иженными, с достаточным  количеством  седины.
Оливер, хорошо знавший Петтерсона, однажды  сказал  Люси,  что  Петтерсон,
вероятно, однажды взглянув на себя в зеркало, хладнокровно  решил,  что  у
него есть выбор между внешностью банального красавца, вроде кинозвезды  на
вторых ролях, или же интригующей небрежностью пробивающейся проседи. - Сэм
умный человек, - одобрительно  прокомментировал  Оливер,  -  и  он  выбрал
второе.
   Оливер был уже одет по-городскому.  На  нем  был  костюм  из  индийской
льняной полосатой ткани и голубая рубашка, волосы были немного длинноваты,
так как он не считал нужным появляться у  парикмахера  во  время  отпуска,
кожа носила ровный загар после часов, проведенных на берегу  озера.  Глядя
на него, Петтерсон отметил, что Оливер в тот момент  был  в  своей  лучшей
форме,  когда  явные  результаты  отдыха  в  оправе  городского   костюма,
придавали ему вид учтивого официоза. Ему бы  очень  пошли  усы,  Петтерсон
выглядел бы очень впечатляюще. Он похож на человека, занимавшегося  чем-то
очень сложным, важным и даже рискованным; он прямо как  сошел  с  портрета
молодого командира кавалерии конфедератов, которые можно найти в книгах по
истории Гражданской войны. При  такой  внешности,  если  бы  мне  пришлось
заниматься доставшимся от отца печатным делом, я был бы очень разочарован,
подумал он.
   На другом берегу озера, там где небольшая насыпь гранита  спускалась  к
самой воде, виднелись крохотные фигурки Люси и Тони, спокойно  плывущих  в
маленькой лодочке. Тони удил рыбу. Люси не хотела брать  его,  потому  что
это был последний день Оливера на озере, но Оливер настоял,  и  не  только
ради Тони, но  и  потому  что  чувствовал  в  Люси  чрезмерную  склонность
драматизировать приезды, расставания, юбилеи и праздники.
   Петтерсон носил вельветовые брюки и рубашку с коротким рукавом,  потому
что ему еще предстояло вернуться в  гостиницу,  которая  была  в  двухстах
ярдах оттуда, чтобы упаковать чемодан и переодеться. Коттедж  был  слишком
мал для гостей.
   Когда Петтерсон предложил приехать на следующие  выходные  и  осмотреть
Тони, тем самым спасая Люси и ребенка от поездки в Хатфорд в  конце  лета,
Оливер был тронут этим проявлением заботы  со  стороны  друга.  Но  увидев
затем Петтерсона с миссис Вейлс, тоже жившей в  гостинице,  он  переоценил
свою признательность. Миссис Вейлс была красивой  брюнеткой,  с  маленькой
круглой фигурой и жадными глазами.  Сама  она  была  из  Нью  Йорка,  куда
Петтерсон по крайней мере дважды в месяц под разными предлогами  ускользал
без жены. Миссис Вейлс, как выяснилось, приехала в  четверг,  за  день  до
того как Петтерсон сошел  с  поезда  и  должна  была  уехать  в  Нью  Йорк
незаметно  в  следующий  вторник.   Они   с   Петтерсоном   придерживались
официальной и корректной манеры общения, вплоть до того,  что  никогда  не
называли друг друга по имени. Но после двадцати лет знакомства  с  врачом,
который по выражению Оливера,  был  довольно  честолюбив  в  отношениях  с
женщинами, Оливера невозможно было обмануть. Он конечно  ничего  по  этому
поводу не сказал, но приправил  свое  выражение  благодарности  по  поводу
длительного  путешествия   Петтерсона   в   Вермонт   доброжелательным   и
одновременно циничным удивлением.
   Со  стороны  лагеря  для  мальчиков,  на  противоположном  берегу,   на
расстоянии полумили от озера доносились слабые звуки горна. Друзья слушали
молча, потягивая из своих бокалов, до  тех  пор  пока  звуки  не  замерли,
оставляя легкое эхо, плывущее по поверхности воды.
   - Горн, - проговорил Оливер. - Такой старомодный звук, не правда ли?  -
Он сонно уставился на плывущую вдали лодку, где сидели  его  жена  и  сын,
готовые скрыться в тени гранитного шельфа.  -  Подъем.  Равняйсь.  Смирно.
Отбой. - Он покачал  головой.  -  Готовят  молодое  поколение  к  светлому
будущему.
   - Может им лучше использовать сирену, - ответил Петтерсон. - В укрытие.
Враг в воздухе. Отбой тревоги.
   - Тебе очень весело? - добродушно заметил Оливер.
   Петтерсон ухмыльнулся.
   - Действительно весело. Просто доктор  всегда  кажется  более  умным  с
насупленным видом. Я просто не могу удержаться.
   Некоторое время они сидели молча, вспоминая музыку горна и лениво думая
о старых добрых военных годах.  Телескоп  Тони  лежал  на  траве  рядом  с
Оливером, и он сам не зная зачем поднял его. Он приложил телескоп к  глазу
и навел резкость на поверхность воды.  Далекая  лодочка  приобрела  четкие
очертания и выросла в размерах в кругляше линзы, и Оливер мог видеть,  как
Тони медленно сматывает свою удочку, а Люси поворачивает в  сторону  дома.
На Тони был красный свитер, хотя на солнце было довольно  жарко.  На  Люси
был купальник, открывавший ее спину темно-коричневую на фоне серо-голубого
гранита дальней скалы. Она равномерно и с силой налегала  на  весла,  лишь
изредка оставляя белый след пены на гладкой поверхности воды. Корабль  мой
возвращается  в  родную  гавань,  подумал  Оливер,  внутренне  улыбнувшись
напыщенности своего сравнения по отношению к этому скромному явлению.
   - Сэм, - произнес Оливер, не отрывая  телескопа  от  глаза.  -  Я  хочу
попросить тебя об одном одолжении.
   - Да?
   - Я хочу, чтобы ты сказал Люси и Тони именно то, что ты сказал мне.
   Петтерсон, казалось, уже совсем заснул. Он развалился в  своем  кресле,
уронив подбородок на грудь, полузакрыв глаза и вытянув свои длинные  ноги.
Раздалось кряхтение:
   - И Тони тоже?
   - Именно Тони прежде всего, - ответил Оливер.
   - Ты уверен?
   Оливер положил на землю телескоп и решительно кивнул.
   - Абсолютно, - сказал он. - Он полностью доверяет нам... пока что.
   - Сколько ему сейчас? - спросил Петтерсон.
   - Тринадцать.
   - Удивительно.
   - Что удивительно?
   Петтерсон ухмыльнулся.
   - В этом возрасте в наше-то время.  Тринадцатилетний  мальчик,  который
доверяет родителям.
   - Послушай, Сэм, - прервал его  Оливер,  -  ты  снова  изменяешь  своей
привычке говорить умные вещи.
   - Может быть, - согласился Петтерсон, сделав глоток из своего бокала  и
устремив взгляд на лодку, все  еще  маячившую  вдали  на  залитой  солнцем
поверхности воды. - Обычно люди просят докторов говорить правду, - ответил
он. - А когда они получают то, что хотели... уровень разочарования  всегда
очень высок, когда речь идет о правде, Оливер.
   - Скажи мне, Сэм, - парировал Оливер.  -  Ты  всегда  говоришь  правду,
когда тебя об этом просят?
   - Редко. Я исповедую другой принцип.
   - Какой же?
   - Принцип легкой успокоительной лжи.
   - Я не верю в существование такого понятия, как успокоительная ложь,  -
сказал Оливер.
   - Ты ведь родился на севере, - улыбнулся Петтерсон.  -  А  я,  если  ты
помнишь, в Вирджинии.
   - Ты имеешь такое же отношение к Вирджинии, как и я.
   - Ладно, - сдался Петтерсон. - Мой отец из Вирджинии. Это  не  проходит
бесследно.
   - Не важно откуда твой отец,  -  возразил  Оливер,  -  должен  ведь  ты
говорить правду хоть ИНОГДА, Сэм.
   - Да, - кивнул Петтерсон.
   - Когда?
   - Когда я считаю, что человек может переварить ее, -  сказал  Петтерсон
не покидая своего легкого почти шутливого тона.
   - Тони переварит, - сказал Оливер. - У него крепкое нутро.
   Петтерсон кивнул:
   - Да, это правда. А почему бы нет - ему уже  тринадцать.  -  Он  сделал
очередной глоток  и  поднял  бокал,  поворачивая  его  в  ладони,  как  бы
внимательно изучая. - А Люси? - спросил он.
   - О Люси не беспокойся, - жестко ответил Оливер.
   - Она согласна с тобой? - настаивал Петтерсон.
   - Нет, - Оливер нетерпеливо отмахнулся. - Ее послушать, так Тони должен
дожить до тридцати лет с твердым убеждением, что детей находят в  капусте,
что никто никогда не умирает,  что  Конституция  гарантирует,  что  Энтони
Крауна все будут любить больше всего на свете, больше жизни самой.
   Петтерсон улыбнулся.
   - Смеешься, - сказал Оливер. - До рождения  сына  всегда  думаешь,  что
только и будешь воспитывать его и давать образование. На  самом  деле  это
последнее, что ты делаешь. Приходится вести непрерывную борьбу  за  каждую
крупинку его бессмертной души.
   -  Тебе  нужно  было  завести  еще  несколько  сыновей,  -  посоветовал
Петтерсон. - Тогда сомнения были бы менее мучительными.
   - Ну, нет еще нескольких, - категорично отреагировал Оливер. -  Так  ты
будешь говорить с Тони или нет?
   - Почему бы тебе самому не сказать ему все?
   - Мне хочется, чтобы это прозвучало официально, - пояснил Оливер.  -  Я
хочу, чтобы он воспринял это, как  приговор  авторитета,  не  подсказанный
любовью.
   - Не подсказанный  любовью,  -  тихо  и  задумчиво  произнес  Петтерсон
подумав при этом:  "Что  за  загадочный  человек?  Никто  другой  из  моих
знакомых не употребил бы такую фразу. Приговор авторитета. Мальчик мой,  и
не надейся дожить до зрелой старости." - Ладно, Оливер, -  вслух  произнес
он. - Под твою ответственность.
   - Под мою ответственность, - сказал Оливер.
   - Мистер Краун?..
   Оливер повернулся в кресле.  Со  стороны  дома  через  лужайку  к  нему
направлялся молодой человек.
   - Да? - ответил Оливер.
   Молодой человек подошел и остановился перед двумя собеседниками.
   - Меня зовут Джефри Баннер, - представился он. -  Меня  прислал  мистер
Майлс, управляющий гостиницей.
   - Да? - Оливер смотрел на него все еще ничего не понимая.
   - Он  сказал,  что  вы  подыскиваете  компаньона  для  вашего  сына  на
оставшуюся часть лета, - пояснил молодой человек.  -  Он  сказал,  что  вы
собираетесь уезжать сегодня вечером, так что я сразу и пришел.
   - А, ну да, - произнес Оливер, встав и пожав юноше  руку,  одновременно
окидывая его изучающим взглядом. Баннер был худощав, немного выше среднего
роста. У него были густые черные волосы,  уложенные  в  короткую  стрижку,
смуглая от природы кожа была покрыта загаром, что делало  его  похожим  на
уроженца Средиземноморья. Глаза его были глубокими, по-девичьи голубыми  с
оттенком фиолетового, и блестели с чистотой  детского  взгляда.  Лицо  его
было тонким и живым, что создавало  впечатление  бесконечной  молодости  и
энергии, лоб высокий, покрытый бронзовым загаром. В своем вылинявшем сером
свитерке, неглаженных простых  брюках  и  теннисных  тапочках,  измазанных
травой, он походил на гребца, отмеченного печатью природного интеллекта. В
самой непринужденности его позы раскованной и одновременно почтительной  -
было что-то от избалованного, но  прилично  воспитанного  сына  почтенного
семейства. Оливер, который при малейшей возможности  любил  окружать  себя
красивыми людьми (их темнокожая служанка в городском доме  была  одной  из
самых красивых  девушек  в  Хатфорде),  сразу  же  решил,  что  юноша  ему
понравился.
   - Это доктор Петтерсон, - представил Оливер своего друга.
   - Здравствуйте, сэр, - поприветствовал Баннер.
   Петтерсон ленивым жестом приподнял свой бокал.
   - Извините, что не встаю, - сказал он. - По воскресеньям я редко  встаю
на ноги.
   - Да, конечно, - согласился Баннер.
   - Хотите поговорить с юношей наедине? - спросил Петтерсон. -  Тогда  я,
наверное, смогу пошевелиться.
   - Нет, - сказал  Оливер.  -  Конечно,  если  мистер  Баннер  не  станет
возражать.
   -  Нисколько,  -  ответил  Баннер.  -  Никаких  секретов.  Если  что-то
деликатное, так я совру.
   Оливер усмехнулся.
   - Хорошее начало. Хотите сигарету? - И он протянул Баннеру пачку.
   - Нет, спасибо.
   Оливер взял себе сигарету, закурил и бросил пачку Петтерсону.
   - Вы не из тех молодых людей, которые курят трубку, не так ли?
   - Нет.
   - Хорошо, - сказал Оливер. - Сколько вам лет?
   - Двадцать, - ответил Баннер.
   - Когда я слышу слово "двадцать", - вставил Петтерсон,  -  мне  хочется
схватиться за пистолет.
   Оливер уставился на  озеро.  Люси  неустанно  гребла  и  лодка  заметно
увеличилась в размерах, красный свитер Тони стал ярче. - Скажите, - мистер
Баннер, - спросил он. - Вы когда-нибудь болели?
   - Простите его, юноша, - сказал Петтерсон. - Он из тех  людей,  которые
никогда в жизни сами не болели, и считают болезнь признаком слабости.
   - Он прав, - ответил Баннер. - Если бы я нанимал кого-то для общения со
своим сыном, меня бы тоже  интересовало  здоровье  этого  человека.  -  Он
повернулся к Оливеру. - Однажды был перелом ноги, - начал он. - Когда  мне
было девять лет поскользнулся играя в бары.
   Оливер кивнул, молодой человек ему нравился все больше и больше.
   - И все?
   - Да все.
   - Вы учитесь в колледже? - спросил Оливер.
   - В Дармуте, - уточнил Баннер. - Надеюсь вы ничего  против  Дармута  не
имеете.
   - К Дармуту я нейтрален, - сказал Оливер. - Где вы живете?
   - В Бостоне, - ответил за него Петтерсон.
   - Откуда ты знаешь? - Оливер удивленно посмотрел на Петтерсона.
   - У меня хороший слух, - пояснил Петтерсон.
   - Я и не знал, что так сразу выдаю себя, - ответил Баннер.
   - Все в порядке, - успокоил его Петтерсон.  -  Акцент  не  режет  слух.
Просто бостонский.
   - А почему вы не пошли в Гарвард? - спросил Оливер.
   - Я думаю, что ты слишком далеко зашел, - сказал Петтерсон.
   Баннер хихикнул. Ему казалось нравилось это интервью.
   - Отец сказал, что мне лучше уехать подальше от дома, -  сказал  он.  -
Для моего же блага. У меня две сестры, я младший в семье, и  отец  считал,
что на мою долю выпадет гораздо больше любви и внимания, чем  следует.  Он
хочет научить меня, что мир вовсе не то место,  где  пять  обожающих  тебя
женщин в любое время готовы броситься тебе на помощь.
   -  И  что  вы  намереваетесь  делать,  когда   закончите   колледж?   -
поинтересовался  Оливер.  Он  явно  симпатизировал  юноше,  но  вовсе   не
собирался из-за этого пропустить информацию, которая могла  бы  влиять  на
способности молодого человека.
   - Собираюсь работать в дипломатической службе, - сказал Баннер.
   - Почему? - удивился Оливер.
   - Путешествия, - объяснил Баннер. -  Далекие  страны.  Начитался  "Семь
столпов мудрости" в шестнадцать лет.
   - Сомневаюсь, что вас призовут на такие подвиги, - сказал Петтерсон,  -
как бы вам ни удалось выслужиться в департаменте.
   - Конечно, не в этом все дело, - сказал Баннер. - У меня такое чувство,
что что-то должно произойти в ближайшие несколько лет, и мне хочется  быть
в курсе происходящего. - И он самокритично засмеялся. - Трудно  рассуждать
о том, чему  собираешься  посвятить  свою  жизнь  не  становясь  при  этом
напыщенным, правда? Я представляю  себя  сидящим  в  утреннем  одеянии  за
столом собрания и говорящим: "Я отказываюсь отдавать Венесуэлу".
   Оливер  посмотрел  на  часы  и  решил  перевести  разговор   на   более
практическую тему.
   - Скажите, мистер Баннер, - сказал он, - вы занимаетесь спортом?
   - Немного играю в теннис, плаваю, катаюсь на лыжах...
   - Я хотел спросить, вы в какой-то команде? - уточнил Оливер.
   - Нет.
   - Хорошо, - прокомментировал Оливер. - Спортсмены так много  занимаются
собой, что никогда нельзя рассчитывать, что они проявят  заботы  о  ком-то
другом. А моему сыну нужна забота и много внимания...
   - Знаю, - сказал Баннер. - Я видел его.
   - О! - удивился Оливер. - Когда?
   - Я здесь уже несколько дней, - ответил молодой человек. - Я был  здесь
большую часть лета. Моя сестра живет в полумиле отсюда, вниз по озеру.
   - Вы сейчас живете у нее?
   - Да.
   - Почему вы согласились на эту работу? - внезапно задал вопрос Оливер.
   Баннер улыбнулся.
   - Причина обычная, - сказал он. - Да еще и провести все лето на  свежем
воздухе.
   - Вы бедны?
   Юноша пожал плечами.
   - Отец пережил Депрессию, - ответил он. - Но все еще прихрамывает.
   Оливер и Петтерсон одновременно кивнули, вспомнив годы Депрессии.
   - Вы любите детей, мистер Баннер? - спросил Оливер.
   Молодой человек помедлил, будто ему пришлось тщательно продумать ответ.
   -  Как  всех  людей,  -  сказал  он.  -  Есть  дети,  которых  я  бы  с
удовольствием замуровал в стену.
   - И то правда, - согласился Оливер. - Но не думаю,  что  вам  захочется
замуровать Тони. Вы ведь знаете, что с ним?
   - Кажется, мне кто-то говорил, что в прошлом году он перенес ревматизм,
- сказал Баннер.
   - Правильно, - подтвердил Оливер. - Это дало  осложнение  на  зрение  и
сердце. Боюсь, ему еще долго нужно будет беречь себя. - И Оливер  устремил
взгляд на озеро. Лодка уже была совсем близко к  берегу,  Люси  продолжала
безостановочно грести. - Из-за этого, - продолжил Оливер, -  ему  пришлось
пропустить целый  год  в  школе,  и  проводить  слишком  много  времени  с
матерью...
   - Все мы слишком много времени проводили с матерью, - послышался  голос
Петтерсона. - И я тоже. - И с этими словами он допил свой бокал.
   - Дело в том, что, - рассуждал Оливер,  -  надо  дать  ему  возможность
вести  себя  как  нормальный   ребенок,   насколько   это   возможно,   не
перенапрягаясь. Он не должен напрягаться или уставать  -  но  я  не  хочу,
чтобы он чувствовал себя инвалидом. Следующие год-другой будут решающими -
и мне не хотелось бы, чтобы он рос с чувством страха и неудачи...
   -  Бедный  мальчик,  -  тихо  произнес  Баннер,   не   сводя   глаз   с
приближающейся к берегу лодки.
   - Вот этого как раз и не  надо,  -  быстро  сказал  Оливер.  -  Никакой
жалости. Ни грамма жалости, пожалуйста. Это одна из причин, по  которой  я
не могу сам остаться здесь с Тони еще на несколько недель. Именно  поэтому
я не хочу оставлять его наедине с матерью, и поэтому ищу молодого человека
в качестве компаньона. Я хочу, чтобы он почувствовал какую-то  нормальную,
молодую, двадцатилетнюю безжалостность. Думаю, вам это под силу?..
   Баннер улыбнулся.
   - Вам нужны рекомендации?
   - У вас есть девушка? - спросил Оливер.
   - Ну вот еще, Оливер, - одернул Петтерсон.
   Оливер повернулся к Петтерсону.
   - Одна из самых важных вещей,  которую  нужно  знать  о  двадцатилетнем
молодом человеке, это имеет ли он девушку, - мягко возразил он.  -  Или  у
него была девушка когда-то, или же он сейчас на промежуточной стадии.
   - У меня есть девушка, - ответил Баннер и добавил: - Приблизительно.
   - Она здесь? - спросил Оливер.
   - Если бы я сказал, что здесь, вы бы дали мне эту работу?
   - Нет.
   - Она не здесь, - быстро выпалил Баннер.
   Оливер наклонился, пряча улыбку, поднял телескоп, опустив его на другую
ладонь. Что вы знаете об астрономии?
   Петтерсон хмыкнул.
   - Чертовски подобранные вопросы, - сказал он.
   - Тони уверен, что станет астрономом, когда вырастет, - объявил Оливер,
вертя в руках телескоп. - И было бы неплохо если...
   - Ладно, - неуверенно сказал Баннер. - Я знаю немного...
   - И в какое же время сегодня  ночью  будет  по-вашему  видно  созвездие
Ориона? - задал вопрос Оливер тоном заправского учителя.
   Петтерсон покачал головой и с видимым усилием поднялся на ноги.
   - Я от души рад тому, что мне не придется наниматься к тебе на  работу,
- сказал он.
   Баннер улыбнулся Оливеру.
   - Вы очень хитры, правда ведь, мистер Краун?
   - Почему вы так решили? - с невинным видом спросил Оливер.
   - Потому что Орион не виден с Северного полушария до самого сентября, -
жизнерадостно сообщил Баннер, - и вы хотите, чтобы я опростоволосился.
   - Я плачу вам 30 долларов в неделю, -  сказал  Оливер.  -  Сюда  входит
обучение Тони плаванью, рыбалка вместе с ним, наблюдение  за  звездами,  и
как можно больше стараться ограждать его от слушанья этих глупых  сериалов
по радио. - Оливер помолчал в нерешительности, затем продолжил более тихим
и серьезным голосом. - Это подразумевает также дипломатичное  ненавязчивое
отвлечение его от матери, потому что их отношения в настоящее  время...  -
Он осекся, почувствовав что вот-вот сорвется на резкость, чего ему  бы  не
хотелось. - Я имею в виду, - пояснил он, - что для блага их обоих было  бы
лучше, если бы они не были настолько зависимы друг от друга. Так вы хотите
эту работу?
   - Да, - сказал Баннер.
   - Хорошо, -