е.
     - День добрый, Константин Васильевич. Как поживаете?
     - Вашими  молитвами.  Впрочем,  не  уверен,  что  православный  может
благоденствовать молитвами иудея... - Ну, опять вы за свое. -Агранов ногой
подвинул к себе табурет, сел, снял шляпу. - Я уже не раз вам об®яснял, что
иудеем называть меня неправомерно. Во-первых,  я  крещеный,  а  во-вторых,
являясь  интернационалистом,  вообще   не   признаю   национальность   как
таковую...
     - Да мне, собственно, и наплевать. Пожрать  чего-нибудь  привезли?  И
табаку. Уже кончается, а без курева я не могу.  Без  хлеба  обойдусь,  без
табака нет.
     - Все привез. И еду и табак. Но вы ж и  меня  поймите.  Революционный
народ голодает, а вы -  старый  народоволец  -требуете  ветчины,  колбасы,
сыра,  яблок...  Это  сложно,  когда  даже  предсовнаркома  довольствуется
рабочим пайком.
     - Яков! Мне и на это тоже плевать. Вы хоть все там подохните за  свою
идею. А я не желаю. Ты меня заточил в узилище - ради Бога. Оно  как  бы  и
лучше. Лежу, читаю, курю, с тобой вот беседую и избавлен от проблем  жизни
при вашем военном коммунизме.
     Сторож отворил дверь и подал Агранову туго набитый саквояж.
     Узник мезонина отщелкнул его замки,  вывалил  на  стол  завернутое  в
промасленную  бумагу  содержимое,  осмотрел,  обнюхал  даже,  отодвинул  в
сторону.
     - Так. Считаем, что свое слово вы пока держите. И что дальше?
     - А дальше потребуется конкретная работа. Теоретические собеседования
отложим до следующего раза, как бы они ни были увлекательны.  Постарайтесь
доказать, что я не зря вас кормлю провизией, словно и  не  существующей  в
природе для граждан  Советской  республики,  обеспечиваю  совсем  неплохой
пансион, а также спасаю от военного трибунала, приговор которого нам обоим
очевиден...
     -  Витиевато  выражаешься,  Яков,  что,  впрочем,  неудивительно  для
достигшего высоких чинов недоучки.
     Как ни странно, но казалось, будто агрессивное поведение  собеседника
совершенно не задевает Агранова. Похоже, ему это  даже  нравилось.  А  тот
продолжал, вновь разлегшись на кровати: -И не от большого ума ты пытаешься
меня  пугать  трибуналом.  Напугать  меня  вообще  невозможно   ничем.   Я
сотрудничаю с тобой исключительно по своей доброй воле. Ты мне  интересен,
а вдобавок - полезен. Если угодно, я на  тебе  паразитирую.  Положение  же
паразита, наряду с явными преимуществами, имеет и ряд недостатков. Один из
них - некоторое ограничение личной свободы. Но опять же - есть  ли  это  в
полном смысле недостаток? -  Судя  по  появившимся  в  голосе  Константина
Васильевича  ноткам,  по  особым  образом  заблестевшим  глазам,  случайно
подвернувшаяся тема  его  увлекла,  и  он  явно  готов  был  углубиться  в
тщательное и неторопливое изучение проблем паразитизма в  биологическом  и
социальном планах.
     Агранову пришлось его вежливо, но решительно остановить:
     - Сейчас меня интересует несколько  другое.  Практическое  применение
ваших изысканий в области этих "Воображаемых миров"... Насколько я понял и
запомнил своим слабым разумом, вы говорили, что, проникнув в один из  них,
способны наблюдать наш действительный мир как бы  извне,  с  точки  зрения
более высоких уровней.
     У Агранова явно не хватало слов, он помогал  себе  жестами,  мимикой,
междометиями:
     - Ну, как если смотреть на географическую карту сверху, мы видим  всю
местность сразу, а находясь на  ее  поверхности,  поле  зрения  ограничено
горизонтом и деталями рельефа...
     Константин Васильевич наблюдал  за  его  мучениями  с  интересом,  но
попытки как-то помочь не предпринимал.
     - И вот если это действительно так, то, наблюдая хотя бы не весь мир,
а  некоторую  ее  часть  из  вашего  "Воображаемого  мира",  способны   вы
проникнуть в какие-то тайные для всех обычных людей вещи, пронаблюдать  за
сочетанием причин и следствий?..
     После еще нескольких столь же корявых и одновременно обтекаемых  фраз
собеседник не выдержал: - Да хватит тебе,  Яков,  вокруг  да  около...  Не
пытайся рассуждать о чуждых тебе категориях.  Спроси  просто:  "Константин
Васильевич, владеете ли вы даром ясновидения,  способны  вы  предсказывать
будущее и об®яснять смысл настоящего?"  И  я  тебе  отвечу:  "Да,  но  при
определенных условиях. Я не жрец, не Пифия и не  Оракул.  Я  проник,  нет,
вернее прикоснулся к таким тайнам бытия, для которых в  русском  языке  не
существует и терминов. Мне еще предстоит систематизировать известные факты
и  гипотезы,  создать  для  них  понятийный  аппарат.  Скажи,   что   тебя
интересует, тогда я подумаю, возможно это или нет".
     Ответ старика, похоже,  не  удовлетворил  Агранова.  Раскрывать  свои
тайны без гарантий успеха ему не хотелось. Но и  выбора  у  него  тоже  не
было.
     - Меня твои дела не интересуют. Мне куда  больше  хочется  заниматься
собственными исследованиями. Однако, даже не  располагая  фактами,  только
наблюдая за эманацией астрального тела, я догадываюсь, какого рода  заботы
тебя гнетут, - поощрил чекиста на откровенность Константин Васильевич. - И
готов тебе помочь. Только без конкретных фактов мои слова окажутся тебе не
более полезными, чем прорицания Дельфийского оракула. Или гадание цыганки.
     - Что ж, попробуем. Только уж вы постарайтесь. В случае чего  цыганка
действительно дешевле обойдется.  Сначала  подумайте  вот  о  чем...  -  И
Агранов почти дословно повторил старику  то,  о  чем  говорил  с  агентом.
Исключая, конечно, рассуждения о перспективах советской власти.
     - Так-так... Посмотрим, что  тут  можно  сделать.  Только  ты,  Яков,
спустись-ка вниз. Там подожди. Мне минут на сорок нужно одному остаться.
     - Откуда это вы знаете, что именно на сорок? А не на  десять,  не  на
два часа?
     -А не в свое дело не лезь. Если не заладится, и  до  утра  ничего  не
узнаем. Иди, одним словом...
     Ждать Агранов умел. Вернее, с  толком  использовать  время  ожидания.
Спустившись в по-мещански обставленную гостиную,  он  улегся  на  диван  с
круглыми валиками и подушечками в кружевных наволочках,  сбросил  шевровые
ботинки на резинках, положил у изголовья снятый с предохранителя  пистолет
и почти мгновенно заснул, едва слышно посвистывая носом.
     Проснулся он тоже мгновенно, взглянул на стенные часы, удовлетворенно
кивнул. Прошло именно то время, что он себе назначил.
     Старик  выглядел  встревоженным.  Он  больше  не  сибаритствовал   на
кровати, а ходил из угла в  угол  комнаты,  размахивая  зажатой  в  кулаке
трубкой и что-то бормоча.
     - Черт тебя надоумил связываться с этими людьми?! -  без  предисловия
набросился он на Агранова. - Другого занятия себе не нашел? Ловил бы своих
саботажников и контру...
     - Да что случилось-то? - Чекисту передалась тревога "ясновидца".
     - Хотел бы я сам это знать. Я, как обычно, вошел в транс, включился в
Мыслесферу Земли... Тебе не понять, как это грандиозно. Это  как  симфонии
Скрябина. Море света, море огня. Видишь, чувствуешь, понимаешь  неизмеримо
больше, чем в состоянии об®яснить. Растворяешься в мыслях и эмоциях...  Да
что я тебе говорю, я вижу сейчас и твой  мысленный  фон,  ты,  как  старое
бревно в лесу, темен и неподвижен. Но и в тебе есть толика нужной силы,  и
ты в состоянии включиться в игру высших сфер. Только на пользу ли тебе это
будет? А эти?  Да,  я  проник...  Я  не  понял,  куда.  Сгущение  энергий,
фиолетовые  и  синие  водовороты...  Миры  сдвигаются...  Возникают  новые
вероятности. К нам пришло чужое... Я не  знаю,  как  это  об®яснить...  Ты
вмешался  в  непонятную  жизнь.  То,  чем  ты  сейчас  занялся,  настолько
превосходит мое понимание... Нет, это тоже неправильно. Те,  кого  ты  мне
назвал, - они не люди. Потому я так легко их нашел. Как  в  зоопарке  -  в
клетке с обезьянами - медведь, его увидишь сразу. А откуда он там, почему?
     - Вы что, бредите, Константин Васильевич? Вам  плохо?  -  спохватился
Агранов, увидев,  что  его  собеседник  начинает  трястись,  словно  перед
началом эпилептического припадка.
     - Отойди, Яков, не мешай... Ты понимаешь - другое, другое приходит  в
наш мир, неправильно, все неправильно, не так...
     Агранов ударил его по щеке, плеснул водой из графина в лицо.
     Минуту-другую старик еще пребывал в своеобразном трансе, как шаман  в
процессе камлания, а потом медленно вплыл в реальность.  -  Вы  что-нибудь
помните, что с вами было? Старик помотал головой. Неверным движением сгреб
со стола выпавшую из руки, еще дымившуюся трубку, несколько раз  шумно,  с
чмоканьем затянулся, пока не извлек нужную порцию дыма.
     - Ох, Яков, и вправду... Что-то плохо мне стало.  Валерьянки  бы  или
лучше водочки... - Сейчас!
     Он крикнул охранника, тот, невзирая на царивший в  республике  "сухой
закон", принес бутылку разбавленного спирта,  и  прорицатель  жадно  выпил
больше полустакана.
     Порозовел, успокоился, вновь приобрел способность говорить здраво.
     - Удружил ты мне, Яков, прямо скажем - УДРУЖИЛ. Никогда я  такого  не
переживал.  Понять  ты  меня  не  поймешь,  и  стараться  нечего,   однако
интересно. Людишки-то твои - нездешние, совсем нездешние. Не  представляю,
откуда они взялись, может быть, вроде  меня,  из  других  миров  проникли,
только связываться тебе с ними... Нет, не могу сказать,  тут  еще  думать,
изучать надо. Ты мне время дай, я поразмыслю, еще понаблюдаю. Нет, я  тебе
благодарен, совсем новые стороны в моих идеях открываются.  Слушай,  Яков,
ты же все можешь, тебе такие силы подчиняются. Доставь мне одного из  этих
человечков, век буду благодарен. В нормальном мире они самые обычные люди,
в духовных только сферах другие. Сможешь ты... Смерти, пули они так, как и
мы, боятся. Постарайся. А уж я бы с ними поговорил...
     Агранов видел, что старик,  выйдя  из  транса  психического,  так  же
стремительно впадает в  самое  обычное  алкогольное  опьянение.  То  ли  с
голодухи -не ел он как минимум сутки, то  ли  по  свойству  организма.  Но
сказал он достаточно. Меньше, чем чекист рассчитывал, но и того, что стало
известно, хватит, чтобы строить дальнейшие планы.
     Главное, он был прав, угадав в  появившихся  на  Хитровке  "бандитах"
необычное.
     И  сам  Константин  Васильевич  сказал,  что  обладает  он,  Агранов,
психической силой. Ну, вот и посмотрим, у кого ее больше.
     Пусть Вадим поработает, а там поглядим... Агранов вышел из особняка в
приподнятом, боевом настроении, что и неудивительно. Человек, сумевший  за
каких-то  два  года  создать  мощнейшую  в  мире  тайную  полицию  (а  его
секретно-политический отдел занимал в структуре ВЧК. положение,  абсолютно
аналогичное немецкому гестапо, что есть сокращение от  гехаймештатсполицай
- Государственная тайная полиция, она же - 4-е управление РСХА), не мог не
испытывать склонности к острым ситуациям и  именно  в  борьбе  и  интригах
находить радость жизни.
     Теперь у него появилась еще одна точка приложения сил.
     Но лишь еще одна. Были и другие, может  быть  -  куда  более  важные.
Например  -  его  очень  волновала  загадка  сбоя  в  давно  и   тщательно
спланированной  "системой"  акции  по  международной  изоляции  последнего
серьезного   очага   белогвардейского   сопротивления.   О    меркуловском
Владивостоке пока можно не  беспокоиться.  Туда  уже  направлены  надежные
люди. А вот что происходит вокруг Крыма? Врангель  -  никто.  Меньше,  чем
пешка. А узнать, кому он вновь понадобился, кто решил разыграть его против
"системы", не знающей и не терпящей оппонентов, - это задача. Для  чего  в
это дело решили вмешаться американцы? И на каком уровне - государственном,
в пику союзникам, или проявился чей-то частный интерес?
     И узнать нужно раньше, чем это станет понятно всем прочим.  Узнать  и
понять, не пора ли менять флаг.
     Эта мысль вдруг отозвалась тошнотным чувством внизу живота. Еще вчера
ему и в голову не пришло  бы,  что  можно  рассчитывать  сыграть  даже  не
против, а просто отдельно. Что же изменилось теперь?
     "А ведь изменилось", - подумал Агранов. Он еще не знал,  кто  повлиял
на него сильнее -  полусумасшедший  профессор  Удолин,  частнопрактикующий
маг, или мысли о тех неведомых людях, в логово которых  он  послал  своего
лучшего агента.
     "Они не отсюда" - что-нибудь да значит это выражение?



        Глава 19

     Вечером в  комнате  с  занавешенным  окном  Новиков  развернул  перед
капитаном Басмановым сложенный гармошкой общий план Кремля и предложил  на
досуге подумать о вариантах действий, если  вдруг  появится  необходимость
захвата данного об®екта наличными силами. Прикинуть состав и задачи боевых
групп, ожидаемую потребность в боеприпасах  и  снаряжении,  рассчитать  по
времени фазы операции.
     Басманов, приподняв бровь, какое-то время молча  смотрел  на  Андрея,
постукивая папиросой о край заменяющей пепельницу консервной банки,  потом
произнес с неопределенной интонацией:
     - Я всегда считал, что вы человек рисковый, Андрей Дмитриевич. Однако
не до такой же степени! Ваш замысел я вроде бы понимаю.  Не  тут  ли  клад
спрятан, о котором вы на корабле говорили? А что же до естественного конца
большевиков подождать не хотите? Недолго уже,  кажется.  Или  не  уверены?
Сроки какие-нибудь поджимают? Новиков снова, в который уже раз,  удивился,
насколько "несвоевременный" человек этот гвардейский  капитан.  Самый  ему
близкий из всех офицеров батальона  по  интеллектуальному  уровню  и  типу
психики, словно действительно родом из  середины  двадцатого  века,  а  не
конца девятнадцатого. И в то же  время  таящий  в  глубине  души  какие-то
совсем чуждые Андрею черты. В том ли  дело,  что  представляет  он  совсем
другую генетическую ветвь русского народа, связан эйдетической  памятью  с
пресловутым оппонентом Ивана Грозного князем Курбским и его соратниками?
     - Впрочем, не мое это дело. - Басманов моргнул, глаза его вновь стали
спокойно-безразличными. - Договор  я  помню.  Только  вы  уж,  пожалуйста,
уточните - подумать на досуге или вплотную заняться подготовкой  операции?
Для меня тут есть разница.
     - Второе. Однако хотелось бы сначала узнать ваше  личное  мнение.  До
того, как приказ отдать.
     - Задача сложная, конечно,  но  с  нашим  снаряжением  и  подготовкой
выполнимая.  Правда,  если  ее  предстоит   выполнять   мне,   считал   бы
целесообразным согласовать начало действий с генеральным  наступлением  на
Москву. И суматохи у красных побольше  будет,  и  в  осаде  меньше  сидеть
придется.
     - Вы  были  бы  совершенно  правы,  Михаил  Федорович,  но  при  двух
условиях. Если генеральное наступление вообще в этом году начнется, в  чем
я пока до конца не уверен. И если бы нам  знать  подлинные  оборонительные
планы красных. А вдруг с началом наступления  Московский  гарнизон  займет
позиции на внутренних обводах, в том числе по бульварам и  непосредственно
на Кремлевских стенах? Вот тогда захватить их без шума будет действительно
трудно.  И  еще  -  правительство   Совдепов   наверняка   предусматривает
возможность эвакуации. А вот это как раз неплохо бы предотвратить...
     - Ах, даже таким образом? - с  очевидной  заинтересованностью  сказал
капитан. - То есть в случае успеха длительная оборона Кремля  не  является
обязательной? - На его губах появилась недобрая усмешка.
     Что  тоже  было  неожиданным,  поскольку  Басманов  казался  Новикову
человеком, удивительно для своего нынешнего положения и биографии мягким и
неозлобленным. Отнюдь не  забывшим,  что  такое  дворянская  и  офицерская
честь.
     - В тактическом смысле,  конечно,  выгоднее  бы  удержать  Кремль  до
подхода главных сил. А в политическом -  нет,  не  является.  Если  сумеем
сделать то, на что вы, кажется, намекаете.
     - А я, знаете ли, Андрей  Дмитриевич,  как-то  так  полагал,  что  вы
всякими либеральными  идейками  увлекаетесь.  Насчет  Гаагских  конвенций,
правосудия и прочей ерунды.
     -  Ошиблись,  получается,  господин  капитан?  -  Тем  лучше,  Андрей
Дмитриевич, тем лучше... Да, вот еще что я вам хотел сказать.  Сейчас  это
приобретает особую важность. Надо  вам  с  Александром  Ивановичем  отсюда
уходить...
     Слова  Басманова  настолько   точно   совпали   с   их   собственными
рассуждениями, что Андрей понял - время действительно пришло.
     - Ежели что случится, когда вас здесь не будет, -  ничего  страшного.
Наше дело солдатское. Прорвемся и красных накрошим бессчетно. А вот  если,
не дай Бог, вы под пулю попадете, я и не знаю...  -  Капитан  спохватился,
что слова его могут быть истолкованы как слишком  подобострастные,  и  он,
как сумел, поправился.
     - То есть нам-то ничего, в городе повоюем, при необходимости к фронту
пробьемся, а дела того не выйдет... Я же  к  вам  не  просто  так  служить
пошел,  мне  ваши  замыслы  очень  интересны.   Жалко   будет,   если   не
осуществятся. Одним  словом,  подыскал  я  кое-что.  У  корнета  Ястребова
тетушка здесь живет. Вдова довольно известного врача. Домик у нее  свой  в
Самарском переулке. Большевики ее не реквизировали и не уплотнили... - Эти
вошедшие в обиход термины Басманов произнес  с  брезгливостью.  -  Ее  муж
какого-то Семашку лично знал, тот и выдал охранную грамоту. Мы  там  вчера
были. Очень милая дама. Согласна вас на постой принять.  Одеты  вы  сейчас
подходяще, подозрений не вызовете. А корнет при вас останется для охраны и
связи. Согласны?
     Шульгин, не принимавший  участия  в  разговоре,  незаметно  подмигнул
Андрею, мол, а я тебе что говорил, и ответил Басманову, не став изображать
оскорбленное благородство: - Зачем  же  спорить,  если  для  пользы  дела?
Только сначала нужно и нам  туда  сходить,  познакомиться,  присмотреться.
Чтобы и женщину не подставить, и самим не влезть, куда не надо.
     Новиков корнета Ястребова помнил. Аккуратный, миловидный, слегка даже
похожий на девушку. В  отряде  выделялся  тем,  что  был  единственным  из
последних, семнадцатого  года,  выпускников  Пажеского  корпуса,  сумевшим
после октябрьского переворота бежать из Петрограда  на  Дон  и  получившим
офицерский чин лично от генерала Корнилова. Кроме  того,  корнет  славился
как непревзойденный  стрелок.  Из  обычной  драгунки,  без  всякой  оптики
попадал в цель с первого выстрела чуть не за версту. Почему и был  включен
в состав московского спецотряда.
     За обсуждением вариантов, своеобразным "мозговым штурмом",  просидели
почти до утра. Наметили основной план и два запасных,  которые  показались
бы совершенно невозможными  нынешним  командирам  кремлевского  гарнизона,
если они вообще предполагали возможность  прямого  военного  нападения  на
резиденцию советского правительства.
     По  первоначальным  прикидкам  боеприпасов  должно  было  хватить  до
момента перехода на трофейное снабжение. А уж дальше, как любил выражаться
по каждому удобному случаю Берестин, бой покажет.
     Проснулись они от осторожного стука в дверь. Часы показывали половину
одиннадцатого.
     - Тут, прошу прощения,  -  сказал,  осторожно  вдвигаясь  в  комнату,
исполнявший обязанности коменданта базы поручик Рудников,  -  такое  дело.
Прибежал  Штырь,  ну,  один  из  шестерок  наших,  говорит,  что  появился
серьезный человек, вроде как из московских деловых, ищет выход  на  нашего
пахана. Плотные люди, мол, его рекомендуют...
     - Ага!  -  Шульгин  торопливо  натянул  сапоги,  потер  руки,  словно
человек, предвкушающий выпивку в хорошей компании.  Стал  сбоку  от  окна,
приподнял край занавески, выглянул на улицу.
     - Не беспокойтесь, вокруг все чисто, мы  уже  проверили,  -  успокоил
Рудников.
     - Видишь, Андрей,  интуиция  -  великая  вещь.  И  делать  ничего  не
пришлось, без нас сладилось. Что за человек, кто его видел? -  спросил  он
поручика.
     - Да этот, что прибежал, он и видел.  Говорит  -  молодой,  фартовый.
Портрет его здешнему народу незнакомый, однако вроде за  марьинорощинского
канает.
     - Лексика