ть в беспечно распахнутой двери.
   - Мистер Краун дома? - спросила Люси.
   - Нет. - Женщина  сделала  быстрое  воспросительное  движение  головой,
будто хотела получше разглядеть гостью.
   - Он скоро приедет? - продолжала Люси.
   - Не знаю, - ответила женщина. Голос звучал холодно и недружелюбно. - Я
не знаю, когда он прийдет. Что ему передать?
   - Меня зовут  Краун,  произнося  это  Люси  чувствовала  смехотворность
ситуации. - Я его мать.
   Несколько мгновений обе стояли молча, глядя в глаза друг  другу.  Затем
девушка рассмеялась.
   - Входите, пригласила она, беря Люси за руку. -  Давно  нам  пора  было
познакомиться.
   Она провела Люси  через  большой  коридор  в  гостинную.  Комната  была
неприбрана, на маленьком столике перед диванчиком стоял поднос с завтраком
- недопитое кофе, дымящаяся сигарета, да  еще  европейский  выпуск  газеты
"Трибьюн", раскрытый на редакторской странице.
   - Ну, вот, - сказала хозяйка поворачиваясь к Люси. - Добро пожаловать в
Париж.
   Трудно было сказать, было ли презрение в этой улыбке и в  этих  словах,
Люси стояла выжидая, напряженная, неловкая, смущенная чужой и  непривычной
обстановкой.
   - Сначала, - начала молодая женщина, прямо гладя на Люси. - Я  полагаю,
мне нужно представиться или вы знаете, как меня зовуть?
   - Нет, - ответила Люси. - Боюсь, что не знаю....
   - Дора,  -  представилась  девушка.  -  Ваше  имя  я  знаю.  Присядьте,
пожалуйста. Хотите кофе?
   - Ну, - сказала гостья. - Если Тони нет дома... я  наверное,  не  стану
вам мешать так рано утром.
   - У меня нет дел на сегодняшнее утро, -  сказала  девушка.  -  Я  пойду
принесу еще одну чашку.
   Она вышла легкой походкой, розовая накидка развевалась  вслед,  горя  в
ярком утреннем свете, льющемся из окон. Люси присела на стул и огляделась.
Эта комната видала и лучшие времена. Краска потускнела и облупилась, ковер
на полу был протерт почти до  дыр.  Создавалось  впечатление,  что  мебель
взята на прокат, что вещи эти когда-то чинили. Все дышало непостоянством и
безлаберностью.
   Они, должно быть, бедные, или на грани нищеты. Куда они тратят деньги?
   Дора вернулась с чашкой и блюдцем. Пока она разливала кофе, Люси искоса
наблюдала за ней. Она была очень юной с  темно-черными  глазами  и  густой
гривой темных волос, с очаровательной строгостью забранных со лба. Лицо ее
было маленьким, заостренным с широким полным ртом, чувственно подчеркнутым
и вызывающим на фоне бледности ее кожи. Зажав сигарету в зубах  и  немного
кося в сторону новой знакомой, Дора склонилась над  столиком  и  разливала
кофе.  Ее  лицо  при  этом  носило  выражение  решимости   и   постоянного
недовольства.
   Может, это так модно среди молодоженов сегодня, подумала Люси, принимая
из рук Дора блюдце и чашку с кофе.  Може,  в  этом  году  они  все  решили
выглядеть недовольныи.
   - Ну, вот, наконец, - сказала Дора, усаживаясь прямо напротив  Люси.  -
Жаль, что Тони нет, чтобы выразить свое почтение.
   - Он уже ушел? - спросила Люси.
   - Нет, - ответила юная особа. - Он еще не пришел.
   - Он что работает по ночам? - смущенно спросила Люси.
   - Нет, - ответила Дора.
   - Я хотела сказать... Я видела его в два часа, в баре...
   Люси осеклась.
   - Неужели? - переспросила девушка без всякого интереса. - И как  прошло
воссоединение семьи?
   - Я не говорила с ним. Когда он ушел, я взяла ваш адрес и бармена.
   - Он был там один? -  Дора  откинула  назад  голову  допивая  последний
глоток кофе.
   - Да.
   - Надо же. - Она продолжала говорить бесстрастный голосом как автомат.
   - Простите, - сказала Люси. - Я не хотела бы вмешиваться. Мне наверное,
лучше уйти. Если захотите, скажите ему, когда он вернется, что я в Париже,
я оставлю свой номер телефона и если он...
   - Не уходите, не уходите, - остановила ее девушка. -  Вы  нисколько  не
вмешиваетесь. Он должен прийти с минуты на минуту. Или с недели на неделю.
- Она сухо рассмеялась. - Все не так плохо, как вам кажется. сказала  она.
- Или же я просто стараюсь уговорить себя, что все не так  плохо.  У  него
мастерская, и иногда, когда много работы или когда  он  не  может  вынести
домашнюю обстановку, он остается там. Но если вы видели его в баре  ночью,
то наверное, работы у него сегодня было не так много.
   - Мастерская? - удивилась Люси. - И что он делает в мастерской?!
   - А вы разве не зщнаете? - Голос Доры звучал не менее удивленно.
   - Нет. В послений раз я получала от него известия во вермя войны, когда
он узнал,  что  его  отец  погиб,  -  ответила  Люси.  -  Он  прислал  мне
телеграмму, что не собирается приехать на похороны.
   - Это в его духе. - Девушка выглядела  довольно  оживленной.  -  Он  не
переносит никаких церемоний. Если бы наша свадьба продлилась  бы  на  пять
минут дольше, он сбежал бы как заяц.
   Она помолчала, скорчила милую гримаску,  зажгла  очередную  сигарету  и
посмотрела на потолок над головой гостьи, будто  вновь  переживая  моменты
брачной церемонии.
   - Я полагаю, что вы и не знали, что он женился, правда?
   - Нет, не знала.
   - Ну, вот, он женат, - заявила Дора. - За все его  грехи.  В  настоящее
время он женат. Но товар продается без всяких гарантий.
   При этом она коротко хихикнула.
   Она  не  настолько  цинична,  какой  хочет  казаться,  подумала   Люси,
вглядываясь в бледное юное личико, носившее печать горчи  и  боли.  Может,
это просто ее стиль. Или  же  она  научилась  надевать  эту  маску,  чтобы
ужиться со своим мужем.
   - Вы спрашивали, что он делает в своей мастерской, продолжала  Дора.  -
Он рисует карикатуры. Смешные картинки для  журналов.  Вы  этого  тоже  не
знали?
   - Нет, - подвредила Люси. Это казалось ей невероятной профессией для ее
сына. Как-то примитивно, но в ее представлении карикатуры  ассоциировались
с клоунами, с комедиантами в смешных шляпах, с простаками и легкомыслеными
юнцами. То, каким она видела Тони этой ночью, никак не  вязалось  со  всем
этим. И когда он был еще ребенком, он был достаточно серьезным.
   - Да, он изрисовывал все свои школьные учебники всякими картинками.  Но
они были не особенно хорошими.
   - Мне кажется, он немного отточил свое мастерство с тех пор, -  сказала
девушка. - По крайней мере в этой области.
   - Но я никогда не видела его имени в ...
   - Он не подписывается своим именем. Думаю, он стыдится его. Если бы  он
мог делать что-то другое, он бы бросил это занятие.
   - А что он хочет делать?
   - Ничего. Или по крайней мере он мне так говорит.
   - И он зарабатывает? - спросила Люси.
   - Достаточно, - ответила Дора. - Хватает на еду. Если бы мы вернулись в
Америку, там он, наверное, заработал бы  кучу  денег.  Но  он  не  слишком
стремится к этому. У него простые вкусы. Ужасные, но незатейливые,  -  она
грустно улыбнылась. - И он никогда не проявлял ни малейшего желания  одеть
свою жены в меха.
   - А почему он не хочет вернуться  в  Америку?  -  задала  вопрос  Люси,
надеясь, что не услышит в ответ ничего обидного.
   Дора обдала ее холодным взглядом.
   - Он говорит, что привык находиться в ссылке с юных лет, и ему не очень
с руки менять свой образ жизни. Да и к тому же,  он  говорит,  что  больше
всего ему нравиться жить во Франции, потому что французы в отчаяньи, и это
его восхищает.
   Какие  разговоры  должно  быть  слышали  эти  стены,  какие  горькие  и
бесплодные пререкания, подумала Люси.
   - Почему он говорит так? - поинтересовалась она.
   Девушка открыто посмотрела на Люси.
   - Это вы мне должны сказать, - ответила она.
   Люси не сразу нашла что сказать.
   - Как-нибудь в другой раз, - сказала она. - По вашим словам, он  ужасно
тяжелый человек.
   Дора рсхохоталась. Но смех казалось давался ей с усилием.
   - Мэм, - прокоментировала она. - Увас просто  писательский  дар  давать
определения.
   Она не на моей стороне, отметила про себя Люси. Кто бы она не была, она
не со мной.
   - Ах, мне не стоило говорить этого, - сказала наконец Дора. - Послушать
меня, так он просто чудовище. Мы женаты уже пять лет, и  он  иногда  давал
мне жизни, и в любой день он может прийти и сказать, что  между  нами  все
кончено - то есть, я даже уверена, что рано или поздно это  произойдет.  И
все равно я ничего бы не поменяла. Это стоит того,  -  заключила  она  как
будто бросала вызов Люси, предупреждая, чтобы та не вздумала возражать.  -
Не важно, как это все закончится, этого стоит того. - И  с  явным  усилием
она взяла себя в руки. - Ну, вы все сами увидите, - с легкостью произнесла
она. - Когда поговорите с ним. Через  несколько  минут  общения  он  своим
обаянием заставит вас поверить, что  он  самы  преданный  и  любящий  сын,
который когда-либо рождался на этой земле.  Если  он  захочет,  он  сможет
убедить вас в том, что никак не мог дозвониться до вас  все  эти  двадцать
лет, что всякий раз когда он звонил, вас почему-то не оказывалось дома....
   - Не  думаю,  что  это  так,  -  сказала  Люси.  Она  чувсвтовала,  что
нервничает, что она несчастна, и ей пришлось сцепить руки, чтобы не делать
нееовных бессмыленных движений. Не повезло, не повезло, повторяла оне  про
себя. Тони не оказалось дома, когда она наконец-то подготовила себя к этой
встрече  -  вместо  него  перед  ней  сидит  эта  враждебно   настроенная,
несчастная циничная взбудораженная девочка и один за другим бросает  ей  в
лицо эти страшные откровения со  своими  намеками  на  афоризамы  мужа  по
поводу ссылки и отчаяния, со своей  вызывающей  и  открытой  преданностью,
столкнувшейся с прнебрежением со тороны близкого человека, или чем-то  еще
более страшным.
   - О, - девушка вдруг сменила тон на  вежливый  и  гостиприимный.  -  Ну
хватит обо мне.  Я  бы  хотела  услышать  что-то  о  вас.  Вы  так  молодо
выглядите.
   - Я не так молода как кажусь, - ответила Люси.
   - Я знала, что вы красивы, Тони  рассказывал  мне,  -  сказала  девушка
довольно искренне и безыскусно, ее глаза улыбались, она смотрела прямо  на
Люси с неожиданным одобрением, как  будто  хотела  объективно  оценить  ее
безотносительно к предыстории их встречи, не  задумываясь,  что  стоит  за
этой элегантной темно-русой прической,  за  широкопоставленными  глубокими
глазами, большим и юным краивым ртом. - Но я никогда не предполагала,  что
вы можете выглядеть вот так - и что когда я увижу вас, все произойдет  вот
так...
   - Это вовсе еще не так, как должно было быть, - поправила ее Люси.
   - Вы должны познакомиться с моей мамой, -  Дора  задорно  хихикнула.  -
Садово-клубный стиль. Самый легкий из тяжелой категории. Когда она  решила
дать себе волю, она сразу же отправилась в самый длительный круиз, который
ей предложили.
   Обе женщины засмеялись заговорщическим, незлобным смехом.
   - Вы должны остаться и научить меня, как вам это удалось. Я никогда  не
смогу примириться с мыслью, что нужно стареть. Когда мне было шестнадцать,
я поклялась себе покончить собой  в  день,  когда  мне  исполнится  сорок.
Может, вам удастся спасти меня, - сказала Дора.
   Научить, подумала Люси, глядя на свою невестку с улыбкой, но  испытывая
при этом чувство тяжести.  Весь  секрет  в  страданиях  и  одиночестве,  в
неуверенности  в  каком-либо  малейшем  успехе,  в   постоянном   ожидании
нападения. Секрет, если хочешь знать, в постоянной борьбе.
   - Жаль, что только утро, - сказала Дора. - Мы должны бы  выпить,  чтобы
отметить нашу встречу после стольких лет.
   И девушка бросила на Люси вопросительный взгляд.
   - Вы думаете это большой грех выпить в такой ранний час?
   Люси посмотрела на часы. Девять тридцать пять.
   - Ну... - неуверенно начала  она.  Она  знала  немало  женщин,  которые
искали повод выпить в любое время дня  и  ночи.  Может,  это  тот  случай?
Может, именно поэтому Тони старается держаться подальше от этого дома...
   Девушка хихикнула.
   - Не смотрите на меня так, - сказала она, как бы читая мысли Люси. -  Я
еще ни разу в жизни не пила утром.
   Люси снова засмеялась. Ей понравилась догадливость девушки.
   - Мне кажется это нелохая идея, - сказала она.
   Дора встала и подошла к маленькому столику с мраморным верхом,  который
стоял у стены. На нем было несколько бокалов и бутылок. Она налила  в  два
бокала скотч и добавила содовой. Ее движения были точными  и  грациозными,
она была похожа на серьезного и хрупкого ребенка,  когда,  склонив  голову
старательно отливала и размешивала жидкости. Наблюдая за ней, Люси ощутила
даже неприязнь к сыну за то, что он причиняет боль такой девушке,  которая
благодаря своей красоте имеет право претендовать с первого же  взгляда  на
себя в зеркало на любовь и восхищение, который должны  стать  естественным
климатом всей ее жизни.
   Дора протянула Люси бокал.
   - На французских фестивалях в маленьких городках, - оправдывалась  она.
- Часто пьют по утрам. Приглашают много гостей  и  рекламируют  в  газетах
вина - "Вер дАмитье" или "Суп дОнер". Это значит кубок дружбы, -  перевела
она, - или почетный кубок. А мы как назовем это?
   - Ну, давай подумаем, сказала Люси. - Может назовем и так, и так.
   - И так и так. - Дора кивнула и подняла  бокал,  они  выпили.  Дора  не
сразу проглотила, смакуя жидкость. - Теперь мне понятно, почему люди  пьют
по утрам. Утром это приобретает особую значимость, правда?
   - А теперь, - сказала Дора  между  глоками.  -  Я  уже  достаточно  тут
наболтала о себе и Тони. А как вы? Что вы здесь делаете? Путешествуете?
   - Отчасти да, - ответила Люси.  -  Я  работаю  в  одной  организации  в
Нью-Йорке, которая более или менее неофициально  связана  с  Объединенными
Нациями. Они работают с детьми. Мы как бы вмешиваемся  в  дела  политиков,
заставляя их краснеть за неправильное отношение к вопросам детского  труда
или кредитования образования  или  же  обеспечения  малышей  прививками  и
несколькими пинтами бесплатного молока в год.  И  мы  очень  настойчивы  в
борьбе за права  незаконнорожденных  детей.  Ну  и  всякой  такое.  -  Она
говорила легко, но в ее словах  чувствовалась  гордость  за  свое  дело  и
нескрываемая заинтересованность в успехе.
   - И много платят нам  из  Америки,  и  мы  сейчас  думаем,  на  что  их
потратить. Я уже пять недель езжу по Европе, с торжественным видом посещаю
собрания, делаю записи и глажу  маленькие  черные  головки  детей  Греции,
Югославии  и  Сицилии.  Прошлой  ночью  я  была  на  конференции,  которую
переводили на три языка и мы закончили в час ночи,  я  умирала  с  голоду,
когда наконец добралась до гостиницы, потому что так и не успела пообедать
в тот день. Вот так я попала в тот бар и увидела Тони...
   - По вашим словам вы очень важная персона, - сказала Дора  с  юношеским
восторгом. - Вы даете пресс-конференции и так далее?
   - Иногда, - улыбнулась Люси. - Я занимаюсь контролью рождаемости.
   - А я никогда ничем не занималась, - рассеянно сказала  Дора,  вертя  в
руках бокал. - Я даже не окончила колледж. Я приехала сюда на  каникулы  и
встретила Тони, ну и забыла про  свой  колледж...  Должны  быть,  это  так
прекрасно, чувствовать себя полезной.
   - Да, действительно, - серьезно сказала  Люси,  от  души  соглашаясь  с
девушкой.
   - Может,  когда  Тони  наконец  оставит  меня,  -  совершенно  обыденно
предположила Дора, - я буду что-то предпринимать, чтобы стать полезной.
   Дверь  столовой  медленно  отворилась  и  в  проеме  показалась   глова
маленького мальчика.
   - Мамочка, - сказал он. - Ивон говорит, что сегодня у нее  выходной,  и
если ты не против, она возьмет  меня  с  собой  к  своей  невестке.  У  ее
невестки есть клетка с тремя птичками.
   - Зайди, Бобби, и поздоровайся, - приказала Дора сыну.
   - Мне нужно дать ответ Ивонн, - сказал мальчик. - Прямо сейчас.
   Но он все равно послушно вошел в комнату, застенчиво  обходя  вниманием
Люси. Он держался прямо, скованно. У него были задумчивые  серые  глаза  и
высокий покатый лоб. Волосы были коротко подстрижены, носил он  шортики  и
вязанную рубашку, которые обнажали  его  голые  ручки  и  ножки,  покрытые
шрамами и ссадинами - обычными свидетельствами детских шалостей.  В  общем
ребенок выглядел крепким и подтянутым.
   Люси посмотрела на него ошарашенно, даже забыв надеть  обычную  улыбку,
вспоминая как выглядел Тони в этом возрасте. Почему она  не  сказала  мне,
что у них сын, подумала Люси, снова возвращаяясь к своему  первоначальному
недоверию и  настороженности.  Ей  казалось,  что  Дора  преднамеренно,  с
каким-то неизвестным ей внутренним мотивом скрыла от нее эту очень  важную
информацию.
   - Это твоя бабушка, - сказала Дора, мягко поглживая волосы мальчика.  -
Поздоровайся, Бобби.
   Не произнося ни слова, по-прежнему глядя в сторону, мальчик  подошел  к
Люси  и  протянул  руку.  Они  торжественно   поздоровались.   Затем,   не
сдержавшись и понимая, что рискует  испугать  или  обидеть  ребенка,  Люси
взяла его на руки и поцеловала. Бобби  вежливо  стоял  и  терпеливо  ждал,
когда его отпустят.
   Люси прижимала ребенка к себе, не потому  что  хотела  продлить  момент
нежности, а потому что боялась, что он заметит слезы в ее  глазах.  В  эти
мгновения обнимая худые плечики ребенка, ощущая  пальцами  нежную  упругую
детскую кожу, Люси почувствовала, как на нее сразу навалились и  приобрела
реальность острая боль потерь и ушедших лет, которы до  сих  пор  казалось
существовали только теоретически. Она прониклась этим острым  печальным  и
так внезапно материализовавшим чувством.
   Склонив голову, Люси поцеловала ежик мальчуковых волос, пахнущих  сухим
свежим запахом забытого детсва.
   Она чувствовала на себя пристальный взгляд Доры.
   Глубоко вздохнув, она сдержала слезы  и  отпустила  мальчика,  заставив
себя улыбнуться.
   - Роберт, - сказала она. - Какое прелестное имя! Сколько тебе лет?
   Мальчик вернулся к матери и молча остановился.
   - Скажи бабушке, сколько тебе лет, - настаивала Дора.
   - Моя бабушка толстая, - ответил ребенок.
   - Это та, которая приезжала в прошлом году.
   - Четыре, - наконец сказал он. - Мой день рождения зимой.
   В двери послышался звук открываемого замка, затем шаги  в  коридоре.  В
комнату вошел Тони. Он  остановился,  увидев  Люси,  сначала  он  выглядел
удивленно, вежливо старясь припомнить, кто  это  может  быть,  и  переводя
вопросительные взгляды с матери на Дору. Он был в том же  костюме.  что  и
ночью, однако таком измятом, будто спал в одежде.  Он  выглядел  уставшим,
был небрит, и часто моргал, стараясь  привыкнуть  к  свету  после  темноты
лифта. В руке он держал очки с темными стеклами.
   - Папочка, - сказал мальчик. - Мама сказала, что я могу пойти с Ивонн к
ее сестре. У нее есть клетка с тремя птичками.
   - Привет, Тони, - сказала Люси вставая.
   Тони быстро раза два-три покачал головой.
   - Ну вот, - тихо произнес он не улыбаясь.
   - Мы тут с твоей матерью общаемся.
   Тони перевел взгляд с их лиц на бокалы с виски, стоявшие на столике.  -
Вижу, - сказал он и на этот раз улыбнулся.  Но  улыбка  вышла  холодной  и
чужой. - Что за чудная мысль,  -  сказал  он.  Он  протянул  руку  и  Люси
скованно официально пожала ее. Потом он повернулся  к  ребенку.  Некоторое
время стоял молча, будто изучая своего сына, с  изумлением  и  невыразимым
обожанием, как бы  стараясь  найти  маленький  скрытый  секрет  на  нежном
радостном личике ребенка.
   И вот еще, что она не удосужилась мне сказать -  как  сильно  он  любит
сына.
   - Роберт, - серьезно сказал  Тони.  -  Ты  не  смог  бы  сегодня  стать
курьером?
   - Смотря для чего, - осторожно ответил мальчик, чувствуя, что  от  него
хотят избавиться.
   - Как насчет того, чтобьы сходить к Ивон и сказать, что папа  не  прочь
съесть немного ветчины с яичницей и запить большим кофейником кофе?
   - И тогда я смогу вернуться сюда? - торговался ребенок.
   Тони посмотрел на жену, затем на Люси.
   - Конечно, ответил он. - Мы даже настаиваем, чтобы ты вернулся к нам.
   - Это я и скажу Ивонн. Что вы настаиваете.
   - Правильно, - подтверди