место  ему нужно поставить  прокладку, и
заключил:
     --  Это ж фирма, голуби!  Тут  даже масло  другое  зальешь --  и  сразу
вкладыши застучат! В®ехали?
     Немцы,  посовещавшись, в®ехали и отошли, а  их место у "строена" заняли
двое других. Один был рослый, хорошо накачанный брюнет с короткой стрижкой и
слегка восточным разрезом глаз,  лет тридцати с небольшим. Второй сухопарый,
тоже  высокий,  верткий, с узким лицом и быстрым, чуть исподлобья, взглядом.
Ему было под  сорок, но из-за верткости и легкого сложения он казался лет на
десять  моложе.  Оба из-за  хмурой  погоды, грозящей дождем, были  в  черных
кожаных куртках.  На  смуглом лице брюнета загар  был почти  незаметен, зато
второй,  блондинистый,  прямо  источал  своей  лисьей  физиономией  щедрость
средиземноморского солнца.
     Это и были те, кого Док и Трубач ждали.
     Первый -- "бык". Второй -- "козырный фраер".
     Якут и Лис -- так их обозначил для себя Трубач.
     У  Якута широкая полоса лейкопластыря  закрывала сломанный  нос. У Лиса
была  забинтована  кисть  левой  руки,  из-под  рукава  куртки торчал  кусок
медицинской шины, какие накладывают при переломах и вывихах.
     Непросто, видно, удался им захват Артиста и Мухи.
     Но все же удался.
     Лис не стал тратить время на разговоры с "шестеркой"-водилой. Он открыл
дверцу кабины и обратился к Доку:
     -- Не  крутовато, хозяин? "Торг неуместен". На базар и приезжают, чтобы
поторговаться. Док лишь пожал плечами:
     -- Кто как. Мы приехали продать аппарат, а не торговаться.
     -- Неужели не прогнешься хоть на несколько штук?
     -- Будет настоящий покупатель -- подумаю.
     --  А  мы,  по-твоему,   не  настоящие?  Док  оторвался  от  журнала  и
внимательно взглянул на Лиса, а потом на Якута.
     -- Настоящие покупатели приходят на базар с бабками, а не с пушками, --
заметил он и вновь углубился в журнал.
     -- Да ты  что, мужик? Какие пушки? --  запротестовал Лис. -- Нет у  нас
никаких пушек! Хоть обыщи! -- Он сделал вид, что хочет распахнуть куртку, но
распахивать ее  почему-то не стал. -- В натуре, ты нас не за тех принял. Нам
нужна тачка. Как раз такая.
     Док кивнул Трубачу:
     -- Покажи им машину.
     -- Интересный журнал?  -- полюбопытствовал Лис, которому явно  хотелось
втянуть в разговор Дока, а не осматривать "строен".
     --  "Экономист", --  вежливо  ответил  Док.  -- Любопытные  материалы о
резком  обострении  ситуации  на  российском   нефтяном  рынке.  Нефтью   не
интересуетесь?
     -- Нефтью?.. Да как-то нет.
     -- Я  так  и  подумал, -- ответил  Док  и даже чуть  отвернулся,  давая
понять, что разговор закончен.
     Якут  как  стоял на  месте,  так  и остался  стоять, время  от  времени
осторожно  трогая пальцами  нос.  А  Лису  пришлось  выслушать обстоятельную
лекцию Трубача об особенности конструкции "ситроена" и  его эксплуатационных
качествах. Про машины Лис знал вряд ли больше того, как выжимать сцепление и
включать скорость, но Трубача слушал внимательно, осмотрел кузов, заглянул в
спальный отсек и даже попросил завести  двигатель, чтобы проверить, не сечет
ли глушак, для чего залез под машину и пробыл там минуты четыре.
     -- Нормально, -- закончив осмотр, сообщил он.
     -- Ты  же весь  перемазался! -- расстроился Трубач, тщательно  отряхнул
Лиса и  даже стер сажу  с его  куртки чистой  ветошкой. -- Ну,  как аппарат?
Берете? Бери, мужик, век благодарить будешь!
     -- Нужно подумать. Дороговато. Посоветуюсь с партнером.
     --  Ну,  посоветуйся, --  отозвался  Трубач,  словно бы  потеряв всякий
интерес к туфтярщику, который только время у него попусту отнял.
     Лис  и Якут  неторопливо двинулись к выходу  вдоль рядов  машин и толпы
покупателей  и  продавцов. Трубач  проводил  их равнодушно-пренебрежительным
взглядом, потом поднялся в кабину, из-под матрасика в спальном отсеке достал
радиопередатчик и негромко сказал в микрофон:
     -- Идут к вам. Все получилось.
     --  Не  расслабляйся,  --  предупредил  его  Док.  --  Могут  появиться
другие...
     Выйдя   с  территории   военного  городка,   Лис  и   Якут  подошли   к
припаркованному в стороне белому фиатовскому микроавтобусу, Якут сел за руль
и направил машину в об®езд Нови Двора к раздолбанному  тысячами машин шоссе,
ведущему от барахолки к автостраде Белосток--Гродно. Следом за ними влился в
вереницу  машин,  за  рулем  которых  сидели   счастливые  нововладельцы,  и
неприметный  серый  "жигу ленок".  Вел его полковник Голубков, а  на  заднем
сиденье     разместился    Боцман,    бережно     держащий     на    коленях
магнитофон-"головастик". "Головастик" был настроен на волну "жучка", булавку
с которым воткнул под воротник куртки Лиса Трубач,  когда старательно стирал
с него сажу.
     "Фиат"  ехал  по  "другорцедне  дроге", не  пытаясь  обгонять  ползущие
впереди него легковушки, лишь у Сокулки, когда все машины свернули налево, к
Белоруссии,  "фиат" повернул  к Белостоку и километров через десять с®ехал с
автострады  к воротам  роскошного,  построенного  по  европейским стандартам
мотеля, рассчитанного  не  на новидворскую  шушеру, а  на солидных  западных
путешественников с  бумажниками,  набитыми  кредитными карточками  и твердой
валютой.
     "Жигуленок" полковника Голубкова проскочил вперед метров на семьдесят и
затормозил у обочины.
     По   сторонам    от   центрального   офиса   мотеля,    сложенного   из
красно-фиолетового фасонного кирпича, с просторными тонированными стеклами в
простенках, стояло десятка три одноэтажных коттеджиков, из такого же кирпича
и с  такими же стеклами, каждый с  отдельным входом, отдельным под®ездом и с
навесом для машин. Мотель назывался "Авто-Хилтон",  и цены тут, похоже, были
вполне хилтоновские. Но,  несмотря на это,  больше половины  коттеджей  было
заселено, о чем свидетельствовали  выглядывавшие из-под навесов  багажники и
радиаторы "мерседесов" и "понтиаков". Сзади территория мотеля была  обнесена
высоким бетонным забором, а с фасада  -- стрельчатой,  художественной  ковки
решеткой. На в®езде дежурили два охранника.
     То  ли  на лобовом стекле  "фиата" был специальный  пропуск,  то ли эту
машину уже знали, но "фиат" беспрепятственно  миновал ворота, развернулся на
центральной площадке  и  под®ехал  к одному из коттеджей,  крайнему  в ряду.
Голубков достал из бардачка бинокль,  снял приставку  для ночного видения, с
минуту  рассматривал  коттедж,  а  затем  молча передал бинокль  Боцману.  В
окулярах была  отчетливо видна  темно-вишневая  "альфа-ромео",  стоявшая под
навесом.
     Якут и  Лис  вышли из "фиата", Лис нажал  кнопку  на входной двери.  Из
динамика  магнитофона раздался слегка искаженный какими-то  помехами мужской
голос:
     -- Кто?
     Одновременно включилась запись.
     -- Свои,  Ленчик, --  ответил Лис. -- Это я,  Владас.  Со  мной Корень.
Дверь открылась.
     -- Постойте, спрошу... Граф! Тут Влад и Корень. Пустить?
     -- Пусть входят...
     -- У них  что, даже дверного глазка нет? -- не  отрываясь  от  бинокля,
спросил Боцман.
     -- Зачем? Интерком или домофон.
     -- Видеокамера?
     -- Вряд ли. Это же просто мотель.
     Дверь закрылась.
     Из магнитофона донеслось:
     --Ну?
     -- Они появились. На "ситроене". Двое...
     II
     "...-- Ну?
     -- Они появились. На "ситроене". Двое.
     -- Ленчик! И ты, Корень. Посидите на кухне. Садись, Влад. Рассказывай.
     --  Под®ехали  часов в десять. На том самом  "ситроене", про который вы
звонили из Варны, когда их потеряли. "Три оливы". "Откройте  для себя Кипр".
Один -- "шестерка", водила.  Второй  --  главный.  При галстуке,  английский
журнал  читает.  Разговаривал  через губу. Правда,  сразу просек,  что у нас
пушки.
     -- Как?
     -- Не знаю.  Но просек на раз. "Покупатели приходят на базар с бабками,
а  не  с  пушками".  В  этом смысле  выразился.  Хотя  на виду  мы  их, сами
понимаете, не держали.
     -- Значит, глаз наметанный?
     -- Выходит, так.
     -- Кто они? Хоть примерно, какой масти?
     -- Непонятно,  Граф. Как и  те двое,  которых мы взяли. Может, все-таки
"контора"?
     -- Не их дела. Точно не из братвы?
     --  Разве что из  новых. Их сейчас, сами знаете, расплодилось как собак
нерезаных.  Накачаются  наркотой  --  и  вперед.  Полный  беспредел  творят.
Правильному вору скоро и ступить некуда будет.
     -- Рано страдаешь, Влад. Для правильного вора ты еще зону мало топтал.
     -- Извините, Граф.  Но сейчас не  по ходкам вора в  закон  вводят, а по
делам.
     -- Делами тебе тоже рано  хвастать. Хруста не прикрыл -- вот твои дела.
А может, ты его сам сдал, чтобы его  место занять? А, Владик?.. Ладно, шучу.
Разобрались, сам виноват -- расслабился от курортной  жизни. Те  двое, что у
нас, -- на игле?
     -- Нет. Специально посмотрел -- вены чистые. Может, травка или  колеса.
Но не ширяются -- точно.
     -- Что говорят?
     -- Все то  же:  отдыхали на Кипре, прилетели  пораньше -- тачку купить.
Бабок у них было как раз на тачку -- три штуки баксов.
     -- Били?
     -- Кого?
     -- Кого! Их! То, что вас били, я и сам вижу. Прямо цирк! Четыре бугая с
пушками не смогли чисто  взять двух фраеров, у которых даже финаря не  было!
Расскажи кому -- не поверят!
     --  А кто знал? В натуре, Граф, все путем было: посадили в тачку, пушки
в бок. Обычное дело. Да тут и началось.
     -- Что?
     -- А  я  знаю? Меня сразу вырубили, Корню нос своротили, Юраня за рулем
был, так ему маленький ногой в ухо гвозданул. Хорошо, кроссовкой, а  если бы
ботинок -- хана, проломил бы череп.  Высокий Горбу  два ребра сломал, до сих
пор  кашлянуть  не  может. А  мне  сустав  вывернули, когда  пушку маленький
забирал.  Если бы  Корень  не  выключил  кастетом  высокого,  не знаю, чем и
кончилось бы. Моя пушка уже у маленького была, да успели на него навалиться.
Еле связали.
     -- Каратисты?
     -- Какой там! У Горба черный  пояс, а толку? Тут не карате. И не боевое
самбо.  Не разбери пойми. Такому только  в  уличных свалках можно научиться.
Когда десять на одного. И не один раз. Только мало кто выдерживает.
     -- А эти  двое, значит, выдержали?.. Потом-то вы душу на них  отвели --
на связанных?
     -- Ну, было немного... Вы же не велели слишком-то.
     -- Разговаривали как с ними?
     -- Ну, как. Нормально... Ну, я  высокого слегка... сигаретой в грудь...
чтобы поразговорчивей был...
     -- Разговорился?
     --Нет.
     -- Да ну?
     -- Говорю же... Носом потянул и сказал: "Шашлычком пахнет".
     -- Вот как? "Шашлычком пахнет"? И это все, что он сказал?
     -- Все.
     -- А маленький что сказал после твоей сигареты?
     -- Он в отключке был. Я его... Граф, он же мне руку чуть не сломал!
     -- Ладно, оставим. Двое в "ситроене", двое у нас, где еще двое?
     -- Неизвестно. К  тачке не подходили, Горб пас. Может, страховали своих
из толпы. Не засветились.
     -- А поводить по барахолке тех Пановых "шестерок" не догадался? Могли и
узнать.
     -- Они уже никого не узнают.
     -- Хочешь сказать, что вы их?..
     --  А что было делать?  Где мне людей взять,  чтобы всех охранять?  Нас
всего четверо.
     -- Я тебе своего телохранителя отдал.
     --  Ну, пятеро  с вашим  Гришей.  Все равно мало.  Да и  те  свое  дело
сделали.
     -- Трупы где?
     -- Сбросили  в какой-то колодец на сыроварне.  Там  вонь такая, что сто
лет не найдут.
     -- А этих где держите? Там же, на сыроварне?
     -- Нет, стремное место,  подходы открытые. В казарме, на бывшей "губе".
Какие-то  местные перестроили ее под склад запчастей, мы у них перекупили на
две недели. Ну, тоже вроде как под временный склад. Надежное место. Решетки,
стальные двери, замки. Что надо. Там они и сидят.  Юраня, Горб и ваш Гриша в
охране. В десять вечера  мы с Корнем их сменим. Нужно срочно людей вызывать,
Граф. Ваших, из Афин. Из Пафоса долго, да там серьезных ребят и не осталось.
     --  Там  серьезных и  не было.  Или  ты  считаешь  крутыми тех  пятерых
мудаков, которые дали подорвать  себя обыкновенной  бочкой?  Тогда у  нас  с
тобой разное понимание, что такое серьезный парень. Потом о людях поговорим.
Где, по-твоему, товар? По-прежнему в "ситроене"?
     -- Нет. Вынули,  точно. Я специально залез под тачку -- вроде глушитель
проверить. На переднем  коробе -- следы сварки. Замазаны, но следы свежие. И
полоса по размеру -- с кейс. Как раз под товар.
     -- Так, может, он там и есть?
     --  Вы  не  в курсе, Граф, как  это  делается. Когда товар закладывают,
сварку не просто  зачищают,  а все  дно грунтуют  и красят. Почище,  чем  на
фирме.  Они  сколько  границ  прошли?  С  такой  сваркой  их  на  первой  бы
прихватили. Нет, товар они вынули, а дырку  заварили на каком-нибудь местном
сервисе или в мехмастерской.
     -- Убедил. Где же он?
     -- Или спрятан. Или у тех двоих. Скорее,  спрятан -- в поселке или даже
в лесу.
     -- Может, его уже передали?
     -- Нет. Они за "ситроен" тридцать  штук гринов  об®явили. А цена ему от
силы пятнадцать. Они его не продавать выставили, а как маяк. Ждут покупателя
или посредника. И мы  вполне можем контакт  не  просечь. Поэтому я и говорю:
нужно срочно вызывать ваших людей из Афин.
     -- Давай-ка, Владас, сначала произведем небольшие подсчеты. Почем Хруст
отдавал Пану товар?
     -- По четыреста баксов за грамм.
     -- Сколько Хруст получил предоплаты?
     -- "Лимон".
     -- И шестьсот штук сгорели  в  тайнике у Пана. Пошли в доход республике
Кипр. Значит, бабок в  товаре осталось всего четыреста  штук. Правильно?  Ты
предложил мне за помощь половину.
     -- Такая цена.
     -- Это цена за выбивание долга. А тут речь  идет совсем о других делах.
Продолжим. Сто тысяч я уже  вложил: "паджеро" и оружие. Значит, сколько моих
остается?  Стольник? И  ты думаешь,  что за эти бабки я буду  вызывать своих
людей и вообще лезть в это дело? Да я их заработаю, не уходя с пляжа.
     -- Сколько вы хотите?
     -- Все.
     -- Все четыреста?!
     --  Плюс те, что  отдаст  посредник. Ему же  Пан товар не  по четыреста
отдавал. За эти бабки я согласен слегка поработать.
     -- А я за что буду горбатиться?
     -- Хруст получил свой "лимон".
     -- Он на его номерном счету.
     -- Твои проблемы.
     -- Я так не согласен.
     --  А  я  твоего  согласия  и  не  спрашиваю. Ты  не  за  бабки  будешь
горбатиться,  а за свою  шкуру. Потому что, если  товар уплывет,  покупатель
потребует свою предоплату. С тебя, Владик, а не с Пана и не с Хруста. Понял?
А  теперь слушай внимательно.  Этих  двоих  сегодня  же убрать. И  в тот  же
колодец  на сыроварне. И впятером пасти "ситроен" днем и ночью. Ленчика тоже
подошлю. А  завтра и  сам под®еду глянуть на этих  кадров.  Если и вшестером
просрете  контакт --  на себя пеняй. Засечете  покупателя  -- тогда и  будем
думать, вызывать из  Афин  людей  или сами  справимся. Все. Разговор кончен.
Ленчик, выпусти их!.."
     III
     Без пяти десять вечера на подходе  к  гауптвахте мы взяли этих двоих --
Влада и Корня. Никому из нас не нужно было об®яснять, где в военных городках
располагается гауптвахта, но на всякий  случай  мы провели  их от  их белого
"фиата" до  места. Влада загрузили в "фиат", а Корню ткнули в затылок его же
"Макарова" и  заставили  постучать в дверь  и назваться.  Дверь  открыли,  а
остальное уже было делом техники.
     Артиста и Муху  мы нашли на  голом бетонном  полу "губы" -- просторной,
недавно  отремонтированной каменной  коробки без обязательных в таких местах
двух®ярусных железных нар. Рты  их  были плотно забиты тряпками  со  следами
краски -- ими работяги, проводившие ремонт, вытирали, вероятно, свои шпателя
и  кисти.  Веревок на  каждом было столько, что их хватило бы на такелаж для
небольшого парусника. Муха сидел у  стены, Артист  валялся рядом лицом вниз.
На затылке  у  него чернела запекшаяся  на глубокой ране кровь. Но  когда мы
перевернули его и  вытащили  кляп, он  открыл глаза,  отплевался от ошметков
цемента и краски и сердито спросил:
     -- Вы где, вашу мать, болтались? Жрать охота!
     -- Будет жить, -- поставил диагноз Док.
     Снятыми  с ребят веревками  мы умотали троих  стражей -- Горба, Браню и
Гришу. Сюда  же,  на  губу, перетащили из "фиата" Влада и Корня.  Корня тоже
связали, а  рот затрамбовали теми же тряпками, как и другим. Связывать Влада
и  затыкать  ему рот  никакой  необходимости  не  было.  Его брал  Трубач  и
несколько погорячился.
     Тут же, на "губе", Док осмотрел Артиста и Муху. Вломили обоим прилично,
но серьезных членоповреждений, к счастью, не оказалось. Более  основательную
медицинскую  помощь   Док   оказывал   им  уже  в   их   номере  деревянного
теремка-отеля,  куда мы приехали на  белом бандитском "фиате" и,  к  радости
пани  владелицы, сняли рядом еще два двухместных  номера. Пока Док обстригал
волосы  вокруг  раны  на  затылке  Артиста  и   обрабатывал  рану  какими-то
жидкостями,  Артист  так  энергично,  хоть  и  сквозь зубы,  раз®яснял  свое
отношение к современной медицине  вообще  и к способностям Дока в частности,
что я вынужден был его прервать:
     -- Сам  виноват. Тебе в детстве мама никогда не говорила, что не  нужно
садиться в машину к чужим дядям?
     В половине одиннадцатого пришел полковник Голубков, сообщил:
     --  Позвонил.  Сказал,  что на  "зеленую"  выйдем в  два  ночи.  Пароль
"Варшава", отзыв "Минск". Пора, ребята.
     Мы оставили Дока заниматься Артистом и Мухой, а сами  собрали в сумки и
рюкзачки всю  оптику  и на  сером "жигуленке"  проехали  к пятому  километру
польско-белорусской  границы.  Трубач  удивился  тому,  как  ровно  и  почти
бесшумно работает движок этой развалюхи.
     -- Об®ясняю для невежд, --  отозвался Голубков, напряженно всматриваясь
в  серую  ленту  приграничной  лесной дороги,  еле  освещенную  подфарниками
машины. -- Год  выпуска этого автомобиля  -- семьдесят  третий. А в то время
"Жигули" комплектовались двигателями итальянской сборки. И ходили эти движки
не по  сто тысяч, как нынешние, а по полмиллиона  кэмэ. А иногда, говорят, и
больше.
     --   Ну,  дядя  Костя!  --  восхитился  Трубач.  --   Вы,  оказывается,
разбираетесь в тачках!
     -- Я не в тачках разбираюсь, племяш, а в жизни...
     Голубков загнал "жигуленка" в густой кустарник и заглушил двигатель.
     Над  пограничной  полосой  стелился  болотный туман, в  разрывах низких
дождевых  облаков скользила идущая  на убыль луна. За  подлеском и  просекой
темнели плотные еловые кущи, за ними поднимались корабельные сосны. Никакого
движения нигде не замечалось,  не слышно было никаких звуков, только издали,
от  Нови  Двора,  еле-еле пошумливало:  звук  моторов, музыка  из  баров  --
неразличимо, все вместе.
     По заметкам, которые делали Артист и Муха, дожидаясь нашего приезда, мы
изучили каждую ложбинку  и пригорок в районе "зеленой".  На польской стороне
патрули  проходили раз  в  сорок  минут, на белорусской --  раз в  пятьдесят
четыре  минуты. Собак не  было: солдат-то нечем было кормить,  а  у  овчарок
рацион  посерьезней. Колючка  давно  уже  провисла  и  обвалилась  вместе со
столбами, контрольно-следовую полосу перепахивали хорошо если раз в  неделю,
она была истоптана коровами и козами,  забредавшими в запретную зону с обеих
сторон  некогда неприступного межгосударственного рубежа. Так  что  пересечь
его не составляло никакого труда, что мы с Трубачом и сделали.
     Боцман   и   полковник   Голубков   остались   на   польской   стороне,
рассредоточились  в подлеске,  чтобы  максимально  расширить  зону обзора. У
Голубкова был его бинокль с приставкой для ночного наблюдения, у  Боцмана --
оптика от арбалета, а у нас с Трубачом  приборы посерьезнее -- стереотрубы с
ночным видением.  У нас и  задача была посерьезней -- проследить,  что будет
происходить на белорусской стороне  границы, как только контрольный звонок в
Москву приведет в действие некий механизм, подготовленны