Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
.
Потом он как-то вдруг вспомнил, что до сих пор держит в руке обкусанный
помидор, и очень смутился.
- Мой у тебя? - без предисловий спросила Людмила Веригина, начиная
неторопливое, но уверенное движение вперед, прямиком на стоявшего в дверях
Юрия. В ней было что-то от медленно, но неумолимо спускающегося с гор
ледника, и Юрию пришлось попятиться, чтобы мадам Веригина не протаранила его
своим далеко выдающимся вперед бюстом.
- Да как тебе сказать... - замялся Юрий, чувствуя, что от него со
страшной силой разит водкой. В узком пространстве его крошечной прихожей не
унюхать этот запах было просто невозможно.
- А так и скажи, - предложила мадам Веригина, продолжая свое неумолимое
поступательное движение.
- Да нет его здесь, - развел руками Юрий, предпринимая отчаянную попытку
заклиниться в дверях, которые вели из прихожей в комнату. Ему вдруг стало
смешно. - Нет, и сегодня не было. Ты ко мне по делу или по любви?
- По делу, по делу, - уверила его Людмила. - И по любви тоже.
На кухне что-то предательски звякнуло - видимо, ревнивый Веригин не вынес
упоминания о любви и не усидел на месте. Величественно сползающий с вершины
горы ледник мигом превратился в селевый поток, и даже не в поток, а в
атакующий танк. Юрия смели в сторону, как плюшевого мишку, и он глазом
моргнуть не успел, как у него на кухне уже бушевал скандал. Ему послышался
звук сочной оплеухи, и Юрий готов был спорить на что угодно, что бьют не
Людмилу.
Спустя несколько секунд из кухни пробкой вылетел Веригин, подгоняемый
своей супругой. Несмотря на свое бедственное положение, бутылку он все-таки
прихватил, и теперь нес ее, как ребенка под обстрелом, прижав к животу
обеими руками и защищая собственным телом. Юрию показалось, что он
продолжает жевать.
Людмила погоняла его, как опытная хозяйка забравшегося в чужой огород
хряка. Половина пуговиц на ее халате расстегнулась в ходе боевых действий, и
то, что маячило в просветах, совершенно не оставляло места для фантазии.
Юрий деликатно отвернулся, озабоченный только тем, чтобы не рассмеяться
вслух. ?Мы им всем покажем кузькину мать!? - вспомнилось ему некстати, и он
вынужден был сильно закусить губу, чтобы не разразиться неприличным ржанием.
Взашей вытолкав из квартиры своего блудного супруга, Людмила Веригина
остановилась на пороге, запахнула халат, обернулась и сказала неожиданно
елейным голосом:
- До свиданьица, Юрий Алексеевич. Извините, если что не так.
Дверь за ней захлопнулась, негромко щелкнув язычком замка.
- О черт! - сдавленным голосом сказал Юрий, повалился на диван и начал
хохотать.
Когда от смеха живот у него сделался твердым, как дубовая доска, и не на
шутку разболелась голова, Юрий заставил себя успокоиться и сел на диване.
?Пора на работу, - подумал он. - Безделье дурно влияет на психику."
Он прибрал на кухне, подержал в руках свежую газету и после недолгих
колебаний поступил с ней как обычно: вкладыш с программой телепередач
положил на телевизор, а остальное отправил в макулатуру.
Он немного посмотрел телевизор, в рекламных паузах одним глазом глядя в
купленную по дороге из магазина спортивную газету, а потом зазвонил телефон.
Юрий подошел к своему старому черно-белому ?Рекорду?, вручную приглушил звук
и только после этого снял трубку, втайне надеясь, что у звонившего лопнет
терпение и он прервет связь. , - Привет симулянту, - своим обычным
бодряческим тоном сказал на другом конце провода Миронов. - Как здоровье?
- Не жалуюсь, - ответил Юрий. - Час назад один приятель сказал, что на
мне можно пахать, а со стороны, как известно, виднее.
- Ага... Ну отлично! С чем тебя и поздравляю. Слушай, тут такое дело..,
ты себя действительно нормально чувствуешь?
- Да сказал же, нормально. Может, в драку лезть мне еще и рановато, а в
остальном все в полном ажуре.
- Ну, про драку пока что речь не ведется, хотя... В общем, это все
ерунда, не будет никаких драк...
- Опыт показывает, что драки чаще всего случаются именно тогда, когда все
вокруг клянутся, что никаких драк не будет. Слушай, Игорь, ты можешь прямо
сказать мне, в чем дело?
- В чем дело? - Мирон помолчал, тяжело сопя в трубку. - Ты статью
Светлова в сегодняшнем номере читал?
- Ну.
- Что ?ну?? Читал или нет?
- Просматривал. Ну и что? По-моему, полная чепуха. Не понимаю, зачем вы
это напечатали.
- Ты не понимаешь... Ты, братец, многого не понимаешь, но это ведь не
означает, что... Ну ладно, это не важно.
- А что важно?
- Важно то, что ты мне нужен. Нужен человек с твоими способностями,
которому я могу доверять.
- Звучит интригующе, - сказал Юрий. - Может быть, ты все-таки
объяснишь...
- При личной встрече, - перебил его Миронов. - По телефону я тебе ничего
объяснять не стану. Если не можешь подъехать, скажи сразу. У меня очень мало
времени.
- Почему не могу? Могу... Вляпались, господа журналисты?
- Ты меня еще жить поучи, моралист. Развелось умников, плюнуть некуда...
Через час в кафе напротив редакции тебя устроит?
- Оружие брать? - спросил Юрий, которому очень не нравился заговорщицкий
тон главного редактора.
- А у тебя есть? - быстро отреагировал Мирон, и Юрий понял, что дело
плохо: Игорь перестал понимать шутки.
- Нету, - вздохнул он.
- Болван, - сказал Мирон. - Юмор у тебя, Юрий Алексеевич... Так ты
приедешь?
- Уже выезжаю, - ответил Юрий, повесил трубку и пошел обуваться.
Глава 10
Хотя в кафе было навалом свободных столиков, Мирон занял позицию в самом
дальнем и темном углу, так что Юрий не сразу отыскал его, войдя с ярко
освещенной улицы в сумрачный зал. Он стоял в дверях, озираясь по сторонам,
пока не заметил наконец главного редактора, который махал ему рукой из-за
своего столика.
Выглядел Мирон неважно. Его русая, всегда безукоризненно уложенная
шевелюра слегка растрепалась, узел галстука был ослаблен, рубашка
расстегнута аж на две пуговицы, открывая треугольник безволосой незагорелой
груди, а под глазами набрякли предательские мешки, красноречиво
свидетельствовавшие не то о регулярном недосыпании, не то о беспробудном
пьянстве. ?Или о том и другом?, - невольно подумал Юрий, подсаживаясь к
столу. Даже выпиравшее между полами расстегнутого пиджака крепкое, как
астраханский арбуз, брюшко, казалось, значительно уменьшилось в объеме. Но
больше всего Юрию не понравилось беспокойное выражение глаз главного
редактора. Уловить это выражение оказалось непросто: глаза все время бегали
из стороны в сторону, ни на чем не задерживаясь, словно взгляд Мирона кто-то
хорошенько намылил.
На столе перед Мироновым остывала одинокая чашка кофе, в фаянсовой
пепельнице дымилась забытая сигарета, с которой соседствовали три смятых
окурка. Трубка мобильного телефона, пачка сигарет и зажигалка лежали возле
правой руки главного редактора, как подготовленные к отражению массированной
атаки противника ручные гранаты.
- Знаешь, на кого ты сейчас похож? - спросил Юрий, тоже вынимая сигареты
и кладя пачку на край стола. - Ты похож на шпиона, который с минуты на
минуту ожидает ареста.
- Американского? - как-то вяло поинтересовался Мирон.
- Да нет, пожалуй, не на американского, а.., ну я не знаю. На
белорусского, вот.
- Любопытно, - сказал Мирон, доставая сигарету и делая короткую затяжку.
- Возможно, ты прав. У меня действительно такое чувство, будто за мной
охотятся, чтобы арестовать и отдать под суд.
- Нет, - возразил ему Юрий. - Никакого суда. Только депортация на родину.
- Это в Белоруссию, что ли? - Мирон немного оживился. - Да, это, пожалуй,
будет пострашнее любого суда. Но я, увы, не шпион. Я всего лишь главный
редактор захудалой газетенки...
- Захудалой ЖЕЛТОЙ газетенки, - поправил Юрий. - И поэтому ты ждешь суда?
Честно говоря, меня не удивит, если после вашей со Светловым выходки у
кого-нибудь возникнет желание содрать с вас кругленькую сумму в судебном
порядке.
- Ты хороший водитель, - со вздохом сказал Миронов и снова сделал
коротенькую затяжку. Вид у него при этом был такой, словно он испытывал к
своей сигарете сильнейшее отвращение - как и ко всему на свете, впрочем.
- Это предложение не соваться не в свое дело? - уточнил Юрий.
- Это констатация факта. Водитель ты просто отличный, но в журналистике
понимаешь еще меньше, чем в юриспруденции. И это правильно, поверь. Если бы
все водители разбирались в журналистике, на кой черт тогда были бы нужны
главные редакторы? Насчет суда ты не прав, Юрий Алексеевич. Какой, к черту,
суд? В статье нет ни одной фамилии. Подать на нас в суд - значит признаться
в том, что статейка угодила не в бровь, а в глаз. Кто же на это отважится?
- Тогда почему у тебя такой похоронный вид? И главное, что здесь делаю
я?
- Ты? Ты общаешься со своим работодателем в неформальной обстановке.
Кстати, кофе не хочешь?
Они заказали по чашке кофе, и вскоре заказ был доставлен. Юрий пригубил и
слегка поморщился: кофе был отвратительный.
- Игорь, - осторожно сказал он, - мне показалось, ты спешил. У тебя как
будто был ко мне какой-то важный разговор... Или мне послышалось?
- Важный разговор уже происходит, - бесцельно помешивая пластиковой
одноразовой ложечкой в чашке, ответил Миронов. - Он идет полным ходом,
неужели ты не заметил? А еще лезешь рассуждать о журналистике... Понимаешь,
Юрий Алексеевич, на свете существуют гораздо более простые, быстрые и
надежные способы посчитаться с обидчиками, чем суд. Компрене ву?
- Пока не очень, - признался Юрий. - То есть я в общих чертах понимаю, о
чем ты говоришь. Я не понимаю одного: чего ты хочешь от меня лично? Чтобы я
вас охранял? Да с удовольствием, но я же не могу ходить хвостом за вами
обоими двадцать четыре часа в сутки! А если бы и мог, тогда что? Пули
пробивают меня точно так же, как и всех остальных, а от хорошего
профессионального киллера вообще никакая охрана не спасет.
- Обо мне речи пока нет, - морщась, сказал Миронов. - Речь идет о
Светлове, и никто не заставляет тебя его охранять. Его нужно спрятать на
время, чтобы он мог спокойно работать и не вздрагивать от каждого шороха.
Если мы спрячем его как следует и пустим слух, что он в командировке или..,
или еще где-нибудь, то в охране он нуждаться не будет.
- Чтобы это сработало, его нужно спрятать очень хорошо, - сказал Юрий. -
Так, чтобы никто не знал, где он находится.
- Знать об этом будут только три человека, - ответил Мирон, пригубливая
кофе. - Он сам, твой покорный слуга и.., ты.
- Я? - Юрий нахмурился. - Уволь. Что угодно, только не это. Я так и
понял, что эту дурацкую статью вы затеяли вдвоем, но третьим в вашей
компании я быть не хочу.
- Юра, - проникновенно сказал Мирон, - ты помнишь старую пословицу: кто
старое помянет, тому глаз вон?
- Я не вспоминаю старое, - возразил Юрий. - Я просто не хочу ввязываться
в новое. Ты можешь считать меня белоручкой и чистоплюем, но мне кажется, что
от этой вашей статейки попахивает тухлятиной. Ты можешь меня уволить, но я
нанимался к тебе водителем, а не наперсником в ваших с Димочкой сомнительных
творческих экспериментах.
- Фу-ты ну-ты, - сказал Мирон, давя в пепельнице окурок. - Слова-то какие
- наперсником, эксперименты, тухлятина... Вот за что я не люблю Советскую
власть, так это за всеобщую грамотность. Понавыучивали словечек,
трах-тарарах...
- Ясно, - сказал Юрий. - Советскую власть ты не любишь. Ее уже лет
пятнадцать модно не любить. Всеобщую грамотность ты не любишь, словечки
разные... А что еще ты не любишь?
- Я много чего не люблю, - признался Мирон. - И, в частности, эту чисто
русскую привычку чуть что, рвать на себе нательное белье. С треском, со
слезой, в охотку... Вот он я, стреляйте, гады! Можете увольнять, можете
сажать, можете с живого шкуру драть... Я тебя что, в антиправительственный
заговор втягиваю? Я тебя, между прочим, всего-то и прошу, что немного
поработать по твоей основной специальности - нынешней специальности, я имею
в виду. Светлову надо будет доставлять жратву, прессу, забирать у него
готовые материалы... За мной могут следить, понимаешь, голова твоя садовая?
Кого же я туда пошлю - Дергунова?
- М-да, - сказал Юрий. - Дергунов - это мысль.
- Вот именно. - Мирон снова оживился и даже сел ровнее. - Ты не в курсе,
как Дергунов с классиками состязался? Хотя, конечно, откуда тебе... Тебя
тогда у нас еще не было. Ну ты же знаешь, он у нас весь из себя -
интеллигент в первом поколении и вообще ум, честь и совесть нашей эпохи. Про
талант я уже и не говорю... И вот как-то раз распустил он хвост перед нашими
редакционными дамами: я такой, да я сякой, да когда я был во Франции, да как
я встречался с Вознесенским, да как он стихи мои хвалил... Заврался, в
общем. А Димочка Светлов возьми и этак уважительно к нему и подъедь: ах,
Александр Федорович, а я ведь тоже иногда стишками балуюсь, так не взглянете
ли хоть одним глазком? Ну сам понимаешь, чужие стихи критиковать - это не
свои показывать, которых, может, на самом деле и нету. В общем, согласился
наш Александр Федорович. А что же, говорит, приносите. Посмотрим, что вы там
наковыряли. Димочка наш, не будь дурак, свои стихи ему не понес - он,
кстати, очень неплохие вирши кропает, я читал, - а перешерстил свою
библиотеку, списал что-то такое малоизвестное у Есенина и приносит
Дергунову. Ну тот, натурально, обалдел, а потом очухался и говорит:
слабовато, говорит, сыро, но если как следует поработать над собой, то из
вас может получиться поэт... А сам буквально назавтра прибегает ко мне и
сует листочек: посмотрите, Игорь Валентинович, вы у нас признанный авторитет
и вообще главный редактор. Я, говорит, нацарапал между делом. А у самого
глаза красные, как у лабораторной крысы, - сразу видно, что всю ночь корпел.
Ну стишки, само собой, полный отстой: любовь - кровь, луна - пелена, луга -
стога... Ничего, говорю. Жалко, говорю, что у нас поэтической странички нет,
а то бы напечатали. Этот дурак обрадовался, а Димочка сидит в уголке, глазки
к потолку время от времени закатывает и что-то такое в блокнотике строчит -
стихи, значит, рожает в творческих муках. На самом-то деле он Пушкина
наизусть шпарил...
- Пушкина?! - не поверил Юрий. - И Дергунов не понял?
- Не-а, - с довольным видом ответил Мирон. - Даже не заподозрил. Ну,
конечно, это было не ?Буря мглою небо кроет...?, так что Дергунову
простительно. В общем, месяца полтора эти два клоуна нас развлекали. Димочка
взял привычку эти листочки со ?своими? стихами будто бы невзначай повсюду
забывать, а Дергунов найдет такой листочек, почитает-почитает и аж синеет
весь, как вурдалак. Зубы стиснет, голову вздернет вот этаким манером и
поскакал, значит, ответ рожать. Очень может быть, что Димочка таким способом
в конце концов и сделал бы из него поэта, да зашел как-то на беду к нам один
шибко грамотный посетитель и углядел один из Димочкиных листочков. Кто это,
говорит, у вас в редакции так хорошо Пастернака знает? Что было... Я до
вечера в кабинете взаперти просидел: Дергунов справедливости требовал, а у
меня, как вспомню, ну прямо истерика начинается. Какая уж тут
справедливость!
- Да, - сказал Юрий, сдерживая улыбку, - справедливостью тут не пахнет.
Жалко Дергунова.
- А меня тебе не жалко? - возмутился Мирон. - Это ведь еще не все. Дня
через три после скандала звонит мне редактор одного литературного альманаха
и, натурально, с претензией: что это за Дергунов у тебя такой? Он, говорит,
весь отдел писем с ума свел своими поэтическими экзерсисами и ссылается при
этом на тебя - дескать, ты посоветовал дерзать. Потом еще один позвонил, и
еще... В общем, та еще получилась эпопея. Это сейчас смешно вспоминать, а
тогда, помнится, я уже начал подумывать, как бы мне их обоих половчее
удавить, рифмоплетов этих недоделанных.
- Верю, - сказал Юрий, гадая, к чему бы эта притча. - У меня тоже
частенько возникает такое желание.
- Ха! У него, видите ли, желание... Ты их просто наблюдаешь время от
времени, а мне ими приходится руководить. Впрочем, ты ведь был офицером, так
что наверняка знаешь, о чем я толкую.
- Разумеется. - Юрий кивнул. - У офицеров даже есть такая поговорка:
солдата куда ни целуй, все равно попадешь в задницу. Но это у глупых
офицеров. У бездарных, прямо скажем.
- Сволочь ты, Юрий Алексеевич, - обиженно сказал Миронов. - Называется,
утешил. Но вернемся к нашим баранам.
- Да, - согласился Юрий и бросил довольно откровенный взгляд на часы.
Раненая лопатка ни с того ни с сего вдруг снова принялась ныть, как гнилой
зуб. - Давай вернемся. Помнится, мы говорили о том, что приставлять
Дергунова нянькой к Светлову было бы, по меньшей мере, неразумно. По-твоему,
разумнее будет поручить эту почетную миссию мне? А ты не боишься, что мне
захочется с ним рассчитаться?
- Вот этого я как раз и не боюсь, - усмехнулся Мирон. - Ты из тех солдат,
которые ребенка не обидят. У тебя это на лбу написано. Большими буквами. Ты
его можешь сколько угодно не любить, но это не помешает тебе делать свое
дело с максимальной отдачей. Тем более что тебя никто не заставляет с ним
целоваться. А я тебе за это деньжат подкину... Ну как, по рукам?
- Если ты заговорил про деньги, значит, аргументов у тебя не осталось, -
заметил Юрий.
- Да, - согласился Миронов, - это был последний козырь в моей колоде.
Если бы на твоем месте был кто-то другой, я начал бы именно с денег, и этого
бы хватило за глаза.
- Вот и обратился бы к кому-нибудь другому.
- Знаешь, - внезапно мрачнея, сказал Мирон, - а ведь тобой тоже очень
трудно руководить. Даже труднее, чем нашими бумагомараками. Ведешь ты себя,
прости ради бога, как старая дева в секс-шопе. Все тебе надо объяснять, и от
всего ты приходишь в негодование... Я ведь, знаешь ли, мог бы и приказать.
- Мне почему-то кажется, - медленно проговорил Юрий, - что если бы ты
мог, давно бы приказал. А раз затеял всю эту болтовню, значит, приказать не
можешь, и на то есть какие-то особые причины.
- Ну допустим, - процедил сквозь зубы Мирон. - Допустим, причины есть. И
что же, ты хочешь, чтобы я тебе их вот так и выложил? Знаешь, чего мне
сейчас больше всего хочется? Послать тебя на хер, заняться всем этим самому,
а там будь что будет.
- Пару часов назад я уже принимал участие в диспуте на тему разницы
между ?хочется? и ?можется?, - резко ответил Юрий. - К тому же хочется тебе
совсем не того, о чем ты только что сказал. Тебе хочется, чтобы все проблемы
решились сами собой, чтобы все враги подохли, а все их деньги достались
тебе.
- И женщины тоже, - дополнил этот список Мирон. - Только не все, а
исключительно те, которые мне понравятся. А то придешь этак домой, а там
полная квартира старых грымз в бриллиантах, и всем мужика подавай.
- Гм, - сказал Юрий. - У тебя губа не дура.
Только почему ты решил, что они обязательно будут в бриллиантах?
- Потому что должен же я иметь от них хоть какое-то удовольствие, -
мрачно сказал Мирон. - И вообще... Все, что ты говоришь, в целом верно, но я
не понимаю, к чему ты клонишь. Оскорбить меня у тебя не получится: кишка
тонка. Не такие, как ты, пробовали, а я, как видишь, процветаю. И потом,
зачем это тебе надо - оскорблять меня? Мы ведь с тобой жили душа в душу...
- Да не