- Ваши милости, - рискнул задать очередной малотактичный вопрос  Бореас
Мун, - давно ль в пути? Здесь, на Пустошах? И давно ли,  осмелюсь  спросить,
оставили позади Врата Сольвейг?
     - Давно, недавно, - сказал пилигрим, - понятия относительные. Я  прошел
Врата на второй день после октябрьского полнолуния.
     - А я, - сказал эльф, - на шестой.
     - М-да, - продолжал Бореас, ободренный реакцией. - Удивительно, как  мы
там не сошлись, ведь и я там в то время шел, вернее, ехал, потому как  тогда
у меня еще была лошадь.
     Он замолчал, отбрасывая неприятные воспоминания,  связанные  с  потерей
лошади. Он был уверен,  что  и  его  случайные  собеседники  сталкивались  с
подобными приключениями. Передвигаясь все время пешком, они  ни  за  что  не
догнали бы его здесь, под Эльскердегом.
     - Отсюда я делаю вывод, - продолжал он, - что ваши милости  отправились
в путь уже после войны, после заключения цинтрийского мира. Мне, разумеется,
нет до этого никакого дела, но осмелюсь предположить, что вашим милостям  не
по душе пришелся порядок и  картина  мира,  созданного  и  установленного  в
Цинтре.
     Тишину, довольно  надолго  повисшую  у  костра,  прервал  далекий  вой.
Вероятно, выл волк. Хотя в районах перевала Эльскердег никогда и  ни  в  чем
нельзя было быть уверенным до конца.
     - Если быть откровенным,  -  неожиданно  заговорил  эльф,  -  то  после
цинтрийских соглашений у меня не было оснований любить установленный  мир  и
его картину. Не говоря уж о порядке.
     - В моем случае, - сказал пилигрим, скрещивая на груди могучие руки,  -
все было аналогично. Хотя  убедился  я  в  этом,  как  бы  сказал  один  мой
знакомый, post factum.
     Тишина стояла долго. Умолкло даже то, что выло на перевале.
     - Вначале, - начал пилигрим, хотя Бореас и эльф могли  бы  побиться  об
заклад, что он этого не сделает, - вначале казалось, что после  цинтрийского
мира произойдут полезные изменения и установится достаточно сносный порядок.
Если не для всех, то по крайней мере для меня...
     - Короли, - кашлянул Бореас, - с®ехались в Цинтру, если мне  память  не
изменяет, в апреле?
     - Точно второго апреля, - уточнил пилигрим. - Было, как  сейчас  помню,
новолуние.

     Вдоль стен,  пониже  темных  балок,  поддерживающих  галерейки,  рядами
висели щиты, украшенные геральдическими  эмблемами  и  гербами  цинтрийского
дворянства. С первого взгляда бросалась в глаза  разница  между  несколькими
поблекшими гербами старинных родов и гербами тех, кто получил дворянство уже
в новые времена, в правление Дагорада и Калантэ. Те, что поновее, блис  тали
живыми, не потрескавшимися  еще  красками,  на  них  не  заметно  было  дыр,
проделанных древоточцами.
     Самые же роскошные цвета были у  добавленных  совсем  недавно  щитов  с
гербами  нильфгаардских  дворян,  отмеченных  во  время  захвата  города   и
императорского правления.
     "Когда мы возвратим Цинтру, - подумал король  Фольтест,  -  надо  будет
присмотреть, чтобы цинтрийцы не  уничтожили  этих  щитов  в  священном  пылу
обновления.  Политика  -  одно  дело,  декор  зала   -   другое.   Изменения
политического режима не могут служить оправданием вандализма".
     "Стало быть, здесь все и началось, - подумал Динкстра, обводя  взглядом
огромный холл. - Памятный обручальный пир, на котором появился Железный  Йож
и потребовал руки принцессы Паветты... А королева Калантэ наняла ведьмака...
Как все-таки поразительно сплетаются судьбы человеческие", - подумал  шпион,
сам удивляясь тривиальности своих мыслей.
     "Пять лет назад, - подумала  королева  Мэва,  -  пять  лет  назад  мозг
J`k`mr}, Львицы, в которой текла  кровь  Кербинов,  разбрызгался  по  плитам
двора, того двора, что виден сейчас из окон.  Калантэ,  чей  гордый  портрет
висит в коридоре, была предпоследней,  в  жилах  которой  текла  королевская
кровь. После того как утонула  ее  дочь  Паветта,  осталась  только  внучка,
Цирилла. Впрочем, возможно, умерла и Цирилла, если слухи не лгут".
     Прошу, - махнул рукой Кирус Энгелькинд Хеммельфарт,  иерарх  Новиграда,
которого,  принимая  во  внимание  его  возраст  и  всеобщее  уважение,  per
acclamationem1 избрали председателем переговоров. - Прошу занимать места.
     Расселись, отыскивая обозначенные табличками кресла за круглым  столом.
Мэва, королева Ривии и Лирии. Фольтест, король Темерии, и король Вензлав  из
Бругге - его ленник. Король  Этайн  из  Цидариса.  Юный  король  Кистрин  из
Вердэна.  Герцог  Нитерт,  глава  реданского  Регентского  Совета.  И   граф
Сигизмунд Дийкстра.
     "От старого шпика надо было бы избавиться, удалить от стола  совещаний,
- подумал иерарх. - Король Хенсельт и даже юный Кистрин уже  позволили  себе
довольно кислые замечания, того и  жди  демарша  со  стороны  представителей
Нильфгаарда. Этот Сигизмунд - человек не того  положения,  а  кроме  того  -
особа с сомнительным прошлым и скверной репутацией, persona turpis2.  Нельзя
допустить,   чтобы   присутствие   persona   turpis   оскверняло   атмосферу
переговоров".
     Руководитель  нильфгаардской  делегации,  барон  Шилярд   Фиц-Эстерлен,
которому  за  круглым  столом  досталось  место  точно  напротив   Дийкстры,
приветствовал шпиона вежливым дипломатическим поклоном.
     Видя, что все расселись, иерарх  Новиграда  сел  тоже.  Не  без  помощи
служек, поддерживавших его под трясущиеся руки. Иерарх сел в  кресло,  много
лет назад изготовленное специально  для  королевы  Калантэ.  У  кресла  была
удивительно высокая, украшенная изумительно  красивой  резьбой  спинка,  что
выделяло его среди остальных кресел.
     Круглый стол - стол, конечно, круглый, но должно  же  быть  видно,  кто
здесь самый важный.

     "Значит,  здесь,  -  подумала  Трисс  Меригольд,  осматривая   комнату,
гобелены, картины и многочисленные  охотничьи  трофеи,  в  том  числе  шкуру
совершенно незнакомого ей  рогатого  зверя.  -  Здесь,  после  достославного
разрушения тронного зала, состоялась знаменитая  приватная  беседа  Калантэ,
ведьмака, Паветты и Заколдованного Йожа, когда Калантэ дала согласие на этот
странный марьяж. А Паветта была уже беременна.  Цири  родилась  чуть  больше
восьми  месяцев  спустя...  Цири,  наследница  престола...  Львенок   кровей
Львицы... Цири, моя маленькая сестренка, которая  сейчас  где-то  далеко  на
юге. К счастью, уже не одна. Вместе с Геральтом и Йеннифэр. В  безопасности.
А может, они снова меня обманули?"
     -  Присаживайтесь,  милые  дамы,  -  поторопила  Филиппа  Эйльхарт,   с
некоторого времени внимательно присматривавшаяся к  Трисс.  -  Владыки  мира
вот-вот начнут один за другим произносить инаугурационные речи, я не  хотела
бы упустить ни слова.
     Чародейки, прервав кулуарные сплетни, быстро заняли свои  места.  Шеала
де Танкарвилль в боа из серебристых лис, придающем женственность ее  строгой
мужской одежде, Ассирэ вар Анагыд в платье лилового шелка,  чертовски  тонко
сочетающем в себе  скромную  простоту  и  шикарную  элегантность.  Францеска
Финдабайр - царственная  как  всегда.  Ида  Эмеан  аэп  Сивней,  как  всегда
таинственная, Маргарита Ло-Антиль, как всегда  -  воплощение  достоинства  и
серьезности.  Сабрина  Глевиссиг  в  бирюзе,   Кейра   Мец   в   зеленом   и
нарциссовожелтом.  И  Фрингилья  Вито.  Удрученная.  Грустная.   И   бледная
прямо-таки смертельной, болезненной, какой-то даже призрачной бледностью.
     Трисс Меригольд сидела рядом с Кейрой, напротив Фрингильи. Над  головой
нильфгаардской чародейки висла картина: наездник мчится галопом среди  рядов
ольх, ольхи протягивают к нему чудовищные руки-ветви, издевательски скалятся
страшными пастями дупел. Трисс невольно вздрогнула.
     Стоящий  посреди  стола  трехмерный  коммуникатор  действовал.  Филиппа
Эйльхарт заклинанием повысила резкость изображения и звук.
     - Как вы видите и слышите, - сказала она не без ухмылки,  -  в  тронном
зале Цинтры, этажом ниже, точно под нами, владыки  мира  сейчас  принимаются
решать судьбы именно этого мира. А мы здесь, этажом выше, присмотрим за тем,
чтобы мальчики не очень-то резвились.

     К воющему на Эльскердеге существу присоединились другие. Бореас Мун  не
сомневался: это не волки.
     - Я тоже, - сказал он, чтобы оживить замершую было беседу, - мало  чего
ожидал от цинтрийских переговоров. И вообще никто из тех, кого  я  знал,  не
надеялся, что из них будет что-нибудь путное.
     -  Важен  был,  -  спокойно  возразил  пилигрим,  -  сам  факт   начала
переговоров. Простой и прямой человек - а  я,  с  вашего  позволения,  такой
человек и есть - думает просто и прямо. Простой человек знает, что дерущиеся
короли и императоры настроены друг против друга так воинственно, что, будь у
них достаточно силы, они просто поубивали бы один другого. А ведь  перестали
убивать и вместо этого уселись  за  круглый  стол.  Почему?  Да  потому  что
силенок-то уже нет. Проще говоря, они бессильны. И из-за этого  бессилия  их
солдаты не нападают на дома  простых  людей,  не  убивают,  не  калечат,  не
сжигают хаты, не режут детей, не насилуют жен, не  угоняют  в  неволю.  Нет.
Вместо этого владыки солдат столпились в Цинтре и совещаются. Возликуйте же,
о едоки хлеба. Возрадуйтесь!
     Эльф поправил прутиком  стреляющее  искрами  полено  в  костре,  искоса
взглянул на пилигрима.
     - Даже простой и прямой человек, - сказал он, не  скрывая  сарказма,  -
даже радующийся, да что  там,  прямо-таки  ликующий,  должен  понимать,  что
политика - та же война, только малость по-иному ведущаяся. Должен понимать и
то, что переговоры - тот же торг. У них одинаковый самодействующий приводной
механизм. Достигнутые успехи обусловливаются уступками. Здесь выгадываешь  -
там теряешь. Иными словами, чтобы одних можно было купить, других необходимо
продать.
     - Воистину, - сказал после недолгого молчания пилигрим, - это настолько
просто и очевидно, что поймет любой человек. Даже очень простой и прямой.

     - Нет, нет и еще раз нет! - взревел король Хенсельт, дубася кулаками по
столу так, что повалился кубок и подскочили чернильницы. - Никаких дискуссий
на этот счет! Никаких торгов по этому вопросу! Конец, schlus3, deireadh!
     - Хенсельт, - спокойно, трезво и дружелюбно проговорил Фольтест,  -  не
усложняй. И не компрометируй нас своим ревом перед его превосходительством.
     Шилярд   Фиц-Эстерлен,   участвовавший   в   переговорах   в   качестве
представителя империи Нильфгаард, поклонился с лживой  улыбкой,  коия  имела
целью дать понять, что фокусы каэдвенского короля нимало его не волнуют и не
занимают.
     - Мы договариваемся с империей, - продолжал Фольтест, - а  между  собой
вдруг начинаем грызться, словно псы? Стыдись, Хенсельт.
     - Мы договорились с Нильфгаардом по таким сложным  вопросам,  как  Доль
Ангра и Заречье, - с кажущимся равнодушием проговорил Дийкстра,  -  было  бы
глупо...
     - Я не позволю делать себе подобные замечания! - заревел  Хенсельт,  на
этот раз так, что не всякому буйволу удалось бы его перемычать. - Я не желаю
слушать такие замечания, тем более от шпиков всяческих мастей! Я, курва  вас
побери, король!
     - Оно и видно, - фыркнула Мэва.
     Демавенд,  отвернувшись,  изучал  гербовые   щиты   на   стенах   зала,
легкомысленно при этом улыбаясь, совсем так, будто не о его королевстве  шла
речь и торг.
     - Достаточно, - засопел  Хенсельт,  поводя  вокруг  диким  взглядом.  -
Достаточно, клянусь богами, потому как меня сейчас кровь зальет.  Я  сказал:
ни пяди земли. Никаких, то есть абсолютно никаких возвратов захваченного!  Я
не соглашусь на уменьшение моего королевства даже на пядь, даже  на  полпяди
земли! Боги доверили мне часть Каэдвена, и только богам я ее уступлю! Нижняя
Мархия - наши земли... Эти...  Эти...  Энти...  А,  курва,  этнические,  во!
Нижняя Мархия веками принадлежала Каэдвену...
     - Верхний Аэдирн, - снова заговорил Дийкстра, - принадлежит Каэдвену  с
прошлого лета. Точнее, с двадцать  четвертого  июля  прошлого  года.  С  той
минуты, как туда вступил каэдвенский оккупационный корпус.
     - Убедительно прошу, - сказал Шилярд Фиц-Эстерлен, хотя  его  никто  не
спрашивал,  -  запротоколировать  ad  futurum  rei  memoriam4,  что  империя
Нильфгаард не имела ничего общего с данной аннексией.
     - Если не считать того, что именно в это время она грабила Венгерберг.
     - Nihil ad rem5!
     - Да неужто?
     - Господа! - напомнил Фольтест.
     - Каэдвенская армия, - прохрипел Хенсельт, - вступила в  Нижнюю  Мархию
освободительницей! Моих солдат встречали там цветами! Мои солдаты...
     - Твои солдаты... - Голос короля Демавенда был спокоен, но по его  лицу
было видно, чего ему стоит это спокойствие. - Твои разбойники, ворвавшиеся в
мое королевство  с  бандитскими  воплями,  убивали,  насиловали  и  грабили.
Господа! Мы собрались здесь  и  сидим  уже  неделю,  размышляя,  как  должна
выглядеть картина будущего мира. О боги, неужели это будет мир преступ лений
и грабежей? Неужели сохранится бандитское status quo?  Неужели  награбленное
добро останется в руках разбойников и грабителей?
     Хенсельт схватил со стола карту, разорвал ее  и  швырнул  в  Демавенда.
Король Аэдирна даже не шелохнулся.
     - Моя армия, - прохрипел Хенсельт, а его лицо налилось  цветом  доброго
старого вина, - отвоевала Мархию  у  нильфгаардцев.  Твое,  прости  господи,
королевство тогда уже прекратило существование, Демавенд. Скажу больше, если
б не моя армия, у тебя сегодня  вообще  никакого  королевства  не  было  бы.
Хотелось бы взглянуть, как без моей помощи ты изгоняешь Черных  за  Яругу  и
Доль Ангру. Поэтому  можно  без  особых  преувеличений  утверждать,  что  ты
остался королем по моей милости. Но здесь и сейчас моя милость кончается!  Я
сказал: не отдам даже пяди моей земли! Не позволю уменьшить мое королевство!
     - А я - мое! - встал Демавенд. - Нам не договориться!
     - Господа, - примиряюще сказал Кирус Хеммельфарт, иерарх  Новиграда.  -
Наверняка возможен какой-то компромисс...
     - Империя Нильфгаард, - снова заговорил Шилярд Фиц-Эстерлен,  обожавший
встревать ни с того ни с сего, - не примет  такого  договора,  коий  нанесет
вред Стране Эльфов в Доль Блатанна. Если это необходимо, я  еще  раз  прочту
господам содержание меморандума...
     Хенсельт,  Фольтест  и  Дийкстра   фыркнули.   Демавенд   взглянул   на
императорского посланника спокойно и почти доброжелательно.
     - Ради общего блага, - заявил он, - и ради  мира  я  признаю  автономию
Доль Блатанна. Но не как королевства, а  как  княжества.  При  условии,  что
княгиня Энид ан Глеанна принесет мне ленную присягу и обязуется  уравнять  в
правах и привилегиях людей и эльфов. Я готов на это,  как  уже  сказал,  pro
publico bono.
     - Вот, - произнесла Мэва, - речи истинного короля.
     - Salus publica lex suprema est6,  -  сказал  иерарх  Хеммельфарт,  уже
долгое время ждавший оказии продемонстрировать свое знание  дипломатического
сленга.
     - Однако добавлю, - продолжал Демавенд, глядя на надувшегося Хенсельта,
- что уступка в отношении Доль Блатанна не прецедент. Это есть  единственное
нарушение целостности моих земель, на которое я соглашаюсь. Никакого другого
раздела либо захвата я не приемлю. Каэдвенская армия, вторгшаяся  в  пределы
моего королевства агрессором и захватчиком, должна в течение недели покинуть
беззаконно  оккупированные  укрепления  и  замки  Верхнего  Аэдирна.  Таково
условие  моего  участия  в  переговорах.  А  поскольку  verba  volant7,  мой
секретарь приложит к протоколу официальный демарш по данному вопросу.
     - Хенсельт? - Фольтест выжидательно взглянул на бородача.
     - Никогда! - заревел король Каэдвена, переворачивая кресло и вскакивая,
будто ужаленный шершнем шимпанзе. - Никогда не отдам  Мархии!  Только  через
мой труп! Не отдам! Ничто  не  заставит  меня  сделать  это!  Никакая  сила!
Никакая, курва вас задери, сила! А чтобы доказать, что и он не лыком  шит  и
кое-чему научился, взвыл:
     - Non possumus!8

     - Покажу я ему  поп  possumus,  старому  дуралею!  -  фыркнула  Сабрина
Глевиссиг в комнате этажом выше. - Можете  не  сомневаться,  милые  дамы,  я
заставлю этого идиота признать требования, касающиеся  возврата  территорий,
захваченных в Верхнем Аэдирне. Каэдвенские войска  уйдут  оттуда  за  десять
дней. Это ясно. Двух мнений быть не  может.  Если  кто-либо  из  вас,  дамы,
сомневается, то я, поверьте, имею право чувствовать себя задетой за живое.
     Филиппа  Эйльхарт  и  Шеала  де  Танкарвилль  выразили  свое  одобрение
кивками. Ассирэ вар Анагыд поблагодарила улыбкой.
     - На сегодня, -  сказала  Сабрина,  -  осталось  решить  проблему  Доль
Блатанна. Содержание меморандума императора Эмгыра  мы  знаем.  Короли,  что
сидят под нами, еще не успели обсудить этот вопрос, но  уже  высказали  свое
мнение.  Занял  определенную  позицию  также   наиболее,   я   бы   сказала,
заинтересованный: король Демавенд.
     - В позиции Демавенда, - сказала Шеала де Танкарвилль, кутаясь в боа из
серебристых лис, - просматриваются признаки далеко идущего компромисса.  Это
позиция позитивная, продуманная и взвешенная. Шилярду Фиц-Эстерлену придется
трудновато, если он пожелает добиваться референдума и заявлять протесты.  Он
будет препираться по меньшей мере сутки. А потом начнет отступать.
     - Нормально, - отрезала  Сабрина  Глевиссиг.  -  Нормально  и  то,  что
наконецто они где-то встретятся, о чем-то договорятся. Однако не будем ждать
и сейчас же решим, что позволить  им  в  конечном  итоге.  Францеска!  Молви
слово! Речь же идет о твоей стране.
     - Именно поэтому, - обворожительно улыбнулась Маргаритка  из  Долин.  -
Именно поэтому я и молчу, Сабрина.
     - Перебори гордость, - серьезно сказала Маргарита Ло-Антиль. - Нам надо
знать, что можно  дозволить  королям.  Францеска  Финдабаир  улыбнулась  еще
обворожительнее.
     - Ради мира и  блага  народа,  -  проговорила  она,  -  я  соглашусь  с
предложением  короля  Демавенда.  Можете,  милые  девушки,  с  этой   минуты
перестать именовать  меня  Наисветлейшей,  достаточно  будет  просто  "Вашей
Светлости".
     - Эльфьи шуточки, - поморщилась  Сабрина,  -  меня  ничуть  не  смешат,
вероятно, потому, что я их не понимаю. Как с другими условиями Демавенда?
     Францеска трепыхнула ресницами.
     -  Я  согласна  на  реэмиграцию  поселенцев-людей  и   возвращение   их
имущества, - сказала она серьезно. -  Гарантирую  также  равные  права  всем
расам...
     - Побойся богов, Энид, - рассмеялась Филиппа Эйльхарт. - Не  соглашайся
на все-то! Поставь хоть какие-нибудь условия!
     - Поставлю. - Эльфка вдруг посерьезнела. -  Я  не  согласна  на  ленную
присягу. Я хочу полностью распоряжаться Доль  Блатанна.  Никаких  вассальных
повинностей,  кроме  обещания  сохранять  лояльность  и  не  наносить  вреда
сюзерену.
     - Демавенд не согласится, - кратко бросила Филиппа. - Он  не  откажется
от доходов и рент, которые давала ему Долина Цветов.
     -  По  этой  проблеме,  -  Францеска  подняла  брови,  -  я  готова   к
двусторонним переговорам и убеждена, что мы достигнем  консенсуса.  Алодиум9
не принуждает к уплатам, но ведь не запрещает и не исключает их.
     - А что с фидеикомиссом10, - не сдавалась Филиппа  Эйльхарт.  -  Как  с
примогенитурой11? Соглашаясь на алодиум, Фольтест захочет получить  гарантии
нераздельности княжества.
     - Фольтеста, - снова улыбнулась Францеска, - действительно могли ввести
в заблуждение моя кожа и фигура, но ты-то меня удивляешь,  Филиппа,  Далеко,
очень далеко я уже ушла от  того  возраста,  когда  могла  бы  забеременеть.
Относительно примогенитуры и фидеикомисса Демавенду опасаться нечего. Это  я
буду ultimus familiae12 рода  владык  Доль  Блатанна.  Однако,  несмотря  на
кажущуюся выгодной для Демавенда разницу в возрасте,  проблему  наследования
после меня мы обсуждать будем не с  ним,  а  скорее  всего  с  его  внук