учше бы уж отец что-то говорил в  таких
случаях. Мальчик и так сожалел, что своей болезнью расстроил  отца.  И  он
чувствовал это, когда наблюдал за отцом, бросающим завистливые взгляды  на
других мальчиков его возраста.
   Тони знал, что отец хочет видеть его  кем-то  большим  и  значительным,
когда он вырастет. Поэтому, когда его спрашивали кем он хочет стать, когда
вырастет, он отвечал: "Астрономом", потому что эта мысль никогда никому не
приходила в голову. Другие дети хотят стать докторами, юристами,  игроками
в бейсбол, и отец всегда посмеивался над  этим.  Тони  понимал,  что  отец
считает его мечту оригинальной, хотя и не принимал ее всерьез. Поэтому  не
стоило и прилагать усилий,  не  стоило  заниматься  чем-то  или  стараться
получать хорошие оценки в школе, чтобы стремиться поступить в Гарвард.
   Хотя после школы нужно будет что-то делать. Тони ничего против школы не
имел, но ему не хотелось расставаться с матерью.  И  если  он  скажет  это
отцу, его лицо снова примет это знакомое выражение и начнется  разговор  о
том, что когда люди вырастают, они не цепляются за юбку  матери.  Но  Тони
тайком думал, что где-то к концу лета, когда уже поздно  будет  укладывать
его в постель здесь, у него может быть приступ. Небольшой. Я могу сказать,
что задыхаюсь, что у меня мушки перед глазами. И если я побуду  на  солнце
целый день, то могу нагреться так, что это будет как температура.
   Болеть в общем-то не так плохо, если не считать  самого  начала,  когда
все болит, и тебе на  глаза  накладывают  повязку,  и  приходят  проверять
каждые десять минут. А потом мама  рядом  весь  день,  каждый  день  читая
вслух, играя в слова, напевая песенки и даже обедая с  ним  вместе  в  его
комнате. И когда другие дети приходили навещать его, он  все  рассказывал,
сообщая с гордостью, что он чуть не умер, ведь никто из них  не  находился
так близко к смерти.
   Альберт Баркер взамен на рассказы о  смерти  просветил  его  в  вопросе
рождения детей. По его словам женщина и  мужчина  ложатся  в  постель  без
одежды и мужчина забирается сверху на женщину и говорит: "Раздвинь ноги" и
женщина издает странный звук (Альберт Баркер даже пытался изобразить его -
нечто похожее на глухой стон, как когда поднимаешь тяжелый ящик). А  потом
женщина становится такой громадной - и рождается ребенок. Тони был уверен,
что Альберт выдумал  большую  часть  всей  этой  истории,  но  он  не  мог
поподробнее расспросить его, потому что в этот момент в комнату вошла мама
с молоком и печеньем, и он понял, что как и  смерть,  это  была  еще  одна
тема, на которую не говорят в присутствии взрослых.
   Альберт Баркер больше  не  пришел  навестить  Тони.  Дети  приходили  к
больному Тони раз или два, потом исчезали, потому что делать было  нечего,
кроме как просто сидеть в комнате. Но мама говорила,  что  все  они  ждут,
когда Тони поправится и сможет выйти на улицу и  снова  участвовать  в  их
играх, и они снова станут друзьями как было раньше.
   Мальчик не очень огорчался тем, что его не навещали,  потому  что  мама
была всегда рядом, но Альберта Баркера хотелось повидать  еще  раз,  чтобы
все это окончательно выяснить.
   Интересно, знала ли об этом Сюзанна Никерсон. Похоже,  что  она  многое
знает. Только она совсем не обращала на него внимания. Иногда она  плавала
с ним или приходила поболтать, но все время она, казалось,  искала  что-то
другое, или ждала телефонного звонка, и если кто-то появлялся,  она  сразу
же уходила.
   Жаль, что лето такое короткое.  А  то  он  придумал  бы,  как  привлечь
внимание Сюзанны Никерсон, если бы у него  было  чуть  больше  времени.  А
зимой все спешат. Зимой все живут своей жизнью и становятся рассеянными.
   Джеф пойдет в свой колледж и они не будут видеться несколько месяцев. А
может не увидятся никогда. Плохое слово, но иногда  приходится  смириться.
Но даже если бы они с Джефом часто встречались, то все равно это  было  бы
не то. Одно дело, когда проводишь с человеком каждый день,  совсем  другое
дело, когда встречаешься с ним раз в несколько месяцев. Через такое долгое
время люди уже думают о чем-то другом.
   Это была одна из причин, по которой ему не хотелось уезжать в школу\  -
когда он приедет обратно домой, мама тоже будет думать  о  чем-то  другом.
Взрослые не придают этому большого значения. Они  при  расставании  просто
говорят "до свидания", жмут друг другу руки и думают о том, что  может  не
увидят друг друга долгое время  -  месяцы,  годы  -  может  они  прощаются
навсегда. Взрослые  не  умеют  дружить.  Даже  когда  умерла  бабушка,  ее
похоронили, но отец почти не изменился. На следующее утро он как всегда за
завтраком читал газеты и через день после похорон, как обычно,  отправился
на работу, а через неделю уже играл  вечером  в  бридж,  будто  ничего  не
произошло.
   Тони задрожал и поплотнее закутался в одеяло. Он уже жалел,  что  начал
думать о подобных вещах. Но все равно, если умрет его мама, он-то уж точно
не сядет играть в бридж через неделю.
   Наверное, стоит стать врачом, ученым. Тогда можно изобрести  сыворотку,
от которой люди будут жить вечно. Можно начать с обезьян. Сначала работать
в полной тайне, а потом в  один  прекрасный  день,  привести  в  аудиторию
колледжа обезьяну, и все будут сидеть  и  ждать,  что  ты  скажешь,  а  ты
подведешь животное к кафедре и скажешь: "Господа, сорок лет тому  назад  я
привил этой обезьяне свою секретную сыворотку  номер  Кью  ноль  семь.  Вы
можете заметить, что у нее нет седых волос и она  может  прыгать  с  самых
высоких деревьев".
   Потом нужно будет очень  строго  следить  за  тем,  кому  выдается  это
средство. Сначала маме и папе, Джефу и доктору Петтерсону, но будет  много
людей, которым ты скажешь: "Нет, извините, но ее слишком мало для всех". И
пусть предлагают взамен все что угодно. И ты не будешь  ничего  объяснять,
хотя у тебя будет каждый раз своя причина.
   Он усмехнулся про себя, лежа под кучей одеял  и  воображая,  как  будут
выглядеть люди, услышавшие: "Нет, ее слишком мало для всех".
   Он повернулся на бок и хотел уж было закрыть глаза и предаться мечтам о
бессмертной обезьяне, когда вдруг заметил  фигуру  человека,  пересекающую
лужайку и направляющуюся к дому. Он на мгновение затаил дыхание и стараясь
не шевелиться, наблюдал.  И  тут  он  узнал  мать,  шагавшую  по  траве  в
свободном не застегнутом пальто. Был легкий туман, стелившийся по земле, и
казалось, что мама плывет ему навстречу по серому озеру. Он  молчал,  пока
она не дошла до  самого  крыльца.  Тут  она  остановилась,  повернулась  и
несколько секунд напряженно  вглядывалась  в  туман.  Было  темно,  только
слабый свет лампы пробивался через занавесы из глубины  дома,  но  мальчик
различил улыбку на губах матери.
   - Мамочка, - прошептал он тихо, потому что было очень поздно и темно.
   Но даже этот приглушенный звук его голоса заставил Люси вздрогнуть. Она
подошла к нему, склонилась над постелью и поцеловала его в лоб.
   - Почему ты не спишь? - спросила она.
   - Я слушал сов, - ответил Тони. - А ты где была?
   - Аа, - сказала мать. - Просто прогуливалась.
   - А знаешь, кем я стану, когда вырасту? - вдруг спросил ребенок.
   - Кем, родной?
   - Доктором. Я буду ставить эксперименты над обезьянами.
   Мама рассмеялась и провела пальцами по его волосам.
   - И когда ты это решил?
   - Сегодня ночью, - но он не объяснил почему. Это потом.
   - Ну, - сказала Люси. - Тогда это очень важная ночь, правда?
   - Да, согласился мальчик.
   Она склонилась и поцеловала его. От нее пахло теплом, а пальто издавало
аромат хвои, будто она терлась о стволы молодых сосен в лесу.
   - Спокойной ночи, доктор. Спи крепко, - попрощалась она.
   Люси пошла в дом  и  Тони  закрыл  глаза.  Он  слышал,  как  мать  тихо
двигалась по  дому,  потом  свет  погас  и  все  затихло.  Хорошо,  что  я
проснувшись не пошел в дом к маме. Я бы не застал ее в спальне и испугался
бы.
   Совы перестали ухать, потому что приближался рассвет. И Тони заснул.



9

   Тони вернулся домой после  полудня,  намного  раньше  чем  предполагал.
Поход намечался на весь день, вместе с пикником на Лукаут  Рок  на  другом
берегу озера и посещение пещер. Обед был,  и  они  ненадолго  заглянули  в
пещеры, но Тони даже обрадовался, когда начало моросить, и  Берт,  который
возглавлял всю компанию, в два часа повернул  назад  и  пошел  в  обратном
направлении. Все остальные дети были намного младше Тони, и вся эта  толпа
мамочек и  нянек  заставляла  Тони  весь  день  одиноко  чувствовать  себя
старшим. Он бы и не пошел в поход, если бы Джеф  не  взял  себе  выходной,
чтобы поехать к зубному врачу в Рутленд. Мама сказала, что будет занята  и
он понял, что она хочет, чтобы он ушел. И теперь всего четыре  часа  и  он
вернулся в коттедж. Обойдя весь дом, он не нашел там мамы, только на кухне
была записка, адресованная ему. Она писала, что поехала в город в  кино  и
что вернется к пяти часам.
   Мальчик взял яблоко и вышел на  крыльцо.  День  был  холодным  и  озеро
выглядело серым и враждебным. Так хотелось,  чтобы  выглянуло  солнышко  и
можно было поплавать. Дожевав яблоко, Тони развернулся и запустил кочан  в
крону дерева. Не попал. Кочерыжка была слишком легкой для точного прицела,
решил он. И тут же подумал было  отправиться  на  гостиничном  автобусе  в
город, чтобы там поискать маму. Но потом передумал. Когда он  идет  искать
ее, она всегда сначала улыбается и  кажется  рада  видеть  его,  но  потом
обычно говорит: "Тони, ты не должен все время хвостиком бегать за мной".
   Тони вернулся в дом и посмотрел на часы  в  гостиной.  Вряд  ли  стоило
ехать за мамой в город, если к пяти она уже будет  дома.  Да  и  денег  на
поездку у него не было, и дороги в кинотеатр он не знал. Он еще ни разу не
было в кино. Во-первых, он еще слишком мал, как говорил отец. А потом, это
плохо для зрения. Папа не одобрял кино. Папа многое не одобрял.  Он  часто
повторял: "Когда вырастешь, Тони. Когда вырастешь". У Тони  было  чувство,
что когда ему будет двадцать лет, ему придется наверстывать столько вещей,
которых не одобрял его отец, что у него не будет времени даже для сна.
   Мальчик вернулся на крыльцо и поставил на грамофон  пластинку,  которую
одолжил ему Джеф. Пластинка  называлась:  "Схожу  с  ума  от  тебя".  Тони
критично вслушивался в слова, потом включил звук на полную громкость,  так
чтобы казалось, что в доме  идет  настоящее  веселье.  Затем  он  пошел  в
комнату матери и взял большое зеркало с ножкой,  которое  мама  ставила  у
стены, и вынес его на крыльцо. Когда он был младше, не заставая маму дома,
он садился на ее кровать и ждал ее, отказываясь двигаться до тех пор, пока
на пороге не  раздавались  ее  шаги.  Но  теперь  он  был  уже  достаточно
взрослым.
   На веранде возле стены он обнаружил  бейсбольную  биту,  и  подняв  ее,
начал потирать ее  поверхность  ладонью.  Потом  он  сделал  стойку  перед
зеркалом, выставив вперед левую ногу, как показывал  ему  Джеф,  и  далеко
отставив назад правую. Он мягко, но угрожающе повел битой над  плечом,  не
сводя холодного и напряженного взгляда со своего отражения  в  зеркале.  И
сделав точное аккуратное движение, как учил его Джеф, он сделал бросок  по
низкому  мячу,  немного  пригнув  колени,  внимательно  следя  за   своими
действиями в зеркале. Он пропустил два мяча,  поигрывая  битой.  Потом  он
покачался четыре-пять раз, не забывая стряхивать кистями  и  идти  плечами
вслед за мячом, при этом стараясь не наступить  на  ведро.  Наигравшись  с
битой, он взялся за мяч и перчатку. У них с Джефом была  такая  игра.  Они
делали друг другу прямые и задние броски, и тот, кто пропускал первые  три
удара, проигрывал. Счет отмечался  карандашом  на  крыльце.  Джеф  выиграл
двадцать партий, Тони только две. Тони перед зеркалом отрабатывал прямые и
задние удары мячом, и еще тот хитрый захват, когда перчатка прижимается  к
животу для высокого удара,  который  Джеф  назвал  корзинным  захватом,  и
который по его словам был  коньком  игрока  по  кличке  Кролик  Маранвиль,
игравшего за Бостон. Трюк был сложнее, чем казался с виду.  Особенно  если
при этом надо было следить за собой в зеркале. И в самый разгар тренировки
Тони услышал сзади чьи-то шаги.  Он  не  сразу  повернулся,  потом  увидел
Сюзанну Никерсон. Она была в тех же джинсах и  свитере,  которые  казалось
были ее форменной одеждой. Он уже видел ее сегодня утром в отеле, как  раз
перед походом. Он спросил идет ли она тоже. Но она гордо  ответила:  "Нет,
это для детей".
   Он бросил мяч еще два-три  раза,  не  слишком  сильно,  чтобы  он  смог
словить его под наблюдательным взглядом Сюзанны. Наконец, она заговорила.
   - Привет, - сказала девушка, и для Тони это было его маленькой победой.
   - Привет, - ответил он, продолжая подбрасывать и ловить мяч.
   Сюзанна подошла поближе и подозрительно посмотрела на мальчика.
   - Что ты делаешь?
   - Тренирую руки, - объяснил  Тони.  -  Для  игрока  очень  важно  иметь
твердую руку.
   - А зеркало для чего? - полюбопытствовала Сюзанна.  Она  посмотрела  на
свое отражение через плечо Тони и легонько взбила рукой волосы. Она носила
волосы длиннее, чем девочки ее  возраста,  но  сама  прическа  сделала  ее
намного старше.
   - Чтобы поправлять себя,  -  сказал  Тони.  -  Все  звезды  работают  с
зеркалом.
   Сюзанна вздохнула, показывая что  эта  тема,  как  и  все  другие,  при
ближайшем рассмотрении оказалась такой же скучной. Несколько мгновений она
неотрывно смотрела на Тони своим  обычным  взглядом  дрессировщицы,  будто
размышляя, как ей справиться именно с этим экземпляром в данной  ситуации.
Потом она начала  медленно  слоняться  по  веранде,  беря  в  руки  книги,
небрежно  разглядываясь  перед  грамофоном  и  с   явным   неудовольствием
прислушиваясь к музыке, доносившейся из динамика.
   - Ты один? - спросила она.
   - Да.
   - Совершенно мертвое место, - сказала Сюзанна. - Правда?
   Тони пожал плечами и отвернулся от зеркала, делая  в  перчатке  вмятину
кулаком другой руки.
   - Не знаю, - пробормотал он. - Для девочек, может, и да.
   - Где Джеф? - бесстрастно спросила Сюзанна.
   - Поехал в Рутленд, - ответил мальчик. - У него болит зуб.
   - Ага, - в голосе девушки послышались характерные жандармские нотки.  -
Значит, в Рутленд. - Она приглушила звук грамофона. - А где твоя  мама?  -
продолжала  она  тоном   хозяйки,   которой   из   вежливости   приходится
поддерживать разговор на тему, которая ее вовсе не интересует, но  спасает
гостя от неловкой ситуации.
   - Она поехала в кино, - ответил Тони. -  Через  месяц  я  и  сам  смогу
ездить в кино.
   - Она поехала в кино, - повторила  Сюзанна,  придав  высказыванию  едва
заметную вопросительную интонацию.
   - Да.
   - Что там идет?
   - Не знаю, - признался Тони.
   - Спроси ее, когда она вернется. - Сюзанна сделал грамофон еще тише.
   - Зачем?
   - Просто интересно, - сказала Сюзанна. - может я попрошу  маму  повести
меня в кино сегодня вечером. Ты где взял этот грамофон?
   - Это Джефа. Ему тетя  подарила,  когда  он  поступил  в  колледж.  Она
богатая и всегда дарит ему что-то. У него коллекция - восемьсот сорок пять
пластинок. Он знаток свинга.
   - Он о себе много воображает, - съязвила Сюзанна. - Правда?
   - Он прав, - сказал Тони.
   - Он разговаривает как будто ему лет пятьдесят, - по ее тону можно было
понять, что для нее это было самым серьезным обвинением в адрес мужчины.
   - Тебе вряд ли встретится кто-то умнее его,  -  Тони  не  настроен  был
сдаваться.
   - Это ты так думаешь, - парировала Сюзанна.
   Тони хотел сказать  что-то  сокрушительное  и  неоспоримое.  Но  ничего
такого не приходило в голову.
   - Ну да, - пробормотал он неубедительно, зная  что  именно  так  оно  и
звучит. - Именно так и думаю.
   Сюзанна подошла к грамофону и выключила его. Музыка оборвалась жалобным
неприятным скрипом.
   - Зачем ты это сделала? - спросил Тони.
   - Ненавижу джаз, - ответила она. - Я слушаю  только  классику.  Я  сама
играю на трех музыкальных инструментах.
   Тони подошел к грамофону и снова включил его со словами:
   - А мне это нравится. И это мой дом.
   - Это дом твоего отца, - поправила Сюзанна тоном законника. - Он платит
за него.
   - Если это дом моего отца, - возразил мальчик, - значит и мой тоже.
   - Вовсе необязательно, - изрекла девушка. - Но если  ты  так  считаешь6
что я ухожу.
   - Давай уходи, - сказал Тони без всякой убежденности в голосе.
   - Ладно, - Сюзанна будто покорилась. -  Я  пришла  только  потому,  что
здесь так скучно. - Она медленно начала  спускаться  со  ступенек  крыльца
своей мелкой походкой, подскакивая на ходу как пляжный мячик. Тони  мрачно
со смутным чувством смотрел на нее. И вдруг резким движением он снял  иглу
с пластинки и выключил грамофон.
   - Ааа, - объяснил он. - Мне эта пластинка все равно не очень нравится.
   По лицу гостьи пробежала мимолетная легкая улыбка удовольствия,  как  у
полицейского, добившегося признания.
   - Так-то лучше, - одобрила она и вернулась на крыльцо.
   - На каких трех инструментах ты играешь? - задал вопрос Тони.
   - Пианино, тромбон и виолончель.
   Испытав невольное восхищение ее талантами и стараясь этого не показать,
Тони сделал ответный  шаг,  он  поднял  телескоп  и  жестом  профессионала
направил его на небо.
   - Небо, - сказал он, - полно облаков типа циррус кумулюс. Высота где-то
тысяча футов, видимость меньше мили.
   - И кому нужна эта чушь?
   - В Монт Вильсон, это в Калифорнии, есть телескоп, через который  можно
видеть звезды днем, такой он сильный. Спорим, ты об этом  тоже  ничего  не
знала.
   - А кому все это нужно?
   И тут спокойно с чувством торжества Тони захлопнул ловушку.  -  А  кому
нужно уметь играть на виолончели? - спросил он.
   - Мне, - ответила Сюзанна. - Я подаю большие надежды.
   - Это кто сказал?  -  скептически  произнес  Тони.  Он  обнаружил,  что
подобная смесь скепсиса и враждебности  помогала  ему  преодолеть  разницу
пола и возраста между ним самим и девушкой, и хотя бы на минуту  поставить
его приблизительно в равное положение с ней.
   - Мистер Бредли сказал, - похвастала Сюзанна. - Он мой учитель  музыки.
Он руководит оркестром и ансамблем. Я играю  на  тромбоне  в  ансамбле  на
футбольных матчах, потому что  виолончель  с  собой  не  понесешь.  Мистер
Бредли говорит, что у меня отличные природные данные.  Он  даже  попытался
поцеловать меня в классе прошлой зимой. Он целует всех девочек. В  прошлом
году он целовался с тремя скрипачками.
   - И зачем он хотел это сделать? - спросил Тони,  стараясь  не  выдавать
своей крайней заинтересованности в разговоре.
   Сюзанна повела плечами:
   - Ему нравится.
   - А ты что сделала, когда он попытался поцеловать тебя?
   - Я разрешила ему, - без всякого выражения сказала Сюзанна.
   - Почему?
   - А почему бы и нет? Но когда он начал  лапать  меня,  я  сказала,  что
пожалуюсь директору и он прекратил. Он очень художественная натура, мистер
Бредли. Когда он играет на скрипке, он закрывает глаза. А  в  кино,  когда
целуются, тоже закрывают глаза. Твоя мама, она ведь сейчас в кино?
   - Я же говорил тебе.
   - Я просто хотела убедиться,  -  ответила  Сюзанна  и  прошлась  вокруг
крыльца  старательной  походкой  балетной  танцовщицы,  приподнимаясь   на
цыпочки на каждом шагу.
   - Ты когда-нибудь целовался с девочкой? - спросила она.
   - Я... я... конечно, - промямлил Тони.
   - Сколько раз?
   Мальчик помедлил, подбирая какое-то правдоподобное число.
   - Семнадцать, - наконец выпалил он.
   Сюзанна подошла к нему и  остановилась  напротив.  И  он  со  смущением
отметил про себя, что она была по крайней мере на два дюйма выше его.
   - Давай-ка посмотрим, - холодным тоном приказала она.
   - Ты о чем? - Тони  намеренно  тянул  время,  стараясь  придать  своему
голосу низкий грубый тембр.
   - Покажи мне. - Намек на усталую улыбку пр