л. - И ты поверишь мне на слово?
   - Да.
   - Две недели назад ты не верил ни одному моему слову.
   - Потому что ты лгала, - ответил Оливер.
   - Почему ты думаешь, что я не солгу снова? - спросила Люси.
   Оливер присел, лицо его выражало крайнюю  усталость.  Голова  бессильно
опустилась на грудь.
   - Не мучай меня, Люси.
   - Ответь мне, - беспощадно настаивала Люси. - Откуда ты знаешь,  что  я
снова не солгу?
   - Потому что я ВЫНУЖДЕН верить тебе, - почти беззвучно произнес Оливер.
- Я все это время просидел один в нашем доме и  пытался  представить  себе
свою жизнь без тебя... и я понял, что не смогу вынести этого.
   - Даже если я лгу, а ты ненавидишь лжецов? - Люси стояла над Оливером и
беспощадно продолжала: - Даже если я вызываю у тебя отвращение?
   - Я стараюсь забыть все, что я говорил, - отвечал Оливер.
   - А я не могу забыть, - сказала Люси. - Ты был прав. Это  действительно
отвратительно. Я сама себе противна.
   Оливер поднял голову и посмотрел на нее.
   - Но ты изменишься теперь?
   - Изменюсь? - переспросила Люси. - Да, изменюсь. Но  наверное,  не  так
как ты думаешь.
   - Люси, разве ты не любишь меня? -  Он  задал  этот  вопрос  впервые  в
жизни.
   Люси задумчиво посмотрела на мужа.
   - Да, - медленно произнесла она. - Да, люблю. Я  все  последние  десять
лет думала о тебе. О том чем я тебе обязана.  О  том  как  ты  нужен  мне.
Сколько ты сделал для меня. Как ты прочно стоишь на ногах. Как ты надежен.
   - Люси, - ответил Оливер, - мне приятно слышать это.
   - Погоди, - перебила она. - Не спеши. Но ты сделал  и  кое-что  другое,
Оливер. Ты воспитал меня. Ты обратил меня в иную веру.
   - Обратил в другую веру? - непонимающе переспросил  Оливер.  -  Что  ты
имеешь в виду?
   - Ты всегда так много говорил о принципах, о правде, о том, что на  все
нужно смотреть трезво, не обманывать себя. Ты даже написал письмо Тони  на
эту тему этим летом, когда ты волновался о его зрении.
   - Да, написал, - подтвердил Оливер. - Ну и что?
   - Я всего лишь твоя  ученица,  -  объяснила  Люси.  -  Я  самая  плохая
ученица, потому что первый человек, на котором я испытала свою новую  веру
- это ты.
   - О чем ты? - не понимал Оливер.
   - Ложь ранит  тебя,  правда,  Оливер?  Люси  говорила  спокойно,  будто
втолковывала математическую проблему.
   - Да, - согласился Оливер, но голос его  при  этом  звучал  устало,  он
будто защищался.
   - Обман любой, чей  угодно  вызывает  в  тебе  отвращение,  -  Люси  не
оставляла своего учительского назидательного тона.
   - Да, конечно, - опять согласился Оливер.
   - И ты веришь в это? - спросила Люси.
   - Да.
   - Тогда ты лжешь, - сделал вывод она.
   Оливер раздраженно вскинул голову. - Не смей так говорить.
   - Ты лжешь мне, - сказала Люси. - Но больше всего ты лжешь себе.
   - Я не лгу, - напряженно произнес он.
   - Мне доказать это? - Люси говорила дружеским бесстрастным тоном. - Мне
доказать, что большая часть твоей жизни основана на лжи?
   - Ты не сможешь этого сделать, потому что это неправда.
   - Не правда? Давай отвлечемся от нас самих на минуту. Кто  твой  лучший
друг?
   - К чему ты клонишь? - спросил Оливер.
   - Я о Сэме. Добрый доктор Петтерсон. Вы с ним знакомы уже двадцать лет.
Он с женой каждый день бывают у нас. Ты играешь с ним в гольф. Ты делишься
с ним. Не удивлюсь, если ты уже рассказал ему об  этой...  неприятности  у
нас с тобой.
   - Кстати говоря, действительно рассказал, - подтвердил  Оливер.  -  Мне
нужно было поговорить с кем-то. Он и твой друг тоже.  Он  посоветовал  мне
вернуться к тебе.
   Люси кивнула.
   - Мой друг, - повторила она. - И твой друг. А что ты знаешь  о  докторе
Петтерсоне, нашем близком друге?
   - Он умен и объективен, - ответил Оливер. - Он еще и прекрасный доктор.
Это он вытащил Тони.
   Люси снова кивнула.
   - Все это так. Но кроме этого есть еще кое-что, правда? Например, о его
отношениях с другими женщинами.
   - Ну, нельзя быть полностью уверенным.
   - И вот ты опять лжешь, - мягко вставила Люси. - Теперь понятно, что  я
имею в виду? Ты ведь знаешь, что у них с миссис  Вейлс.  Ты  знаешь  и  об
Эвелин Стивенс. ты знаешь, что было между ним и Шарлоттой Стивенс,  потому
что все это началось в нашем доме два года назад. И с тех пор эта  история
обсуждалась нашими гостями прямо за столом.
   - Ладно, - сдался Оливер. - Я знаю.
   - А теперь я скажу тебе еще кое-что, - спокойно продолжала Люси.  -  Он
делал попытки и в мою сторону. Потому что именно такой он человек.  Потому
что он не может посмотреть на женщину  дважды,  не  проявив  этого.  И  ты
должен был это знать тоже.
   - Я не верю в это.
   - Веришь. Ты бывал у него сотни раз, ты приглашал его  к  нам.  И  этих
тоже.   Мужья   и   жены.   Преданных,   разведенных,   неудовлетворенных,
любопытствующих, развязных... ты всех их знал. И ты был с ним обходителен,
дружелюбен, а  когда  шли  сплетни  или  начинался  газетный  скандал,  ты
смеялся. Но когда удар пришелся в твои ворота, ты  не  смеялся.  Вся  твоя
терпимость,  цивилизованность,   юмор   оказались   не   для   внутреннего
пользования.
   - Прекрати, - вырвалось у Оливера.
   Но Люси была неумолима.
   - Я все время думала над этим, Оливер. Все эти последние десять дней. И
я поняла, что ты прав. По крайней мере, то что говорил,  все  верно.  Даже
если ты сам не можешь соблюдать эти правила.
   - Мы будем жить как ты пожелаешь, - начал он. - Мы не будем  приглашать
тех, кого ты не захочешь видеть в нашем доме. У нас  будут  совсем  другие
друзья.
   - Я не это  хотела  сказать.  Мне  нравятся  наши  друзья.  То,  что  я
чувствовала себя счастливой все эти годы, было частично благодаря им.  Мне
и думать не хочется о том, что я их больше не увижу.
   Оливер встал, его щеки горели.
   - Что же ты тогда, черт побери, хочешь? - закричал он.
   - Я хочу жить, - спокойно ответила Люси, - жить так, чтобы меня  больше
никто никогда не сумел обвинить  во  лжи.  Так,  чтобы  я  сама  не  могла
обвинить себя во лжи.
   - Ладно, - низким голосом ответил Оливер. - Если так, то  я  рада,  что
все это произошло.
   - Не торопись. Как всегда, ты спешишь остановиться  на  пол-истины.  На
самой привлекательной ее половине.  Той,  где  ты  выглядишь  благородным,
которая устраивает тебя. Но та  скрытая  часть  -  секретная,  неприятная,
унизительная - она тоже существует, Оливер. С этого момента тебе  придется
принимать обе половины...
   - Если ты собираешься исповедоваться насчет кого-то другого - студентов
всяких, докторов, гостей к обеду или попутчиков в поезде, избавь  меня  от
этого. Меня не интересует твое прошлое. Я не желаю об этом слушать.
   - Я не собираюсь исповедоваться о прошлом,  Оливер,  -  тихо  возразила
Люси. - Потому что там ничего нет.
   - Тогда что? - спросил Оливер.
   - Я хочу исповедовать о будущем, - ответила она.
   Оливер обратил на жену ошеломленный и одновременно сердитый  взгляд.  -
Ты угрожаешь?
   - Нет. Просто хочу вернуться в наш дом чистой, если мне суждено в  него
вернуться. Если я возвращаюсь домой, у нас начинается  новая  жизнь,  и  я
хочу, чтобы ты это понял.
   - Нельзя начать новую жизнь после  пятнадцати  лет  брака,  -  возразил
Оливер.
   - Действительно, - покорно кивнула Люси. - Может и  нельзя.  тогда  это
будет просто другая жизнь. До сих пор ты  обращался  со  мной  как  с  той
девочкой, которую ты встретил много лет  назад.  Как  будто  мне  все  еще
двадцать лет, будто меня нужно оберегать, охранять, опекать.  А  в  важных
делах, со мной просто не нужно считаться. И до сих пор  я  принимала  это,
потому что... Кто знает, почему я принимала это? Потому что  была  ленива.
Потому что  так  было  легче.  Потому  что  боялась  рассердить  тебя.  Но
теперь... теперь ты уже так  зол,  что  мне  уже  нечего  опасаться.  Наша
семейная жизнь поломана. Может все еще поправится, может, нет. Но  что  бы
не случилось, я обязательно постараюсь это  пережить.  Итак,  теперь  -  я
больше не принимаю тебя.
   - Что это значит? - спросил Оливер.
   - Когда я соглашаюсь с тобой - значит я принимаю твое решение.  Если  я
не согласна с твоим решением - я поступаю по-своему.
   - Как мерзко, - ответил Оливер. - Ты ведешь себя как шлюха...
   Люси предостерегающе подняла голову.
   - Не надо употреблять такие слова, Оливер.
   - Называй это как хочешь, но ты совершаешь преступление, ты  совершаешь
грех... Господи, ну  как  это  красиво  назвать?  И  почему-то  именно  ты
выбираешь определения.
   - Да, Оливер, - подтвердила Люси. - Потому что твои определения уже  не
годятся. За эти дни я пыталась объяснить себе почему я сделала  это  после
такого долгого...
   - Почему? - не вытерпел Оливер.
   - Тебе это не понравится, Оливер, - предостерегла она.
   - Давай, выкладывай, - резко настаивал Оливер. -  Давай  выплеснем  всю
эту гадость сегодня и по дороге домой начнет забывать.
   - Мы не можем забыть. Ни ты, ни я. Ты во многих отношениях был  хорошим
мужем. Ты был великодушен по отношению ко мне. Я была согрета зимой, сыта,
ты не забывал мой день рождения, ты подарил мне прекрасного сына, которого
я очень любила...
   - А сейчас? - резко бросил Оливер. - Что ты собираешься мне сказать?
   - Ты так долго обращался со мной как с ребенком, -  не  спеша  говорила
Люси, - что когда ты вдруг начинал видеть во мне женщину в  моменты  нашей
близости,  я  реагировала  по-детски.  Мне  было  скучно,   я   смущалась,
чувствовала отвращение и неудовлетворенность.
   - Ты лжешь, - протестовал Оливер.
   - Я предупреждала тебя,  что  никто  никогда  не  назовет  меня  больше
лгуньей.
   - Но мне всегда казалось, что ты...
   - Чаще всего я просто хорошо притворялась, Оливер,  -  мягко  возразила
Люси. - Не всегда - но чаще всего.
   - Столько лет? - голос его звучал подавленно и недоверчиво.
   - Да.
   - Почему? Почему ты делала это? Почему ты ничего мне не сказала?
   - Потому что мне казалось, что я не вынесу этого признания, -  ответила
она.
   - А теперь?
   - А теперь я больше думаю о себе, чем о тебе. Вот что ты со мной сделал
в тот вечер десять дней тому назад, Оливер.
   - Я не желаю больше слушать тебя! - Оливер  пришел  в  ярость.  -  Пять
тысячелетий  женщины  оправдывали  все  свои   легкомысленные   похождения
возрастом, занятостью или физической слабостью  своих  мужей,  которые  не
могли  удовлетворить  их   похоть.   Сделай   милость,   придумай   что-то
пооригинальнее.
   - Не думай только, что я пытаюсь всю вину  возложить  на  тебя.  Может,
если бы ты был другим, если бы мы оба были другими, этого бы не случилось.
Но, - честно призналась она, - не только это. Я хотела его. Долгое время я
даже себе не признавалась в этом.  Но  когда  все  закончилось,  я  только
сожалею, что так долго оттягивала эти мгновения.
   - Что именно ты хочешь этим сказать? - спросил Оливер. - Ты собираешься
снова встречаться с ним?
   - О нет, - с легкостью сказала Люси. - У него есть свой...  недостаток.
Он слишком молод. Он совершенно неперспективен на ближайшие десять лет. Он
сослужил хорошую службу, но теперь это все детские забавы.
   - Хорошую службу? - насмешливо повторил Оливер.
   - Да, он дал мне почувствовать,  как  прекрасно  быть  снова  женщиной.
Ничего в нем нет особенного, но в мои тридцать пять он показал мне,  какое
удовольствие может доставить мужчина.
   - Философия проститутки, - сказал Оливер.
   - Неужели? - Люси пожала плечами. - Я так не считаю, и  думаю,  что  ты
тоже так не думаешь. Но что бы это ни было, я так чувствую,  и  ты  должен
это знать.
   - На что ты намекаешь?
   - Я намекаю на то, что это может повториться.
   - Но ты лжешь. Ты просто говоришь так, чтобы отомстить мне.
   - Нет, я не лгу, - ответила Люси.
   - Посмотрим, - в отчаянии проговорил Оливер. - Посмотрим.
   - Нет не посмотрим, - настаивала она. - Почему это тебя  так  шокирует?
ты же бывал в раздевалках, барах, курилках. Разве не к этому сводятся  там
все разговоры? А если бы тебе довелось услышать женскую болтовню на всяких
там обедах и приемах... Разница только в том, что за  пятнадцать  лет  мой
муж приучил меня говорить правду себе и о себе.
   - Такая семейная жизнь долго не продлится, Люси, - возразил Оливер.
   - Может и нет, - согласилась она. - Это плохо.
   - Ты останешься одинокой, всеми забытой.
   - Может быть. Но сейчас мне кажется, что это того стоит.
   - Не могу поверить, - сказал Оливер. - Ты так изменилась. Ты совсем  не
такая, как даже две недели назад.
   - Ты прав. Я действительно изменилась, - согласилась Люси.  -  И  не  к
лучшему. Честно говоря. Я стала намного хуже. Но теперь это я, а  не  твое
отражение. Я не второстепенная,  покорная,  блеклая,  предсказуемая  пятая
часть твоей жизни.  Это  я,  в  своей  наготе.  Я  сама  себе  хозяйка.  Я
самостоятельный человек.
   - Ладно, - резко оборвал Оливер. -  Иди,  сложи  свои  вещи  и  поехали
домой. Я пойду за Тони и скажу ему, что ты готова.
   Люси вздохнула. И совершенно неожиданно она рассмеялась.
   - Оливер, дорогой, да ты настолько не привык слушать то, что я  говорю,
что даже если я скажу, что на тебе горит рубашка, до тебя не дойдет,  пока
ты не сгоришь.
   - Ну, а это ты к чему говоришь?
   Люси перешла на серьезный тон.
   - Я писала тебе, что не собираюсь возвращаться домой с Тони.  Ты  разве
не прочел мое письмо?
   Оливер раздраженно отмахнулся.
   - Прочел. Прочел. Чушь какая-то. Ты наверное, была взбудоражена,  когда
писала его и...
   - Оливер, - опять предостерегла Люси.
   - В любом случае это всего несколько дней. Он уедет  в  школу  в  конце
месяца, и ты сможешь успокоиться, прийти в себя.  И  вы  не  увидитесь  до
самого Дня Благодарения. И...
   - Я не собираюсь оставаться с ним эти несколько дней. Я не поеду к нему
на День Благодарения. Я не поеду к нему на Рождество. Я не...
   - Люси, прекрати это дурацкое причитание, - грубо остановил ее  Оливер.
- Не глупи.
   Люси устало закрыла глаза и легко отмахнулась:
   - Почему бы вам вдвоем не поехать домой и не оставить меня в покое?
   - Но мне казалось, что мы все уладили, - сказал Оливер.
   - Ничего мы не уладили. Ты сказал, что хочешь,  чтобы  я  вернулась.  Я
сказала, что хочу вернуться, но на определенных условиях. Одно  из  них  -
это то, что я никогда больше не увижу Тони.
   - Как долго вы не будете видеться? - угрожающе низким  голосом  спросил
Оливер.
   - Никогда.
   - Это дешевая мелодрама. Это просто бессмыслица.
   - А теперь послушай  внимательно,  -  Люси  шагала  вперед-назад  перед
Оливером, с трудом контролируя свой голос. - Я полностью отдаю себе  отчет
в том что сказала и в том, что собираюсь сказать. Он  ненавидит  меня.  ОН
мой враг...
   - Ему всего тринадцать лет...
   - Он свидетель обвинения, и он никогда не  забудет  этого,  и  я  тоже.
Всякий раз, когда он смотрит на меня, он  смотрит  через  то  окно  в  тот
злополучный дождливый день. Он смотрит на  меня  осуждающе,  он  обвиняет,
выносит приговор.
   -  Не  устраивай  истерик,  Люси,  -  Оливер  схватил  ее  за  руку   и
успокаивающе погладил. - Он все забудет.
   - Он не забудет. Сам спроси его. Спроси.  Я  не  могу  жить  под  одной
крышей со своим судьей! Не могу ощущать чувство вины двадцать раз на день!
- Голос ее надрывался и она уже почти рыдала.
   - Ты должна попробовать, - настаивал Оливер.
   - Я пробовала, - прошептала Люси. - Я  делала  все  что  только  могла,
чтобы примирить нас. Даже когда я писала тебе, что не смогу жить с  ним  в
одном доме, я все еще надеялась... Я не  верила,  даже  когда  писала  эти
слова. А потом, сегодня, он сделал вот это... - Она отняла у него  руку  и
показала на разбитый грамофон. - Бейсбольной  битой.  Но  он  разрушал  не
машину. Он уничтожал меня.  Он  УБИВАЛ  меня!  -  Тут  Люси  сорвалась  на
безумный вопль. - Убийство!
   Оливер схватил ее за плечи и резко встряхнул:
   - Прекрати! Возьми себя в руки!
   Рыдая и не пытаясь высвободиться из его рук, она сказала:
   - Он отравит всю нашу жизнь. Что будет с нами после пяти лет вот такого
существования? И что станет с ним в конце концов?
   Оливер  опустил  руки.  Они  стояли  друг  перед  другом,  не  двигаясь
некоторое время. Затем Оливер покачал головой.
   - Не могу, - сказал он.
   Люси громко вздохнула. Она склонила голову и скрестила на  груди  руки,
поглаживая плечи, которые только что крепко держал Оливер. Она  заговорила
глухим голосом:
   - Тогда оставь меня. Забери его и оставь меня. Навсегда.
   - И этого я не могу сделать, - сказал Оливер.
   Таким же бесцветным и глухим голосом, все еще  поглаживая  плечи,  Люси
произнесла:
   - Придется выбрать одно из двух, Оливер.
   Оливер  отвернулся  и  подошел  к  краю  крыльца.  Спиной  к  Люси,  он
облокотился о перила и направил взгляд на озеро. А  я-то  думал,  что  все
понял, подумал он. Он понимал, что потерпел поражение, и  чувствовал,  что
больше никогда не сможет принимать решения и строить планы. Наверное, надо
было заставить их уложить вещи в ту самую ночь и увезти домой.  А  так,  у
всех было время для самокопания, подумал он.
   Он услышал движение за спиной и резко повернулся.  Люси  открыла  дверь
дома, чтобы уйти вовнутрь.
   - Ты куда? - подозрительно спросил он.
   - Тони идет. - Она показала в сторону гостиницы и  Оливер  увидел  Тони
быстро шагающего по направлению  к  дому.  -  Думаю,  тебе  не  мешало  бы
поговорить с ним.
   Люси вошла в дом, легкая дверь тихо захлопнулась за ней. Через  матовое
стекло Оливер смотрел, как растворялись ее размытые очертания.
   Он покачал головой и заставил себя  улыбнуться  сыну.  Мальчик  шел  по
лужайке  навстречу  отцу.  Приблизившись,  он  настороженно   и   серьезно
посмотрел на Оливера. Потом он остановился прежде  чем  сделать  последний
шаг.
   - Привет, папа, - сказал он выжидающе.
   Оливер подошел к Тони, положил руку на плечо мальчика, и поцеловал его.
   - Привет, Тони, - ответил он. Не  снимая  руки  с  плеча  сына,  Оливер
направился обратно к крыльцу.
   - Я готов, - сказал  Тони,  показывая  на  чемоданы,  расставленные  на
крыльце. - Можно нести багаж в машину?
   Оливер промолчал. Он  снял  руку  с  плеча  Тони  и  медленно  пошел  к
плетеному креслу. Тяжело, по-старчески, опустившись  в  него,  он  обратил
взгляд на ребенка.
   - Я думал, что мы должны были уехать еще в три, - сказал Тони.
   - Подойди ко мне, Тони.
   Нерешительно, будто  в  ожидании  наказания,  Тони  пересек  веранду  и
остановился перед креслом отца.
   - Ты злишься на меня, папочка? - тихо спросил он.
   - Нет. Конечно же нет. С чего бы мне злиться на тебя?
   - За то, что я позвонил тебе тогда, - Тони глядел в пол. - За то6 что я
рассказал тебе... что я видел...
   Оливер вздохнул.
   - Нет, - сказал он. - Ты не виноват.
   - Я ведь должен был сказать тебе, правда?  -  молящим  голосом  говорил
Тонги.
   - Да, - не сразу ответил Оливер. Он не сводил глаз с сына, задавая себе
вопрос, что именно из виденного мальчик запомнит навсегда.  Дети  забывают
все, говорил Петтерсон. он сказал также, что и взрослые забывают  все.  Но
ни то, ни  другое  не  правда.  Тони  запомнит  все,  четко,  подробно,  с
мучительными деталями, и вся его жизнь будет  построена  на  этой  памяти.
Было бы гораздо проще замять этот  разговор,  придумать  любое  оправдание
тому, что придется ребенку уехать без мамы и самому подготовиться к школе.
Было бы гораздо легче временно отложить все разговоры о Люси, уклончиво  и
хитроумно отвечать на детские вопросы, на письма из  школы  о  предстоящих
каникулах, дать ребенку самому сделать это болезненное открытие, медленно,
со временем, осознать, что он изгнан из  семьи.  Было  бы  проще,  не  так
болезненно, и в конце концов, совершенно справедливо, став взрослым,  Тони
стал бы презирать отца за это.
   Оливер протянул руку и обнял  мальчика,  усадил  его  себе  на  колени,
прижав голову ребенка к своему плечу, как в те д