рные  волосы
вздыблены, выпученные глаза наполнены ужасом. Перед  ним  стоял  Артист  и у
самого его носа поигрывал ножом.
     Да, в каждой работе  есть  свои недостатки. Одним зарплату задерживают,
другим розовые свинячьи рыла финку в ноздрю пихают. И не скажешь, что лучше.
Или наоборот -- что хуже.
     Боцман подтащил к креслу торшер  и все три рожка направил на резидента.
Грамотно. Теперь мы с Трубачом могли не опасаться, что резидент нас заметит.
Боцман  отошел  в другой угол  комнаты,  к письменному столу,  на  котором я
заметил  монитор компьютера,  и  принялся вываливать бумаги  из ящиков.  Тем
временем Артист придвинул к креслу стул, уселся  на него и отодрал липучку с
лица резидента, приставив при этом клинок к горлу и предупредив:
     -- Пикнешь -- хана! Понял, да? А теперь колись: кого ты на Пана навел?
     -- Какой Пан? Не знаю  никакого Пана! Я деньги дам, все отдам!  Отпусти
меня, дорогой! Все деньги дам, никому ничего не скажу!
     Голос у него был хриплый,  по лицу градом катил пот,  густые черные усы
стояли, как и волосы, дыбом.
     К  Артисту подошел Боцман, протянул несколько газетных  вырезок. Артист
мельком взглянул на них и ткнул в физиономию резидента:
     -- Не знаешь Пана? А это кто? Смотри,  сука! Прямо  смотри!  Не  читал,
скажешь? Вырезки делал, а не читал?
     -- Читал, дорогой!  Убери  ножик! Читал!  Все читали, я тоже читал!  Не
знаю Пана! Что написано, то знаю, а больше ничего  не знаю! Вырезки делал --
интересно было.  Друзьям  показать,  знакомым  показать.  Такие  дела,  всем
интересно!
     -- А этого тоже не знаешь?  -- Артист ткнул  острием ножа в какой-то из
снимков.
     -- Тоже не знаю! Что написано, знаю. Что по телевизору передавали, тоже
знаю. Вологдин его фамилия, больше ничего не знаю!
     Резидент,   похоже,   нащупал  оптимальную  лилию  поведения,  разговор
грозился пойти  по кругу. Но  в этот момент к Артисту снова подошел Боцман и
сунул  ему небольшой листок, что-то вроде  карточки библиотечного  каталога.
При этом свинячья маска на его лице словно бы сияла от удовольствия.  Артист
некоторое время внимательно рассматривал листок, а потом прочитал вслух:
     --   "Панков  Григорий  Семенович.  1940  года  рождения.  Кличка  Пан.
Судимости по статьям... До 1995 года проживал  в Москве. Вор в законе. Связи
-- Михась, Хруст, Граф, возможно  -- Солоник. С  марта девяносто пятого года
проживает на Кипре в пригороде Ларнаки на вилле "Креон"...
     Я даже ахнул: вот это удача!
     --  Ну,  что теперь скажешь?  --  спросил  Артист.  -- Кому, падла, дал
наводку на Пана? От кого ее получил?
     С  лица резидента исчезло плаксивое  выражение, а из  голоса кавказский
акцент.
     -- Я подполковник  Главного разведывательного управления, -- негромко и
даже слегка презрительно проговорил он. -- Ваш контакт со мной зафиксирован.
Вас достанут из-под земли. Валите отсюда. И забудьте, что были здесь. Ясно?
     Не знаю,  как  на такие тексты  отреагировали бы настоящие бандиты,  но
Артист словно бы только этого и ждал.
     -- Ментяра! -- пропел он. -- Раскололся, паскуда! Подполковник он! ГРУ!
ГРУ  братвой  не  занимается. Понял, фуфлыжник?  И  хватит  дуру гнать.  Кто
завалил Пана?
     Резидент   открыл  рот  и   послал   Артиста  так  далеко  и  с  такими
подробными-подробными об®яснениями, как туда добраться, что я сразу поверил,
что он и вправду подполковник.
     Его  выходную арию прервал Боцман. Он оторвал от  мотка кусок липучки и
заклеил резиденту рот. Бросил Артисту:
     -- Кончай его!
     Это была  единственная фраза, которую Боцман произнес, и адресована она
была  не  Артисту,  а  нам.  Мы  с Трубачом  одновременно перемахнули  через
подоконник  и нажали  на кнопки  японского  собрата  отечественного "Удара",
направив приборы  на  Артиста  и Боцмана,  как пульты,  которыми  включают и
выключают  телевизоры.  Из патрубков  выскочили  на  пружинах  металлические
пластинки-электроды,  и   оба   "телевизора"   рухнули  на  ковер,  довольно
правдоподобно  при  этом  дернувшись.  Настолько  правдоподобно,  что я даже
обеспокоился.  Аккумуляторы  мы  из  "Ударов",  конечно, вынули,  но вдруг в
конденсаторах осталось что-нибудь от положенных по норме тысяч вольт и ребят
шарахнуло по-настоящему? Но когда мы уволокли их в прихожую, Боцман притянул
меня к себе, приподнял маску и шепнул на ухо:
     -- У него в мини-баре "беретта".
     Я успокоился: если и шарахнуло, то не сильно.
     Мы вернулись в  номер и, не  обращая  внимания на ошалевшего резидента,
осмотрели стол,  тумбочки  и стенные  шкафы. В одном из ящиков  я  обнаружил
"Кодак" с набором об®ективов, а в платяном шкафу -- фотоштатив с укрепленной
на нем цейсовской  стереотрубой, дающей, судя  по  размерам,  не  меньше чем
стократное увеличение. Я  установил  штатив у  окна  и  сразу понял,  почему
резиденту  так  понравился  этот  номер  в  отеле средней  руки  и  даже без
бассейна: в окулярах стереотрубы в просвете между кронами дубов и сосен были
отчетливо видны угол виллы Назарова,  фонари вокруг  бассейна, белые столы и
шезлонги у кромки воды. В одном  из  шезлонгов полулежал сам Назаров,  перед
ним стоял Розовский  в "бермудах" и что-то доказывал,  размахивая руками. От
отеля  до  виллы было около километра, выражение лиц  не просматривалось, но
то,  что  разговор был  горячий,  не вызывало  сомнений.  Не  без  сожаления
оторвался я от  стереотрубы,  поднял с ковра выпавший из руки Артиста  нож и
освободил резидента  от пут, а  заодно  и  от липучки. Бросил шнур Трубачу и
кивнул в сторону прихожей:
     -- Свяжи их.
     -- Они в  отключке,  -- возразил  Трубач.  -- На час, не  меньше. Фирма
гарантирует.
     -- А если раньше очухаются? В суд на фирму подашь?
     -- Тогда уж и утащить сразу надо.
     --  Давай, -- согласился я и повернулся  к  резиденту: --  Подстрахуйте
нас, Леон. Если что, скажете: ваши гости слегка перебрали...
     Не дожидаясь  ответа, я всунулся вслед за Трубачом в  прихожую и  помог
ему спеленать Артиста и Боцмана. Связывать пришлось без дураков, на совесть,
нельзя было допустить, чтобы резидент  почуял неладное. Потом Трубач взвалил
на спину Боцмана,  а  я Артиста,  он  был  полегче. Двор  мы  пересекли  без
приключений, погрузили ребят в фургончик и заперли дверцу. Резидент наблюдал
за нами с балкона. Он вернулся в  номер на пару минут раньше нас, и когда мы
вошли, уже стоял посреди номера и целился в нас из "беретты". "Беретта" была
дамская, 22-го  калибра,  но держал  он ее  обеими  руками, как какой-нибудь
крупнокалиберный кольт или "магнум".
     -- Стоять на месте! Руки за голову! -- приказал он.
     --  Ну  вот, ни тебе здравствуйте,  ни спасибо, -- ответил я, подходя к
мини-бару и доставая из него банку кока-колы. -- А ведь мы вас только что от
смерти  спасли. И  возможно  -- довольно  мучительной. -- Я  с удовольствием
отхлебнул из банки.
     -- Стоять! -- повторил резидент, сбитый с толку.
     -- Хватит дурака валять. Пистолет-то у вас не заряжен.
     Он  передернул затвор, патрон вылетел из  казенника,  и прежде чем  его
место в стволе  занял другой,  "беретта" уже была в руках Трубача  и он даже
успел  подхватить  у  самого пола  первый  патрон. Это  меня  в  нем  всегда
поражало.  Понятно,  Муха  с  его  пятьюдесятью  пятью  килограммами  --  он
выстреливал ими с быстротой эфы. А в Трубаче с его ростом в метр восемьдесят
было не меньше девяноста  килограммов.  Медведь и  медведь. Видно, правильно
рассказывают бывалые охотники, что у медведя реакция, как у рыси.
     -- Смотри-ка, заряжен, -- сообщил Трубач и  перебросил мне "беретту". Я
разрядил ее, бросил патроны под кровать и вернул "беретту" резиденту.
     -- Садитесь, Леон. И давайте спокойно поговорим.
     -- Кто вы такой? -- хрипло спросил он.
     --  Я -- Серж. А вы  --  мудак.  Кто  же держит  оружие в  баре?  Любая
горничная может наткнуться.
     -- Запирается бар. Как вы на меня вышли?
     --  Те двое вывели. Кореша Пана. Они пасли вас со вчерашнего дня. А  мы
-- их. А вот как  они  на  вас вышли --  это мне  было бы  крайне  интересно
узнать. Кому вы передали информацию о Пане?
     Резидент не ответил.
     --  Ладно,  --  сказал я.  --  Снимаю вопрос. И  так знаю: Вологдину. И
откуда вы ее получили, тоже знаю: в информационном центре ФСБ или МВД.
     Но вот чего я не знаю и хочу узнать: когда вы ее передали?
     Резидент продолжал молчать.
     --  Кому  вы передавали информацию о  нас?  -- продолжал  я. --  Какую?
Откуда вы ее получили?.. Так не пойдет, Леон. Мы пришли не в молчанку с вами
играть. Вы что, не понимаете, в каком положении оказались? Вы провалились. С
треском. То, что мы вас расшифровали, -- полбеды. Но о вас  знают люди Пана.
Вы понимаете, что это для вас означает?
     -- Вы  не  могли  за  ними следить, --  проговорил  резидент.  --  Ваше
задание: Назаров. Доставить его в Москву.
     -- Это  --  часть  нашего  задания.  Вторая  часть  --  обеспечить  его
безопасность. Что мы и делаем. От кого вы узнали о нашем задании?
     -- От вашего руководства. Я встал. Кивнул Трубачу:
     -- Пригляди за ним. А я пойду  этих братков  приведу. Пусть  они  с ним
разбираются. Не хочет нам помочь -- так хоть не будет мешать. И нам головной
болью меньше -- не нужно думать, куда их трупы девать.
     -- Вы этого не сделаете! -- сказал резидент. Я повернулся к нему:
     -- А вы? Как бы вы поступили на нашем месте? Он не ответил.
     -- Сука ты толстожопая! -- сказал я ему. -- На твое внедрение затратили
огромные деньги. Тебе платят валютой за счет старух, которые месяцами пенсию
не получают. А ты что делаешь? Жрешь, пьешь, на пляже валяешься, информацией
торгуешь направо и налево! Из-за  тебя,  сука,  нас чуть не  перестреляли на
вилле  "Креон"! И  после всего ты говоришь, что я этого не сделаю? Я это уже
сделал!
     --  Подождите, Серж!  -- остановил меня резидент уже у порога. --  Я не
торгую информацией, клянусь! Я сообщаю  только то, что мне приказано  и кому
приказано!
     -- Откуда ты узнал о нашем задании?  Только не начинай про руководство,
ты о нем даже понятия не имеешь!
     -- Не буду.  Успокойтесь, Серж. Я все расскажу. О вашем задании я узнал
из разговора Вологдина и Розовского в баре "Бейрут". Я знал, где и когда они
встретятся. И  поставил  "жучок"  под  столиком,  за  которым  обычно  сидел
Вологдин. Я говорю правду, у меня есть пленка с записью этого разговора.
     -- Как ты узнал об их встрече?
     -- Перехватил звонок.
     -- Где прослушка?
     -- В прихожей, в  электрощитке. Трубач вышел и  через минуту вернулся с
черной плоской коробочкой в руках.
     --  ТСМ  0321,  --  сообщил он. -- Мы  видели такие  в  Никосии. Шедевр
микроэлектроники.  Бесконтактное  подключение. Транслирует обоих  абонентов.
Дальность передачи -- полтора километра.
     -- Разбей, -- сказал я. -- Она ему больше не понадобится.
     Резидент побледнел:
     -- Вы хотите меня убить?
     -- Наоборот, спасти. А для этого тебе нужно держаться подальше от наших
дел. Когда здесь появился Вологдин?
     --  Дней  десять  назад.  Мне  было   приказано  информировать  его  об
обстановке на вилле. Как и вас.
     -- Когда ты ему передал наводку на Пана?
     -- За два дня до вашего приезда.
     -- Он сам ее запросил?
     --  Да. Он приказал мне передать в Москву: "Пафос  сгорел, срочно дайте
другой контакт".  В Пафосе была база Хруста,  за день до этого его арестовал
Интерпол.
     -- Что ты сообщал Вологдину о нас?
     -- Клянусь,  ничего! Он сам знал о  вас все. А  я знал только ваше имя,
день приезда и телефон для связи.
     -- А потом нашел по телефону адрес и поставил  нам два "жучка". .Зачем?
Резидент пожал плечами:
     -- На всякий случай. Информация никогда не бывает лишней.
     -- Бывает, -- возразил я. -- Не просто лишней, а опасной для жизни. Как
ты связываешься с Москвой?
     -- По системе "Интернет" с шифром.
     --  Врет,  --  вмешался  Трубач.  -- У  его  "Пентиума"  нет  выхода  в
"Интернет".
     -- Этот компьютер связан  с  терминалом  в моем  офисе в Никосии. Через
него я и вхожу в "Интернет".
     -- Войди, -- приказал я. -- Запроси данные на Губермана.
     -- Я передал вам всю информацию о нем, -- напомнил резидент.
     -- Я хочу в этом убедиться.
     -- Пожалуйста...
     Он  пошелестел клавиатурой, через  пару минут на экране появился текст.
Он был аналогичен  тому, что резидент передал мне по телефону, но с  точными
датами пребывания об®екта за границей. Я отметил: в Гамбурге  Губерман был с
12  по  26 июня. После похорон Александра  Назарова. Похоже,  Док был  прав:
проводил самостоятельное расследование взрыва яхты.
     -- Убедились? -- спросил резидент.
     -- Затребуй  дополнительные данные. На  мониторе  появилась  надпись на
английском: "В допуске отказано".
     -- Набери шифр.
     -- Я его не знаю.
     --  Послушай,  Леон!  Ты, похоже,  решил, что уже  выкрутился  из  этой
ситуации.  Нет,  не   выкрутился.  И  не  выкрутишься,  если  еще  хоть  раз
попытаешься вильнуть передо мной задом!
     -- Но  я  не знаю шифра,  клянусь! У меня есть дополнительные данные на
Губермана. Но я получил их из другого места.
     -- Откуда?
     --  Из ФСБ. От моего старого друга,  он каждый  год  приезжает ко мне в
отпуск. Они в файлах моего никосийского терминала.
     -- Вызывай.
     На мониторе замелькали таблицы. Наконец, появился файл "ГУБ".  И текст:
"Негласный  сотрудник  КГБ.  Завербован в  августе 1987  г. В 1988 г. прошел
спецподготовку  в центре "Альфа". Присвоено звание младший лейтенант  КГБ. В
1990 г. -- лейтенант КГБ. В 1994 г. -- ст. лейтенант ФСБ".
     Вон оно как.
     -- Запроси центральную базу данных: Пастухов Сергей Сергеевич.
     На экране появилось: "Данных нет".
     -- Перегудов Иван Георгиевич. "Данных нет".
     -- Ухов Николай Иванович. "Данных нет".
     -- Назаров Аркадий Назарович. "В допуске отказано". Резидент об®яснил:
     -- Это  означает, что об®ект либо негласный сотрудник, либо находится в
оперативной разработке.
     -- Розовский Борис Семенович. "В допуске отказано".
     -- Ельцин Борис Николаевич. "В допуске отказано".
     --  Можешь выключить. Последний вопрос,  Леон. Отнесись  к  нему  очень
серьезно. Тебе  было приказано обеспечивать  мне и Вологдину  информационную
поддержку. А ты лезешь во все дырки. Зачем?
     -- Я хотел продать эту информацию Назарову.
     -- Почему же не продал?
     --  Я  не  могу  встретиться  с  ним один  на  один.  Все его  контакты
контролирует Розовский.
     -- Чем тебе мешает Розовский?
     Резидент помедлил с ответом. На его смуглом бабьем лице со вздыбленными
черными усами отражалась напряженная работа мысли.
     -- Вы поймете. Сами. Чуть позже, -- проговорил он. -- Если позволите, у
меня два вопроса. Вы сказали, что вас чуть не перестреляли на вилле "Креон".
Вы случайно проговорились? Или?..
     -- Или, -- подтвердил я.
     -- Значит ли это, что вы хотите, чтобы я сообщил об этом в Москву?
     -- Значит.
     Трубач обеспокоенно взглянул на меня.
     -- Пусть знают, -- сказал я.
     --  От меня  потребуют  доказательств.  Я вытащил  из  кармана  паспорт
Вологдина и передал резиденту.
     -- Перешли в Москву. Есть у тебя канал?
     -- В экстренных случаях могу воспользоваться дипломатической  почтой. У
меня есть выход на посольство.
     -- Вот и воспользуйся.
     Он  раскрыл  паспорт, некоторое  время удивленно  рассматривал сквозную
дыру в  ржаво-красном обводе,  потом вдруг побледнел  так,  что лицо его  из
смуглого превратилось в серое.
     -- Доказательство? -- спросил я. Он закивал:
     -- Да... да!.. Боже милостивый! Конечно, да!..
     -- У тебя был еще вопрос, -- напомнил я.
     -- Был... Извините... Скажите, Серж, я могу рассчитывать, что  обо всем
этом -- обо всем, что здесь произошло, -- не станет известно в Москве?
     Я пожал плечами:
     -- Это будет зависеть от того,  насколько  откровенным ты был с нами. И
если выяснится, что не очень...
     -- Я буду с вами  откровенным. Совершенно  откровенным.  Вы спасли  мне
жизнь. Поверьте, я умею быть  благодарным. Я дам  вам информацию, за которую
вам заплатят очень большие деньги.
     -- Кто?
     -- Назаров. Если вы сумеете встретиться с ним наедине.
     Резидент подошел  к  простенку между окнами, вынул из  плетеного  кашпо
горшок с  какими-то  незнакомыми мне  крупными  розовыми цветами,  приподнял
цветы  за стебли  и извлек из-под  земляного  кома завернутую  в  полиэтилен
коробочку с аудиокассетой.
     -- Возьмите.  Прослушайте до  самого конца. Запись не очень чистая,  но
все поймете.
     -- Вы  не  очень  похожи на  человека,  который легко  отказывается  от
больших денег, -- заметил я, разглядывая кассету и пряча ее в карман.
     Резидент взглянул на меня глазами быка, которого тащат на бойню.
     -- А на человека, который сам сует голову в петлю, я похож? -- негромко
спросил он.
     -- Нам пора, -- напомнил Трубач. -- Очухаются эти, начнут шуметь.
     -- Сейчас идем. Вот что, Леон.  Завтра же уезжайте  в  Никосию. И  носа
сюда не показывайте.  А еще лучше -- ложитесь в  больницу.  На  какую-нибудь
операцию. Вам аппендицит вырезали?
     -- Вырезали.
     -- Ну, пусть  еще раз вырежут. Или что-нибудь другое. Вам нужно начисто
выйти  из  игры. На неделю  примерно.  Это  для вас будет  самое  лучшее.  И
кончайте с привычкой хранить оперативные данные на бумажках.
     -- Я просто не успел ее сжечь.
     -- Это  "просто"  могло вам дорого обойтись. Не провожайте нас, мы сами
найдем дорогу.
     --  Ну что, вроде неплохо вышло, -- заметил Трубач, когда мы спускались
по лестнице. -- Даже лучше, чем ожидали.
     Я согласился:
     -- Намного лучше.
     Мы пересекли дворик и обомлели: фургончика не было.
     II
     "...Меня слышит...  Всем,  кто  меня слышит...  Пастух, Боцман,  Док...
всем,  кто слышит... Я Муха, выйти на прием не  могу... Фургон идет вверх  к
трассе Ларнака -- Лимасол, Артист и Боцман в фургоне... Всем, кто  слышит. Я
Муха... на  связи... Держусь  за  запаску,  сильно трясет, выйти на прием не
могу, руки заняты... Под®езжаем к трассе... Всем, кто меня слышит... Угонщик
один...  Вышли  на  трассу, свернули  налево,  к  Лимасолу... скорость около
сорока... Я Муха. Всем, кто меня слышит..."
     Едва  прошли  первые  секунды  обалдения  после  того, как  я догадался
включить рацию, мы с  Трубачом, не сговариваясь, рванули вниз, к набережной,
в надежде перехватить какую-нибудь машину. Но не пробежали и ста метров, как
в  глаза нам  резанул свет  фар  и  рядом осел  на тормозах белый "кадиллак"
хозяина "Трех олив". Док высунулся:
     -- Быстро!
     И дал по газам,  не дожидаясь, когда мы захлопнем дверцы. Из его рации,
как и из моей, бубнил голос Мухи:
     "Идем под восемьдесят...  проехали  шестнадцатый километр...  Всем, кто
меня слышит... Я Муха, угонщик один, идем в сторону Лимасола..."
     Расстояние  между  нами  увеличивалось,  голос Мухи  становился заметно
тише.  Посадка  у "кадиллака" была такая, что на каждой ямке он царапался  о
дорогу всем днищем. А когда вывернули наконец  на трассу и Док утопил педаль
газа  в пол, лимузин набрал  шестьдесят километров  в час,  и на этой  цифре
стрелка застыла, как припаянная.
     -- Да жми же ты! -- заорал Трубач.
     -- Все! Не идет больше! Здесь  телефон,  нужно звонить в полицию, пусть
перехватят!
     -- Нельзя! -- возразил я.  -- Там Боцман и Артист, связанные, в масках.
Засветимся.
     "Всем, кто  слышит...  Я  Муха...  прошли  двадцать  второй километр...
Тормозит! Сворачивает налево!.. Свора... Е!.."
     Я схватил рацию.
     --  Муха! Я  Пастух!..  Слышишь  меня? Муха, что случилось?  Я  Пастух.
Прием!.. Муха, ответь. Я Пастух. Прием!
     В динамике некоторое время было тихо, потом раздался голос Мухи:
     -- Слышу тебя, Пастух. Прием.
     -- Что стряслось?
     -- Запаска отвалилас