этот повернутый Гарет  Джакс.  Слантер  даже  улыбнулся.  Он-то
давно научился не  рисковать  понапрасну.  Он  хорошо  усвоил:  если  ты  уж
ввязался во что-то, то следи, чтобы путь к отступлению  всегда  был  открыт.
Вот почему, когда дворфы так любезно снабдили его всеми  картами  и  планами
горных тоннелей, Слантер не поленился внимательно их изучить. Поэтому-то  он
и выкарабкался из всей заварухи живым и здоровым. Ну а  коль  все  остальные
такие лопухи...
   Ветер хлестал в лицо, студеный и колючий. Внизу влажно поблескивали  леса
Анара, размокшие от дождя и пропитанные туманом. Леса простирались на  север
и запад до самого горизонта - размытые блеклые серо-бурые  пятна.  "Вот  он,
мой путь, - угрюмо раздумывал Слантер. - Назад, в пограничные земли, где еще
существует подобие мира и здравомыслия, где можно снова зажить как прежде  и
забыть обо всем  этом  безумии".  Теперь  он  свободен  и  волен  идти  куда
вздумается. Неделя, ну, быть может, дней десять, и Восточная  Земля,  и  эта
война - все останется позади.
   Гном скреб носком сапога по камню скалы.
   - А ведь мужественный был парнишка, - рассеянно произнес он. И  уставился
в дождь, так ни на что и не решившись.

ГЛАВА 23

   В тот день когда перестал существовать Паранор, небо словно разверзлось и
дождь обрушился на Каллахорн - по  всему  пространству  от  Стреллихейма  до
Радужного озера. Грозы гремели  над  пограничными  землями,  стегая  ударами
молний леса и луга, а потом добрались и  до  Зубов  Дракона  и  гор  Ранн  и
низверглись на безграничные  просторы  равнин  Рэбб.  Именно  здесь  буря  и
застала троих всадников, скачущих на восток к Анару: Брин, Ал-ланона и  Рона
Ли.
   Путешественники  укрылись  от  бури  под  сенью  древнего  дуба-исполина.
Конечно, не самое лучшее  укрытие  от  проливного  дождя,  но  ничего  более
подходящего они не нашли: пустые и голые равнины Рэбб простирались до самого
горизонта. Раскаты  грома  сотрясали  замершую,  словно  от  страха,  степь.
Вспышки молний кромсали небо. И бесновался ветер, вольно носясь  по  широким
просторам.  Равнина  будто  вымерла,  только  трое   людей   съежились   под
искореженным временем и непогодой деревом. Сначала предполагалось,  что  эту
ночь они  проведут  в  пути  и  к  рассвету  уже  доберутся  до  Анара,  где
остановятся отдохнуть и  поспать.  Однако  друид,  видя,  как  измучены  его
спутники, не стал настаивать и согласился заночевать здесь, на равнине, и на
рассвете продолжить путь.
   Хмурый и неприветливый рассвет с трудом пробился сквозь сумрак ночи. Тучи
низко висели над размокшей  землей;  солнца  не  было  видно.  Только  серый
тусклый свет, с трудом пробившийся сквозь пелену дождя, говорил о  том,  что
день все-таки наступил. Путешественники добрались до реки Рэбб и свернули на
юг. Очень скоро река разошлась на два  рукава;  три  всадника  переправились
вброд через узкий поток, бегущий на запад. Впереди показалась черная стена -
леса Анара. Остаток дня путешественники продвигались на юг.  Они  ехали  без
остановок, пока на землю не опустились промозглые, мглистые сумерки.
   Но теперь было негде даже укрыться.  Они  провели  эту  ночь  в  открытой
степи, на бескрайних равнинах Рэбб. Не удалось даже толком поспать, плащи не
спасали  от  сырости  и  стылого  ветра.  На  друида,  казалось,  никак   не
действовали ни холод, ни напряжение пути, ни  недостаток  сна.  А  вот  силы
горца и девушки были уже на пределе. Особенно страдала Брин. Ей  даже  стало
казаться, что, если так пойдет и дальше, ей не выдержать.
   И все же на следующий день она чувствовала себя вполне готовой продолжить
путь. Ее решимость, закаленная в безмолвных битвах с собственным  страхом  в
эти пустые ночные  часы,  была  тверда  как  железо.  Дождь,  преследовавший
путешественников  всю  дорогу  от  Зубов   Дракона,   наконец   прекратился,
обернувшись туманной моросью. Тучи исчезли, и на востоке, над черной  стеной
леса,  сквозь  белесые  облака  струился  солнечный  свет.  Золотое   сияние
разлилось по небу.  И  солнце  вернуло  Брин  силы,  подточенные  промозглой
сыростью и пасмурным сумраком предьщущих дней. Только усталость осталась, но
девушка  боролась  с  нею,  радостно  глядя  на  тусклый  еще  свет  солнца,
растекающийся над восточным горизонтом.
   Однако усталость не отступала. Хотя день обещал быть ясным  и  настроение
тоже изменилось к лучшему, где-то  внутри  все  равно  оставалась  слабость,
подступавшая волнами сомнений и страха, которые никак не  могли  рассеяться,
как рассеялась ночь  в  солнечном  свете.  Вихрь  клубящейся  тьмы  вился  в
сознании Брин, и безликие демоны кружились вместе с ним; дразня, насмехаясь,
они словно вырвались из темных глубин  утомленного  разума  и  извивающимися
тенями крались вперед, к сумраку леса, который теперь был  совсем  рядом.  И
еще - Брин поежилась, - словно кто-то глядел на нее, выжидая. В  первый  раз
она испытала  это  неуютное  чувство  в  Зубах  Дракона:  будто  бы  за  ней
наблюдали. То откуда-то издалека, то почти в упор.  И  вот  снова  -  то  же
коварное предчувствие, что дразнило безжалостно,  и  неотступно  кралось  по
пятам, и шептало... шептало... Она, Брин, и те двое, идущие с нею, играют со
смертью и проиграют в конце концов... потому что  всегда  побеждает  смерть.
Тогда, в Параноре, Брин действительно думала, что всем им конец, но ведь они
спаслись, выбрались из Башни целыми и невредимыми. И вот теперь предчувствие
вновь вернулось, возродившись из серой мглы  двух  предыдущих  дней.  Словно
коварный демон прокрался в сознание, и дразнил,  и  преследовал,  и  грозил.
Брин гнала его прочь, но ни решимость ее, ни гнев не могли одолеть его.
   И решимость начала отступать, растворяясь в щемящем  чувстве  неизбывного
одиночества. Осаждаемая этим странным, неотвязным предчувствием, Брин  стала
погружаться в себя, чтобы  защититься,  укрыться  от  темной  силы  -  силы,
стремящейся захватить ее и погубить.  Брин  пыталась  выстроить  в  сознании
крепкие стены, захлопнуть все окна и двери, задвинуть замки,  чтобы  злобная
тварь, захватившая разум, не просочилась наружу.
   Но эта мысленная стена отгородила от девушки и Алланона, и Рона.  И  Брин
не могла найти способ вернуть их обратно к себе. Она была  одна  -  пленница
внутри себя, опутанная цепями, которые сама же сковала. Что-то едва  уловимо
изменилось в ней. Одиночество подступало медленно, неотвратимо,  и  в  конце
концов Брин сама поверила в него. В то,  что  она  совсем  одна.  Алланон  и
раньше не  был  близок  ей,  неприступный,  далекий.  Суровый,  таинственный
незнакомец... Какую-то странную жалость временами испытывала к нему Брин,  и
иногда у нее возникало чувство их глубокого духовного родства и близости.  И
все-таки он оставался чужим, непостижимым. С Роном Ли все было совсем иначе,
но в последнее время горец так изменился. Раньше он был ей другом  -  просто
другом, - а теперь стал защитником, таким же грозным и непостижимым, как сам
друид. И все это из-за меча Ли, который  дал  Рону  волшебную  силу.  И  эта
магическая сила, рожденная темными водами Хейдисхорна и колдовством Алланона
(колдовством  черным,  как  эти  воды),  разрушила  прежнего  Рона.  Чувство
глубокой близости, связывающее  их  когда-то,  теперь  исчезло.  Теперь  Рон
привязан к друиду. Привязан узами силы. А от нее, Брин, словно бы отдалился.
   Потом к ощущению неизбывного одиночества прибавилось  еще  одно  странное
чувство. Брин стало казаться, что  каким-то  непостижимым  образом  цель  ее
поисков уже утрачена. Не то чтобы она пропала совсем, нет. Но Брин словно бы
сбилась с пути. Раньше цель была ясной: дойти  до  далекого  края  Восточной
Земли, сквозь дебри Анара и Вороний Срез, до черной ямы, зовущейся Мельморд,
спуститься в ее живую утробу и уничтожить Идальч,  книгу  черной  магии.  Но
прошло время, и, словно рассеявшись в сумраке, холоде и усталости от долгого
путешествия, цель  эта  утратила  свою  важность  и  казалась  теперь  такой
далекой, такой незначительной. Рон с Алланоном, они сильные  и  уверенные...
Зачем им она, Брин? Что им в ней? Разве не могут они обойтись без  нее,  что
бы там ни говорил друид? Конечно же могут - Брин почему-то была  уверена.  А
раз так, что же такое она? Просто обуза, ненужная,  бесполезная...  Нет,  ну
конечно нет, продолжала твердить себе Брин. Это не правда. Она тоже нужна. И
все-таки странное ощущение не покидало ее: то, что она сейчас здесь,  -  это
ошибка. Просто ошибка. И от  этого  девушка  чувствовала  себя  покинутой  и
одинокой.
   Рассветный туман  быстро  рассеялся,  и  к  полудню  солнце  сияло  ярко,
проливая на землю золотистый свет. Равнина уже не  казалась  унылой.  Словно
вместе с солнечным светом в мир вернулись  краски  жизни.  И  даже  гнетущее
чувство одиночества отступило от Брин.
   Ближе к  ночи  всадники  прибыли  в  Сторлок,  деревню  Целителей-гномов.
Знаменитое  на  все  Четыре  Земли  поселение  оказалось  просто  скоплением
каменных и деревянных домиков - весьма скромных, но чистых и аккуратных - на
опушке дремучего леса. Именно здесь Вил Омсворд учился искусству Целителя. И
сюда, в Сторлок, пришел за ним Алланон и убедил юношу отправиться  в  долгий
поход вместе с эльфийской Избранницей Амбель к  источнику  жизни  волшебного
дерева Элькрис. Как раз в этом походе Вил  и  испытал  на  себе  воздействие
магической силы эльфинитов, чудесных эльфийских камней.  Это  было  двадцать
лет назад, с какой-то странной горечью думала Брин.  Тогда  и  началось  это
безумие, которое всегда начиналось с приходом Алланона.
   Всадники  тихо  проехали  через  сонную  мирную  деревеньку  к   длинному
каменному строению - больнице, центру Сторлока.  На  крыльцо  тут  же  вышли
сторы  в  своих  неизменно  белых  плащах.   Они   словно   ждали   прибытия
путешественников.  Гномы-помощники  молча  увели  лошадей.  Также  в  полном
молчании сторы сопроводили Брин,  Алланона  и  Рона  в  отведенные  для  них
комнаты. Там уже были приготовлены горячая вода, смена одежды, нехитрый ужин
и чистые постели. Будто безмолвные призраки в своих белых одеждах, хозяева с
невозмутимыми лицами провели гостей по сумрачным коридорам, показали каждому
его комнату и удалились, не произнеся ни единого слова.
   Оставшись одна, Брин умылась, переоделась и без всякого  аппетита  поела.
Усталость брала свое. В лесу уже сгустились сумерки, и в маленькой комнате с
плотно занавешенными  окнами  стало  совсем  темно.  Вот  и  еще  один  день
растворился в ночи. С каким-то вялым безразличием Брин  сонно  глядела,  как
ночные тени вползают в комнату. Девушка ни  о  чем  не  думала.  Она  просто
лежала одетая на покрывале и наслаждалась комфортом и безмятежным покоем,  о
которых уже успела забыть. На мгновение ей даже вдруг представилось, что она
снова дома, в тихом уютном Доле.
   А потом кто-то тихонько постучался в дверь; стор в белом плаще вошел,  не
дожидаясь ответа, и знаками пригласил Брин идти за  ним.  Девушка  не  стала
спорить. Она поняла сразу: ее зовет Алланон.
   Он ждал ее в комнате в самом дальнем конце коридора. Рон Ли уже был  там.
Они с друидом сидели за маленьким  столиком,  на  котором  горела,  разгоняя
сумрак, масляная лампа. Алланон молча указал девушке на третий стул, и  Брин
послушно уселась. Стор  подождал  мгновение,  потом  повернулся  и  бесшумно
выскользнул из комнаты, прикрыв за собой дверь.
   Очень долго они сидели в  полном  молчании  и  разглядывали  друг  друга.
Вернее,  Брин  и  Рон  выжидающе  глядели  на  Алланона,  а  тот  смотрел  в
пространство перед собой, словно изучая  что-то  не  видимое  ни  горцу,  ни
девушке. Лицо его было  суровым  и  сосредоточенным,  и  он  выглядел  очень
старым. Брин даже немного растерялась. Наверное, все, кто хотя бы слышал  об
Алланоне, знали, что время словно бы не касалось друида: он оставался всегда
неизменным. Он не старел. Вот только папа рассказывал,  что,  когда  Алланон
прощался с ним, прежде чем надолго - на двадцать лет - исчезнуть из  Четырех
Земель, друид показался ему усталым  и  старым...  И  вот  теперь  она  тоже
увидела: будто лет пятнадцать прошло с того дня, когда Алланон пришел за нею
в Тенистый Дол, - так изменился друид. Вдруг, в  одну  ночь.  В  его  черных
волосах прибавилось седых прядей, морщины на сумрачном лице стали глубже,  и
весь он как  будто  согнулся,  придавленный  грузом  лет.  Неумолимое  время
добралось и до друида.
   И тут вдруг Брин заметила, что Алланон смотрит ей прямо в глаза.
   - А теперь я расскажу вам о Бремане,  -  тихо  проговорил  он.  -  Брона,
который потом стал Чародеем-Владыкой, первым из всех друидов  познал  темные
глубины колдовства и сам пал жертвой  его  силы.  И  стал  рабом  того,  чем
стремился  повелевать.  После  Первой  Битвы  Народов  Круг   посчитал   его
уничтоженным, и только Бреман не разделял всеобщей  уверенности  и  оказался
прав. Брона жил охраняемый темной магической  силой,  ведомый  ею  к  тайным
целям. В Больших Войнах погибли все науки, все знания древнего мира. И место
их заняла возрожденная магия еще более древних времен,  когда  мир  населяли
волшебные существа. Бреман понял, что эта магия может  не  только  сохранить
мир, но и разрушить его.
   И, так же как Брона, Бреман бросил вызов Кругу и сам принялся за изучение
секретов магической силы, которую выпустил в мир Брона, мятежный  друид.  Но
Бреман-то уже знал, чем это может обернуться, и  подошел  к  своим  занятиям
очень осторожно. Он был уверен, что  Брона  еще  вернется,  и  действительно
Чародей-Владыка  потом  захватил  Паранор  и  уничтожил  друидов.  А  Бреман
предвидел это и спасся. Он решил во что бы то ни стало обуздать темную силу,
освобожденную Броней, и упрятать  ее  подальше,  чтобы  никто  уже  не  смог
поддаться искушению овладеть  ею.  Непростая  задача,  да.  И  он  полностью
посвятил себя ей. Друиды возродили магию, и Бреман, последний из них, считал
своим долгом очистить мир от темного колдовства. -  Алланон  помедлил.  -  И
тогда Бреман с помощью древней эльфийской магии создал Меч Шаннары - оружие,
способное уничтожить Чародея-Владыку и его черных приспешников, Слуг Черепа.
   Бреман выковал легендарный Меч в  смутное  время  Второй  Битвы  Народов,
когда полчища Зла угрожали Четырем  Землям.  Выковал,  обратившись  к  магии
эльфов и своему колдовскому искусству. Он отдал этот Меч королю эльфов, Ярлу
Шаннаре. С волшебным Мечом король должен  был  выйти  на  битву  с  мятежным
друидом и уничтожить его.
   Но вы знаете, что у Ярла Шаннары ничего не вышло. Он  не  смог  до  конца
подчинить себе силу Меча,  и  Чародею-Владыке  удалось  бежать.  Хотя  эльфы
выиграли ту битву и армия Зла была вынуждена отступить, Брона  остался  жив.
Прежде чем он вернется, должно пройти еще много лет, но в  конце  концов  он
обязательно вернется. Это было очевидно. И Бреман хорошо понимал, что, когда
этот день настанет, его самого уже не будет  в  живых.  Однако  он  поклялся
остановить Брону... а Бреман всегда исполнял свои  клятвы.  -  Голос  друида
понизился вдруг до едва различимого  шепота,  в  непроницаемо-черных  глазах
застыла боль. - И вот тогда он сделал три вещи. Он избрал меня своим  сыном,
чтобы живой потомок друидов был в мире, когда вернется  Властелин  Тьмы.  Он
продлил свою жизнь, а потом и мою с помощью волшебного сна, для того чтобы я
мог встретить Чародея-Владыку и защитить от него народы. И еще  одно:  когда
время его уже подходило к концу, Бреман в последний раз обратился к магии  и
привязал свою душу к этому миру, в котором тело его не могло остаться. Чтобы
даже оттуда, из-за пределов жизни,  он  смог  увидеть,  как  исполнится  его
клятва. - Друид сжал кулаки. - Он привязал себя, душу  без  плоти,  ко  мне!
Сильнейшая магия скрепила эту связь, связь отца с сыном. И душа Бремана ушла
в темный мир, где прошедшее с будущим слиты воедино, где  нет  ничего,  лишь
пустота, но откуда, если вдруг будет нужно, ее можно вызвать сюда. Вот какую
судьбу избрал, себе Бреман: существование без надежды, без утешения. И  пока
все не кончится, освобождения не будет. Пока оба мы не уйдем...
   Алланон резко оборвал себя, словно невольно слова его выдали то, о чем он
хотел умолчать. И для Брин будто приоткрылась завеса над  тайной,  окутанной
до этой поры мраком, - мелькнул неуловимый, ускользающий проблеск  понимания
того, что так упорно скрывал друид после своего разговора с духом Бремана  в
Сланцевой долине, когда дух восстал из вод Хейдисхорна и открыл друиду,  что
ждет их всех в будущем. И тогда Алланон утаил от них с Роном самое  главное.
Да, Брин поняла это сразу, и именно скрытность друида и породила,  наверное,
то навязчивое предчувствие. И какую-то обреченность.
   - Однажды я думал, что все  уже  кончилось,  -  продолжал  Алланон  после
внезапной паузы. - Когда Шиа Омсворд разгадал тайну Меча  Шаннары,  подчинил
себе его силу и уничтожил Чародея-Владыку. Я действительно думал, что клятва
Бремана исполнилась. Но я ошибся. Хотя Чародея-Владыки  больше  нет,  темная
магия не исчезла из мира. Она не была уничтожена или  хотя  бы  заключена  в
недосягаемых пределах. Она сохранилась на страницах Идальч, укрытая в недрах
Мельморда, и ждала тех, кто придет за ее темной силой. И они пришли.
   - И стали призраками-Мордами, - закончил за него Рон Ли.
   - Рабами силы, как раньше - Чародей-Владыка и Слуги Черепа.  Думая  стать
хозяевами, они превратились всего лишь в рабов.
   "Но что же за тайну хранишь ты, друид?" - беззвучно шептала Брин и ждала.
Ждала, что сейчас он скажет...
   - Значит, Бреман не сможет освободиться,  пока  Идальч  существует,  пока
книга не уничтожена, да? - Рон был слишком захвачен историей Бремана,  чтобы
разглядеть то, что увидела Брин.
   - Он поклялся уничтожить ее, принц Ли, - прошептал Алланон.
   "И ты. И ты тоже", - мелькнуло в сознании Брин.
   - И вся-вся черная магия исчезнет с земли?  -  Рон  с  сомнением  покачал
головой. - Но разве такое возможно? После стольких лет, стольких войн  из-за
нее, стольких отданных жизней...
   Друид смотрел куда-то вдаль.
   - Век кончается, горец. Этот век на исходе.
   Потом настала  долгая  тишина,  она  словно  излилась  из  мрака  ночи  и
наполнила собою все пространство маленькой комнатки.  Трое  людей  сидели  в
глубокой задумчивости, избегая встречаться  друг  с  другом  глазами,  чтобы
невольно не выдать своих мрачных мыслей и опасений. "Такие чужие друг  другу
- незнакомцы, которых свело общее дело, без искренности,  без  понимания,  -
думала Брин. - Мы идем вместе к единой цели, и все-таки связь  так  тонка...
так невозможно тонка..."
   - А у нас получится,  Алланон?  -  Рон  Ли  первым  нарушил  затянувшееся
молчание. - Хватит ли у нас сил уничтожить ту книгу?
   Какое-то странное выражение промелькнуло в глазах друида,  как  будто  он
что-то знал, но не хотел выдавать  своих  знаний.  А  потом  очень  тихо  он
произнес:
   - У Брин Омсворд есть сила. Она  -  наша  надежда  Брин  лишь  с  горечью
улыбнулась и покачала головой:
   - И надежда, и нет. Та, кто спасает и кто разрушает. Помнишь  эти  слова,
Алланон? Так сказал обо мне твой отец.
   Друид молчал. Он только  сидел  и  смотрел  девушке  в  глаза,  сумрачно,
странно.
   - А что он еще говорил тебе, Алланон? - наконец решилась Брин. - Что еще?
Мучительно долгая пауза...
   - Что в этом мире я больше его не увижу.
   Тишина словно сгустилась в непроницаемую пелену. Брин поняла, что подошла
уже совсем близко к тайне, хранимой друидом. Рон Ли нервно заерзал на стуле,
взгляд  метнулся,  отыскивая  глаза  девушки.  И  во  взгляде   горца   была
неуверенность. И даже испуг. Рон  не  хотел  ничего  больше  знать.  Ничего,
больше этого. Брин отвела глаза. Что ж, она их надежда, и она должна  знать.
Все, до конца.
   - И это все? - тихо, но очень настойчиво спросила она.
   Алланон медленно выпрямился, на его изможденном лице промелькнула улыбка.
   - Омсво