каблуков он ссыпался  вниз  по  лестнице.  Новиков  шагнул
вперед, оперся спиной о косяк и подставил ногу под  дверь,  будто  надеясь
таким способом удержать межвременной проход. Словно и в самом  деле  перед
ним был обыкновеннейший лифт.
     Шульгин вернулся буквально через минуту, от полноты чувств непрерывно
матерясь и подгоняя пинками Вадима, со связанными  руками  и  веревкой  на
шее, будто у пленного раба с египетского барельефа.
     За ними Ястребов тащил  продолговатые  мешки  десантных  контейнеров.
Заглянул в прихожую, свалил груз на пол, вернулся с патронным ящиком.
     -  Все?  Тут  остаетесь?  А  мне  что  прикажете?  -  И,  не  скрывая
любопытства (все же на третьем году революции  увидеть  столь  нетронутый,
ухоженный интерьер в самом центре красной  столицы),  спросил:  -  Хозяева
надежные? Не слишком опасно будет?
     - Все в  порядке,  корнет.  Благодарю  за  службу.  Берите  машину  и
возвращайтесь на Самарский. Только  уж  смотрите,  расшевелили  мы  осиное
гнездо. "Хвост" за собой не притащите...
     - Проскочу. Опять переулочками. И что дальше делать?
     - Сидите дома, отсыпайтесь, ждите приказа. Завтра свяжемся.
     Дверь наконец  захлопнулась,  отделяя  их  от  порядком  опостылевшей
революционной  столицы  не  только  своей  двухвершковой  толщиной,  но  и
непроницаемой пленкой смещенного времени.
     Сил у Андрея не осталось совершенно. Хотелось прямо в сапогах  упасть
на широкий диван и отключиться. Неужели столько энергии ушло на то,  чтобы
открыть дверь? Или просто релаксация за все пережитое разом?
     Зато Сашка был полон радостного возбуждения, энергии  и  любопытства.
Наскоро избавившись от старческого грима и одеяния, он  скрылся  в  недрах
квартиры, через пять минут вернулся уже с бутылкой виски "ВАТ-69". Выбрось
его с парашютом над Южным полюсом, он и там сумеет отыскать выпивку.  Хотя
с полюсом пример неудачный, на нем американская база  "Амундсен-Скотт",  и
виски наверняка имеется. Ну тогда пусть будет пустыня Атакама... -  Аллее!
Этого кадра я привязал в клозете. Посадил на унитаз  и  штаны  расстегнул,
чтобы потом возиться не пришлось. Хай  сидит,  падла,  и  думает  о  своей
печальной судьбе. А мы пока это самое...
     Новиков сидел в кресле, вытянув ноги в грязных сапогах,  и  водил  по
сторонам глазами. Все точно так, как было.
     Вон и пластинка лежит возле проигрывателя неубранная, и их  с  Ириной
окурки в пепельнице. Свежие... он опять принялся считать, шевеля губами:
     - Шестьдесят шестой год Берестина, потом девяносто первый наш, теперь
вообще двадцатый, а сколько же в промежутках? Или действительно нисколько?
Чистый солипсизм: открыл глаза - мир есть, закрыл - его нет.  А  на  самом
деле что? Мы существуем  внутри  Реальности  или  Реальность  внутри  нас?
Абсурд. Берестин входил сюда из 1966 года нашей первой жизни, мы с  Ириной
из Замка, сейчас - из двадцатого года совсем другой исторической  линии...
И все мы - постоянные  жильцы  квартиры  и  ее  посетители  за  плюс-минус
полвека, все толпимся друг  за  другом,  как  в  час  пик  на  эскалаторе,
разделенные промежутками в квант  времени  толщиной,  но  непрозрачными  и
непроницаемыми, как бетонная стена...
     Шульгин снова появился, разыскав на кухне в дополнение к виски еще  и
кое-какую закуску.
     - Со жратвой  тут  слабовато,  -  сообщил  он.  -  Консервы,  правда,
недурственные есть, как мы во  время  оно  в  Елисеевском  брали.  Колбасы
полпалки есть, с килограмм сыра. Три  сырых  яйца  и  шесть  бутылок  пива
"Старопрамен". Все. Хлеба йок.
     Часы  в  соседней  комнате   мелодично,   с   подголосками,   пробили
двенадцать. Новиков машинально взглянул на свои часы. На них было четверть
одиннадцатого.
     - Время местное, - прокомментировал Шульгин. - Давай  по  первой.  За
твой титанический успех. Значит, правда - мы теперь покоряем  пространство
и время исключительно силой разума. Неслабо... - Посмотрел вдруг на Андрея
внимательно. - Ты это, сходил бы умылся сначала...
     Новиков включил свет в огромной ванной комнате. Увидел в зеркале свое
лицо, осунувшееся, с красноватыми, как  от  долгой  бессонницы  глазами  и
проступившей на  подбородке  и  скулах  щетиной.  Волосы  на  левом  виске
слиплись колтуном, и  ниже  до  самого  воротника  засохли  крупные  бурые
сгустки крови. Он подавил подступившую тошноту, открыл горячую воду и стал
яростно тереть лицо намыленной губкой.
     "Неужели за полтора года я стал таким монстром?  Стреляем,  стреляем.
По людям, как по перепелам. Промажешь - и огорчаешься. Или они все-таки не
люди для нас? Живем среди них, едим, пьем  с  ними,  воюем  тоже  в  конце
концов ради них же, а людьми  не  считаем?  Сколько  я  лично  уже  народу
пострелял?.. - Хотел посчитать, но тут же отогнал эту мысль: - А может,  и
не так страшно все? Кажется, Аммиан Марцеллин писал: "Когда человек  много
страдает, утешением ему служит целесообразность тех причин, из-за  которых
он страдает..." Можно  сказать,  что  я  страдаю  оттого,  что  приходится
убивать людей, о которых я ничего не знаю? Наверное,  можно,  иначе  такие
мысли мне просто не пришли бы в голову. А целесообразность?"
     Он промокнул лицо махровым  полотенцем,  налил  в  ладонь  хозяйского
одеколона, растер по щекам и шее. Вернулся к Сашке. Тот уже  принял  грамм
сто в одиночку, раскраснелся, бродил по комнате, перебирал пластинки.
     - Повторим, сказал почтмейстер... Нет,  тут  вполне  нормально.  Если
больше ничего не произойдет, точка у нас теперь железная. Можно  сидеть  в
тепле и только команды по радио отдавать, самим руки не пачкать. - Лицо  у
Шульгина коротко дернулось, и Андрей понял, что сегодняшние дела  и  Сашке
даром не прошли.
     Он поставил на диск  проигрывателя  пластинку.  Свой  любимый  романс
"Ямщик, не гони лошадей". Пригорюнился, налил еще по рюмке.
     "Напиться, что ли, до упора, до полной анастезии? - подумал  Новиков.
- Только раньше помыться бы в ванне, переодеться в чистое исподнее..."
     - Мы вот сидим сейчас,  тепло,  уютно,  выпиваем,  и  мне  по  случаю
вспомнилось...  -  Оказывается,  пока  он  думал  о  своем,  Сашка   начал
рассказывать какую-то историю. Новиков прислушался.
     - Призвали нас в Хабаровске  на  трехмесячные  сборы.  Служу.  А  тут
обозначились окружные соревнования по  стрельбе.  Я  назвался.  Проверили,
говорят, подойдешь. Привезли на какой-то полигон. Под Красной  речкой.  Со
мной еще был такой лейтенант Константинов, кадровый, из кадетов, и училище
Верховного  Совета  кончал.  Нормальный  парень.  Ну,   первый   день   мы
отстреляли, прямо с дороги, ни в  гостинице  не  устроились,  ничего.  Уже
вечером какой-то майор из спорткомитета говорит - и куда  я  вас  дену,  в
гостинице мест нет. Потом,  правда,  сжалился,  позвонил,  есть,  говорит,
генеральский люкс свободный. Деньги имеете - поселяйтесь. Нам что,  еще  и
лучше, оба холостые, десятка не деньги. Действительно, номер  -  класс.  А
погода мерзейшая, весь день то дождь, то снег, то все  сразу.  Мы  в  пэша
сапоги - насквозь. И набегались... Константинов  говорит,  давай,  раз  мы
вроде генералов, ужин в номер потребуем.  И  за  телефон.  Точно  -  минут
двадцать прошло - стук в дверь. И  в®езжает  тележка.  Все  как  положено,
пол-литра, салатики, бефстроганов. При тележке же, заметь, девица!  Ну,  я
тебе дам! Длинная, с ногами и вообще. Смех же в чем - она, когда в®езжала,
генералов настроилась увидеть, раз люкс. И морду сделала  соответственную,
и так это, подобралась вся. Тоже небось шансы ловит. А  тут  мы...  Сидим,
курим, сапоги хоть и обтерли чуть, но все равно. За сменой ее эмоций очень
забавно было наблюдать. Ну, потом разговорились, два рубля  на  чай  дали.
Константинов ее за задницу словчился ущипнуть. Звали ее после конца работы
в гости заходить, пообещала. И не пришла,  зараза...  -  Видно  было,  что
непорядочность официантки, проявленная десять  с  лишним  лет  назад,  его
глубоко огорчила.
     - И к чему ты это рассказал?
     - Да так. Вспомнилось. Ковер вот, сапоги твои, и рюмки на столе...  А
вот как там фраер наш? Чегой-то тихо сидит. Не помер?
     - А ты пойди и посмотри, - лениво предложил Новиков.
     -  Запросто,  -  согласился  Сашка,  но  сначала  произвел  некоторые
приготовления.
     Вид у чекиста был более чем понурый. Шульгин усадил его на  массивный
стул, обернул шнур вокруг  горла,  привязал  к  спинке.  И  руки  затекшие
отдохнут, и особо не рыпнется.
     - Таким вот образом, братец,  попал  ты,  выходит,  к  нам  в  гости.
Интересно тебе? - Он заметил, что, несмотря на свое  печальное  положение,
Вадим не сумел скрыть удивления при виде окружающих его  предметов,  вроде
стереокомбайна,  телевизора,  мебели  необычного  дизайна.   Вообще   всей
обстановки  гостиной,  яркого  электрического  света,  устойчивого   тепла
паровых батарей, приятных запахов.
     - Скоро будет еще интересней, - пообещал Сашка, радушно  улыбаясь.  -
Особенно, если затеешь и даль-
     - Совершенно верно, - кивнул Шульгин. - И раз желание жрать и грабить
не есть высшая духовная ценность, Джордано Бруно из него не выйдет.
     - Господа  полковники  хорошо  подготовились.  -  Вадим  еще  пытался
держать фасон. - Только мы такие разговоры  уже  от  своих  меньшевиков  и
левых эсеров слышали. И куда красноречивее к тому же.
     - Несомненно,  -  с  готовностью  согласился  Новиков.  -  Нормальный
человек другого и не скажет. И все же интересно, вы хоть спорить пытались,
когда ваш начальник такой вот план предложил? Неужели  не  об®яснили,  что
начало-то  хорошее  было,  перспективное,  и  мы,  если  вы  в  характерах
понимаете, людьми оказались доверчивыми, старого закала, последнему дерьму
в праве на совесть не отказываем, верим, что и в нем духовное  возрождение
произойти может... Совершенно по Достоевскому.
     - Легко оскорблять связанного человека...  -  Да  мать  же  твою!  Ты
посмотри на него, Андрей! Они толпой на парламентера кинулись, получили по
соплям, а теперь обижаются, что в них джентльменов видеть не  хотят!  Наши
хитровские друзья про таких, как ты, говорили: "Ты  никто,  и  звать  тебя
никак. Брысь под нары". Я, бля, тебя сейчас развяжу и посмотрю, на что  ты
вообще  годишься...  -  Шульгин,  похоже,  действительно  вышел  из  себя.
Новикову пришлось его успокаивать:
     - Ну так что, прапор? Согласен ты с полковником  в  честном  поединке
свою правду доказать или признаешь, что очередной раз  дурака  сваляли?  А
может, это мы чего-то не поняли?
     - В этом да, признаю. Неладно вышло. Был план на серьезную игру.  Мой
план, чего скромничать. Однако... Нет, я вам ничего не скажу, не ждите.  А
остальное вы сами видели, скрывать  нечего.  Тут  тоже  могло  получиться.
Вокзал мы плотно перекрыли, на перроне человек двадцать наших  было.  И  с
дрезиной неплохо  задумали.  Как  сорвалось?  Конечно,  вашим  жандармским
штучкам сразу не научишься. Ребята хорошие были, проверенные, а  вот  дали
маху. Сразу бы кучей навалиться...
     - Вот-вот,  кучей,  и  вся  ваша  тактика  со  стратегией.  Жандармы,
конечно, поумней вас были.  И  что,  воображаешь,  притащили  вы  меня  на
Лубянку, и я сразу бы колется начал?
     - Куда б вы делись? - презрительно фыркнул Вадим.
     - Ну-ну, поглядим, куда ты деваться будешь... - не скрывая  интереса,
сказал Шульгин. Встал, открыл нижнюю дверцу серванта.
     - Вот эту штуку видишь? Называется - электрический утюг. У тебя какое
образование, напомни?
     - Петроградский университет, математический факультет...
     - Прелестно. Значит, и физику хоть чуть знаешь. Данный  утюг  -  чудо
техники. По замыслу - ничего  особенного,  прототипы  еще  в  начале  века
появились,   но   есть   некоторые   усовершенствования.   Терморегулятор,
увлажнитель, автоматический выключатель. - Шульгин повертел прибором перед
лицом Вадима, потом воткнул вилку в розетку. - Загорелся красный огонек на
изгибе рукоятки. - Вот я тебе его поставлю на спину, пока он еще холодный,
включу таймер. И пусть стоит. Это похоже на ту крысу в горшке, что  где-то
там в Китае на живот  привязывали.  Он  будет  греться,  просто  припекать
поначалу, потом, естественно, ожоги первой, второй, третьей и третьей  "А"
степени. Четвертая - это уже обугливание тканей. Повоняет, само  собой.  И
заметь, мы с полковником - люди гуманные и нравственные.  Сами  к  тебе  и
рукой не притронемся. Зато когда ты в болевой шок впадать начнешь, я  утюг
сниму и окажу тебе медицинскую помощь. Может, даже и морфий кольну. Потом,
если тебе мало покажется, успевший остыть утюг на другое  место  поставлю.
Холодный, заметь. Греться он сам будет,  а  я  за  железку  безмозглую  не
отвечаю. Так что не  потребуется  даже  самоутешаться  концепцией  отличия
пролетарской нравственности от общечеловеческой... Да я, пожалуй, опять же
из  человеколюбия,  и  музыку  тебе  заведу.  Отвлекает.  Чего  желаешь  -
Бетховена, Вивальди, Баха или лучше оперетку какую?



        Глава 26

     Агранов был не только в ярости, он  был  почти  в  истерике.  Получив
сообщение о бездарнейшем провале так тщательно спланированной операции  по
захвату таинственного полковника, он вначале просто не поверил.  Вадим  об
этом не знал, но на прикрытие Агранов выделил вдвое больше людей, чем было
намечено, именно в расчете  на  то,  что  "об®ект"  явится  на  встречу  в
сопровождении охраны. На всех, кого успел увидеть на Хитровке Вадим,  были
составлены словесные портреты, а умелый художник изготовил  по  ним  очень
похожие рисунки. Восемь опытных сотрудников осуществляли близкое прикрытие
места встречи, еще два десятка блокировали входы  и  выходы  с  платформы.
Четверо находились в дрезине, специально для такого случая истребованной у
АХО Совнаркома. И, наконец, три взвода стрелков НК.ПС и Трансчека оцепляли
перрон по периметру внутри и снаружи. Идущая в ловушку дичь того стоила. И
такой крах!
     Полковник скрылся. Угнал дрезину.  Захватил  в  плен  Вадима.  А  его
боевики устроили вдобавок побоище в центре города. И  скрылись  бесследно,
не оставив на поле боя ни одного  своего  трупа.  Зато  погибло  несколько
десятков чекистов и бойцов поднятого по тревоге латышского ударного полка,
не считая убитых при обстреле городского, районных комитетов РКП  и  штаба
Московского округа.
     Снова и снова Агранов по одному допрашивал  участников  операции.  Не
сдерживаясь, кричал, матерился, как русский дворник,  колотил  кулаком  по
столу, но толку-то?
     Лишь один агент заметил в зале ожидания  человека,  более  или  менее
подходящего под описание, но тут же его и потерял в возникшей суматохе. Те
же, кто был на перроне, в один голос утверждали, будто главным действующим
лицом оказался какой-то плюгавый старик. Ничего  себе  старик  -  в  самый
критический момент возник, как черт из табакерки, в пару секунд  застрелил
четверых сотрудников, вместе с напарником скрутил Вадима и был таков. А  в
дрезине находились еще четыре опытных агента. Убиты. Дрезина, кстати, тоже
разбита. Чтобы ее задержать, пришлось  перевести  стрелки  и  направить  в
тупик. Теперь еще нужно как-то оправдываться  перед  Совнаркомом.  Слух  о
неудаче непременно дойдет до Феликса. А уж тот спросит...
     Вдобавок этот взрыв. Агранов еще раз шарахнул кулаком по  столу  так,
что чернила из прибора выплеснулись на бордовое сукно. Говорят,  полыхнуло
так, словно полпуда магния разом.  Это  он  мог  вообразить,  сам  не  раз
фотографировался. Так там щепотка...
     Вот разве на взрыв и свалить? Беляки, мол, использовали  неизвестного
рода оружие, отчего и сумели скрыться?
     А если не сумели? Пред®явить пару подходящих трупов и выдать их за...
Нет, не пойдет, слишком уж много людей знают правду.  Так  что  же  теперь
делать? Постой, так ли уж много? Надо прикинуть...
     Черт его дернул попробовать свой  вариант.  Сам  же  других  учил  не
увлекаться экспромтами, а вот  не  удержался.  Больно  уж  выигрыш  жирный
светил. Упал на мизер без хозяйки, а в прикупе два чужих короля.
     Старик  Удолин  ему  голову  заморочил.   Подай   обязательно   этого
человечка, мы с ним до таких тайн докопаемся... Докопались!
     "Ну, ладно,  как-нибудь  выкручусь,  не  впервой",  -  успокоил  себя
Агранов и взял лист хорошей довоенной бумаги. Принялся  рисовать  стрелки,
кружки и прочие геометрические фигуры, ставя возле них  бессмысленные,  на
посторонний взгляд, закорючки.
     Прежде всего - перекинуть всю грязную работу на МЧК.  и  командующего
гарнизоном. Прорыв в город крупной вооруженной банды, уличные бои,  теракт
на вокзале, по наглости и числу жертв превосходящий взрыв комитета  РКП  в
Леонтьевском переулке  -  их  забота.  Секретно-политический  отдел  может
только поднять на ноги  всю  негласную  агентуру,  всех  осведомителей  из
домкомов, взять на заметку каждого нового человека, не упустить ни  одного
словечка из обывательских разговоров. На Хитровку пока не соваться, только
наблюдать, вдруг беглецы об®явятся там? Ни од ному дураку такое  в  голову
бы не пришло, но, может, как раз поэтому?
     И еще надо хорошенько просчитать, что именно может сказать на допросе
Вадим. Что он знает, о  чем  догадывается,  какой  ценой  станет  покупать
жизнь?
     Привычная работа успокаивала, но надолго  решительное  об®яснение  не
оттянуть. Агранов бросил карандаш. Наверное, лучше будет самому перейти  в
наступление. Но с кого начать, с Артузова, с Трилиссера?
     И сразу задурить им головы - ничего особенного не произошло. Вышел на
подпольную   офицерскую   организацию,   внедрил   своего   агента.    Для
убедительности пришлось организовать шумную  инсценировку  на  вокзале.  О
прочем пока молчок. Раздробить правду на множество кусочков, одному  один,
другому другой и так далее. Дрезина - из иной оперы, стрельба в  городе  -
вообще не по нашему ведомству.  И  работать,  работать.  Ведь  важность  и
значительность "полковников" от всего происшедшего только возрастает.
     Начать лучше с Трилиссера. Для него шило в  задницу  готово  -  слова
Вадима о том, что "офицеры" прибыли из-за рубежа и почти  наверняка  имеют
отношение к американскому пароходу и тем, кто за этим стоит.
     Артузову тоже щелчок по носу - куца смотрит контрразведка?  Из  Крыма
только что не сам Врангель в Москву явился,  устроили,  понимаешь,  осиное
гнездо, чекистов пачками убивают. За вечер потеряли людей больше,  чем  за
год. А на улицах, где бой шел, - целые кучи гильз неизвестного образца.
     Мессингу вообще утереться  и  не  высовываться,  он  за  одну  Москву
отвечает, а не за всю Республику, а сам,  пока  по  городу  не  начали  на
автомобилях носиться и из пулеметов стрелять, вообще ничего не знал.
     Выходило так, что во всей ЧК один СПО мышей ловит... Довольный  собой
и почти успокоившийся Агранов вышел из кабинета и зашагал  по  бесконечным
коридорам. У начальника Иностранного отдела  Трилиссера  собралась  не  то
чтобы дружная, но понимающая  свои  взаимные  интересы  компания.  Молодые
начальники ведущих отделов и даже один  зампред  ВЧК,  которых  совсем  не
устраивало  нынешнее  руководство   в   лице   фанатика   Дзержинского   и
сибаритствующего, мало вникающего в практическую работу  Менжинского.  Эти
"молодые волки" имели свои взгляды на роль организации и собственное в ней
место. Через десять лет (в предыдущей истории)  они  захватят  в  ней  все
ключевые посты, превратят ВЧК - ГНУ в НКВД, под готовят достойный плацдарм
для Ежова и Берии  и  все  до  единого  сгинут  в  жерле  столь  тщательно
отлаженной ими же мясорубки.
     Но пока они были только в самом начале взлетной полосы, и  небо  было
перед ними голубое и манящее. Если б только не омрачали его невесть откуда
взявшиеся тучи...
     Об этом они и решили поговорить как бы приватно, поскольку официально
такое сборище без ведома руководства выглядело непозволительно.
     Артузов очень заинтересовался намеком  на  иностр