т меня и жди. Не выйдет тихо -действуем
по обстановке. Ну, давай...
     Шульгин  растворился  в  темноте   (с   точки   зрения   постороннего
наблюдателя, а Новиков продолжал видеть  его  серовато-зеленый  силуэт  на
фоне угольно-черных заборов и более светлых фасадов домов).
     Слегка изогнутый  переулок,  образованный  двумя  десятками  типичных
старомосковских особнячков, заканчивался тупиком, другого выхода  из  него
не было, разве что по крышам дровяных  сараев  и  огородами.  По  описанию
Вадима, искомый дом был четвертым  по  правой  стороне.  И  действительно,
только  он  увенчивался  мезонином,  что  и  отличало  его  от   соседних,
одноэтажных. Более ничего примечательного в этом доме  не  было  -  фасад,
обшитый тесом внахлест, три окна первого этажа, парадная дверь и  железный
козырек над ней на узорных кованых подкосах,  дощатый  забор  с  калиткой.
Ставни на окнах открыты,  но  за  стеклами  темнота.  В  полукруглом  окне
мезонина тоже не заметно даже отблеска огня. На московских окраинах всегда
принято было ложиться рано, а уж в нынешние времена - тем более.
     Прижимаясь спиной к стене  дома  напротив  и  сливаясь  с  ним  своим
матово-черным костюмом, Шульгин  присел  на  корточки  и  несколько  минут
наблюдал за окнами, не мелькнет ли  там  чья-нибудь  тень.  Выглядывая  из
помещения на неосвещенную улицу, человек непроизвольно приближает  лицо  к
стеклу, и тогда его можно заметить. К сожалению,  разрешающая  способность
прибора не позволяла обнаружить людей, находящихся внутри дома.
     Вадим не знал и не мог рассказать им,  какова  система  охраны  дома.
Исходя из  логики,  вряд  ли  к  ней  привлечено  много  людей.  Если  там
содержится всего один пленник, причем, в силу  возраста  и,  так  сказать,
профессиональной подготовки, неспособный к  дерзкому  побегу,  сторожат  и
обслуживают  его  максимум   четыре   человека,   возможно   -   посменно.
Нейтрализовать их труда не составит. Главное, обойтись без шума.
     Сашка прошел до конца  переулка,  перемахнул  через  забор  двора,  в
котором не было собаки, и убедился, что отсюда можно без  труда  выйти  на
Смоленскую набережную.  Между  покосившимся,  давно  пустым  курятником  и
оградой соседнего участка утоптанная дорожка вела к "туалету типа сортир",
окруженному зарослями бузины. В одном месте ветки кустов были обломаны,  а
две доски забора держались только на верхних гвоздях и легко  отодвигались
в стороны. Видимо, хозяева часто пользовались этим проходом.  Еще  Суворов
отмечал характерную черту русской натуры: "Пусть по колено в грязи, но  на
аршин ближе".
     Возможно, освобожденного узника удобнее будет вывести здесь.
     В соседних дворах собаки расшумелись не на шутку, почуяв  чужака.  Во
втором по счету дворе Шульгину пришлось даже запрыгнуть на крышу  сарая  и
залечь там, пока разбуженный лаем хозяин стоял на крыльце, всматриваясь  в
темноту, а потом цукал на рвущегося с цепи пса и  швырял  в  него  комьями
земли с грядки, требуя убраться в будку.
     Здешнему  псу  отвечали  соседние,  и  скоро   возбуждение   охватило
несколько окружающих кварталов. Беды в этом не было,  попробуй  догадайся,
что послужило первопричиной паники - вор, подгулявший прохожий или  просто
кошка.
     Добравшись наконец до цели, Шульгин снова залег на крыше  невысокого,
едва  двухметрового  сарая,  с  которого  двор  и  задний  фасад   об®екта
просматривались во всех деталях.
     Туг тоже все было спокойно, а главное -  отсутствовала  собака.  Это,
между прочим, его удивило. Хороший, свирепый  пес,  а  еще  лучше  -  пара
значительно бы облегчили работу охранников. Спускай их на ночь  и  спи  на
посту спокойно.
     Об®яснений могло быть два:  база  эта  временная,  и  охранники  люди
случайные, собаку заводить им просто в голову  не  пришло.  Или  -  хозяин
просто не любит злых собак и не понимает  их  нужности.  Для  выросшего  в
многоквартирных доходных домах Агранова это неудивительно.  В  те  времена
моды держать собак в квартирах придерживались только  барыньки  преклонных
лет, ограничиваясь, впрочем, болонками да левретками.
     Шульгин заранее не планировал своих действий, полагаясь на интуицию и
результаты рекогносцировки, и сейчас прикидывал,  с  чего  начать.  Прежде
всего - где может содержаться пленник? Он сам разместил бы его в мезонине,
вон там, где решетка на окне. Интересно ведь, в первом этаже решеток  нет,
а наверху есть. Жаль, что не видно отсюда, давно она  там  поставлена  или
только что?
     Действовать можно по-разному. Например, спуститься во двор  и  просто
постучать в дверь. Внаглую. Сторож спросит - кто? Ответить -из ЧК,  или  -
от Агранова, еще лучше - от Якова Сауловича.
     Дверь хоть чуть приоткроется, даже если она на цепочке,  не  страшно.
Цепочку перебить, сторожа отключить и вперед!
     Не пойдет. Сторож может откликаться только на пароль и,  такового  не
услышав, поднимет тревогу или сразу  начнет  стрелять.  В  зависимости  от
инструкций. А нам этого не надо.
     Второй вариант - проникнуть в одно из окон  первого  этажа.  Тоже  не
очень сложно  снять  с  петель  раму  или  вынуть  стекло,  тихо  или  как
получится, убрать  всех  обнаруженных  в  доме  лиц,  после  чего  уводить
пленника.
     Против - те же доводы плюс риск, что  в  ходе  внезапной  перестрелки
может пострадать и "профессор".
     Остается самое сложное, но и надежное - пробраться в дом сверху.
     Беззвучно спрыгнув на мокрую траву, Шульгин стремительным  и  плавным
броском пересек двор и  замер  у  невысокой,  в  пять  ступенек,  лестницы
черного хода, рядом с водосточной трубой. Это место не просматривалось  ни
из одного выходящего во двор окна. Прижал ухо к двери, прислушался. В доме
царила полная тишина. И снова не  видно  даже  отблеска  света  в  оконных
стеклах. Что-то в этом  есть  ненормальное.  Неестественное  даже.  Трудно
представить, будто охрана настолько беспечна, что ложится спать вместе  со
своим подопечным.
     "А не слишком ли я усложняю? - постарался быть об®ективным  Сашка.  -
Не  Бутырскую  же  тюрьму  собираюсь   штурмовать.   Иначе   взглянуть   -
высокопоставленный  чекист   заинтересовался   профессором   с   какими-то
необыкновенными способностями. Извлек его  из  тюремной  камеры,  где  тот
сидел по причине дворянского происхождения и неподходящего образа  мыслей.
Создал  ему  условия  для  научных   занятий,   а   себе   -   возможность
непринужденного  общения.  Приставил  к  нему  сторожа-камердинера,  чтобы
заботился о старике, кормил  его  и  не  позволял  уйти,  убежать,  просто
отправиться на несанкционированную прогулку. И не более. Мы же вообразили,
что идем брать частную тюрьму с полным штатом надзирателей  и  продуманной
системой обороны. Опять нарушили принцип Оккама..."
     Успокаивая себя  таким  образом,  Шульгин  подпрыгнул,  ухватился  за
железный, глубоко вбитый в стену крюк, поддерживающий водосточную трубу, и
через секунду уже сидел на краю влажной и скользкой жестяной крыши.
     Внизу под легким ветром  шумели  остатки  желтых  мокрых  листьев  на
деревьях, над головой нависало низкое небо.  Там,  где  обычно  висел  над
центром Москвы багровый  световой  купол,  сейчас  ничто  не  намекало  на
существование двухмиллионного города. Так, взблескивали кое-где слабенькие
огоньки стосвечовых лампочек в уличных фонарях.
     Шульгин вспомнил, как ему пришлось  когда-то  красить  крышу  старого
дома, заросшую  вдобавок  скользким  зеленым  мохом.  Так  вот  там  жесть
крепилась отнюдь не гвоздями к стропилам, а просто чеканилась на сгибах  и
фиксировалась маленькими железными треугольничками.
     Он вытащил тяжелый  десантный  нож,  начал  неторопливо  и  аккуратно
отгибать швы на кромках листов.
     Через десять минут Сашка уже проник на чердак.  Впереди  сквозь  едва
заметные - без ноктовизора и не увидеть - щели пробивались  лучики  света.
Он прислушался. Вроде бы звук голоса. Но не  диалог,  кто-то  монотонно  и
тихо бормотал, как бормочет в пустой квартире невыключенное радио.
     Даже прижавшись ухом к стене, смысла слов разобрать было невозможно.
     Шульгин прошел вдоль всей стены, ощупывая ее руками. Двери не было. И
чердак был пуст, только толстый слой шлака на полу  и  обрезки  брусьев  и
горбыля, оставшиеся, наверное, еще со времен строительства.
     Стенка из доски-сороковки, прибитой гвоздями к вертикальным  стоякам.
Сашка вспомнил роман Майна Рида "Морской волчонок". Как  там  запертый  на
дне трюма двенадцатилетний парнишка месяц пробивался с помощью матросского
ножа на волю через много ярусов всевозможных грузов, включая рояль. А  тут
всего-то...
     Чтобы не  беспокоился  Новиков,  Шульгин  включил  рацию  и  условной
комбинацией пощелкал ногтем по решетке микрофона.
     ...Ощупав пальцами края прорезанных в досках  бороздок,  он  подцепил
клинком верхнюю доску и слегка нажал. Только треснули рвущиеся обои.
     Сидевший за столом бородатый мужчина вскинул  голову.  Перед  ним  на
столе лежала книга, дрожала желтым огоньком керосиновая лампа,  отбрасывая
блики на большую темную бутылку, дымилась в консервной  банке  самокрутка.
Шульгин прижал к губам указательный палец и шагнул в комнату.
     - Вы кто?  Откуда  здесь?  -  громко  и  испуганно  спросил  человек,
ошеломленный внезапным появлением в  его  каморке  похожего  на  Ихтиандра
(если бы он видел этот фильм) незнакомца.
     Шульгин еще раз повторил жест, призывающий к молчанию.  Но  было  уже
поздно. Дверь комнаты распахнулась, и в нее ввалилось сразу много людей во
главе с высоким, темноволосым, одетым в распахнутую кожаную куртку.  Сашка
никогда его не видел живьем, но сразу догадался, что это как раз Агранов и
есть.
     Шульгин  не  был  лордом,  который  называет   кошку   кошкой,   даже
споткнувшись об нее в темноте. Он выразился проще и энергичнее.
     Случилось как раз то,  о  чем  он  в  глубине  души  догадывался,  но
отметал, как слишком тонкую для здешних времен интригу.
     Оставалось  действовать  на  автопилоте.   Агранов,   все   правильно
рассчитавший, в первый миг ошалел, увидев появившееся абсолютно бесшумно и
непонятным  образом  существо,  обтянутое  черной  шкурой,  с   огромными,
отблескивающими  алым  огнем  глазами.  Он  ожидал  сегодня  вторжения   и
подготовился к нему, но на подобное не рассчитывал.
     Секундное замешательство стоило ему проигранной кампании.
     Шульгин левой рукой снизу швырнул тяжелый  нож  рукояткой  вперед,  и
сорокасантиметровый "Джангл Кинг"  ударил  чекиста  между  глаз  бронзовой
головкой. Агранов упал  ничком  без  звука.  Из  плечевого  кармана  Сашка
выхватил  пружинный  метатель,  заряженный  десятком  граненых   стрел   с
зубчатыми наконечниками. На его счастье, чекистов было слишком много.  Они
мешали друг другу в том деле, за которым пришли. Первые трое,  вломившиеся
в   тесную   комнату   вместе   с   Аграновым,   повалились   на   пол   -
десятисантиметровые стрелы входили в тело, как  гвозди,  по  шляпку,  зато
остальные сумели  сориентироваться  и  рванулись  назад,  вниз  по  крутой
лестнице.
     "Тихо не получилось", - отметил про себя Шульгин.
     Агранов лежал лицом вниз, растянувшись до  середины  комнаты,  из-под
вздернувшейся куртки у него высовывалась  коробка  "маузера".  Сашка  взял
пистолет, взвел длинную спицу курка с рубчатой головкой сверху.
     - Эй, там, сдавайся, стрелять будем! - кричали с первого этажа. -  Вы
кто? - снова спросил как бы не понявший происшедшего обитатель комнаты.
     По существу вопроса Шульгин отвечать не стал. Некогда.
     - Ты со мной? Или с этими? - кивнул он на  распластанные  под  ногами
тела. - На волю хочешь? - Хочу...
     - Стрелять умеешь? Держи. - Из еще теплых пальцев ближайшего  чекиста
вывернул тяжелый "манлихер", у второго - наган.
     "Старик", которому даже при свете керосинки Шульгин дал бы не  больше
пятидесяти, просто борода его старила, взял пистолет.
     - Только я стреляю... не очень. Из дробовика разве...  -  Да  хоть  в
воздух, лишь бы шум был. Когда я скажу... - он приоткрыл дверь.
     - Вы там,  мудаки!  Кончай  базар.  Не  успокоитесь,  сейчас  гранату
брошу... И вашего начальника шлепну...
     В ответ часто загремели выстрелы, откалывая пулями щепки от потолка и
стен.
     - Вот кретины, - обернулся Шульгин к своему теперь уже напарнику. - Я
сейчас их немного попугаю,  а  вы  бейте  окно  и,  хоть  вон  табуреткой,
вышибайте решетку...
     - А как же... - профессор указал на дырку в стене. - Я что сказал?  -
Сашка выскочил на лестничную площадку, навскидку  разрядил  вниз  половину
обоймы, потом приподнял за поясной ремень тело  лежавшего  поперек  порога
чекиста и столкнул по крутым ступенькам.
     Навстречу ударил недружный залп из полудесятка стволов.
     - А до хрена их там, -  удивился  Шульгин.  Включил  рацию,  сообщил,
словно Новиков сам не слышал поднявшейся пальбы:
     - Андрей, тут заварушка-таки началась. Попытаюсь прорваться с  грузом
к реке.  Минуты  через  две-три  дай  огоньку  по  фасаду.  Если  сумеешь,
подберись поближе. Гранату в окно невредно. Буду отходить через  дворы.  В
задах последнего дома выход на набережную... Прикрывай... Сбор под мостом.
     Снова сунул  рацию  в  карман,  пару  раз  выстрелил  для  порядка  и
перевалил через перила вниз еще одно тело. Смысл в этих странных действиях
был.
     Падающие сверху трупы, во-первых, отвлекали судорожный огонь  еще  не
успевших прийти в  себя  чекистов,  а  во-вторых,  создавали  у  входа  на
лестницу баррикаду, которую не так просто  будет  преодолеть  при  попытке
новой атаки. - Что смотришь, папаша? Бей.  Удолин  размахнулся  и  швырнул
табуретку в окно. Звон бьющегося стекла слышен был и в доме, и на улице. -
А ну еще!
     Вошедший во вкус профессор с натугой поднял дубовый стол и  изо  всех
сил шарахнул по решетке. Вздрогнул весь мезонин.
     - Молодец! Еще! А  теперь...  -  Шульгин  обмотал  запястья  Агранова
ремешком маузерной коробки. - Тащи его туда... - он показал  на  пролом  в
стене.
     Огневой мощи у него хватало. Маузер, "манлихер" и два нагана чекистов
с двумя боекомплектами каждый, еще и своя "беретта". Он не видел,  в  кого
стрелять,  но  по  направлению  полета  вражеских  пуль   ответил   полным
барабаном.
     Швырнул револьвер вниз, надеясь, что хоть на секунду  его  примут  за
обещанную гранату. И нырнул вслед за профессором в пролом стены.  Приладил
на место сорванные доски. В первое мгновение  в  глаза  не  бросится,  тем
более что налицо разбитое окно и вывернутая наружу решетка.
     Вместе с Удолиным подтащили Агранова к отверстию в крыше.
     Шульгин потрогал у  чекиста  пульс.  Живой,  как  он  и  рассчитывал,
соразмеряя силу удара.
     -  Вы  скажете,  наконец,  кто  вы  и  зачем  все  это?  -   прошипел
освобожденный узник на ухо Сашке.  -  Наш  человек,  -  неопределенно,  но
убедительно ответил Шульгин. - Сейчас те ворвутся в комнату,  нас  там  не
обнаружат, на улице начнется еще одна стрельба, они кинутся обратно, и  мы
аккуратно спустим вашего приятеля во двор.  Понятно?  -  Понятно.  Вы  мне
нравитесь... - Комплименты потом. Внимание... Все  вышло  точно  так,  как
Шульгин и спланировал. Топот ног и матерная ругань за стеной, и через пару
секунд - короткие прицельные очереди новиковского "ППС".  Под  его  пулями
зазвенели стекла выходящих на улицу окон.
     - Ну все, дед. У нас теперь от силы минут десять  осталось,  а  потом
такое начнется...
     Он вылез наружу. Надвинул на лоб ноктовизор. Увидел, как три  фигуры,
выскочившие было во двор, очевидно, на поиски выпрыгнувших в окно пленника
и налетчика, метнулись обратно. Опасность  с  улицы  показалась  им  более
серьезной. По неопытности они приняли "ППС" за настоящий пулемет. А хоть в
малой степени знакомый с тактикой человек соображает, что пулемет - оружие
групповое, самостоятельно обычно не употребляется и, значит,  поддерживает
действия как минимум отделения, а то и взвода.
     О  вчерашних  событиях  наслышаны  были  все,  и  предположение,  что
действующие в городе белобандиты всей силой навалились на секретную точку,
абсурдным не казалось.
     Из распахнувшейся парадной двери в ответ на выстрелы  Новикова  гулко
загремел "льюис". Агранов солидно подготовился к делу. И  умный  же,  гад,
оказался! Да не умнее нас. Пулемет  чекистов  бил  вдоль  переулка,  кроша
пулями заборы, стены, окна обывательских домишек.
     А  Новиков  уже  переместился  в  мертвое   пространство,   залег   в
водосточной канаве между булыжной мостовой и тротуаром в десяти метрах  от
аграновского дома. Шульгин спрыгнул на землю. - Подавай...
     Удолин ногами вперед просунул вниз длинное тело Агранова.
     Сашка принял его, уложил на траву. - Прыгай... Профессор  замешкался.
- Быстрее, мать... Придержу!
     Прыгнул и даже удержался на ногах.  Да  и  всей-то  высоты  едва  три
метра.
     - Сумеешь через двор пронести? Или мне взять? - Донесу. В нем и  пяти
пудов не будет.  Удолин  с  Аграновым  на  спине,  Шульгин  с  маузером  и
"манлихером" в руках побежали к забору.  За  спиной  полыхнуло  оранжевым,
грохнул взрыв гранаты. За ним другой.
     Профессор уперся в забор,  оглянулся  растерянно.  -  А,  что  теперь
чикаться... - Шульгин ударом ноги свалил целиком секцию ограды. Отбросил с
дороги кинувшегося навстречу пса. - Вперед, не зевай, если жизнь дорога! В
доме рванула еще одна граната и пулемет, подавившись  очередным  патроном,
смолк. Только трещали револьверные выстрелы.
     Интересно, о чем будут говорить завтра окрестные жители?
     Добрались до последнего перед спуском к  набережной  двора.  Шульгину
показалось,  что  за  спиной  у   него   происходит   какое-то   движение.
Развернулся,  толкнул  к  проходу  в  заборе  тяжело,  с  хрипом  дышащего
профессора, упал на одно колено.  Сначала  он  подумал,  что  их  догоняет
Новиков, но нет, в окулярах мелькнули совсем другие фигуры.
     "Даже неинтересно, - подумал Шульгин, -  как  в  тире".  И  выстрелил
ровно два раза. Сколько  и  оставалось  патронов  в  маузеровской  обойме.
Чекисты, один навзничь, другой боком, повалились в бурьян.
     "Но до чего настырные, бегут в темноту и думают,  что  им  ничего  не
будет! А куда деваться, с другой стороны?  Пленника  упустили,  да  еще  и
начальник украден. Забегаешь тут..."
     Спустились по мокрому глинистому откосу к самому берегу  Москвы-реки.
В сотне метров ниже по течению темнели опоры Бородинского моста. Того еще,
старого.  Между  урезом  воды  и  настилом  моста   обнаружился   глубокий
треугольный карман. Там и устроились.
     Еще несколько  раз  коротко  протрещал  автомат,  грохнула  четвертая
граната. И потом уже хлопали только разрозненные револьверные выстрелы.
     Удолин никак не мог успокоить дыхание, в  груди  у  него  свистело  и
хлюпало.
     - Отвык бегать и курю много, - словно извиняясь, сказал он. - Так кто
же вы все-таки?
     - Друзья, если так можно выразиться. Давайте отсюда живыми выберемся,
потом и поговорим. Застонал, заворочался, приходя в себя, Агранов. - Еще и
этот... - выругался Сашка. - Чем бы тебя успокоить? Да хоть  бы  так...  -
отхватил ножом кусок сукна от полы аграновского френча, затолкал ему в рот
вместо кляпа.
     - И не дергайся, а то сразу замочу... Шульгину хотелось курить  после
эмоционального взрыва, но сигарет с собой не было.
     Прошло не больше трех минут, и снаружи послышался тихий свист.
     Сашка ответил. С автоматом в руке в щель  просунулся  Новиков.  -  Вы
здесь? Живы?  Все  в  порядке?  -  Более  чем.  Начальничек  с  нами.  Все
рассчитал, курва, кроме этого...
     Новиков  уважительно  прищелкнул  языком.  -   Здорово.   Теперь   бы
сообразить, как отсюда выбираться. Как говорится - не пройдет и часа...  А
у меня только два рожка осталось.
     - Да уж. С боем не прорваться, тем  более  с  таким  грузом.  У  тебя
курить есть? - Есть, а