ркви  при
самом папе. Портрет его на стене, с закрученными усами,  синьор  Брини  из
Саммерхилла,  гутальянец,  папский  зуав  при  Святейшем   Отце,   покинул
набережную и переселился  на  Мосс-стрит.  А  кто  он  такой,  скажите  на
милость? Да никто, в третьем этаже комнатенка, семь  шиллингов  в  неделю,
окна во двор, и разгуливал, навешав себе на грудь каких-то жестянок в знак
вызова всему миру.
   - А почтовая открытка, -  продолжает  Дж.Дж.,  -  означает  огласку.  В
прецедентном  деле  Сэдгрова  против  Хоула   это   признали   достаточным
доказательством злого умысла. По моему мнению, иск могут принять.
   Опять двадцать пять, приехали. Да кому оно надо, твое мнение?  Дай  нам
спокойно пивка попить. Ей-ей, уже и этого не дадут.
   - Ваше здоровье, Джек, - говорит Нед.
   - И ваше, Нед, - это Дж.Дж.
   - А вот и опять он, - говорит Джо.
   - Где-где? - спрашивает Олф.
   И, убей бог, он снова плетется мимо дверей, томищи оба  под  мышкой,  а
рядом жена и Корни Келлехер, тот зыркнул к нам, проходя,  своим  оловянным
глазом, а сам  все  время  ему  отечески  втолковывает,  пытается  всучить
гробик, бывший в употреблении.
   - А как там дело о канадском мошенничестве? - Джо спрашивает.
   - Отложено, - отвечает Дж.Дж.
   Это, значит, некто из крючконосой братии по имени Джеймс  Воут,  он  же
Шапиро, он же Спарк, он же Спайро,  поместил  в  газетах,  что  он  любому
желающему обеспечивает проезд в Канаду за  двадцать  шиллингов.  Чего?  Вы
что, меня за кретина считаете? Нечего  говорить,  это  все  был  чистейший
блеф. Как вам это? Всех околпачил, не только разных служанок да мужичье из
графства Мит, но заодно уж и своих соплеменников. Дж.Дж. рассказывал,  там
один древний иудей, Зарецкий или как  бишь  его,  стоит  на  свидетельском
месте, не снявши шляпу, льет слезы и  клянется  святым  Моисеем,  что  его
накололи на два фунта.
   - А кто вел процесс? - Джо спросил.
   - Главный судья, - отвечает Нед.
   - Бедный старый сэр Фредерик, - говорит  Олф,  -  его  каждый  младенец
обведет вокруг пальца.
   - Большое сердце, больше чем у слона, - Нед за  ним.  -  Ему  расскажут
страшную сказку про долги за квартиру и про больную жену и кучу детей,  и,
убей бог, он тут же разрыдается в своем кресле.
   - Точно, - соглашается Олф. - Рувиму Дж. просто дьявольски повезло, ему
как пить дать полагалась кутузка за то, что разорил Гамли, бедняга  теперь
булыжники стережет возле Баттского моста.
   И начинает передразнивать, как этот старикан, главный судья, причитает:
   - Вовеки неслыханно! Этот бедный труженик! Сколько у вас детей? Десять,
вы говорите?
   - Да, ваша честь. А у жены моей брюшной тиф.
   - И жена лежит с тифом! Какой позор! Извольте немедленно покинуть  зал,
сэр. Нет, сэр, я не вынесу постановления о взыскании. И  как  вы  посмели,
сэр, явиться сюда с таким иском! Бедный  усердный  труженик!  Я  прекращаю
дело.
   И был день шестнадцатый месяца  волоокой  богини  и  неделя  третья  по
светлом празднике Троицы Единосущной и Нераздельной, дочь же  небес,  луна
дева,  пребывала  в  своей  первой  четверти,  и  вот,   свершилось,   что
просвещенные судьи направились в чертоги закона.  И  там  магистр  Кортни,
заседающий в своей палате, представил  свое  суждение,  а  судья,  магистр
Эндрюс, заседавший без  присяжных  в  суде  по  наследственным  делам,  со
вниманием  рассмотрел  и  взвесил  права  первого  истца   на   имущество,
означенное  в  подлежащем  утверждению   завещании   и   в   окончательном
завещательном распоряжении касательно недвижимого  и  движимого  имущества
умершего  Джекоба   Холлидея,   виноторговца,   покойного,   против   прав
Ливингстона, несовершеннолетнего, душевнобольного, и компаньона. И вот под
торжественные своды суда на Грин-стрит вступил сэр Фредерик,  Сокольничий.
И воссел он там около пятого часу,  дабы  вершить  правосудие  по  законам
брехонов в комиссии, поставленной для всего того округа и для прилежащих и
для графства города Дублин. И  восседал  вкупе  с  ним  великий  синедрион
двенадцати колен Иаровых, по одному мужу от каждого из  колен,  от  колена
Патрикова и от колена Хьюгова и от колена Оунова и от колена Коннова и  от
колена Оскарова и от колена Фергусова и от  колена  Финнова  и  от  колена
Дермотова и от колена Кормакова и от колена Кевинова и от колена  Куилтова
и от колена Оссианова,  и  всего  было  их  двенадцать  мужей,  честных  и
праведных. И он заклинал их Умершим на кресте, дабы они  судили  здраво  и
справедливо, и высказали  справедливое  суждение  по  делу  их  повелителя
короля  против  подсудимого,  и  вынесли   бы   справедливый   вердикт   в
соответствии со всеми показаниями, в чем да  поможет  им  Бог,  и  целуйте
книгу. И они встали на своих местах, сии двенадцать Иаровых,  и  поклялись
именем Предвечного, что будут править Его правый суд. И тотчас  блюстители
закона привели из казематов замка того, кого ищейки  правосудия  изловили,
следуя полученным сведениям. И был он скован по рукам и ногам,  и  они  не
отпускали его ни под залог, ни на поруки, но нашли  нужным  предать  суду,
ибо был он злодей.
   - Милое дело получается, - говорит  Гражданин.  -  Приезжают  к  нам  в
Ирландию всякие и клопов тут разводят.
   Тут Блум делает вид, как будто ничего не слыхал,  и  начинает  говорить
Джо, что насчет той мелочи он может не беспокоиться  до  первого,  но  вот
если бы он замолвил словечко мистеру Кроуфорду. А Джо ему  клянется  всеми
святыми и на чем свет стоит, что он для него в лепешку готов разбиться.
   - Потому что, видите ли, - объясняет  Блум,  -  для  рекламы  необходим
повтор. В этом-то весь секрет.
   - Можете на меня положиться, - Джо обещает.
   -  Обманывают  крестьян,  -  гнет  свое  Гражданин,  -  наживаются   на
ирландских бедняках. Больше мы не желаем чужаков в нашем доме.
   - О, я уверен, все будет в порядке, Хайнс, - говорит Блум. - Просто  уж
этот Ключчи, понимаете.
   - Считайте, что дело сделано, - Джо ему.
   - Большая любезность с вашей стороны, - благодарит Блум.
   - Чужаки, - Гражданин свое. - А виноваты мы сами. Сами пустили их. Сами
сюда  зазвали.  Эта  прелюбодейка  со  своим  полюбовником  зазвали   сюда
англосаксов, чтобы грабили нас.
   - Условное постановление, - говорит Дж.Дж.
   Теперь Блум притворяется,  будто  со  страшным  интересом  разглядывает
неведомо что, может, паутину в углу, Гражданин на него уставился с грозным
видом, а пес у него в ногах поднял морду, глядит, пора ли уже бросаться  и
на кого.
   - Опозоренная жена, - заявляет Гражданин, - вот где причина всех  наших
бедствий.
   - А вот как раз и она, - говорит Олф, они с Терри все хихикали у стойки
над "Полис газетт", - во всей боевой раскраске.
   - Дай-ка и нам глянуть, - говорю.
   А у них там, оказывается, одна из тех похабных  американских  картинок,
которые Терри берет у Корни Келлехера. Секрет, как увеличить ваши интимные
органы. Шалости светской красавицы. Норман В.Таппер, богатый подрядчик  из
Чикаго, находит свою прелестную, но  неверную  жену  в  объятиях  капитана
Тэйлора. Красавица в панталончиках предается шалостям, кавалер ее  трогает
за места, а Норман В.Таппер врывается со своим пугачом как раз, когда  она
только что поиграла с капитаном Тэйлором в палочку и колечко.
   - Ах, Дженни, милочка, - говорит Джо, - не простудись без юбочки!
   - Есть за что подержаться, Джо, - я ему. - Ты бы не прочь кус филея  от
этой телочки, а?
   То да се, а тем временем заходит Джон Уайз Нолан и за  ним  Ленехан,  у
которого физиономия вытянулась до шестой пуговицы.
   - Ну-с, - говорит Гражданин, - изложите вести с  театра  событий.  Чего
там эти  сапожники  из  муниципалитета  решили  на  своем  сборище  насчет
ирландского языка?
   О'Нолан, в сияющую броню одетый, земным поклоном воздал должные почести
великому и грозному и могучему  владыке  Эрина  и  поведал  ему  обо  всем
свершившемся, как достойные старейшины смиреннейшего из градов, второго во
всем том  царстве,  встретили  их  под  сводами  Фолсела  и  там,  вознеся
подобающие молитвы богам-небожителям, торжественный  держали  совет,  дабы
решить, надлежит ли им, буде  окажется  то  возможным,  возвеличить  вновь
среди смертных крылатую речь морями разъединенных кельтов.
   - Дело двигается, - говорит Гражданин. - К матери этих сукиных  саксов,
и с их кваканьем.
   Ну, тут Дж.Дж. давай строить просвещенного барина и заправляет  де  мол
возможны разные точки зрения, и люди отворачиваются от фактов и  вспомните
прием Нельсона, глядеть в трубу слепым глазом, и можно ли обвинять огульно
целую нацию, а Блум ему вовсю подпевает про умеренность да похеренность да
ихние колонии да ихнюю цивилизацию.
   - Сифилизация, уж лучше сказать! - гремит Гражданин. - К матери их!  Да
разрази их всех в три слоя с покрышкой, этих тупых ублюдков! Ни в  музыке,
ни в литературе, ни в живописи, нигде у них ни хрена, одни жалкие  потуги.
Все, что у них из цивилизации,  -  это  у  нас  украдено.  Стадо  гугнивых
выродков!
   - Семья европейских народов, - О'Моллой вякает...
   - Они никакие не европейцы, - режет Гражданин.  -  Я  был  в  Европе  с
Кевином Игеном Парижским. Нигде в Европе никакого следа ни их,  ни  ихнего
языка, если только в cabinet d'aisance [уборная (франц.)].
   А Джон Уайз говорит:
   - Сколь многие цветы ничей не узрит взор.
   А Ленехан, который слегка может по этой фене:
   - Conspuez les Anglais! Perfide Albion! [Презирайте англичан!  Коварный
Альбион! (франц.)]
   Сказал он и поднял своей большой, заскорузлой  и  мощной  дланью  кубок
крепкого, темного, пенистого эля и, испустив боевой клич своего клана _Лам
Дерг Абу_ [Победа Красной Руке (ирл.)], осушил его за победу  над  врагом,
над племенем могучих и отважных героев, что правят морями и  восседают  на
алебастровых тронах, безмолвные, словно бессмертные боги.
   - Чего это с тобой приключилось? - я спрашиваю у  Ленехана.  -  У  тебя
вид, как будто ты ждал триста, а получил свиста.
   - Золотой кубок, - отвечает.
   - Кто же выиграл, мистер Ленехан? - Терри спрашивает.
   - Реклама, - тот  отвечает.  -  Выдача  двадцать  к  одному.  Чистейший
аутсайдер. А все остальные с носом.
   - А Бассова кобылка? - опять Терри.
   - Скоро доскачет, - говорит Ленехан. - Мы  все  накололись.  Бойлан  по
моему совету поставил на Корону два фунта, за себя и за одну знакомую.
   - Я и сам полкроны поставил, - говорит Терри, - на Муската, мне  мистер
Флинн подсказал. Лорда Хауарда де Уолдена.
   - Двадцать к одному, - повторяет Ленехан. - Вот такая дерьмовая  жизнь.
Реклама, - повторяет. -  Запудрила  всем  мозги  и  хапнула  все  печенье.
Корона, тебе имя - вероломство.
   Тут он подбирает жестянку от печенья, что Боб Дорен оставил, и смотрит,
нет ли там чем поживиться  на  шаромыжку,  а  паршивая  дворняга  за  ним,
глядит, повезет ему или нет, разинув свою  поганую  пасть.  Стала  бабушка
искать, хочет кость собачке дать.
   - Шиш с маслом, детка, - тот ему.
   - Держи хвост морковкой, - Джо утешает. - Корона бы выиграла, если б не
эта сучка.
   А Дж.Дж. с Гражданином все препираются насчет  истории  да  законов,  и
Блум, уж конечно, тоже суется.
   - Некоторые люди, - говорит Блум, - в чужом глазу увидят соринку,  а  в
собственном бревна не заметят.
   - Raimeis [болтовня (ирл.)], - отвечает Гражданин. -  Не  зря  говорят,
слепому очков не подберешь. Куда делись наши двадцать миллионов ирландцев,
которых мы должны бы иметь сейчас вместо четырех, наши потерянные  колена?
А наши гончары, наши ткани, лучшие во всем мире? А наши сукна,  их  еще  в
Риме продавали во времена Ювенала, и наш лен,  и  камчатное  полотно,  что
ткут в Антриме, и кружева из Лимерика, и наши дубленые кожи,  и  флинтглас
из-под Баллибоха, и гугенотский  поплин,  который  у  нас  еще  со  времен
Жаккара из Лиона, и наши тканые шелка, и  фоксфордский  твид,  и  кремовый
гипюр из кармелитского монастыря в Нью-Россе,  ничего  подобного  во  всем
мире нет! Где греческие купцы, что  проходили  через  Геркулесовы  Столбы,
ныне Гибралтар, захваченный врагом рода человеческого, и плыли в Вексфорд,
на торжище Кармен, торговать  золотом  и  тирским  пурпуром?  Почитайте-ка
Тацита и Птолемея или хотя бы Гиральда Камбрийского. Вино, пушнина, мрамор
из Коннемары, серебро из Типперери, совершенно непревзойденное,  а  лошади
наши славятся и по сей день, ирландская упряжная порода, а за право ловить
рыбу в наших водах король испанский Филипп готов был платить нам  пошлину.
Кто вычислит, сколько нам должен паршивый Джон Буль  за  нашу  загубленную
торговлю, за наши разоренные хижины? А русла  Барроу  и  Шаннона,  они  не
желают их углублять, они нам оставляют  миллионы  акров  болот,  чтобы  мы
подыхали от чахотки.
   - Скоро у нас тут будет безлесье, как в Португалии,  -  вставляет  Джон
Уайз, - или на каком-нибудь Гельголанде, где  торчит  одно  деревце.  Если
только не примутся за лесопосадки. Ель, лиственница, все деревья,  что  из
семейства  хвойных,  на  глазах  исчезают.  Я  вот  читал   доклад   лорда
Кэслтауна...
   - Их надо срочно спасать, - говорит Гражданин, - и ясень  гигантский  в
Голуэе, и вяз святой Бригитты в Килдере, сорок футов в обхвате и крона  на
добрый акр. Спасать деревья Ирландии для будущих поколений  ирландцев,  на
дивных холмах Эйре, О!
   - Европа смотрит на вас, - говорит Ленехан.
   Сливки высшего общества всей  Европы  собрались  в  этот  вечер,  чтобы
присутствовать на бракосочетании шевалье Жана Уайза  де  Нолана,  великого
верховного главного смотрителя Ирландских Национальных  Лесных  Угодий,  и
мисс Елли Хвойн из Сосновой  Долины.  Леди  Эктам  Лесгуст,  миссис  Дебри
Лесов, миссис Флора Полей, мадмуазель Манон Лесок, миссис Хилда Гнил-Кует,
миссис Эдна Сень-Крон, неразлучные подруги Норма Дров и Порция Лоз, миссис
Кора Березоу, известная писательница Джейн Осин, миссис Джулия Дубб,  мисс
Энн Бук, миссис Элен Клен, миссис Сильвия Платтан, миссис  Тебена  О'Рехи,
мисс Найди Шишки, мисс Сэра Соснер, мисс Полли Пихти, мисс  Китти  Кедрик,
миссис Мона Листик, сестры мисс Лилия и мисс Виола Стеблинз, миссис  Лиана
Ползинс, мисс Лаура Мирт, мисс Орхидея Гор, миссис Мойра  Мак-Мак,  миссис
Гортензия Флокс, мадемуазель  О'Мимоза-сан  и  миссис  Глория  Бревноу  из
Дуботолла украшали своим присутствием  брачное  торжество.  Невеста,  дочь
достопочтенного эсквайра Мак-Хвойна из Больших Желудей, являла собой  верх
изящества в очаровательном  туалете  зеленого  мерсеризованного  шелка  на
чехле сумеречно-серых тонов, с широким изумрудно-зеленым  поясом  и  тремя
рядами оборок более темного  оттенка,  а  также,  в  довершение  ансамбля,
бретельками и каштановыми вытачками  на  бедрах.  Подружки  невесты,  мисс
Пиния и мисс Туя, также из семейства Хвойнов, были в необычайно идущих  им
к лицу туалетах тех же тонов, с изящной розовой отделкой,  мотивы  которой
прихотливо повторялись в нефритово-зеленых токах, украшенных эгретками  из
бледно-коралловых  перьев  цапли.  Сеньор  Энрике  Флор,  восседавший   за
органом, явил свое прославленное  искусство  и,  в  дополнение  к  музыке,
предписанной  венчальным  каноном,  завершил  службу   исполнением   песни
"Лесоруб, лесоруб, не руби ты этот дуб" в замечательной новой аранжировке.
Когда молодые, получив папское  благословение,  покидали  церковь  святого
Фиакра на бору, их шутливо осыпали целым градом орехов, желудей,  лавровых
листьев, барашков вербы, ивовых прутьев, ягод остролиста, веточек омелы  и
можжевеловых побегов. Мистер и Миссис Уайз Хвойн Нолан уединенно  проведут
свой медовый месяц в Черном Лесу.
   - И мы смотрим  на  Европу,  -  говорит  Гражданин.  -  Когда  еще  эти
дворняжки были щенками, мы уже торговали с Испанией и  с  французами  и  с
голландцами, испанские  суда  плавали  в  Голуэй  с  грузом,  от  которого
веселей, с винцом по винноцветному морю.
   - И поплывут еще, - говорит Джо.
   - И с помощью Пречистой Девы Марии еще поплывут, - повторяет Гражданин,
трахая себя по ляжке. - Наши опустевшие гавани  опять  оживут,  Куинстаун,
Кинсейл, Голуэй, Блэксод-бэй, Вентри, что  в  графстве  Керри,  Киллибегс,
третий по величине порт во всем мире, целые леса мачт, корабли рода Линчей
из Голуэя, и Кавана О'Рейли, и дублинских О'Кеннеди, а с графом  Десмондом
заключал союз сам император Карл Пятый. Да, поплывут, - давит он,  -  люди
еще  увидят  первый  ирландский  броненосец  бороздящим   моря   с   нашим
собственным флагом на флагштоке, не с этой треклятой арфой Генриха Тюдора,
нет уж, а с древнейшим флагом провинций  Десмонд  и  Томонд,  три  золотые
короны на голубом поле, трое сыновей Милезия.
   И опрокидывает свою до дна. Moya [да неужели (ирл.)]. Грозный  как  жук
навозный. Разводит белендрясы с подливой. Рискнул бы он с  этим  дерьмовым
трепом выйти перед народом в Шейнаголдене,  туда  он  и  нос  показать  не
смеет, ему там Молли Магуайры давненько уж припасли  свинцовый  орешек  за
то, что он выгнал издольщика, а добро себе заграбастал.
   - Ну-ну, - говорит Джон Уайз, - вы только послушайте. Чего будешь пить?
   - Чего королевские гусары принимают для храбрости, - Ленехан отвечает.
   - Половинку с прицепом, Терри, - заказывает Джон  Уайз.  -  Эй,  Терри!
Никак, заснул?
   - Сию минуту, сэр, - отвечает Терри. - Полпорции виски и бутылочку эля.
Даю, сэр.
   Прилип к этой вшивой газетке с Олфом, выискивает там чего позабористей,
вместо того чтоб обслуживать. Картинка матча, в котором дерутся  головами,
один другого старается трахнуть черепом, идет на него, пригнув голову, как
бык  на  стенку.  Еще  картинка:  _Так  сожгли  черную  скотину  в  Омахе,
Джорджия_. Орава героев в ковбойских шляпах до глаз палит  в  черномазого,
повешенного на дереве, у того уже язык наружу, а  внизу  разложен  костер.
Ей-ей, им бы еще утопить его в море,  посадить  на  электрический  стул  и
распять, чтобы уж были уверены в успехе.
   - А как же непобедимый флот, - спрашивает Нед, - гроза всех врагов?
   - Я вам про это кое-что расскажу, - говорит Гражданин. - Это  сущий  ад
на земле. Почитайте-ка в газетах про то, как избивают палками  на  учебных
судах в Портсмуте. Какой-то тип пишет за подписью "Возмущенный".
   И давай нам рассказывать  про  телесные  наказания,  как  выстраивается
команда и офицеры, и адмирал  тут  же  в  треуголке,  и  пастор  со  своей
протестантской библией, словом, все, чтоб  присутствовать  при  наказании.
Приводят беднягу, паренька, который вопит  благим  матом,  растягивают  на
лафете орудия, привязывают.
   - Отбивную и дюжину горячительного, - говорит Гражданин, - так это дело
называл старый бандит сэр Джон Бересфорд, ну  а  теперешние  Кромвели  это
прозвали морской обычай.
   Джон Уайз вставляет:
   - Обычай, что достойней уничтожить, чем сохранять.
   А тот дальше рассказывает, как там выходит судовой инструктор с длинной
тростью, размахивается и пошел сдирать шкуру с бедного малого, пока тот не
наорется до хрипоты убивают.
   - Вот вам славный британский  флот,  -  говорит  Гражданин,  -  который
властвует над землей. Эти герои,  что  никогда  не  будут  рабами,  у  них
единственная наследственная палата на всем Божьем свете,  а  все  земли  в
руках у дюжины надутых баронов да боровов, ни в чем  не  смыслящих,  кроме
псовой охоты. Вот она, их великая империя, которой они так  бахвалятся,  -
империя рабов, замордованных и трудом и кнутом.
   - Над которой никогда не восходит солнце, - вставляет Джо.
   - И вся трагедия в том, - продолжает Гражданин, - что сами  они  в  это
верят. Несчастные йеху в это верят.
   Веруют  во  кнута-отца,  шкуродера  и  творца  ада  на   земле,   и   в
Джека-Матроса, сына прохожего, его же зачала Мэри-шлюха от несытого брюха,
рожденного для королевского флота,  страдавшего  под  отбивною  и  дюжиной
горячительного, бичеванного, измордованного, и завывавшего  аки  зверь,  и
восставшего с койки на третий день по предписаниям, и пришедшего в порт  и
воссевшего на  сво