боремся не только за свое русское, но и за европейское дело. Нет, Петр,  о
конце борьбы сейчас думать не приходится, надо думать только о победе..."
     Врангель не спорил, он тоже хотел бы думать так же. И, казалось,  для
этого были все основания. Совсем недавно, прижатая  к  морю  на  последнем
клочке родной земли, армия умирала. Конец казался неизбежен всем, и прежде
всего - бывшим союзникам, уже готовым  признать  большевиков  единственной
законной властью. А теперь войска победоносно движутся вперед.  Воскресшие
духом, очистившиеся в страданиях русские полки вновь идут на север, неся с
собой порядок и законность. И народ восторженно  встречает  освободителей.
Да и так называемый цивилизованный мир  опять  начинает  видеть  в  борьбе
русских  героев  решающий  фактор  европейской  политики.  Особенно  когда
красные полчища стоят у стен Варшавы!  И  откровенно  провозглашают  своей
целью Берлин и Париж!
     Однако, веря в победу и страстно ее желая, Врангель  здраво  оценивал
положение.  И  думал,  глядя  на  карту,  как  ничтожен  маленький  клочок
свободной от  красного  ига  русской  земли  по  сравнению  с  необ®ятными
пространствами залитой большевистской нечистью России. Как бедна свободная
Россия по сравнению с теми, кто захватил  ее  несметные  богатства.  Какое
неравенство пространства, сил и средств  обеих  сторон!  Ежедневно  редеют
ряды Русской армии, раненые  заполняют  тыл.  Лучшие,  опытнейшие  офицеры
выбывают из строя, и заменить  их  некем.  Изнашивается  оружие,  иссякают
огнеприпасы, приходит в  негодность  техника.  Без  них  армия  бессильна.
Приобрести все это нет средств.  Экономическое  положение  становится  все
более тяжелым. Хватит ли сил дождаться помощи, придет ли она вообще  и  не
потребуют ли те, кто ее даст, слишком дорогую  плату?  А  на  бескорыстную
помощь мы рассчитывать не вправе...  В  политике  Европы  тщетно  было  бы
искать высшие моральные побуждения. Этой политикой руководит исключительно
нажива...
     Возбужденный собственными мыслями, генерал резко  поднялся  с  места,
так что упал плетеный камышовый стул. Несколько раз прошелся  по  веранде,
взметывая быстрыми шагами полы черкески.
     Доказательств измены "союзников" искать недалеко.  Всего  четыре  дня
назад Врангель получил сообщение, что из Одессы под  конвоем  французского
миноносца вышел курсом на Геную советский пароход с  пятью  тысячами  тонн
хлеба. И это при том, что Англия  и  Франция  неоднократно  заявляли,  что
никому не позволят нарушить блокаду советских портов. Всюду  предательство
и обман!
     Врангель остановился у заплетенной плющом балюстрады, закурил, сломав
несколько скверных, воняющих серой и  не  желающих  загораться  спичек.  В
густеющих сумерках светились редкие огни кораблей на рейде.  В  полуверсте
от берега генерал нашел глазами высокобортный белый пароход, большой  даже
в сравнении с замершей неподалеку  громадой  линкора  "Генерал  Алексеев".
Говорят, что американский. Якобы по торговым делам. Пришел два или три дня
назад. Узнать точнее  было  недосуг,  Врангель  только  вчера  вернулся  с
фронта. Да и не дело Главнокомандующего контролировать каждый  входящий  в
гавань корабль. Хотя как сказать.  В  его-то  положении...  Англо-французы
осуществляют негласный бойкот Крыма, а тут вдруг пришел пароход из  ни  от
кого не зависящей Америки. Надо бы поинтересоваться, не удастся  ли  через
них как-то помочь тысячам семей погибших офицеров,  буквально  пропадающим
без всяких средств к существованию. Решив  не  медлить,  чтобы  завтра  за
суматохою дел не забыть, генерал взял со стола звонок, встряхнул,  вызывая
ад®ютанта.
     Но не успел еще язычок звонка дважды ударить о серебряные стенки, как
на пороге уже возник болезненно-бледный поручик с левой  рукой  на  черной
косынке. Словно угадал мысль Главнокомандующего.
     - Ваше высокопревосходительство,  у  вас  просит  аудиенции  господин
Эндрью   Ньюмен,   владелец    парохода    "Валгалла",    прибывшего    из
Северо-Американских Соединенных Штатов.
     Изумившись столь странному  совпадению,  Врангель  немного  помедлил,
решая для себя - удобно ли вот так, сразу принять заезжего толстосума  или
стоит назначить встречу хотя бы на завтра, все-таки сказал:
     - Просите. И принесите пару бутылок хорошего вина. "Новый свет", если
есть...
     Поручик чуть слышно звякнул шпорами, четко повернулся и вышел.
     Генерал  машинально  поправил  узкий  кавказский  пояс  и  постарался
придать лицу любезное выражение.
     Он ожидал увидеть толстого пожилого господина в визитке  и  цилиндре,
такой образ богатого американца у него отчего-то сложился, хотя  лично  ни
одного из них он до этого не встречал. Однако на веранде появился  высокий
молодой мужчина в светлом костюме. Мягкую  велюровую  шляпу  он  держал  в
руке. Резко  очерченное  загорелое  лицо  украшали  короткие,  соломенного
оттенка  усы,  светло-голубые  глаза  смотрели  внимательно  и  словно   с
любопытством.  Мол,  каков  этот  русский  Главнокомандующий,  пресловутый
"черный барон"? Врангель сделал три шага навстречу, протянул руку: - Добро
пожаловать, господин Ньюмен, рад  видеть  вас  на  нашей  многострадальной
земле. Что привело вас сюда? - старательно выговаривая  английские  слова,
спросил генерал.
     - Я также рад видеть столь выдающегося полководца  Русской  армии,  -
наклонил голову американец, пожимая  поданную  ему  руку.  -  Если  вы  не
против, я предпочел бы говорить на вашем языке...
     - С удовольствием, - ответил Врангель, скрывая удивление.  Иностранец
владел языком почти свободно,  разве  что  легкий  акцент  улавливался.  -
Присаживайтесь. Курите, если желаете. Ваше знание русского меня восхищает.
Приходилось бывать в России? Наверное, по торговым делам?
     Сел напротив  гостя,  тоже  взял  из  палисандровой  коробки  толстую
папиросу "Месаксуди".
     - Не поверите, буквально за минуту до вашего появления я  смотрел  на
море и думал о вас, точнее, о вашем пароходе и о  целях  его  прихода.  Не
правда ли, интересно?
     - Пожалуй, - вежливо улыбнулся американец.  -  Прошу  меня  извинить,
господин генерал, за допущенную бестактность. Мне следовало бы нанести вам
визит незамедлительно по приходу в Севастополь, однако за-
     держали обычные в военное время формальности... У вас очень...  -  он
замялся, подбирая выражение повежливее, - строгие портовые власти.
     Следующие пять минут занял обмен  дежурными  любезностями,  во  время
которых Врангель пытался составить представление  о  госте  и  догадаться,
чего от этой встречи можно ожидать. На первый взгляд  американец  выглядел
человеком открытым и независимым, держался с достоинством, но просто.  Как
равный с равным. Генерал не заметил в нем высокомерной чопорности англичан
и плохо скрываемого французского хамства, которые так бесили Врангеля  при
встречах с представителями "союзников". Он видел, что и гость изучает  его
перед тем, как перейти к цели своего визита. На купца (на русского  купца)
гость походил мало,  как  и  на  человека,  исключительно  из  любопытства
напросившегося на  прием  к  правителю  какого-никакого,  но  государства,
ведущего тяжелую гражданскую войну.  Хотя  по  общеизвестной  американской
бесцеремонности могло быть и такое. Чтобы потом хвастаться в  нью-йоркских
или вашингтонских гостиных личным знакомством с "ъussian Pravitel".
     - Прошу прощения, господин генерал, - проронил наконец гость.  -  Мне
кажется, я начинаю  злоупотреблять  вашим  гостеприимством.  Понимаю  вашу
занятость и не хочу показаться праздным болтуном. Обратимся к  делу,  если
вы не против.
     - Пожалуй, - согласился Врангель. - У меня действительно не так много
свободного времени. Однако я надеюсь, что цели вашего посещения достаточно
серьезны, чтобы я мог уделить еще несколько минут столь  приятной  беседе,
не  считая  это  время  потерянным  зря.  Надеюсь,  вы  знакомы  с  нашими
обстоятельствами?
     - Более чем. Потому я и здесь, Петр Николаевич. Вы не против, если  я
так буду к вам обращаться?
     - Пожалуйста, господин Ньюмен, без чинов даже удобнее. Вот, кстати, и
угощение подоспело. Откупорьте, поручик, - сказал он  внесшему  серебряное
ведерко
     с  торчащими  из  льда  горлышками  бутылок  ад®ютанту   и   тут   же
спохватился, вспомнив о его раненой руке:
     - Простите, мы сами, можете идти... - И, уже обращаясь к  американцу,
продолжил: - Отличное шампанское, из погребов князя Голицына. Прошу учесть
- намного лучше французского.
     - Наслышан, наслышан. Вы тоже называйте меня по  имени.  Андрей,  ну,
допустим,  Дмитриевич.  За  победу  вашего  дела,  которому   я   искренне
сочувствую! - Американец поднял бокал с пенящимся брютом.
     Отпили по глотку, смакуя действительно великолепное вино. Гость  даже
прикрыл от удовольствия глаза.
     -  Изумительно.  Не  дай  Бог,  если  все  это  достанется...   вашим
противникам. - Явно имея в виду не только шампанское, Ньюмен сделал  рукой
широкий жест, охватывая и лежащий внизу сад,  и  панораму  севастопольских
бухт.
     - Однако действительно перейдем к делу. Я знаю о  реальном  положении
правительства Юга России и  возглавляемой  вами  армии.  Оно,  безусловно,
тяжелое, но пока небезнадежное. И моя цель - оказать вам, Петр Николаевич,
всю возможную помощь.
     Теперь американец смотрел на Врангеля взглядом прямым и серьезным, не
было в нем светской любезности и отстраненного любопытства,  и  голос  его
звучал так, словно говорил по меньшей мере посол великой державы.
     Генерал тоже подобрался. На шутку  слова  гостя  походили  мало.  Но,
однако, чем же может помочь ему сей странный посетитель? Так он и спросил.
     - Думаю, что многим.  По  моим  сведениям,  ваша  казна  пуста,  Петр
Николаевич. Нечем платить жалованье армии,  не  на  что  купить  оружие  и
продовольствие, бумажные деньги дешевеют  быстрее,  чем  вы  успеваете  их
печатать.  И  так  далее.  А  армия  на  пределе  своих  сил.   Вы   взяли
Александровск, Екатеринослав и вышли к Каховке. Пока еще продвигаетесь  по
Кубани. Но... В строю у вас тысяч  сорок  штыков  и  сабель.  Красные  же,
разделавшись с Польшей, могут бросить на вас миллионную армию. И это будет
конец. Так?
     Врангель затвердел скулами. Пусть этот американец совершенно  прав  и
высказывает то, о чем ему самому приходится думать ежеминутно. Но  как  он
смеет говорить в таком тоне? Словно прибывший для инспекции  представитель
Ставки с начальником дивизии.  Указать  ему  на  дверь?  Нет,  лучше  пока
послушать, что он еще скажет.
     -  Предположим,  -  сухо  уронил  генерал.  -  Однако   и   положение
большевиков далеко не блестяще. Простая арифметика  вряд  ли  уместна  при
решении задач подобной сложности...
     - Как раз это я и имею в виду, - кивнул Ньюмен. -  Иначе  меня  здесь
просто не было бы. На пустые шансы я не ставлю. Как уже  было  сказано,  я
горячо заинтересован в успехе  вашего  дела  и  намерен  предоставить  вам
помощь, необходимую для одоления врага.
     -  Это,  конечно,  весьма  трогательно,  -  стараясь,   чтобы   слова
прозвучали в меру язвительно, ответил Врангель. - И в чем, простите, такая
помощь может выразиться?
     "Черт бы с ним, с этим нахалом,  -  подумал  Врангель,  -  даже  если
отстегнет сотню-другую тысяч в валюте, возьму. Хоть  снарядов  купить  для
Каховской операции или  медикаментов.  Но  какой  апломб!  Россию  спасать
приехал, благодетель!"
     Генерал,  несомненно,  понимал  в  людях,  не  зря  почти  всю  жизнь
прослужил   в   армии,   от   эскадронного   командира    до    Верховного
Главнокомандующего, однако мимика и манеры гостя ставили Врангеля в тупик.
Человек его возраста и положения должен был держать себя иначе.
     - Если я что-то понимаю в военной экономике, а я в ней  действительно
понимаю, - покачивая носком белого шеврового ботинка и улыбаясь  несколько
двусмысленно, сказал Ньюмен, - для решения  ваших  первоочередных  проблем
вам хватило бы что-то около миллиарда...
     Генералу показалось, что он ослышался. - Миллиарда - чего?
     - Ну, допустим, долларов.  Или  же  золотых  рублей.  Как  вам  будет
удобнее. Я располагаю такой суммой и готов предоставить ее в  ваше  полное
распоряжение.
     "Сумасшедший, - подумал Врангель с сожалением. - А с виду  так  похож
на  нормального  человека.  Жаль.  Надо  тактично  закончить  разговор   и
выпроводить его. Однако для ненормального он неплохо осведомлен и все-таки
владелец огромного парохода. Да так ли  это?  По-русски  говорит  чересчур
хорошо, и кто проверял его личность? Может, вызвать охрану и отправить его
в контрразведку?"
     - Я знаю, о чем вы сейчас думаете, Петр  Николаевич,  -  сочувственно
кивнул американец. - И не осуждаю. Так сразу поверить трудно. Однако я и в
самом деле миллиардер, и деньги у меня с собой.  То  есть  на  корабле,  а
чтобы  у  нас  впредь  не  возникало  недоразумений,  готов   сегодня   же
подтвердить свою правоту и искренность намерений.  Слова  вас  не  убедят.
Сделаем проще. Возьмите охрану, сейчас же поедем в Минную гавань, и  прямо
там я отгружу вам первый взнос - на три миллиона довоенных рублей золотом.
Если это  вас  убедит  -  будем  беседовать  дальше.  Нет  -  можете  хоть
расстрелять меня, ваше право. А потеряете  вы  максимум  час  времени,  да
заодно   и   прогуляетесь    по    свежему    воздуху.    Ей-богу,    ваше
высокопревосходительство, я бы рискнул,  игра  того  стоит.  -  Посетитель
расплылся в простодушной улыбке. Врангелю даже показалось, что и подмигнул
слегка.
     - А документы мои вот, - продолжая демонстрировать  проницательность,
он протянул большой американский паспорт с орлом на обложке. - Ей-богу,  я
хоть и люблю пошутить иногда, но не стал бы ради этого пересекать океан  и
избирать столь  неподходящие  время  и  об®ект  для  розыгрыша.  Вызывайте
машину, Петр Николаевич. Это окажется ваша самая удачная в  жизни  сделка,
будь я негром...
     ...Пока автомобиль Главнокомандующего в сопровождении взвода  конного
конвоя,  скрипя  рессорами  на   выбитом   булыжнике   окраинных   улочек,
неторопливо катился  к  Минной  гавани,  Врангель,  слушая  непринужденную
болтовню американца, размышлял о том, что поступает более чем опрометчиво,
доверившись  этому  странному  человеку.  Смешно  даже  вообразить,  чтобы
Верховный Главнокомандующий воюющей армии, словно  начитавшийся  Буссенара
гимназист, отправился ночью неизвестно куда в чаянии обрести свалившееся с
неба сокровище. И в то же время его не оставляла отчаянная надежда,  такая
же, как минувшей зимой,  когда  Слащев  с  полуторами  тысяч  обессилевших
офицеров и юнкеров оборонял перешейки. Тогда Бог оказался милостив к нему.
Так, может, и сейчас?.. Пристало ли ему, не боявшемуся смерти на  фронтах,
бояться сейчас показаться смешным, причем всего лишь в собственных глазах?
Ведь больше ни одна душа на свете, кроме, конечно, этого самого гостя,  не
знает и не узнает о его слабости. Ибо, если тот обманет...  И  плевать  на
любые  международные  осложнения,  хуже,  чем  есть,  не  будет.  Да,  вот
именно...
     По мере приближения к морю переулки становились все  более  узкими  и
кривыми, домишки по  сторонам  стояли  маленькие,  кое-как  слепленные  из
самана, беленого кирпича и старых досок. Уличное  освещение  здесь  совсем
отсутствовало, лишь кое-где из не закрытых ставнями окон падал на мостовую
слабый свет.
     "Подходящее место для покушения",  -  подумал  Врангель  и  незаметно
расстегнул кобуру нагана.
     Автомобиль  с®ехал  к  заброшенному  пирсу.  Лучи  ацетиленовых   фар
выхватили  из  мрака  ржавые  полузатопленные  корпуса   старых   номерных
миноносцев и  поблескивающий  стеклами  рубки  большой  раз®ездной  катер,
пришвартованный  у  стенки.  На  массивных  чугунных  кнехтах  в  какой-то
странной неподвижности замерли несколько фигур в белых морских рубахах. Не
светились  огоньки  папирос,  не  слышно  было  разговоров  и  смеха,  что
составляло  обычное  времяпрепровож-дение  русских  солдат  и  матросов  в
отсутствие начальства. Эти же просто сидели каждый  сам  по  себе.  Может,
просто спят так?
     Только  когда  Ньюмен  вышел  из  автомобиля,  его  люди   оживились,
задвигались, построились вдоль пирса, не слишком торопясь.
     Американец  бросил  короткую  команду,  смысла  которой  Врангель  не
уловил, и тут же все пришло в движение.  В  море,  где-то  позади  катера,
вдруг громко затарахтел мотор, раньше его приглушенный стук был не  слышен
из-за плеска воды о причал и  берег.  Вспыхнули  ходовые  огни  на  мачте,
зеленый и красный, и яркий прожектор осветил причал.
     Из темноты появилось странное судно, что-то вроде самоходной баржи, с
плоским загнутым вверх носом и невысокой надстройкой  на  корме.  Врангелю
оно показалось похожим на громадную галошу.
     Минуя причал, плашкоут медленно приблизился к берегу, с лязгом  цепей
его передняя оконечность отвалилась и легла на галечный пляж.
     Словно под®емный мост средневековой крепости. И  тут  же  из  глубины
баржи  показался  грузовой  автомобиль,  большой,  больше  любого,   ранее
виденного генералом. Осторожно проворачивая огромные колеса, он с®ехал  на
берег и остановился.
     Ньюмен отдал еще одну команду на английском. Его люди  ускорили  свой
рабочий темп.
     - Извольте, Петр Николаевич, - сделал американец приглашающий жест, и
генерал наконец отщелкнул  дверцу  автомобиля,  неторопливо  спустился  на
землю с высокой подножки.
     Двое матросов сноровисто, с обеих сторон кузова сразу,  вскарабкались
наверх и подали двум другим деревянный, окованный железом  ящик,  размером
примерно как для винтовочных патронов.
     Повозившись с  замками,  Ньюмен  откинул  крышку  и  включил  сильный
электрический фонарь.
     Под  деревянной  крышкой  была  еще  одна,  мягкая,  брезентовая  или
кожаная. А когда поднялась  и  она,  главнокомандующий  увидел  отливающие
густой и жирной желтизной прямоугольные  бруски.  Врангель,  окончивший  в
свое время Горный институт, узнал их сразу. Да и любой другой  человек  не
ошибся бы. Ни медь, ни бронза так не блестят.
     - Извольте, -  снова  повторил  Ньюмен,  протянул  генералу  один  из
слитков,  и  тот,  взяв  его  в  руки,  едва  смог  удержать,  слишком  не
соответствовали размер и вес. В бруске было пуда полтора.
     - Теперь вы наконец поверили? - В голосе Ньюмена не  было  торжества,
только едва уловимая ирония. - В машине  ровно  тридцать  ящиков,  по  сто
килограммов в каждом. Куда прикажете доставить? В ваш дворец или в  другое
место? За сохранность можете не опасаться, мои люди хорошо вооружены.  Так
как?
     - Пусть едут за нами, - внезапно охрипшим голосом произнес Врангель.
     ...В  кабинете  Главнокомандующего,  освещенном   только   настольной
лампой, густо плавал  сигарный  дым.  Американец  курил  очень  длинную  и
толстую сигару, причем вначале несколько раз звучно пыхал,  чтобы  получше
разгорелась, и лишь потом глубоко затягивался.
     Генерал сидел напротив  и  внимательно  слушал,  не  отводя  глаз  от
лежащего у письменного прибора, словно пресс-папье,  драгоценного  бруска.
На боковой грани глубоко выштампованы буквы:  "SOUTH  AFъIKA",  порядковый
номер и вес - 795 унций.
     - Таким образом, - говорил Ньюмен, - уже за счет моей первой ссуды вы
сможете полностью погасить задолженность по выплате  денежного  содержания
войскам, начать  закупки  за  наличный  расчет  продовольствия  у  местных
крестьян.  Ну  и  произвести  определенное  впечатление  на   "союзников".
Англичане и французы очень живо  реагируют  на  наличные  деньги  в  руках
партнера. Как говорил один мой приятель: я  воспринимаю  каждый  доллар  в
руках другого как оскорбление, если не могу воспринять его как добычу...
     - Вот именно, - мрачно кивнул Врангель. - Возможно,  как  раз  это  и
погубило адмирала Колчака. Слишком много золота он возил с собой...