том ему вдруг вспомнился лейтенант Фил, Юрка Филатов,
сосед по койке в курсантском общежитии, который сейчас, ни о
чем  не  подозревая, кормил комаров где-то у черта на рогах,
лазая  вверх-вниз  по решетчатым опорам какой-то  никому  не
нужной  ЛЭП  и  натягивая провода. Бекешин хмыкнул  и  пожал
плечами:  что  ж, каждому свое. У Филатова воинское  звание,
героическое прошлое и даже, наверное, какие-нибудь ордена  -
чтобы  такой  орел,  да без орденов! -  а  у  него,  Георгия
Яновича   Бекешина,   белый  билет,   деньги   и   блестящие
перспективы.  Он  подумал,  от каких,  в  сущности,  мелочей
зависит  порой  человеческая судьба: легкий поворот  головы,
ничтожное  изменение угла зрения, и вот ты  уже  видишь  все
вещи  в  совершенно  ином ракурсе,  и  оказывается,  что  ты
смотришь   вперед,  в  будущее,  работаешь  для  него,   уже
наполовину  живешь  в  нем, в то время  как  твой  ближайший
товарищ, не успев вовремя повернуть голову, так и остается в
своем  славном  прошлом  вместе со своими  орденами,  опытом
ведения боевых действий и понятиями об офицерской чести.
      "Ну, тут уж ничего не попишешь, - решил Бекешин. -  Со
своей  стороны я сделал для старины Фила все, что  мог.  Ему
нужно было затаиться на несколько месяцев, и я отправил  его
туда,  где его не отыщет ни одна собака. Он был без гроша  в
кармане   -   я  дал  ему  возможность  заработать,   причем
заработать,  по  его  понятиям,  очень  прилично.   Семьсот,
кажется, долларов в месяц - это не шутка. Такие деньги  поди
заработай,  когда  за  душой  у тебя  ничего,  кроме  умения
стрелять и прыгать, не числится..."
     Он вспомнил, как Филатов сомневался: какой же, дескать,
из  меня  монтажник? - и ему стало смешно. Как будто уровень
профессиональной  подготовки имел хоть какое-то  значение...
"Да  ты что, Фил, - сказал тогда Бекешин, - чего ты боишься?
С высотой у тебя проблем нет, а остальное приложится. Велика
ли хитрость - гайки крутить..."
      Было  очень удачно, что лейтенант Фил оказался волком-
одиночкой   -   без  семьи,  без  работы,   без   родителей,
практически без знакомых. Именно таких разыскивали  по  всем
биржам  труда  и  даже  по вокзалам и  помойкам  пронырливые
агенты Бекешина. Правда, идея отбора кадров именно по  этому
принципу принадлежала не ему, а Андрею Михайловичу. В каком-
то  смысле это было верно: человек, не обремененный  семьей,
легче  переносит длящиеся по несколько месяцев командировки,
$  и платить ему можно не так много, как солидному, знающему
себе   цену,  квалифицированному  да  еще  к   тому   же   и
вынужденному  кормить  семью работяге.  Это  была,  конечно,
копеечная экономия, но в данном случае Бекешин был полностью
согласен  с  поговоркой,  утверждавшей,  что  копейка  рубль
бережет.  Немного здесь, чуточку там - глядишь,  и  набежала
очередная  сотня  тысяч,  а  сотня  тысяч  -  это,   дорогие
граждане,  уже такие деньги, которые вот так,  запросто,  на
дорогу не выбросишь...
       Бекешин  перевел  взгляд  на  стену,  где  в   тонкой
металлической  рамке висела взятая под стекло художественная
черно-белая  фотография: закатное солнце,  зубчатые  силуэты
поросших   лесом   сопок  и  решетчатые  вышки   опор   ЛЭП,
растопырившие  железные руки. Это был своеобразный  памятник
его  похороненной  заживо выдумке, которая,  как  он  теперь
понимал,  с  самого  начала  была наивно-романтической,  под
стать  лейтенанту Филу, этому большому ребенку  с  каменными
мышцами.  Бекешин  представил себе,  как  должен  смотреться
старина  Фил там, на самой верхотуре, в брезентовой  робе  с
широким  монтажным поясом, с каким-нибудь гаечным  ключом  в
руке   и  со  своей  обычной  мужественной  миной,  которая,
кажется,   намертво  приросла  к  его  физиономии.   Картина
получалась   вполне  гармоничная.  Мужественная   физиономия
старины   Фила  была  словно  нарочно  создана  для  таежных
просторов,  свежих ветров и, конечно же,  гаечных  ключей  -
куда же без них-то, в самом деле...
      "Интересно, как он там, - подумал Бекешин. - Не сбежал
еще?  Да  нет,  такой  не  сбежит. Он  как  тот  суворовский
гренадер: принципиально не понимает, что такое ретирада, она
же  отступление...  Если ему что-то не  по  душе,  он  будет
драться  до последнего, пока не сдохнет или не сделает  так,
как  считает  правильным. Орел! А что в итоге?  Ни  кола  ни
двора,  даже из армии вышибли - кому-то он там в морду  дал,
что ли... Насчет в морду дать - это он мастер, тут ничего не
скажешь. А в остальном не человек, а сплошное недоразумение.
Ведь  если  бы  его мама, земля ей пухом, не позаботилась  в
свое  время переписать на него квартиру, быть бы ему бомжем,
не иначе. Позвонить туда, что ли? У прораба наверняка должен
быть  сотовый  телефон, вот только что я  ему  скажу,  этому
прорабу? Ведь он меня знать не знает. Сразу начнется: а  кто
такой,  а зачем, а кто вам дал номер?.. А потом Михалыч:  ты
что  же  это, Жорик, друг дорогой, делаешь? Это кто же  тебя
надоумил  на всю страну светиться? Думаешь, сложно  разговор
через спутник засечь?"
      "Вот  черт, - подумал Бекешин. - Не думал,  не  гадал,
оглянуться  не  успел, как стал мальчиком  на  побегушках  у
старой партийной крысы. Если уж я хотел работать под чьей-то
крышей, можно было выбрать местечко поспокойнее. Но  ведь  я
же  не  хотел работать под крышей! Наоборот, вся  эта  затея
возникла именно потому, что я хотел работать только на себя.
Хотел   зарабатывать  сам  и  тратить  сам,  и  сам   выбрал
направление  работы, сам придумал план... Вот  и  надо  было
пробивать  свой план самому, - сказал он себе. -  Это  чушь,
что  без  него  я  бы  не  справился.  С  чем  я  только  не
a/`  "+o+ao! Справился бы и с этим. В конце концов,  дал  бы
старому козлу на лапу вместо того, чтобы спекулировать своей
фамилией.   Нет,  черт  дернул  пойти  по  пути  наименьшего
сопротивления!"
      Бекешин  крутанулся  вместе с креслом,  сделав  полный
оборот в левую сторону. Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!
Не было бы хуже, а с тем, что есть, как-нибудь справимся.  И
не  надо  портить себе настроение, сгущая краски и  нагнетая
атмосферу. Не надо, не надо и не надо! Все хорошо и  обещает
быть  еще  лучше. Процент с рубля - копейка, а с миллиона  -
десять   тысяч.  Миллион  в  швейцарском  банке,   свободный
миллион,  о  котором никто не знает, который  лежит  себе  в
темноте  и  потихонечку растет, как гриб, как  плесень,  как
самостоятельное живое существо, от которого можно  время  от
времени  отщипывать  по  кусочку, не причиняя  ему  никакого
вреда, - это ли не повод для оптимизма!
      Он потратил полдня на то, чтобы вникнуть в дела фирмы,
которая   когда-то  была  его  любимым  детищем,  а   теперь
превратилась   в   обыкновенное   прикрытие.   С   некоторым
удивлением  Бекешин вынужден был признать, что, несмотря  на
изменившийся  статус, фирма за время его отсутствия  сделала
некоторые  успехи  -  еще один конкурент  пал  в  борьбе  за
выгодный  заказ и уполз на периферию зализывать  раны,  а  в
распоряжение    Бекешина   и   его   строителей    поступила
стройплощадка  в  двух шагах от центра,  где  предполагалось
возвести торгово-развлекательный комплекс. Одобренные еще до
отъезда   проекты   тоже  развивались  без   отклонений   от
намеченного  плана,  и  за  полчаса  до  начала   обеденного
перерыва  Бекешин  с  назидательным  видом  сообщил   своему
заместителю,  что  хороший руководитель  тот,  без  которого
фирма  работает  так  же  и  даже  еще  лучше,  чем  в   его
присутствии.  После  этого  он  расхохотался   и   предложил
заместителю  пропустить  по рюмочке,  от  чего  тот,  будучи
человеком общительным и компанейским, отказываться не стал.
      Проводив  заместителя, Бекешин  собрался  уходить.  Он
намеревался  заскочить в одно уютное местечко, где  подавали
умопомрачительное  мясо  по-бургундски,  пообедать   там   и
вернуться,  чтобы закончить кое-какие дела, требовавшие  его
личного  вмешательства. Выйдя на улицу, он  уселся  за  руль
своего  "пятисотого",  и  тут у  него  в  кармане  мелодично
запиликал телефон.
      -  Слушаю, - недовольно сказал он в трубку, уверенный,
что  звонит  субподрядчик,  еще  до  его  отъезда  в  отпуск
повадившийся  изводить  его  звонками  по  самым   ничтожным
поводам.  То  у  него  лопалась  какая-нибудь  труба,  то  в
очередной  партии  панелей обнаруживался  брак,  то  ломался
бульдозер  -  новенький,  черт бы его  побрал,  с  иголочки,
мощнейший и надежнейший японский "камацу"... Бекешин  десять
раз  объяснял ему, что он не сантехник и не автослесарь, что
занимается он совсем другими вопросами - например, решает, с
кем  из  субподрядчиков стоит сотрудничать, а  кого  следует
гнать  пинком в известное место, - но проклятому недотыкомке
все  было  как с гуся вода: он благодарил, извинялся,  а  на
следующий  день  звонил опять, чтобы  сообщить  о  возникших
b`%-(oe  с экологической полицией. Причем время для  звонков
выбирал,  как нарочно, самое неудобное. Однажды он  позвонил
ночью  и  сообщил,  что неизвестные злоумышленники  взломали
инструментальную кладовую на строящемся объекте и унесли два
электрорубанка,  отбойный молоток и пневматический  пистолет
для  забивания дюбелей в бетонные стены. Бекешин, у которого
в  тот  момент гостила женщина и который как раз  возился  с
мудреной застежкой ее бюстгальтера, извинившись перед дамой,
покрыл  субподрядчика  семиэтажным матом,  чем  привел  свою
гостью  в  благоговейный восторг. С тех пор  этот  идиот  не
звонил до самого отъезда Бекешина, и вот теперь, похоже, все
начиналось  с начала. "Гнать, - подумал Бекешин. -  Плевать,
что  берет  недорого и строит на уровне мировых  стандартов.
Гнать взашей, чтобы духу его не было на пушечный выстрел  от
меня и моей фирмы..."
       Впрочем,  звонил  вовсе  не  субподрядчик,  а  Андрей
Михайлович. Услышав знакомый голос, Бекешин быстро вспомнил,
какое  нынче  число,  и  понял, что этого  звонка  следовало
ожидать:   настало  время  вплотную  заняться  всеми   этими
проводами, опорами и трансформаторами. В основном,  конечно,
проводами, поскольку спрос на цветные металлы падать пока не
собирался,  а  где спрос, там, как известно, и  предложение-
Андрей   Михайлович   в   свойственной   ему   дружеской   и
одновременно  покровительственной  манере  осведомился,  как
Жорик  провел отпуск, выразил надежду, что теперь тот  полон
сил  и  желания  работать, и намекнул, что было  бы  недурно
встретиться  по интересующему их обоих делу. Георгий  понял,
что  его  мясо  по-бургундски сегодня придется есть  кому-то
другому,  и  выразил свою готовность встретиться со  старшим
партнером  в  удобное для него время в  любом  названном  им
месте.
     Встреча была назначена в ресторане гостиницы "Украина".
По мнению Бекешина, это была чертова дыра - слишком большая,
слишком  старая,  многолюдная и напрочь лишенная  не  только
шика,  но и какого бы то ни было уюта. У Андрея Михайловича,
однако,   были  свои  понятия  о  красоте,  уюте   и   шике,
сформировавшиеся, судя по всему, еще в те времена, когда  по
берегам Москвы-реки прогуливались динозавры. Перевоспитывать
его было уже поздно, а спорить, во-первых, не совсем удобно,
а  во-вторых, попросту лень. В конце концов, встретятся  они
вовсе   не   для  того,  чтобы  слиться  в  гастрономическом
экстазе...
      Разумеется,  припарковаться возле "Украины"  оказалось
практически  невозможно. "Трах-тарарах, - бормотал  Бекешин,
высматривая  свободный  пятачок  асфальта  в  сплошном  ряду
стоявших  у обочины машин, - сколько в этом городе бездомных
и голодающих!"
      Он  увидел плоский черный багажник, далеко выступавший
из ряда припаркованных машин, и узнал его с первого взгляда.
Перед   гостиницей  стоял  правительственный  "ЗИЛ"  образца
середины  восьмидесятых. Смотреть на номерной знак  не  было
нужды:  в  Москве  осталось не так  уж  много  этих  древних
монстров, и на одном из них ездил Андрей Михайлович. Бекешин
по  этому  поводу не раз думал, что старик купил эту  машину
-%a/`.ab  :  в свое время он, по всей видимости,  просто  не
успел  дослужиться до персонального лимузина  и  вот  теперь
наверстывал   упущенное,  причем  приобрел  не  какой-нибудь
"кадиллак"  или "крайслер", а именно "ЗИЛ", по которому  сох
всю свою сознательную жизнь...
      Андрей Михайлович уже сидел за столиком и даже  успел,
оказывается,  сделать  заказ.  Бекешин  издалека   разглядел
стоявшие на столе блюда и незаметно поморщился: старик был в
своем репертуаре. Столичный салат - две порции, котлеты  по-
киевски  -  опять  же  две порции и, конечно  же,  графинчик
водки.  "Черт  возьми, - подумал Бекешин. -  Опять  придется
жрать это дерьмо. Как на Седьмое ноября, честное слово...  В
следующий раз в лепешку расшибусь, а приеду раньше его. Он у
меня   будет  жрать  лягушачьи  лапки  и  улыбаться,  старый
кнур..."
      Заметив его, Андрей Михайлович улыбнулся краешками губ
и  тут  же  подчеркнуто  посмотрел на часы.  Георгий  издали
развел руками, одновременно отвесив шутовской полупоклон.
       -   Виноват,  виноват,  -  нараспев  проговорил   он,
подсаживаясь  к  столику.  -  Проклятые  пробки,  по  городу
положительно    невозможно    передвигаться...    Да    пока
припарковался...    Вы   ведь   пол-улицы    заняли    своим
бронепоездом, так что не обессудьте. Ммм, какая прелесть!  -
восторженно  воскликнул  он, озирая  заставленный  тарелками
стол и плотоядно потирая ладони.
     - Налегай, - с улыбкой сказал Андрей Михайлович, - Твой
организм нуждается в усиленном питании. А здесь единственное
место в городе, где можно поесть по-человечески.
     Бекешин замаскировал почтительной улыбкой рвотный позыв
и наполнил рюмки - сначала Андрея Михайловича, потом свою.
      -  Пробки, - задумчиво продолжал Андрей Михайлович.  -
Пробки,   загазованность,  проблемы  с  парковкой,  бандиты,
демократы,  люмпены... Ты заметил, что в  Москве  постепенно
становится невозможно жить? Работать, делать деньги - да.  А
жить невозможно.
      Бекешин  вежливо  и неопределенно подвигал  бровями  и
разрезал  котлету,  привычно  стараясь  уберечь  манжеты  от
брызнувшего из нее масла.
      Андрей Михайлович хлопнул рюмочку водки. Глаза у  него
замаслились, голос сделался низким и бархатным.
      -  Настало время поработать, Жорик, - заявил он. - Тем
более  что ты, как я понял, хорошо отдохнул и просто рвешься
в бой.
      Бекешин  снова промолчал, ограничившись неопределенной
гримаской и сделав вид, что увлечен салатом. Он был согласен
работать  на  старого  упыря, но танцевать  вокруг  него  не
собирался,  хотя  и видел, что его поведение  порой  коробит
Андрея Михайловича.
      -  Итак, - продолжал старик, с непринужденной  грацией
опытного    полевого   хирурга   разделывая    котлету,    -
принципиальная    договоренность   с   нашими    зарубежными
партнерами  достигнута. Осталось лишь  доставить  им  товар.
Организацией  переброски придется заняться тебе.  Ты  как-то
говорил, что у тебя есть знакомства на таможне...
      Это  была  чистая правда, но Бекешин не  удержался  от
хулиганской  выходки  -  слегка пожал  плечами  и  развел  в
стороны  вилку  и  нож. Андрей Михайлович задержал  вилку  с
насаженным  на  нее куском котлеты на полпути  к  раскрытому
рту, строго посмотрел на Бекешина и сказал:
     - Не понял. Что означает сия пантомима?
      -  Да ничего не означает, - сделав глоток из фужера  с
минералкой, легко ответил Бекешин. - Знакомства, знаете  ли,
знакомствами, но все течет, все изменяется...  Не  обращайте
на  меня  внимания, Андрей Михайлович. Я сегодня  в  игривом
настроении - после отпуска, надо полагать. Никак не войду  в
колею. Так что там с нашей медью?
      -  Медь  возьмешь  на складе, - после  короткой  паузы
сказал Андрей Михайлович. - Документы будут готовы через два
дня, так что позаботься о транспорте.
       -   Простите,  -  перебил  его  Бекешин,  -   почему,
собственно,  на  складе?  Планировалось  ведь  реализовывать
старый провод, снятый с линий в ходе реконструкции...
      -  Погоди,  - сказал старик. - Опять ты за  свое!  Как
маленький, ей-Богу... Давай-ка еще раз - в последний раз!  -
договоримся   о   терминах.  Давай   определимся,   чем   мы
занимаемся.  Либо  мы делаем деньги, либо проводим,  как  ты
выражаешься,   реконструкцию.  Меня   лично   твои   ремонты
абсолютно   не  волнуют.  Со  мной  связались  заказчики   и
спросили,  могу  ли я срочно предоставить в их  распоряжение
сто  тонн  медного провода в бухтах. Что я мог им  ответить?
Разумеется,  я  ответил, что могу, но что это  будет  стоить
денег  -  хороших  денег, настоящих.  Пока  твои  ремонтники
наберут сто тонн отработавшего провода, ты поседеешь, как я,
а  я  и вовсе сыграю в ящик. И потом, у нас покупают не  лом
цветных металлов, а именно провод - как изделие. В бухтах. В
фабричной,  так  сказать, упаковке.  А  ты  предлагаешь  мне
подсунуть  заказчикам  какой-то  смотанный  вручную   утиль.
Несолидно,  Жорик! Утиль прекрасно полежит у нас на  складе,
дожидаясь ревизии. Ревизорам-то какая разница - хранится  он
в бухтах или навалом?
      -  Да? - с сомнением переспросил Бекешин. - Ну, я даже
не знаю...
     - А тебе и не нужно ничего знать, - возвращаясь к своей
котлете, заявил Андрей Михайлович. - Меньше знаешь  -  лучше
спишь. Соглашение уже подписано.
      - Но подождите... Как же так? Сто тонн... Да откуда  у
нас столько утильного провода? Мы же распродали все запасы!
     - Ну, так уж и все... Скоро придет груз из Сибири, там,
насколько мне известно, тонн десять наберется.
      - Но ведь этот груз уже прошел по документации - Ну  и
что?  Его,  знаешь  ли, похитили местные бандиты.  Следствие
ведется, шансов на то, что провод найдут, никаких,  так  что
все в ажуре.
      - Не понял, - сказал Бекешин, начиная чувствовать, что
выбрал  время для отпуска не совсем удачно. - Как  похитили?
Какие бандиты?
      - Я же говорю - местные, - подливая Бекешину водки,  с
улыбкой  повторил Андрей Михайлович. - Настоящие разбойники.
Oросто   звери   какие-то!  Представь  себе,   проникли   на
подстанцию,  застрелили прораба и включили  ток  как  раз  в
рабочее  время,  так  что  работяги  наши  погорели  все  до
единого. Невелика потеря, конечно. Даже наоборот - тысяч сто
мы  сэкономим  только на их зарплате... Прорабскую  со  всей
документацией сожгли, медь украли и склад сожгли  тоже,  так
что  неизвестно,  сколько ее там было,  этой  самой  меди...
Может быть, как раз сто тонн, а?
      -  Да,  - согласился Бекешин, вдруг обнаружив, что  не
слышит  собственного  голоса,  -  ловко.  Ловко  это  у  вас
получается...
      Он  хотел  было выпить, но рука, сжимавшая рюмку,  так
дрожала, что ему пришлось отказаться от этой затеи. Вот тебе
и  романтика  таежных  просторов, она же  песня  проводов...
Привет, старина Фил. Как тебе живется в загробном мире?
       Это   было  довольно  странное  ощущение:  как  будто
проснулся  утречком после хорошего секса, взглянул  на  свою
партнершу  и увидел, что переспал с... С кем, собственно?  С
крокодилицей?   Да   нет,   жидковата   крокодилица   против
уважаемого Андрея Михайловича. Пожалуй, не с крокодилицей, а
с  самой Смертью - классической бабулей в черном балахоне, с
косой  в  одной  руке и песочными часами в другой.  Повернул
голову  и  увидел  на  соседней  подушке  оскаленный  череп,
облепленный редкими пучками мертвых обесцвеченных волос...
     - Ловко, - повторил он.
      -  Что-то не так? - подняв голову с идеально уложенной
волнистой  седой  шевелюрой от пиалы со  столичным  салатом,
искренне удивился Андрей Михайлович.
      -  Представьте себе, - постепенно приходя в себя после
пережитого  шока  и  так  же постепенно  наливаясь  холодной
злобой,  процедил сквозь зубы Бекешин. - Представьте себе...
Уж  если  вы решили втянуть меня в угол