й для нашей встречи.
     Этот механизм и интересовал нас сейчас больше всего.
     Трубача  я оставил в  ельнике метрах  в  ста от "тропы", а  сам пересек
сосновый  бор  и  устроил  свой  НП   в  кустах  боярышника,  откуда  хорошо
просматривалась   приграничная  дорога.   Северное  ее  направление  вело  к
погранзаставе примерно на  широте  Нови  Двора,  а  южная часть выходила  на
магистраль Е-12 Белосток -- Гродно. Оттуда, по моим прикидкам, и должна была
появиться группа, которой приказано было нас встретить. И я не ошибся.
     В   ноль   двадцать  я  услышал  слабый  гул   двигателя,  минут  через
восемь--десять в густой темноте отчетливо высветились две узкие  синие щели:
машина была  снабжена  светомаскировочными  щитками  на фарах.  Я  припал  к
стереотрубе. То,  что это джип,  -- разобрал, но какой модели -- разобраться
не смог, а цвет и  вовсе был неразличим в зеленоватом глазке ночной  оптики.
Джип прошел мимо моего НП, поскрипывая рессорами на ямах грунтовой дороги, и
остановился метрах в пятидесяти от "тропы". Из машины вышли четверо в чем-то
вроде камуфляжа. У троих в руках были какие-то длинные палки то ли в чехлах,
то ли в тряпках, вроде спиннингов.  У четвертого в руках не  было ничего. Он
махнул в  сторону "тропы",  словно показывая направление, и вернулся за руль
джипа. Трое  натянули на головы  маски  "ночь", расчехлили  свои спиннинги и
скрылись в приграничном подлеске.
     Только это были не спиннинги.  Я уже догадывался, что это такое. Но мне
не догадываться надо  было, а знать  совершенно  точно.  Поэтому я поудобней
устроился в  этом клятом  боярышнике, стряхнувшим  мне за шиворот всю росу и
капли дождя, и настроился на долгое ожидание.
     К двум часам ночи тьма сгустилась так, что я не видел собственной руки.
     В  два  десять  четвертый  вылез из  джипа  и  что-то  поднес  ко  рту.
Радиопередатчик. Потом убрал его, закурил и вернулся в машину.
     В два сорок он  вновь спрыгнул на землю, снова связался по рации с теми
тремя и нетерпеливо заходил взад-вперед вдоль джипа.
     В три пятнадцать начало слегка светать.
     Трубачу, Боцману и Голубкову давно уже нечего было  делать на их НП, но
дать им отбой  я  не  мог  --  своих радиопередатчиков мы не взяли.  А вдруг
кто-нибудь случайно наскочит на  нашу волну? Не стоило рисковать, завтра они
нам  точно понадобятся, а  сегодня мы  могли и без них обойтись. Ну, посидят
ребята   лишний   час,   слегка  подергаются   от  неизвестности.   Издержки
производства, ничего не поделаешь.
     В четыре двадцать я снял с трубы прибор ночного видения, он уже стал не
нужен. Малый возле джипа щелчком швырнул в сторону сигарету и отдал какой-то
приказ по своей  рации. Минут через двадцать из подлеска появились эти трое.
Они  стянули  с  голов  черные  маски  "ночь"  и  принялись  зачехлять  свои
спиннинги. Вот тут-то я их как следует и рассмотрел.
     Это были немецкие снайперские винтовки "Зауэр" с оптическими прицелами,
с приспособой для стрельбы ночью, с глушителями и пламягасителями.
     Вот что это было.
     Джип оказался знакомым  мне серебристым "патролом", но за  рулем был не
Валера, а майор Васильев.
     Вадим Алексеевич.
     Или -- как он разрешил мне себя называть -- просто Вадим.
     Все четверо  уселись  в джип, он развернулся  и  быстро ушел  в сторону
магистрали Белосток -- Гродно.
     Было уже совсем светло, так что нам с Трубачом пришлось возвращаться на
польскую  сторону  в  основном  ползком и короткими перебежками.  Голубков и
Боцман уже ждали нас в "жигуленке".
     -- Все в порядке,  -- кивнул я в  ответ  на  их вопросительно-тревожные
взгляды.
     Мы заехали  на почтамт  Нови Двора,  укротили  десятью  баксами  сладко
дрыхнувшего пана  сторожа  и  получили  доступ к междугородному автомату.  Я
набрал номер и сообщил диспетчеру:
     --   Посылку   не  передали.  Возникли  проблемы.  Постараемся  завтра.
Предварительно позвоню.
     --  Не  уходите со  связи,  -- ответил диспетчер.  Он  с кем-то, видно,
посовещался  и  вновь  соединился  со  мной.  --  Вам  об®явлен  выговор  за
нечеткость в работе.
     -- Кем об®явлен? -- удивился я.
     -- Тем, кто имеет на это право.
     -- Пошлите его в жопу! -- сказал я и бросил трубку.
     Ну, суки!
     Док дремал в кресле,  ожидая нашего возвращения. Муха  и  Артист спали.
Голова у Артиста была перевязана, а физиономия Мухи усеяна пятнами зеленки.
     -- Я им дал снотворное, --  об®яснил Док. -- Выспятся. Заодно  и стресс
снимется... Ну?
     -- Ну... гну!
     Мы  перешли в соседний номер и свели воедино  наши нынешние наблюдения.
По  сложности задачка  была  примерно  на  уровне второго  класса  школы для
умственно  отсталых детей. Три  снайпера на "тропе". Мы идем  гуськом.  Один
спереди  берет первых двоих, два других -- остальных. По секунде на выстрел.
Потом,  вероятно, еще по  одному  --  контрольному. Но  это уже без  спешки,
некуда  торопиться.  Потом  возвращаются  в "патрол"  и уезжают. А наутро  в
рапорте  начальника  погранзаставы  будет сообщение о  том, что при переходе
государственной границы Республики  Беларусь в ночной перестрелке были убиты
шестеро  неизвестных,   вероятно  --   членов   неустановленной   преступной
группировки.
     -- Семеро, -- поправил полковник Голубков.
     -- А кто седьмой? -- удивился Боцман.
     -- Я.
     -- И  думать  забудьте.  Никуда  вы с нами, Константин  Дмитриевич,  не
пойдете, -- сказал я. -- Только вас тут не хватало!
     -- У меня есть приказ перейти границу вместе с вами, -- напомнил он.
     --  Сказать  вам, что сделать с этим приказом?  Да вы  и сами знаете Не
смогли выполнить. Мы от вас скрылись. Максимум, что вам грозит, -- служебное
расследование и увольнение на  пенсию.  Хоть будет  кому  приходить на  наши
могилки. Голубков только головой покачал:
     -- Ну и шутки у тебя, Пастух!
     -- Если бы это были шутки!..
     -- У нас есть два "узи" и четыре ПМ, -- напомнил  Трубач  об  арсенале,
из®ятом при захвате хрустовских ублюдков. -- И два ножа-автомата.
     -- И кольт-коммандер 44-го калибра в подарочном варианте, -- добавил я.
     -- Какой кольт?  Откуда кольт? -- запротестовал Трубач. -- Ты мне велел
его закопать в саду. Не так, что ли?
     -- Кончай трепаться, -- приказал я. -- Где ты его прятал?
     -- Ну, в "ситроене". В воздухофильтре. Как ты узнал?
     --  Больно ты  суетился  вокруг тачки,  когда сварщик  работал.  Где он
сейчас?
     -- Ну, в мусор спрятал. Возле "строена". Так что теперь?
     -- Ничего. Не  имеет  значения.  Мы  без всяких  "узи" и  кольтов можем
перебить этих троих вместе с  майором Васильевым.  Потому  что мы знаем  про
них, а они про нас нет. И что?
     -- А если не перебить, а захватить? -- спросил Док.
     --   И  что?  --   повторил   я.   --  Привезти  в   Москву   и   сдать
генерал-лейтенанту  Волкову?  По-твоему,  он   нам  спасибо   скажет?   Как,
Константин Дмитриевич, скажет?
     -- Нет, не скажет.
     -- Вот и я так думаю.
     -- Так что же делать? -- спросил Док.
     --  Иван  Георгиевич! --  обратился  я  к нему  с  самым проникновенным
чувством, на какое был  только  способен.  -- Ну,  хоть раз бы ты задал  мне
какой-нибудь простенький, обыкновенный вопрос!  Ну, например,  где находится
Янтарная комната. Или кто убил президента Кеннеди. Или, наконец, когда будет
конец света.
     -- Когда же он будет? -- спросил Док.
     -- Для нас -- скоро,  если ничего не придумаем... А тут еще этот Граф и
хрустовские отморозки!..
     "Стоп, -- сказал я себе. -- Стоп".
     Немного подумал и еще раз сказал себе: "Стоп".
     Граф. Пять кило героина. Мертвый Влад. Мертвый Пан. Хруст в Интерполе.
     Даже самую умную и  выдрессированную собаку  можно  увести куда угодно,
если дать ей понюхать подстилку, на которой лежала сучка во время течки.
     У баксов запах не хуже.
     Можно попробовать. Шансов -- близко к нулю. Но мы не можем пренебрегать
даже единственным.
     -- Встали, -- приказал я. -- Боцман, подгонишь "фиат" вплотную к дверям
"губы". Док и  Трубач -- притащите из "строена" ковры. Потом перегрузим всех
пятерых из "губы" в "фиат" и накроем коврами.
     -- Четверых? -- переспросил Боцман.
     -- И  пятого тоже. Константин  Дмитриевич,  подбросите  нас к  "губе" и
подстрахуете со  стороны. Трубач, завтра в восемь утра  мы с  тобой кое-куда
с®ездим. Вернее, уже сегодня, -- поправился я. -- И никаких кольтов!
     -- А нам что делать? -- спросил Боцман.
     -- На всех работы хватит...
     Через час погрузочно-разгрузочные операции были успешно завершены. Было
уже начало восьмого, бессмысленно было даже пытаться вздремнуть. Док упросил
пани  хозяйку  сварить нам побольше  крепкого кофе.  Им  мы и  пробавлялись,
заодно подчищая жалкие остатки  еды, оставшейся после трапезы оголодавших за
двое суток Артиста и Мухи.
     -- Много бы я дал, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, -- проговорил
полковник Голубков, закуривая свой "Космос".
     -- Я могу и  бесплатно сказать,  --  ответил я. -- Вспоминаю разговор с
Назаровым.  Он сказал, что существует всего три  способа  защиты от ядовитой
змеи.  Первый:  держаться  подальше от тех  мест, где  они водятся.  Второй:
носить надежную одежду. И третий: вырвать у змеи ядовитый  зуб. Он сторонник
третьего способа. -- Я подумал и добавил: -- Я тоже.
     -- По-моему, все сошли с ума.
     -- Кто -- все?
     --  Все,  --  повторил  Голубков. -- Вся Россия.  У меня  иногда  такое
чувство, будто мы  --  первые люди на Земле. Что построим -- в том  и  будем
жить. Какие законы примем для себя -- те и будут. И не очень-то верится, что
это будут хорошие дома и Божьи законы.
     -- Это и есть свобода, -- вмешался в наш разговор Док.
     Голубков с сомнением покачал головой:
     -- Если ты прав, то свобода -- это страшная вещь.
     -- Я бы  сказал по-другому: обоюдоострая, -- уточнил Док и посмотрел на
меня. -- Куда ты собрался ехать?
     -- К Графу...
     IV
     К центральным  воротам  мотеля "Авто-Хилтон"  мы  под®ехали  минут  без
двадцати  девять. За рулем белого фиатовского фургона был  Трубач в  обычной
своей  ковбойке  и  в  кожаной  куртке  с  подвернутыми  рукавами.  Мне  для
солидности  пришлось надеть  светло-серый  костюм,  купленный  на  Кипре,  а
рубашку  и галстук  я позаимствовал у  полковника Голубкова.  Страж  у ворот
проворчал что-то по-польски насчет того, что нас  в такую  рань принесло, но
Трубач лишь развел руками:
     -- Бизнес, пан, бизнес!
     Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков
и  Боцман, и под®ехали к крайнему  коттеджу,  под навесом  которого виднелся
приплюснутый капот темно-вишневой "альфа-ромео" с афинским -- синей вязью по
белому  фону -- номером.  Трубач  встал сбоку от  двери,  а  я нажал  кнопку
интеркома, держа наготове поставленный на "паузу" диктофон.
     --  Кого  там  еще  черт пригнал? --  раздался в микрофоне  не  слишком
мелодичный мужской голос.
     Я снял диктофон с "паузы", из него прозвучало:
     -- Свои, Ленчик. Это я, Владас. Со мной Корень.
     Я выключил диктофон и спрятал в карман. Больше он был не нужен.
     -- Сейчас... секунду!.. -- послышалось из интеркома.
     Дверь  приоткрылась,  Трубач сунул в щель свою лапищу и  извлек  наружу
довольно плотного малого в майке. За пояс его джинсов был  засунут  пистолет
Макарова. В ту же секунду ПМ оказался в руке Трубача, а в горло оторопевшего
Ленчика   уперлось  острие  ножа  --   одного   из   тех,   с  автоматически
выщелкивающимся лезвием, что мы забрали у хрустовских кадров.
     --  Спокойно, Ленчик, -- негромко и даже дружелюбно  проговорил Трубач.
-- Главное -- спокойно! Ты понял?
     Он втолкнул  охранника в  прихожую,  я вошел  следом и  закрыл за собой
дверь. Замок автоматически защелкнулся.
     Откуда-то  из глубины  коттеджа послышался плеск воды  и другой мужской
голос:
     -- Кто там?
     --  Свои, Ленчик, свои, -- подсказал Трубач. -- Влад и Корень.  По делу
заехали.
     -- Свои, -- послушно повторил охранник. -- Влад и Корень.
     -- Пусть ждут! Плеск воды стих.
     -- Ванну Граф принимают? -- полюбопытствовал Трубач.
     -- Не, душ. Позвать, что ли?
     -- Зачем? Пусть человек моется, мы не спешим. Где еще пушки?
     -- Нету больше, ни одной, -- замотал головой Ленчик.
     Я вошел в  просторную  гостиную, служившую  одновременно,  как во  всех
европейских мотелях, кабинетом, баром и спальней, сунул  руку под подушку на
незастеленной  кровати.  Там  оказался  австрийский "глок"  с  глушителем. В
верхнем  ящике письменного стола обнаружился еще один инструмент -- браунинг
32-го калибра.
     --  А врать-то, Ленчик, нехорошо,  -- укоризненно проговорил Трубач. --
Очень это некрасиво.
     Он перебросил  мне ПМ, спрятал в карман нож и ахнул обеими  ладонями по
ушам охранника. Это у Трубача называлось "сыграть в ладушки". Прием довольно
щадящий, но на полчаса об®ект отключался. После чего  Трубач перенес Ленчика
на диван и аккуратно уложил лицом к спинке.
     Я сел в  кресло и выложил перед собой на  журнальном столике пистолеты.
Целый арсенал.
     -- И еще может быть, -- заметил Трубач. -- В кармане халата.
     -- Не исключено, -- согласился я.
     Трубач занял выжидающую позицию рядом с дверью в ванную.
     Минут  через пять плеск воды  прекратился, а  еще через некоторое время
дверь  открылась и  появился низенький  человек  лет  пятидесяти  в  красном
стеганом  халате  до пят с  атласным поясом  и атласными отворотами. Шея его
была закутана шелковым,  бордовым  с искрой, платком. Полноватое, лоснящееся
от  бритья и крема  лицо выражало легкую снисходительную надменность. Эдакий
Наполеончик. Лишь маленькие злые глаза-буравчики портили его экстерьер.
     Сначала он увидел Ленчика на диване и рявкнул, мгновенно покраснев:
     -- Ты что разлегся, мать...
     Но тут он увидел меня. Потом Трубача.
     -- Извините, Граф,  -- сказал  Трубач  и извлек из  кармана  роскошного
халата  небольшой бельгийский "байард"  калибра 6,35. --  Больше ничего нет.
Как ни  странно,  -- сообщил он мне и присовокупил "байард" к выложенной  на
столе коллекции.
     -- Проходите, Граф. Садитесь, -- предложил я. -- Любите оружие? Я тоже.
Вот этот экземпляр в вашей коллекции мне  особенно нравится. -- Я повертел в
руках "глок". -- Специальная разработка  для австрийских оперативников. Всем
хорош. И легкий, и мощный. Не уступите? Я бы дал за него настоящую цену.
     Он  молчал,  пытаясь  сообразить, как  вести  себя  в этой  неожиданной
ситуации.
     -- Я говорю вполне  серьезно, -- заверил я и для убедительности вытащил
из  внутреннего  кармана  пиджака  пачку   новеньких   баксов  в  банковской
бандероли. -- Сколько?
     -- Странное предложение, --  заговорил, наконец,  он.  -- Вы  его и так
забрали.
     --   Исключительно  из  предосторожности.   Чтобы  избежать   случайных
эксцессов, -- об®яснил  я. -- Неужели я похож на человека, способного отнять
у другого орудие производства? Это все равно  что у столяра отобрать долото.
Я  верну вам ваш арсенал. После того  как закончим разговор. Может, все-таки
продадите?
     -- Я не торгую своим оружием.
     --  Понимаю вас.  Я бы  тоже не продал.  --  Я спрятал  баксы и  кивнул
Трубачу: -- Взгляни на кухне, нет ли там какого-нибудь пакета?
     Трубач  принес  полиэтиленовую сумку, я  ссыпал  туда оружие и поставил
сумку на пол. Об®яснил:
     -- Не люблю вести переговоры с оружием. Невольно отвлекает от дела.
     -- Особенно когда оно в чужих руках, так? -- спросил Граф.
     Начал  осваиваться. И был  явно доволен  своим  вопросом.  Я решил, что
стоит его поощрить.
     --  Остроумно, Граф. Нечасто  приходится иметь  дело с  таким смелым  и
находчивым человеком. Ничего, что я  называю вас по кличке? Просто я не знаю
вашего имени.
     -- Ничего, -- кивнул он. -- Это не совсем кличка.
     С  ним,  пожалуй, было все  ясно.  Не совсем  кличка. Да  кто  ж  тебе,
ублюдку,  поверит,  что в тебе  есть хоть капля дворянской крови! Разве  что
молодой барин когда-то завалил твою крепостную прабабку на сеновале. Да и то
не барин, а барский кучер.
     Проблемы  российской и нероссийской геральдики меня никогда в  жизни не
интересовали,  начисто лишен я был и снобизма, заставляющего нынешних  новых
русских выискивать в своих родословных благородные крови и даже об®единяться
в дворянские клубы. Все мои предки, насколько я знаю, были крестьянами, я не
видел  в этом  никакого повода  ни для гордости,  ни для  стыда. И намек  на
графство,  прозвучавший  в  словах  этого злобного  недомерка,  привлек  мое
внимание лишь  потому, что  мне нужно было  понять, с кем я  имею дело. Ради
успеха самого дела.
     Лагерный  опыт у него,  конечно, был. Но, пожалуй, мотал он срок не  за
бандитизм. И не  за торговлю. Торгаши так и остаются торгашами. Скорее всего
-- из цеховиков. Эти гораздо чаще становятся главарями банд. Воля, ум, опыт,
жестокость, алчность. "Вор в законе" -- это  понятно было из его разговора с
Владасом, записанного  с "жучка". Но уже новой формации. Старым  "правильным
ворам" их  закон запрещал даже жениться и иметь детей. И предписывал  жить в
скромности.  Да  за один этот халат и "альфа-ромео" ему дали бы "по ушам" --
лишили бы звания вора. А в  Афинах наверняка и вилла не из последних. И дети
учатся где-нибудь в Кембридже.
     В  лексиконе нет фени.  Тоже показатель.  В  отношениях с партнерами по
бандитским делам он,  конечно  же,  козыряет воровским  чином, но в  обычной
жизни отмежевывается от него. Косит под интеллигента.
     Странные все-таки дела. Уж на что наша российская интеллигенция бедная,
убогая,  замордованная -- если  верить тому, что  она  сама о себе говорит и
пишет.  А  есть  все-таки  какая-то  в  ней  привлекательность.  Недаром вся
разжиревшая шваль любит тусоваться с артистами и писателями.
     Сам Сталин не лишен был этой слабости.
     И даже Берия.
     Так  что  же такое мой контрагент? Умен. Свиреп. Жаден. Самовлюблен.  И
вот что  еще --  агрессивен. Не  помочь же  он взялся  Владасу, а  захватить
оставшийся без хозяина бизнес.
     Отсюда, пожалуй, нужно и танцевать.
     --  Извините, Граф,  -- сказал я.  -- Невольно задумался. О странностях
жизни, которая сводит таких разных людей, как мы  с вами. Одинаковых  лишь в
одном.
     -- В чем?
     -- В стремлении достичь своей цели.
     -- Вы  не представились, -- напомнил он. Интеллигент! А подумал небось:
"Да кто же ты, сука, такой?"
     -- Сергей, -- назвался я. -- Для друзей -- Серж. Или Сережа.
     -- А для врагов?
     -- У меня нет врагов.
     -- Ну, ладно! Так не бывает.
     -- Бывает.  Я  расскажу  вам  о своем  методе.  Чуть позже. Прежде  чем
перейти к делу -- у вас, вижу, есть вопросы ко мне?
     -- Как вы на меня вышли?
     -- Владас.
     -- Как вы вышли на него?
     -- Он сам вышел на нас. "Строен".
     -- Проклятый кретин!
     -- Не нужно, Граф. Ибо сказано: о мертвых или хорошее, или ничего.
     -- А он?..
     Я пожал плечами.
     -- Увы. Ему отвернули голову.
     -- То есть как?
     -- Никогда не видели, как отворачивают головы?
     -- Кто отвернул? Вы?
     -- Ну почему обязательно я?
     -- А кто?
     -- Наш разговор  напомнил мне  американский  детский  анекдот.  Учитель
спрашивает:  "Джон,  почему ты вчера  не  был  в школе?"  -- "Водил корову к
быку". --  "А  отец  не мог этого сделать?"  -- "Он бы мог, но бык лучше..."
Правда, смешно?.. Нет, это сделал мой помощник Коля. Рекомендую, --  показал
я на Трубача, который полулежал  в кресле и ловил кайф  от нашего разговора.
-- Он очень не любит, когда его друзьям тыкают в грудь горящую сигарету.  Он
от  этого  становится  очень  нервным. Так  что  Владас, можно сказать,  сам
виноват... Колюня,  покажи Графу, что там лежит в кузове "фиата". А то у нас
слишком много времени уйдет на предварительные вопросы.
     -- Пойдемте, -- охотн