-- Мне нужно знать фамилии, чтобы определить политическую ориентацию.
     --  Я  назову  их.  Лично господину Назарову.  А  пока скажу,  что  они
находятся в идейной оппозиции к существующему в России режиму.
     -- Существует и безыдейная оппозиция?
     --  Разумеется.  Основанная  на  личных  мотивах.   К  такой  оппозиции
относится ваш патрон господин Назаров.
     -- Как вы узнали номер нашего телефона?
     -- По адресу,
     -- Как вы узнали адрес?
     --  Боюсь, господин  Розовский,  вы  недооцениваете  своего  патрона  и
интерес, который вызывает его личность. В определенных кругах. Возможно, это
вас  огорчит, но все передвижения господина Назарова, начиная с бельгийского
госпиталя и Парижа, не являются тайной.
     -- Для кого?
     -- Когда-то это учреждение называли "конторой".
     -- Вы работаете на "контору"? Или "контора" работает на вас?
     --  Не  то  и не то. В  этом учреждении  есть  люди,  разделяющие  наши
взгляды. Они иногда делятся с  нами интересующей нас информацией. Теперь  мы
можем перейти к делу?
     -- Да.
     -- У господина Назарова  есть  то, что  нужно нам.  А у нас  -- то, что
нужно ему. Мы предлагаем обмен.
     -- Начнем с начала. Что, по-вашему, есть у господина Назарова?
     -- В течение многих лет он поддерживал тесные деловые контакты  с самым
широким кругом влиятельных лиц. Бывших влиятельных и влиятельных ныне. Через
его  банковские  и коммерческие структуры  осуществлялись многие  масштабные
финансовые  операции.  В  их числе:  распродажа оружия и имущества  Западной
группы войск, продажа крупных партий золота и алмазов. Не думаю,  что он был
замешан в чем-то серьезном.  Но то,  что  он знал обо всех крупных аферах, в
этом  у  нас сомнений нет. И не просто знал. Он располагает  документальными
свидетельствами.
     -- И вы хотите, чтобы он передал вам эти материалы?
     -- Нет. Мы хотим, чтобы он их обнародовал. Сам. Лично.
     -- Допустим, кое-какая  информация у него  есть. Но вы уверены, что она
обладает  такой взрывной  силой,  чтобы  серьезно  повлиять  на  расстановку
политических сил в стране, к  чему, как я  понимаю, стремятся люди, интересы
которых вы представляете?
     -- Мы обогатим его информацию документами огромной разрушительной силы.
Мы ими располагаем.
     -- Почему бы вам самим их не обнародовать? Если они у вас действительно
есть. И если они подлинные.
     -- Есть.  И, несомненно, подлинные. Но будет  гораздо эффективней, если
их обнародует не  оппозиция, а  господин Назаров. Его  положение в  какой-то
мере уникально. У  него  огромный авторитет  на Западе и в широких кругах  в
самой России. Всем известна его  многолетняя поддержка Ельцина. И если такой
человек заявит  о  своем  неприятии  режима, это  может  произвести  сильное
впечатление.
     -- На вашем  месте  я  бы обратился  с таким  предложением  к господину
Назарову до президентских выборов.
     -- Он бы его не принял.
     -- Почему вы думаете, что он примет его сейчас?
     -- Я не мог бы  ответить  односложно.  И вы, господин Розовский, знаете
этот ответ.
     -- Вы имеете в виду взрыв яхты "Анна"?
     -- Да. Но я хочу вернуться к  предыстории. Мы с вами прекрасно знаем, с
чего начался разрыв отношений господина Назарова с президентом Ельциным.
     -- У меня есть свои соображения на этот счет.
     Любопытно будет сверить с вашими.
     -- После путча девяносто первого года Назаров  был вправе  рассчитывать
на видный пост в правительстве  Гайдара.  Как минимум министра экономики или
даже  вице-премьера. Он его не  получил. Обойден он  был  и при формировании
правительства Черномырдина.  Вы  должны согласиться со мной,  что  у Ельцина
поразительная  способность  предавать своих  единомышленников  и  делать  из
друзей врагов. Свежий пример -- увольнение генерала Лебедя с поста секретаря
Совета Безопасности.
     -- Не вернуться ли нам к Назарову?
     --  Согласен.  Вы помните, конечно, случай, когда автомобиль  господина
Назарова, на котором он возвращался из Вены после международного симпозиума,
был обстрелян неизвестными в пригороде Женевы?
     -- Это было бессмысленное и бездарно организованное покушение.
     --  Оно  не было  бездарно  организованным.  Те,  кто  его  планировал,
прекрасно знали,  что  "мерседес" Назарова имеет  пуленепробиваемые стекла и
бронированную обшивку. Это  было не покушение,  а предупреждение.  Господину
Назарову  недвусмысленно  дали  понять, чтобы он  воздерживался  критиковать
политику  Ельцина,  особенно  с  трибуны крупных  международных форумов. Сам
президент,  я  не сомневаюсь, об этом  ничего не  знал,  но в его  окружении
немало людей,  чутко реагирующих  на его настроение. Господин  Назаров этому
предупреждению не внял. Я отдаю должное его  мужеству. Но  последствия этого
случая были для него очень серьезными.
     -- Что вы имеете в виду?
     --  Его жену Анну. У нас была возможность  получить  копию  истории  ее
болезни. По нашей просьбе ее прокомментировал один из ведущих специалистов в
этой области.
     -- В России нет таких специалистов.
     --  Верно.  Это  редкое  нервное  заболевание, в  новейшей  медицинской
литературе оно  описано как "болезнь Ниермана".  Всего два человека  в  мире
считаются экспертами в этой области.  Один -- сам господин  Ниерман, главный
невропатолог  цюрихского центра,  где  лечится госпожа  Назарова.  Второй --
профессор Ави-Шаул из Иерусалима. Он и дал нам раз®яснения.
     -- Вы основательно подошли к делу.
     -- Это наше правило.
     -- Что же вы узнали от Ави-Шаула?
     --  Люди, генетически предрасположенные  к этой болезни, могут  прожить
всю жизнь, так и не узнав о своем недуге. Активизирует болезнь, как правило,
сильное душевное потрясение. Первые признаки заболевания у госпожи Назаровой
отмечены в  восемьдесят  пятом  году. В  это время сын Назарова,  Александр,
проходил службу  в Афганистане. Зная, насколько Анна Назарова была привязана
к  пасынку, можно  предположить, что  именно тревога  за  его  жизнь  и была
причиной  нервного  срыва. Почему,  кстати, Назаров допустил, чтобы его сына
отправили в Афган?
     -- Вы не поймете ответа.
     --  Вторым толчком к развитию болезни, на этот раз очень  сильным, было
как раз  то самое покушение, о котором  мы говорили. У госпожи Назаровой был
парализован   опорно-двигательный  аппарат.  Взрыв  яхты  "Анна"  и   смерть
Александра сделали болезнь необратимой. Паралич распространился  на головной
мозг. В сущности, она сейчас не человек, а растение.
     -- Для чего вы об этом говорите?
     -- Я отвечаю на ваш вопрос. Вы спросили, почему  я уверен, что господин
Назаров примет наше предложение.  Именно  поэтому.  У  него  отняли  жену  и
единственного  сына.  Причем с сыном он  связывал далеко  идущие  планы.  Он
готовил из  него серьезного  политического деятеля -- из  тех, кто  придет к
руководству страной в будущем. И  у  Александра  были для этого  все данные.
Воля, честолюбие, блестящее образование, политическое  влияние и связи отца,
огромное состояние.  Не  знаю, стал бы он президентом России, о чем господин
Назаров однажды обмолвился,  но  политическая карьера его наверняка была  бы
незаурядной. На всем этом поставлен  крест.  По-вашему, господин Назаров  не
воспользуется   возможностью   пред®явить  счет   людям,   ответственным  за
обрушившиеся на  него  несчастья?  Господин Розовский,  я задал  вам  вполне
конкретный вопрос.
     -- Я думаю. Кто организовал взрыв яхты "Анна"?
     -- Вы это знаете.
     -- "Контора"?
     -- Да.
     -- У вас есть доказательства?
     --  Почти все мероприятия по подготовке  взрыва документированы.  Копии
этих  документов  у нас  есть.  Радиоперехваты, доклады о  ходе внедрения  в
экипаж  яхты  агента,   оперативная   разработка  плана  взрыва.  Подготовка
покушения на Назарова началась примерно за год  до президентских выборов.  И
вот в какой-то момент было решено, что пора ее реализовать.
     --   Почему?   На  протяжении   всей   предвыборной  кампании   Назаров
демонстративно воздерживался от любых комментариев.
     -- Это  могло  быть воспринято как выжидание самого удобного момента. И
такой момент возник непосредственно  перед  выборами. Положение Ельцина было
чрезвычайно  зыбким.  Даже дутые  рейтинги вызывали тревогу.  А в  штабе НДР
знали  истинное  положение дел. Если  бы в этот  момент Назаров выступил  со
своими разоблачениями, это могло стать последней каплей. Вероятно, поэтому и
был дан приказ о покушении.
     -- Знал ли об этом Ельцин?
     -- Таких данных у нас нет. Но  это не имеет значения. Для общественного
мнения сомнений тут не будет.  Не мог  не  знать. И должен был  знать. Таким
образом нужный эффект будет достигнут.
     --  Как я  понимаю,  эта акция --  лишь  небольшая  часть общего плана.
Конечная  его  цель очевидна.  Вопросы  --  о  частностях. Какова  идеология
государственного переворота? Каковы его формы?
     --  Речь идет не о государственном перевороте.  Все  будет осуществлено
строго  конституционным  путем.  У  меня  нет  сомнений,  что  вы,  господин
Розовский, и ваш патрон внимательно следите за ситуацией в России. Положение
может  спасти  только  приход к власти правительства национального согласия.
Господин  Назаров займет  в нем достойное  место. Его опыт и организаторские
способности будут неоценимы.
     -- Какую же программу это будущее правительство намерено проводить?
     -- Иными словами: вы вновь заговорили  о  персоналиях. Я отвечу на этот
вопрос. Но лично господину  Назарову. Этот наш  разговор вы  записываете  на
магнитофон, не так ли?
     -- Да. Вы имеете что-нибудь против?
     -- Наоборот. Прокрутите эту  пленку  Аркадию Назаровичу. Не сомневаюсь,
что он захочет встретиться со мной.
     -- Мы это обсудим.
     -- Вам придется поторопиться.
     -- Почему?
     --  Завтра в восемнадцать  тридцать  из Шереметьева-2  на Кипр вылетают
шестеро молодых людей. Тщательно залегендированы. Спортсмены, вторая сборная
Московской  области  по  стрельбе.  Награждены путевками за третье место  на
первенстве области. Путевки выданы Национальным фондом спорта.
     -- Какое отношение они имеют к Назарову?
     -- Во-первых, они будут жить в  пансионате "Три оливы" -- как раз через
дорогу  от вашей виллы.  А  главное:  человек,  снабжающий  нас  сведениями,
получил приказ постоянно информировать их обо всем, что происходит на вилле.
Об охране, обитателях, обо всех передвижениях и контактах Назарова, обо всех
его телефонных разговорах.
     -- Вилла прослушивается?
     -- Внутри --  нет. Телефоны прослушиваются. Специальной аппаратурой. Ни
обнаружить   ее,   ни  блокировать  невозможно.  Надеюсь,  вы  оцените   мою
откровенность.
     -- Чьи это люди? Цель их приезда?
     --  Чьи  -- пока  не  знаю.  Завтра выясню.  И  сообщу вам  и господину
Назарову при личной встрече. А цель... Разве она не очевидна?
     -- И все-таки?
     -- Стоит  ли  говорить об этом? Учитывая,  что эту пленку будет слушать
господин Назаров...
     -- У него крепкие нервы.
     -- Их цель -- нейтрализовать господина Назарова.
     -- Убить?
     -- Выкрасть. И переместить в Россию. Я вижу, вас это встревожило?
     -- Во всяком случае, заставило задуматься.
     -- Выбросите из головы. Они не причинят вреда вашему патрону. Об этом я
позабочусь. Ко это  не  значит,  что  господин Назаров  может  не  спешить с
ответом на мое предложение.
     -- Почему?
     -- Приедут другие.
     -- Позвоните мне завтра во второй половине дня.
     -- Завтра я буду занят. Этими самыми молодыми людьми.
     -- Тогда послезавтра.
     --  Договорились Я позвоню послезавтра  после  полудня. Всего  доброго,
господин Розовский.
     -- Всего доброго, господин Вологдин...
     Стоп.
     Розовский выключил магнитофон и вопросительно взглянул на Губермана.
     -- Ну? Что скажешь?
     Губерман помедлил с ответом.
     Они сидели в белых плетеных креслах на нижней  террасе виллы  в тени от
глубокого  козырька солярия. Во дворе, посреди как бы  припыленного  солнцем
газона,  ярко  голубела  неправильной  формы,  фасолькой,  просторная   чаша
бассейна,  огибавшая  мощный многовековой  дуб,  в  тени  которого  когда-то
устраивали  привалы османские  конники, отряды  крестоносцев  и даже,  может
быть,  римские  легионеры. Дальше,  в  просветах между кипарисами, виднелась
набережная с высокими финиковыми  пальмами и  полоска пляжа с яркими пятнами
зонтов и тентов и кишением обнаженных тел.
     По сравнению  с  загорелым,  коротконогим и  грузным,  словно  бочонок,
Розовским,  Губерман  выглядел бледным,  как  поганка,  и  тщедушным,  будто
подросток. Он был  в плавках,  с махровым полотенцем на  шее,  мокрые  после
купанья волосы сосульками спускались  на плечи. Без очков лицо его  казалось
беззащитно-растерянным.
     Розовский терпеливо ждал. За  десять лет, минувших с первого  появления
этого  социального психолога в офисе Назарова, Ефим Губерман  мало изменился
внешне, лишь слегка заматерел, но стремительное внутреннее взросление его не
могло не вызывать  уважения.  Стать  к тридцати годам  третьим  человеком  в
немалом, состоявшем из  опытнейших  профессионалов  аппарате Назарова --  не
каждому такое дано.
     Губерман  ездил  в  дорогом  спортивном  "Феррари",  одевался у  лучших
портных, при этом  очень  недешевые  костюмы  сидели  на  нем свободно  и не
вызывающе --  как джинса.  Он был вхож во все  артистические  и политические
салоны  Москвы,  поддерживал   дружеские  отношения   с  телевизионщиками  и
журналистской  братией, охотно платил за выпивку  и одалживал  по три-четыре
сотни тысяч  вечно безденежным  газетчикам,  при  этом  словно бы  забывая о
долге. Но когда нужно  было инспирировать  публикацию, выгодную Назарову или
подрывающую  доверие к предприятиям его конкурентов, Губерман  устраивал это
без всякого труда и практически бесплатно. В окружении Назарова он был одним
из  немногих,  чьи  представительские  расходы  не  были ограничены  никакой
верхней планкой и не подлежали отчету в бухгалтерии.
     Но  особенно ценным было его  умение интуитивно оценить ситуацию  -- не
просчитать ее, а прочувствовать.  И прогнозы его,  как  правило, оказывались
совершенно правильными.
     Наконец  Губерман нашарил  очки, лежавшие на таком же  плетеном,  как и
кресла,  столе  рядом  с  высококлассным  японским  диктофоном,  надел  их и
проговорил:
     -- Становится жарко. Я бы даже сказал -- припекает.
     -- Я тебя не о погоде спрашивал, -- заметил Розовский.
     -- Я не о погоде и говорю. -- Губерман кивнул на диктофон. -- Шефу дали
прослушать?
     -- Пока нет.
     -- Почему?
     -- Ждал тебя. Нужно все как следует обмозговать.
     -- Как он себя чувствует?
     -- Физически -- более-менее.
     -- А вообще?
     -- Бессонница.
     Губерман пощурился на сверкание солнца в бассейне, предположил:
     -- Если он узнает, что адрес расшифрован, немедленно улетит в Цюрих.
     --  Этого  я  и  боюсь,  --  подтвердил  Розовский.  --  Мы  не  сможем
организовать  там надежную  охрану.  Тем  более  что  все время  он  будет в
госпитале, с Анной. Он станет легкой мишенью.
     -- Для кого?
     -- Для кого! -- повторил Розовский. -- Знать бы! Я тебя и вызвал, чтобы
вместе об этом подумать.
     -- Пьет?
     -- Мало.
     --   Плохо.  Ему  бы  надраться,  поматериться,  побохульствовать.  Это
разгрузило бы его подкорку.
     -- Не тот человек.
     --  В  данном  случае  --  к  сожалению...  Кстати,  о  птичках.  Я  бы
чего-нибудь выпил. И перекусил. Как у вас тут это делается?
     -- Начало первого. Не рано для выпивки? -- усомнился Розовский.
     -- Побойтесь Бога, Борис Семенович! -- искренне возмутился Губерман. --
По вашей милости я вчера целый день,  высунув язык, мотался по Москве. Потом
пять  часов  в самолете. Только в  шесть  утра лег слать, а в одиннадцать вы
меня уже вытащили из постели. Неужели я не заслужил рюмку водки и бутерброд?
     -- Заслужил, заслужил... -- Розовский три раза громко хлопнул в ладони,
приказал молодому турку, мгновенно возникшему у стола: -- Ленч. Уан -- один.
"Уайтхолл" Айс  --  лед.  Понял?  Туда! --  кивнул  он  в  сторону бассейна.
Об®яснил  Губерману:  --  Там  прохладней, бриз протягивает... Ты  звонил из
аэропорта около двенадцати ночи. Лег, как ты говоришь, в шесть утра. Так что
ты делал до шести?
     -- Любовался природой Кипра.
     -- Ночью?
     Губерман пожал плечами:
     -- А что? Ночь на острове любви. Не все же заниматься делами!
     Розовский  недоверчиво взглянул  на  него, но промолчал.  Треп,  скорее
всего. А  может,  и нет. Кто их, этих молодых, разберет! Однажды  в компании
приятелей  своего  сына  Розовский  заметил, что  раньше взаимности  женщины
добивались годами. Так эти сопляки хохотали минут пятнадцать...
     По  мраморным ступеням они спустились к бассейну, у бортика которого, в
тени  дуба,  уже  был  сервирован для  завтрака  стол. В  тот момент,  когда
Губерман разливал по  низким пузатым бокалам виски, наверху, в кроне дерева,
что-то щелкнуло, и прямо в  серебряное ведерко со  льдом спланировал широкий
дубовый лист. Губерман с досадой смахнул его со стола.
     Если  бы все внимание его не было поглощено бутылкой и он дал себе труд
внимательно рассмотреть листок, то не без удивления  заметил  бы, что листок
вовсе  не  отсох,  что черенок его  словно бы перерублен. А если бы он пошел
дальше  и залез на дуб,  то  без  труда  обнаружил бы вонзившуюся в одну  из
нижних ветвей  стрелу, пущенную из современного арбалета. А на конце ее,  за
хвостовым оперением, -- отливающую светлым  металлическим блеском горошинку,
вроде заколки для галстука.
     Это был мощный чип. А попросту говоря -- "жучок".
     IV
     -- Они идут к бассейну, -- раздался в динамике голос Мухи. -- Там стол,
под дубом. Турок ставит жратву. Попробую в дуб?
     Рискованно  было.  Черт!  Очень рискованно.  Кто его знает, что  она за
хреновина,  этот  арбалет.  Выглядит, конечно, солидно.  Оптический  прицел.
Удобный приклад. Мягкий спуск. Прицельная дальность -- сто пятьдесят метров.
И цена, внушающая уважение:  восемьсот баксов. "Девастар". Продавец божился:
лучшая фирма  в мире,  поставщик олимпийских команд. Стрелы  тоже  выглядели
неплохо.  Но какая у них девиация? Если стрела  уйдет за  пределы участка --
это бы ладно, хотя шестьсот баксов за чип  -- тоже не баран накашлял. А если
зацепится хвостовиком  за  ветку и упадет к ним прямо на стол в какой-нибудь
салат или яичницу "гэм энд эг"? То-то будет закуска! Но и тянуть с этим было
нельзя.  Юрист  недаром появился на  вилле.  Видно,  вот-вот начнутся важные
переговоры. Наверняка уже начались. И продолжаются за ленчем. Упустить такую
информацию? Нет, мы не могли себе этого позволить.
     -- Пастух, ППР! -- напомнил Муха.
     ППР  --  это из лексикона  летунов. Полоса  принятия  решения.  Летунам
хорошо: у них ППР минуты или десятки  секунд. У  нас  ППР куда короче.  И  я
решился:
     -- Давай!
     Несколько  секунд в  динамике многоканального переговорного  устройства
было тихо, доносилось лишь  легкое шуршание  фона.  Я представлял, как Муха,
распластавшись  на десятиметровой высоте раскидистой местной сосны, стоявшей
на соседнем участке  позади виллы Назарова,  приник к оптическому  прицелу и
придержал дыхание,  прежде чем нажать  курок. И  я  тоже  невольно  перестал
дышать.  Как  наверняка  и  Артист,  и  Боцман,  и  Трубач,  слушавшие  наши
переговоры. Артист страховал Муху  у подножия сосны,  Боцман  -- у  входа на
участок, а Трубач -- на дальнем обводе. Док, сидевший против меня в кресле в
моем номере пансионата, курил "Мальборо" и всматривался в мое лицо, словно я
был для него чем-то вроде телевизионного ретранслятора.
     Вжжжик!
     И все.
     -- Попал? -- не выдержал я.
     -- Не знаю, -- помедлив, ответил Муха.
     Я до отказа  прибавил  громкость в  приемнике,  на