом, почти Монголией на южных рубежах огромной империи. Об этом
не знал даже Юрий Андропов, всезнающий и обо всем осведомленный председатель
КГБ СССР.
     Резиденты в Кабуле и  по линии КГБ, и по линии ГРУ не  заметили как  X.
Амин  и его  люди  под прикрытием  пустых  идеологических  лозунгов  готовят
военный переворот.
     16 сентября Тараки был арестован у себя во дворце. Советники из СССР не
могли понять, что происходит. Практически все руководство страны оказалось в
заговоре против Председателя Революционного совета.  Х. Амин  сумел привлечь
на  свою  сторону  очень  многих  обещаниями,  подкупом,  лестью,  угрозами.
Переворот   прошел  почти   идеально,  если  не  считать  нескольких  убитых
охранников.
     Разгневанный  Андропов   отозвал  три  четверти  своих   резидентов  из
Афганистана,  наказал  многих   аналитиков  в   собственном  аппарате,  снял
начальника отдела. Но в Афганистане уже сидел Хафизулла Амин.
     Брежнев, так толком и не понявший, что произошло, по совету Андропова и
Громыко все-таки поздравил Амина с  "избранием" на высокие  посты в партии и
государстве.
     Но Андропов не умел прощать. Или забывать.
     Уже на следующий день он начал готовить операцию по смещению X. Амина.
     Спустя несколько  месяцев, когда советские войска уже  войдут  в Кабул,
вся   социалистическая  пресса   будет  уверять   мир  в  контрреволюционной
деятельности X. Амина и его приспешников.
     В те дни газеты писали:
     "За время  нахождения у власти X.  Амин  и  его приспешники  развернули
репрессии против  членов  НДПА, демократических и патриотических сил страны,
вступив в сговор  с лидерами  контрреволюционной эмиграции  и ЦРУ  США. Была
ослаблена  борьба  с контрреволюцией внутри  страны и  созданы  условия  для
усиления агрессивных  действий  империализма  и реакции  против Афганистана.
Манипулируя  социалистическими  лозунгами, X. Амин  фактически способствовал
дискредитации  целей и  задач апрельской  революции 1928  года,  превращению
Афганистана в плацдарм империализма у южных границ СССР".
     Все это было неправдой.
     X.  Амин провозглашал абсолютно те же лозунги, что  и Н. М. Тараки.  Он
собирался так  же верно служить Советскому Союзу, как и  его предшественник.
Окружавшие  его  советские  советники  и специалисты,  казалось,  были самой
надежной гарантией от любых потрясений с Севера.
     После  получения телеграммы Брежнева обнаглевший и  осмелевший  X. Амин
даже  приказал  умертвить своего предшественника, которого просто вывезли  в
мешке  и   8  октября  убили.   Шла  "элементарная"  борьба   за  власть   в
"феодально-социалистическом    обществе",   лишенном   какого-либо   подобия
демократии.
     Более того, сам X. Амин  просил Советский Союз ввести  войска. Ему  все
труднее было контролировать границу с  Пакистаном, обеспечивая  безопасность
собственного режима.
     Председатель  Совета  Министров А. И.  Косыгин,  которому были поручены
переговоры  с  Тараки,  а  затем с  Амином,  делал  все, чтобы убедить своих
собеседников отказаться от ввода  войск. Советское руководство действительно
не хотело этого в середине года, и  даже после сентябрьских  событий было не
настроено вводить войска.
     Сохранившиеся  стенограммы  бесед  Косыгина с  афганскими лидерами, его
выступления на Политбюро ЦК КПСС, обсуждение этого вопроса ясно показывало -
советское  руководство не  желало  идти на риск  военной  авантюры.  Афганцы
продолжали настаивать, Андропов и его люди продолжали работать.
     Но  затем наложились друг на друга сразу несколько  событий,  и мировая
история в результате круто изменилась.
     В последующие годы  историки  и  публицисты  будут писать  об афганской
войне,  о решении ввода войск  без должного учета  всей  обстановки  декабря
семьдесят девятого. Словно решение принималось в абсолютном вакууме.
     26 марта  семьдесят девятого  года в  Вашингтоне Президент Египта Анвер
Садат  и  премьер-министр  Израиля  Менахем Бегин  подписали  Кэмп-Дэвидское
соглашение. По  позициям  Советского Союза на  Ближнем Востоке  был  нанесен
сокрушительный  удар.  "Почетный гражданин Израиля" Андрей Громыко воспринял
Кэмп-Дэвид как личное оскорбление.
     В соседнем с Афганистаном Иране произошла революция.
     16  января  шах  Мохаммед  Реза  Пехлеви   бежал  из  страны,  назначив
регентский совет и поставив во главе правительства Ш. Бахтияра.
     1  февраля в  Иран  вернулся  Аятолла Хомейни.  Уже  через  две  недели
правительство  шахского Ирана пало, была объявлена исламская республика.  Из
страны  было  отозвано  сорок тысяч американских  советников.  Но  пощечина,
нанесенная престижу США, требовала решительных мер.
     На острове Диего-Тарсия в Индийском океане начались усиленные работы по
расширению военной базы США. В Персидский залив начали заходить американские
авианосцы и другие военные корабли.
     4  ноября сторонники  Хомейни захватили  американское  посольство, взяв
свыше пятидесяти заложников-дипломатов.  Мир дрогнул, понимая, что  ответная
акция может начаться в любую минуту. Это понимало и в Москве.
     Через восемь дней  в соседней Турции в отставку уходит левоцентристское
правительство Б. Эджевита.
     Пришедшая к власти  Партия справедливости  Сулеймана Демиреля позволяет
американцам  перебросить  в  страну  еще несколько  авиационных  эскадрилий,
сосредоточенных непосредственно у границ Ирана и СССР.
     Еще  через  несколько  дней,  уже  в  декабре,  консервативный  премьер
Великобритании Маргарет Тэтчер наносит визит в Белый дом.
     Итогом  этой  встречи становится четкая  согласованная  позиция  США  и
Великобритании на декабрьской  сессии  НАТО.  Несмотря  на  бурные  протесты
Советского  Союза, сессия  НАТО принимает решение  о  развертывании в Европе
новых  систем  ракетно-ядерного  оружия  средней  дальности,  нацеленных  на
советские города. Брежнев, получающий документы сразу из трех инстанций - из
КГБ, Министер