стоит ли? Заметить могут... -  Я  аккуратно.  Никто
нас здесь не заметит, а уши пухнут. Придется Ястребова вызывать.  Риск,  а
куда деваться? Без него не уйдем.
     - Оно конечно. По  большому  кругу,  через  Новослободскую  и  Пресню
должен проскочить. Весь шмон опять в пределах Кольца будет...
     - Тогда вызывай. Я сейчас  докурю  и  двинем  по  бережку  в  сторону
Калининского...
     Они так и не привыкли к новой (старой) топографии  Москвы  и  здешним
названиям, говорили, как раньше, и прекрасно понимали друг друга.



        Глава 29

     Профессор Удолин, в своем засаленном, бурого оттенка халате,  похожем
на тюремный, возбужденно и беспорядочно перемещался  по  тридцатиметровому
холлу. Как будто в заточении у Агранова ему  не  хватало  пространства,  и
теперь он наверстывал накопившуюся потребность в  движении.  От  ужина  он
отказался, зато с жадностью выпил  две  большие  чашки  крепчайшего  кофе,
причмокивая от удовольствия, словно извозчик за чаем.
     - Три  года  настоящего  кофе  не  пил,  это  надо  же!  Уф-ф,  какое
блаженство. Выходит, жизнь не кончена, нет-нет, не кончена... И  папиросы,
чудесные папиросы! Что,  фабрики  Асмолова?  Странно,  "Ява",  никогда  не
слышал. Да неважно, зато какой аромат... Нет, господа,  вы  это  прекрасно
задумали, мне там у Якова чертовски надоело. Главное, он мне совершенно не
позволял выходить в город. Как будто я собирался сбежать. А куда мне  было
бежать, скажите на милость? Чтобы с голоду подохнуть? Благодарю покорно. И
он еще мне трибуналом угрожал...
     Видно было, что этот человек поговорить очень  любит  и,  похоже,  не
особенно важно, о чем именно. Просто время от времени в нем  накапливалась
критическая словесная масса, и требовалось немедленно ее сбросить, как пар
через предохранительный клапан.
     Когда давление приходило в норму, профессор начинал говорить по  делу
и вполне здраво.
     -  Давайте  же  наконец  познакомимся,  господа.  Удолин,  Константин
Васильевич, экстраординарный профессор по кафедре всеобщей истории.
     Друзья тоже представились, причем Шульгин назвался доктором медицины,
что было почти правдой, поскольку советский  кандидат  наук  этому  званию
соответствовал, а Новиков сообщил, что он полковник и журналист.
     - Весьма, весьма  рад.  Правда,  для  врача  вы,  уважаемый  коллега,
слишком хорошо владеете навыками э-э... противоположного  рода.  Однако...
время такое, да. Я, кстати, успел заметить, что в нынешних  условиях  люди
образованные, аристократы крови и духа,  приспосабливаются  к  жизни  куда
лучше этих... пролетариев. Те и характером пожиже, и от голода мрут  чаще.
Статистикой  я  располагаю.  Потому,  кстати,  белая  армия  в   состоянии
сражаться при таком огромном перевесе красных. Они в своих газетках пишут,
белоручки,  мол,  эксплуататоры,  выродившееся  сословие.  Вот  уж  вздор!
Дворяне - военное сословие, и  война  их  естественное  состояние.  Другое
дело, что бывают исторические закономерности, когда дворянство проигрывает
плебсу. Битва при Азенкуре, например.
     - А с чего вы взяли, профессор, что белые проиграли?
     - Ну как же? У Врангеля остался только Крым, на Дальнем Востоке  тоже
лишь полоска Приморья. Эта война проиграна, увы. Но не все так  просто.  В
XIII веке Русь пала под натиском татаро-монголов, но в  тех  боях  ударная
сила азиатских орд, предназначенная для  захвата  Европы,  была  сломлена.
Точно так же белые армии потерпели поражение  в  России  -  но,  не  сумев
отстоять Россию,  они  все  же  остановили  ударный  отряд  революционного
Интернационала, нацеленный на Европу. Белое движение не пустило большевизм
распространиться далее границ бывшей Российской Империи.  Щит  под  ударом
разлетелся вдребезги, но он сломал и разбившее его копье.
     - Красиво сказано,  Константин  Васильевич,  только...  Да  вы  когда
последний раз газеты читали?
     - Не помню. Кажется, в мае. Или  в  июне?  Агранов  мне  перестал  их
носить, да и я не настаивал.  Ничего  там  хорошего.  У  меня  были  более
интересные занятия...
     - Понятно. Дело-то в том, милейший  профессор,  что  положение  нынче
несколько иное. Врангель не в  Крыму,  а  почти  под  Москвой,  большевики
разгромлены в Польше. И мы здесь непосредственно  с  фронта...  -  Новиков
улыбнулся и наклонил голову.
     - Ах, даже так!  Совсем  прелестно.  История,  выходит,  на  сей  раз
проявила больше здравого смысла, чем ей обычно свойственно. Смутное  время
заканчивается. Большевики  надорвались,  слава  тебе,  Господи!  Я  и  это
предвидел, предсказывал, но позже, значительно позже. Я отводил им еще лет
десять-двенадцать,  после  чего  их   власть   должна   была   выродиться,
деградировать и  мирным  путем  раствориться  в  мелкобуржуазной  массе  и
частнособственнических инстинктах...
     "Ишь, и правда умный, - удивился Новиков. -  Если  бы  не  сталинский
переворот, так бы и вышло, ничем иным НЭП закончиться и не мог..."
     - Да, а я ведь так и не спросил, господа, чем обязан столь  приятному
знакомству? Вы специально прибыли, чтобы освободить меня  из  узилища?  Не
могу поверить. Неужели моя  персона  столь  известна  и  представляет  для
кого-то интерес даже в разгар решительной битвы? Или  же  вы  преследовали
цель захватить  в  плен  Якова?  Разумеется,  он  для  вас  гораздо  более
заманчивая добыча. А вы не боитесь, что его будут искать  всей  мощью  той
ужасной организации и обнаружат наше убежище?..
     Манера разговора профессора начинала уже утомлять.  Возможно,  лектор
он  был  талантливый,  но  в  нормальном  общении  поток  его  красноречия
воспринимался с трудом.  -  За  вами,  за  вами  мы  прибыли.  А  Агранова
прихватили попутно. Нельзя было и такой шанс упускать. Давайте сегодня  мы
дадим вам возможность отдохнуть, а завтра побеседуем обстоятельно.
     Невзирая на возражения, что он совсем не  устал  и  готов  беседовать
хоть до утра, Удолина препроводили в спальню, снабдили коробкой папирос  и
кофейником  и  пожелали  спокойного  сна.  Пришло  время  познакомиться  с
Аграновым. Вид у него был импозантный. Хотя и несколько помятый  после  не
слишком бережной транспортировки. Лоб  и  переносица  распухли  от  удара,
нижние веки посинели и набрякли.
     - Здравствуйте, Яков Саулович. Как  вы  себя  чувствуете?  -  вежливо
поинтересовался Новиков.
     - А как, по-вашему, я должен себя чувствовать? - огрызнулся чекист.
     Андрей рассматривал  его  с  интересом.  Богатой  судьбы  человек.  В
недалеком будущем должен  стать  главным  специалистом  ВЧК-ГПУ  по  делам
творческой интеллигенции и вообще идеологии. Близким  другом  и  верховным
надзирателем  советских  писателей.  Увлекательную  жизнь  ему   предстоит
прожить.  Только  короткую.  Обидно  даже  -  достичь   неограниченной   и
бесконтрольной власти над  миллионами  людей,  большей,  наверное,  чем  у
Гиммлера и Мюллера, вместе  взятых,  абсолютного  личного  благополучия  в
голодающей нищей стране (для многих именно в этом особая сласть - чтобы  у
тебя все, а вокруг нищие), получить  четыре  ромба  на  петлицы  и  в  миг
наивысшего взлета - пулю в затылок. А может, и не в затылок, и не пулю,  а
просто забили ногами в цементном подвале малограмотные  румяные  мальчики,
пришедшие на смену по-своему рафинированным питомцам Менжинского и  Ягоды.
Была у них такая инструкция - практиковать избиения  до  смерти,  в  целях
нравственной закалки личного состава.
     - Думаю, что плохо вы себя чувствуете, Яков Саулович. И  физически  и
нравственно. Голова болит? Чего желаете, на выбор, таблетку анальгина  или
рюмку коньяку? - Стакан.
     - Чего стакан? Ах, да... Александр Иванович, не сочтите за труд.
     Шульгин подал Агранову требуемую емкость, но надпил не  доверху.  Кто
его знает, может, он алкоголик, выпьет, и сразу в отключку.
     - Так. С болью телесной мы разобрались, а вот с  душевной  как  быть?
Если это вас порадует, отмечу - с  засадой  вы  хорошо  придумали.  Умеете
мыслить перспективно. Вот вроде все  предусмотрели  с  дрезиной,  по  всем
параметрам сбоя быть не должно было, а вы все же  и  о  неудаче  подумали,
подбросили Вадиму информацию о домике в переулке. Очень  грамотно.  Однако
все равно прокололись. Отчего бы?
     Агранов молчал, прикрыв глаза, ждал,  когда  подействует  алкоголь  и
вернется способность мыслить легко и раскованно.
     - Не вижу  необходимости  сейчас  об  этом  говорить,  -  ответил  он
наконец. - Вы для  себя  знаете,  а  мне  свои  ошибки  анализировать  уже
незачем.  -  Признаете,  значит,  что  проиграли  вчистую?  Агранов  пожал
плечами.
     - Тогда пойдем дальше. Вы действительно уверены, что профессор Удолин
владеет  какими-то  сверхчувственными  способностями?  И  эти  способности
применимы в практической оперативной работе?
     Агранов  откинулся  на  спинку  стула,  поерзал,  пытаясь  устроиться
поудобнее.
     Новиков предложил ему пересесть в кресло или  на  диван,  что  больше
нравится. Вообще чувствовать себя как дома. Традиционно угостил папиросой.
     -  Долго,  интересно,  вы  будете  в  благородство  играть?  -  криво
улыбнулся чекист.
     - От  вас  зависит.  Дилемма  ведь  простейшая.  Вы  желаете  с  нами
сотрудничать, тогда возможны многие, для вас благоприятные  варианты.  Или
не желаете, и довольно скоро ваш труп подберет  на  улице  патруль.  Пауза
между этими событиями может быть  заполнена  весьма  неприятными  для  вас
процедурами. И все... Терцио нон датур.
     - Какими же гарантиями может сопровождаться первый вариант?
     Вмешался Шульгин, до  этого  с  полным  безразличием  разбиравший  на
журнальном столике трофейный "маузер".  Агранов  знал  толк  и  в  оружии,
выбрал себе наилучшую из существующих  моделей  -  образца  1912  года,  и
пользовался  пистолетом  редко,  он   был   практически   новый.   Удачное
приобретение.
     - Что вы дурака перед нами изображаете? Какие гарантии?  Вексель  вам
выдать или расписку, нотариально заверенную? Сами же в разведке работаете,
понимать  должны  несуразность  своих  претензий.  Только  вера   в   нашу
порядочность и свое счастье. А если считаете,  что  мы  вас  обманем,  так
останется надежда на легкую смерть... Короче - сами решайте.  Есть  у  вас
что сказать и предложить - поработаем. Вообще-то такие, как вы, при  любой
власти нужны. В этом же, кстати, историческая  ошибка  вашего  Ленина.  Не
придумал бы идиотскую теорию насчет полного слома  старой  государственной
машины, все бы у вас было нормально...
     - Тут я с вами полностью согласен. Рабочие  должны  работать,  сыщики
воров ловить, инженеры руководить производством...
     - А недоучившиеся гимназисты и аптекари возглавлять тайную полицию, -
с®язвил Новиков.
     И дальше у них продолжался вроде бы ни к чему не  обязывающий,  почти
салонный разговор. Вопрос о  гарантиях  и  сотрудничестве  не  поднимался,
однако обе стороны понимали, что соглашение  достигнуто.  Только  Агранову
по-прежнему пришлось  мучиться  вопросом,  что  конкретно  хотят  от  него
"полковники".  Новиков  то  и  дело  демонстрировал  свои  якобы  глубокие
познания в деятельности ВЧК, почерпнутые из учебников истории, мемуаров  и
романов Семенова, Арда-матского и  Льва  Никулина.  Конкретных  фактов  он
избегал, понимая, что писаная история сильно отличается от  подлинной,  но
двух десятков имен и некоторых деталей, в данный момент считающихся строго
секретными,  ему  хватило,  чтобы  убедить  чекиста  в  своей   абсолютной
осведомленности.
     Эта тактика настолько  деморализовала  и  запутала  Агранова,  что  и
главный  вопрос,  ради  которого  Новиков  затеял  свою  мистификацию,  он
сглотнул, как щука блесну.
     - Хотелось бы вот еще что уточнить, Яков Саулович, как  функционирует
система принятия решений и связи с вашими заграничными покровителями?  Или
лучше их назвать иначе? Ею только вы занимаетесь, или...
     - В основном - Трилиссер... - и спохватился. Об этом говорить  нельзя
ни в коем случае. Даже в своем кругу они  избегали  называть  вещи  своими
именами, в случае необходимости  предпочитали  иносказания.  Не  дай  Бог,
кому-то покажется, что соратник знает слишком много. Но полковнику  и  это
известно...
     - До Трилиссера очередь тоже дойдет, - как о само собой  разумеющемся
сказал Новиков. - Пока меня ваша  точка  зрения  интересует.  Общая  схема
взаимоотношений, ближайшая и последующие задачи, механизм функционирования
организации. Вы же не  будете  отрицать,  что  Ленин,  Дзержинский,  ЦК  и
Совнарком посвящены  далеко  не  во  все  тонкости  внешней  и  внутренней
политики? Или, лучше сказать - не в полной мере представляют общую картину
во всей ее диалектике.
     Агранов уставился  на  носки  своих  сапог,  лихорадочно  просчитывая
варианты. Из того, что он успел узнать  и  понять,  "полковники"  являются
представителями не  менее  могущественной  организации,  чем  та,  замыслы
которой реализуют в России он сам и  другие  посвященные.  Нет,  наверное,
все-таки за ними стоит более могучая сила. Куда более  законспирированная,
раз о ней вообще никто ничего не слышал,  и  не  менее  богатая,  судя  по
деньгам, которые вдруг брошены на стол. Так делают в  покере  -  удваивают
или утраивают ставку в решительный момент. И партнерам  остается  отвечать
или бросить карты.
     Как быть? Прикинуться ничего не знающим?  Поздно.  Одним  упоминанием
Трилиссера  он  уже  подтвердил  принадлежность  к  посвященным.  Врать  и
выкручиваться? "Полковник" достаточно информирован и силен  в  психологии,
чтобы разоблачить ложь,  да  и  физически  невозможно  на  ходу  выстроить
правдоподобную конструкцию...Что лучше - отказаться  говорить  и  получить
пулю сейчас, или все  рассказать,  рискуя  навлечь  на  себя  неотвратимую
месть? Но зачем думать о мести, когда еще неизвестно, кто  победит?  Может
быть "эти" разгромят "тех" наголову, и некому  будет  вспомнить  какого-то
Якова Агранова, который, кстати, вообще может исчезнуть бесследно.
     Остается постараться сделать так, чтобы его не  ликвидировали  "эти",
узнав все, что им надо, а приняли в свои ряды, и не на последние роли...
     Пока  он  просчитывал  варианты,  Новиков  рисовал  на  бумаге   рожи
одноглазых пиратов, выражающие последовательную гамму эмоций,  от  глупого
добродушия до алчной свирепости.
     - Хорошо, - проронил, наконец, Агранов, приняв решение. - Я  согласен
сотрудничать с вами, как говорится,  не  за  страх,  а  за  совесть.  -  И
постарался  придать  лицу  выражение,  подходящее  для  одной  из  высоких
договаривающихся сторон. - Но давайте обсудим сначала некоторые условия.



         * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГРЕЗЫ ЛЮЦИФЕРА * 


                                             Но что мне розовых харит
                                             Неисчислимые услады?!
                                             Над морем встают алмазный щит
                                             Богини воинов Паллады.
                                                                Н. Гумилев


     Из записок Андрея Новикова
     "...Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось  среди
русского народа людей, готовых  восстать  против  безумия  и  преступлений
большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую  родину
- это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных  полей  старого
континента, обреченных на колонизацию пришельцев с  Запада  и  Востока.  К
счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу". А. И.
Деникин
     "Если бы три года русские люди не сражались против большевиков,  если
бы не было Степного и Ледяного походов, если бы не защищалась Сибирь, если
бы не восстали Дон, Терск, Кубань, если бы в Крыму после Новороссийска  не
было снова поднято  Русское  знамя,  -  мы,  русские,  были  бы  вынуждены
признать, что у нас, русских, нет чести  и  что  Родина  действительно  не
более чем предрассудок. И если честь спасена и если  идея  Родины  -  идея
России - не умерла до сих пор,  то  этим  мы  обязаны  безвестным  героям,
положившим жизнь свою у Пскова, у Омска, у Новороссийска, под  Орлом,  под
Казанью, на Перекопе - во всей земле Русской. Этим мы  обязаны  Корнилову,
Алексееву, Колчаку, Деникину, Врангелю. Вечная слава им!" Б.  Савиных.  "О
русской Вандее", 1921 г.
     Эти цитаты я нашел совсем недавно и включил их в свои заметки как еще
одно оправдание и  подтверждение  правильности  наших  действий.  Но  меня
одновременно тревожит  тот  факт,  что  мне  требуется  такое  оправдание.
Раздвоение  личности  или  просто  нормальная  рефлексия?  Но  это  сейчас
представляет лишь академический  интерес.  Все  то,  что  мы  планировали,
практически уже осуществилось. Пусть мы  нарушили  все  навязанные  нам  с
детского сада нравственные принципы, пусть потом  найдутся  люди,  которые
назовут нас безродными космополитами и не помнящими родства Иванами (да  и
то, если мы снова окажемся в  предыдущей  Реальности),  а  я  окончательно
убедился, прожив здесь два месяца, - мы все делаем правильно!
     ...Не только Россия, но и весь цивилизованный мир  в  конце  сентября
1920 года застыли в состоянии неустойчивого равновесия.
     Русская армия генерала Врангеля с предельным напряжением сил  за  два
месяца непрерывного наступления вышла на рубеж  Ростов-Воронеж-Курск-Киев-
Одесса,  освободив  территорию  площадью  свыше   600   тысяч   квадратных
километров. Причем она могла бы наступать и  дальше,  но  Берестин  убедил
Верховного остановиться. На своем стратегическом компьютере  он  рассчитал
оптимальную линию фронта, исходя из критерия  максимальной  пригодности  к
обороне.  На  всем  протяжении  демаркационная  линия,  которая  в  случае
необходимости могла бы стать и границей между двумя Россиями, проходила по
высоким, западным берегам рек, господствующим высотам, другим естественным
преградам. Получившие передышку войска  производили  перегруппировку  сил,
строили оборонительные позиции, прокладывали  полевые  железные  дороги  к
стратегическим  опорным  пунктам.  В  освобожденных  от  Советской  власти
губерниях проводилась мобилизация.
     Южная Россия со столицей в Харькове смотрела в будущее с  оптимизмом.
Располагая  наиболее  плодородными  землями,  многочисленным   и   богатым
крестьянством,  Донецким  угольным  бассейном,  развитой  промышленностью,
первоклассными морскими портами и судостроительными заводами, а главное  -
высокопрофессиональной и победоносной армией, она могла свободно  выбирать
между войной и миром.
     Совсем другие настроения  царили  в  России  Советской.  Несмотря  на
колоссальное превосходство в территории и населении, перспективы  для  нее
вырисовывались мрачные. Четвертого года  войны  она  выдержать  не  могла.
Разруха, охвативший десятки губерний голод (еще не тот  страшный,  который
наступит в двадцать первом году и унесет десятки миллионов жизней, но  уже
весьма  ощутимый),  пятимиллионная  армия,  чуть   не   половину   которой
составляли  озлобленные  на   всех   полуанархические   банды,   постоянно
вспыхивающие крестьянские восстания и самое крупное из них -  Антоновское,
для подавления которого нужно было бы снять с  фронта  десятки  регулярных
дивизий.  Надвигающийся  призрак  Кронштадтского  восстания,   активизация
вдохновленных  успехами  Врангеля  антибольшевистских   сил   Приморья   и
Забайкалья. А главное - все обостряющиеся противоречия внутри кремлевского
руководства.
     Надежды  победить  Русскую  армию  в  полевых  сражениях   почти   не
оставалось, но и пойти на мирные переговоры большевикам  было  невозможно.
Вместо обещанной мировой революции - сначала катастрофическое поражение  в
Польской  кампании,  а  потом  еще  и  признание  права  на  существование
демократического, сильного и, главное, сытого  Российского  государства...
Советский режим терял единственное оправдание своего существования.
     Т