росто вынужден будет отмазываться, отбрыкиваться и  валить
все бочки на любимого - ха-ха! - племянника.
   Во-вторых, это необходимо сделать из-за Караваева.  Ему  ведь,  помнится,
была обещана половина суммы, а это такие деньги, которые Сушеному Максу и во
сне не снились. За такие деньги он тебя из-под земли достанет  и  обратно  в
землю вроет и тогда уж заберет все до последнего цента.  Кстати,  если  дать
этому тупоголовому терминатору немного времени на размышления, он и в  самом
деле сообразит, что денежки  можно  прикарманить  целиком,  и  уж  тогда  он
наверняка избавится от всех, кто об этих денежках знал.
   А в-третьих, просто взять и без боя отдать такие бабки -  это...  Западло
это, вот. После такого финта  сам  себя  уважать  перестанешь,  по  утрам  в
зеркало смотреть не сможешь. Так и  будешь  ходить  с  небритой  заплеванной
рожей, как последний лох.
   Значит, надо доводить дело до конца. Рисковать шкурой и ходить по  самому
краешку, конечно, страшно. Водку жрать и баб портить - легче и приятнее,  да
только  кончается  это  обычно  очень  плохо.  Не  так  быстро,  как   может
закончиться, если сейчас оступиться... Тут -  либо  грудь  в  крестах,  либо
голова в кустах."
   - Иго-го. - весело крикнул Севрук, прибавляя газу. - В  смысле,  ура.  За
Родину, за Сталина - полный вперед!
   На Сущевском валу он впервые  почувствовал  какой-то  дискомфорт.  Что-то
было не так то ли с ним самим, то ли с машиной, то ли  с  окружающим  миром.
Севрук старательно проанализировал свои ощущения. С ним был полный  порядок,
машина тянула как зверь и, как всегда, великолепно слушалась руля. Тогда  он
огляделся по сторонам, уделив особенное внимание зеркалу заднего вида.
   Естественно, причина его беспокойства обнаружилась именно там, в зеркале.
Это был красный, как пожарная машина,  десятилетний  ?форд-сьерра?,  который
Севрук впервые  заметил  еще  на  Малой  Дмитровке.  Спутать  эту  машину  с
какой-либо другой невозможно: при своей режущей глаз расцветке она  щеголяла
красными  белорусскими  номерами.  Конечно,  это  могло  быть   обыкновенным
совпадением, но  Севрук  привык  доверять  интуиции,  хотя  само  это  слово
приходило ему на ум довольно редко. Обычно Вадим Александрович описывал свои
интуитивные догадки следующим образом: ?Жопой чувствую?. Вот и сейчас где-то
в районе вышеупомянутого места у него зашевелилось  нехорошее  предчувствие,
которое упорно подсказывало Севруку, что краснея ?сьерра? увязалась  за  ним
неспроста.
   Севрук  прибавил  газу,  разогнав  машину  до  запрещенных  ста  двадцати
километров в час, и пулей проскочил перекресток на  красный  свет,  едва  не
угодив под троллейбус. Это был чертовски рискованный маневр, призванный  раз
и навсегда расставить  все  точки  над  ?i?,  а  заодно  и  избавить  Вадима
Александровича от предполагаемого преследования.
   Он снова посмотрел в зеркало и  громко,  с  большим  чувством  выругался:
красный ?форд? был тут как тут, отставая от его машины  корпуса  на  четыре,
никак не больше.
   Нарушая все мыслимые и немыслимые правила, Севрук  повернул  налево,  под
бешеный визг покрышек  выровнял  машину  и  рванул  по  прямому  как  стрела
проспекту Мира, все время наращивая скорость.
   "Твою мать! - выругался  он,  наблюдая  за  тем,  как  петляет  в  потоке
транспорта красный ?седан?.  -  Ни  пистолета,  ничего!  Оперативно  дядюшка
работает, ничего не скажешь! Неужели офис прослушивается? А почему бы и нет?
Если   старый,   боров   что-то   заподозрил,   принять    некоторые    меры
предосторожности ему сам Бог велел. Ну, стервец! На буксире я его тащу,  что
ли? Ничего, дай только из города  выскочить,  там  мы  с  тобой  поиграем  в
догонялки..."
   Он не сомневался, что без труда уйдет от пожилой ярко-красной тележки  на
своем мощном полноприводном  звере.  Собственно,  ?форд?  давно  должен  был
отстать, и тот факт, что он все еще упрямо маячил в  зеркале  заднего  вида,
можно было объяснить только высочайшим мастерством водителя. Этот тип как-то
ухитрялся сохранять скорость и при каждом маневре  выигрывал  у  Севрука  то
секунду, то полсекунды, а то и какую-нибудь сотую ее  долю,  но  вот  именно
выигрывал, а не проигрывал. Вадиму оставалось уповать только на то,  что  за
городом, где нет  необходимости  маневрировать,  это  преимущество  водителя
?форда? потеряет всякое значение, а на первый план выйдут  более  привычные,
конкретные и солидные  вещи  -  мощность  двигателя  и  возраст  автомобиля,
например.
   Севрук проскочил по эстакаде над железнодорожными путями  и  помчался  по
Ярославскому шоссе. Здесь стало посвободнее, и красный ?форд? начал  заметно
отставать.
   - Москва - Воронеж, хрен догонишь! - радостно выкрикнул Севрук,  глядя  в
зеркало заднего вида.
   Он еще немного прибавил газу, хотя в последние  несколько  минут  его  не
покидало ощущение, что делать этого не стоит. Купленная за бешеные деньги  у
белорусских ?гонщиков? на рынке машина на ста пятидесяти  километрах  в  час
начинала  неприятно  рыскать,  а  когда  стрелка  спидометра  подобралась  к
следующей  отметке,  Севрук  почувствовал,  что   управлять   джипом   стало
по-настоящему трудно. Ручная лошадка начала  проявлять  характер,  и  Севрук
боялся, что, разогнавшись еще немного, может отправиться прямиком на небо.
   - Суки, - горько прокомментировал эту неприятную ситуацию Севрук, - и тут
развели! Кругом жулье, что ты будешь делать!
   Его огорчение было совершенно искренним. В свое время он  продал  столько
битых, перекрашенных, краденых, ржавых, ни на  что  не  годных  автомобилей,
после соответствующей обработки выглядевших не хуже новых, что  был  на  сто
процентов уверен: с ним такой номер не пройдет. И вот, извольте! Машине  два
года, движок и подвеска в полном порядке, рулевое тестировал  неделю  назад,
на спидометре каких-то жалких полторы сотни,  а  этот  гроб  так  и  норовит
соскочить с дороги! Геометрия кузова, подумал Севрук. Все дело  в  том,  что
эти козлы нарушили геометрию кузова. Наверное, машина все-таки была битая, и
ремонтировали ее, что называется, на колене... Есть такие умельцы: берут две
битых тачки, отрезают от одной передок, от другой - зад, сваривают, шлифуют,
красят, и  получается  не  машина,  а  звоночек...  С  виду,  разумеется.  И
выползают все недостатки именно тогда, когда  от  скорости  и  управляемости
машины зависит твоя жизнь.
   От всех этих обидных и горьких размышлений его  нога  словно  сама  собой
ослабила давление на педаль акселератора. Скорость упала до ста тридцати,  и
машина снова пошла как по ниточке. Настроение  у  Сев-рука  улучшилось,  тем
более что красная ?сьерра" окончательно затерялась где-то позади.
   Пост ГИБДД он прополз буквально по-пластунски, мертво держа на спидометре
положенный сороковник.  После  бешеной  гонки  по  московским  улицам  такое
движение было сродни езде на инвалидной коляске. Севруку казалось,  что  его
голова оторвалась от тела и стремительно  летит  впереди  машины,  время  от
времени с неохотой возвращаясь назад, чтобы  посмотреть,  как  там  дела,  и
слегка подкорректировать курс.
   Сразу же за постом он  снова  разогнал  машину,  посмотрел  в  зеркало  и
выругался: красный ?форд? продолжал погоню. Он был тут как тут во всей своей
красе, и Севрук окончательно понял, что отделаться от  этого  подонка  будет
сложнее, чем ему казалось поначалу.
   ...Развязка наступила уже на десятом километре Ярославского шоссе,  когда
Севрук, стремясь объехать тащившегося во втором ряду  совка  на  ?москвиче?,
опрометчиво принял не влево, а вправо. Перед ним вдруг, словно из-под земли,
возник косо стоявший на трех колесах грузовик. По глазам  ударили  ритмичные
вспышки    аварийной    сигнализации,    красный    жестяной     треугольник
предупреждающего знака с дребезгом отлетел  в  кювет,  отброшенный  бампером
джипа. Севрук крутанул руль  влево,  с  опозданием  поняв,  что  сделал  это
чересчур широко и резко. Его неудержимо несло по мокрому от  дождя  асфальту
на полосу встречного движения,  прямо  под  колеса  тревожно  гудящей  фуры.
Севрук крутанул руль в обратную  сторону,  джип  выписал  на  мокрой  дороге
немыслимый вензель. Тормозные  фонари  полыхнули  тревожным  красным  огнем,
когда Севрук  попытался  остановить  неудержимо  рвущуюся  в  полет  машину.
Удержаться на дороге это ему не помогло, но жизнь себе Севрук сохранил -  по
крайней мере, на какое-то время. Джип юзом прошелся по обочине, вспахивая ее
протектором широких покрышек, и медленно, устало соскользнул носом в  кювет,
обиженно задрав к небу высокую черную корму.
   Севрук, который по многолетней привычке игнорировал ремень  безопасности,
больно приложился физиономией к  верхнему  краю  рулевого  колеса.  Рот  его
наполнился кровью, и, пошуровав внутри языком, Вадим пришел  к  выводу,  что
разбил верхнюю губу и сильно расшатал пару передних зубов.
   Он еще сидел неподвижно, постепенно приходя в себя и слушая, как по крыше
машины барабанит дождь, когда  в  кармане  его  пиджака  зазвонил  мобильный
телефон. Севрук вынул трубку из кармана и ответил на вызов, тупо глядя,  как
от мокрого капота, как от загнанной лошади, поднимается белый пар.
   - Вадим Саныч, вы целы? - встревоженно спросил смутно  знакомый  голос  в
трубке.
   - Относительно, - буркнул Севрук. - Кто это?
   - Это Мухин Алексей... Из  группы  Караваева.  Ну,  Муха  я,  неужели  не
помните?
   - А, Муха, - все еще туго соображая, сказал Севрук. Он оглянулся и увидел
красный ?форд?, который медленно подъехал и остановился в нескольких  метрах
от его завалившегося в кювет  джипа.  Из  ?форда?  никто  не  вышел,  и  это
почему-то напугало Вадима больше всего. Он вдруг решил, что красная ?сьерра?
будет стоять здесь и терпеливо ждать, пока он  выберется  из  кювета,  чтобы
немедленно возобновить безумную гонку на выживание. - Слушай, Муха, - быстро
заговорил он в трубку. - Хорошо, что это ты. Я на Ярославском. На  меня  тут
наехали какие-то... Загнали в кювет, чуть богу душу не отдал...
   - Загнали, говорите? - каким-то странным тоном переспросил  Муха.  -  Ну,
Вадим Саныч, ну, ей-богу! Что вы, в самом деле! Это ж я!  Максим  Владимирыч
велел вас пасти на всякий пожарный случай, чтобы, значит, чего  не  вышло...
Ну, обычный эскорт, елы-палы! А вы как с цепи сорвались.  Я  думал,  у  меня
движок выскочит и вперед машины побежит.
   - Чего? - раздельно, по складам, спросил  Севрук,  не  в  силах  поверить
услышанному. - Это я от тебя, что ли, когти рвал?
   - Ну натурально!  -  весело  ответил  Муха.  Севрук  оглянулся.  Передняя
дверца ?сьерры? со стороны водителя была открыта, и  Муха,  высунувшись  под
дождь, весело махал ему рукой с зажатым в ней телефоном.
   - Ах ты, мразь, - сказал ему Севрук. - А раньше предупредить ты не мог?
   - Это на такой скорости? Да мы бы с вами оба тогда.., того.
   - Муха, - с чувством сказал Севрук, - ты знаешь,  что  ты  идиот?  Буксир
давай, дубина стоеросовая...
   Домой он добрался только около полудня.  Поднимаясь  в  лифте,  Севрук  с
некоторой натугой  думал  о  том,  что,  возможно,  напрасно  сюда  приехал.
Выделенная  Караваевым  охрана  яснее  всяких  слов  говорила  о  том,  что,
во-первых, Сушеный Макс считает ситуацию очень серьезной, а  во-вторых,  что
она, ситуация, настолько серьезна, что Караваев не смог  послать  к  Севруку
никого, кроме этого идиота Мухи. Но эти мысли были  какими-то  отвлеченными,
плоскими, словно Севрук думал не о себе, а о герое  бездарного  детективного
фильма. Его усталое тело требовало горячей ванны, плотного обеда  и  хорошей
выпивки. Два дня форы, вяло подумал Севрук. У меня есть два дня, так  почему
бы не потратить часок на то, чтобы очухаться?  Сука  Муха,  я  ему  это  еще
припомню...
   Он вошел в квартиру, тщательно  запер  за  собой  обе  двери  и  двинулся
прямиком в туалет. Там, где коридор под прямым углом поворачивал направо,  к
кухне, за выступом стены стоял молодой человек непримечательной  наружности,
одетый скромно и со вкусом. Он стоял прижавшись спиной к стене  и  держал  в
вытянутой параллельно полу левой руке обшарпанный черный ?ТТ?, полчаса назад
извлеченный из тайника  за  унитазом.  Ждать  в  пустой  квартире,  не  имея
возможности даже  выкурить  сигаретку,  было  неимоверно  нудно,  и  молодой
человек не испытывал ничего, кроме нетерпеливого желания поскорее  покончить
со своей грязной работой и перейти к приятным делам.
   Все было просто и буднично. Когда деловито шагающий Севрук появился из-за
угла, молодой человек слегка подкорректировал прицел  и  плавно  потянул  за
спусковой крючок. Старый ?ТТ? в  его  руке  зло  подпрыгнул,  больно  ударив
молодого человека  по  подушечке  между  большим  и  указательным  пальцами.
Выстрел хлестнул  по  барабанным  перепонкам.  Севрука  отбросило  к  дверям
спальни, как будто кто-то засветил ему в ухо  невидимым,  но  очень  тяжелым
кулаком. Он тяжело рухнул на паркет, обильно пачкая  его  кровью,  и  так  и
остался там лежать, глядя в потолок широко  открытыми  стеклянными  глазами.
Плоский пластиковый кейс отлетел в сторону и ударился о  дверной  косяк,  но
замочки выдержали.
   Молодой человек быстро, но без лишней спешки подошел к трупу и наклонился
над ним. Пуля вошла точно в правый висок,  выброс  пороховых  газов  заметно
опалил кожу. Удачливый стрелок удовлетворенно кивнул, протер пистолет  полой
своей спортивной куртки и вложил его в  еще  теплые  пальцы  Севрука.  После
этого он еще  немного  поколдовал  над  кодовыми  замочками  кейса,  откинул
крышку, тихо присвистнул и выгрузил содержимое чемоданчика в свою спортивную
сумку. В  опустевший  кейс  молодой  человек  небрежно  бросил  две  толстые
канцелярские папки - те самые, которые вез, но так и  не  довез  до  теплого
города Сан-Франциско архитектор Голобородько. Напоследок  стрелок  вынул  из
кармана Севрука его бумажник, удалил оттуда липовую повестку из  прокуратуры
и аккуратно вернул бумажник  на  место,  не  тронув  лежавших  там  денег  и
кредитных карточек.
   Выйдя  из  подъезда,  киллер  свернул  за  угол  и  уселся  на   переднее
пассажирское сиденье поджидавшей его ярко-красной ?сьерры?.
   - Давай заводи,  -  скомандовал  он  Мухе,  поднося  зажигалку  к  уголку
повестки и чиркая колесиком. - Надо отвезти Сушеному вот это. - Он  похлопал
ладонью по сумке с деньгами. - Слушай, а вот интересно: откуда Сушеный знал,
что Севрук как раз в это время домой заявится?
   - Да ничего он не знал, - ответил Муха, перестраиваясь  в  левый  ряд.  -
Если б знал, не заставил бы меня за ним по всему городу гоняться.
   И  он  показал  своему  напарнику  лежавший  в  бардачке   парабеллум   с
самодельным глушителем.

***

   В  тот  день  Максим  Владимирович  Караваев  был  занят,  как  однорукий
расклейщик афиш. Он думал, что у него в запасе есть еще  несколько  дней,  а
может быть, и  недель,  но  Школьников  фактически  сам  дал  ему  сигнал  к
завершению операции, приказав заодно с Севруком  убрать  и  поселившегося  в
домике на озере журналиста. Поэтому Караваеву пришлось торопиться  изо  всех
сил и при этом очень точно рассчитывать время, чтобы случайно не выдать себя
излишней спешкой.
   В подобных ситуациях для него всегда самым трудным  было  ожидание.  Ведя
машину по направлению к даче Владислава Андреевича, Караваев  хмурился:  ему
казалось, что он напрасно  доверил  своим  подчиненным  такое  ответственное
дело, как устранение Севрука. Они же не умеют ничего, только деньги  считать
горазды!
   Усилием воли он заставил себя успокоиться. Все рассчитано на десять ходов
вперед, как  в  столь  любимых  Владиславом  Андреевичем  шахматах.  Никаких
неожиданностей не предвидится, ребятам остается  только  спустить  курок,  а
этому они уж как-нибудь обучены: сам подбирал, сам натаскивал...  Невозможно
всегда и все делать самому, это просто непрофессионально.
   Дело, ради которого он ехал на дачу Школьникова, было, с  одной  стороны,
пустяковым, но пустячок этот был из тех, которые оказывают решающее  влияние
на исход любой операции. Караваев  справился  с  ним  за  пятнадцать  минут,
восемь из которых  ушли  на  возню  с  замком  архаичного  потайного  сейфа.
Школьников по наивности своей полагал, что о существовании  этого  сейфа  не
знает ни одна живая душа. Караваев всеми силами  поддерживал  в  нем  это  в
высшей степени полезное для себя убеждение, тем более что один  раз  старику
все-таки удалось его провести - с домиком на озере. А если считать ?хаммер?,
то получалось целых два раза...
   Но о сейфе Караваев знал, так же как и о том, что именно в  этой  древней
жестянке  хранится  хваленое  досье,  в  которое  Школьников  старательно  и
прилежно заносил каждый его, Максима  Караваева,  шаг.  В  какой-то  степени
существование этого досье было для Караваева полезно:  эта  куча  макулатуры
давала Школьникову ощущение безопасности и защищенности от всех  бед.  Когда
держишь на коротком поводке такого профессионала, как Макс  Караваев,  можно
чувствовать себя защищенным! Только"  вот  не  надо  забывать,  что  держать
такого человека за горло и вообще трогать  его  руками  -  очень  нездоровое
занятие. А Школьников  об  этом  забыл  -  надо  думать,  из-за  многолетней
привычки во всем полагаться на своего верного Максика...
   Караваев  не  стал  трогать  досье,  ограничившись  тем,   что   подобрал
комбинацию цифрового замка и, приоткрыв тяжелую стальную  дверцу,  посмотрел
на лежавшую внутри толстую папку. Можно  было  допустить,  что,  приехав  на
дачу, старик первым делом полезет проверять, на месте ли досье. Но  вряд  ли
он сразу после долгого и полного треволнений дня станет менять код замка. Да
и вообще, скорее всего этот сейф Владик открывает  не  чаще  раза  в  месяц,
чтобы занести  в  папочку  самые  свежие  наблюдения  за  поведением  своего
домашнего любимца по кличке  Максик.  Приезжая  сюда,  старик  первым  делом
прикладывается к бутылочке, а уж потом начинает осматриваться и прикидывать,
чем бы ему заняться, так сказать, вдали от шума городского. Вероятнее всего,
так же он поступит  и  сегодня,  а  после  этого  за  него  можно  будет  не
опасаться...
   "А может, не стоит мудрить? - подумал  Караваев,  снова  запирая  сейф  и
ставя на место декоративную филенку,  за  которой  была  спрятана  массивная
стальная  дверца.  -  Что  я,  в  самом  деле,  разыгрываю  из  себя   графа
Монте-Кристо? Ампула со мной. Если добавить в его любимую бутылку три капли,
он будет до утра спать  как  младенец  -  из  пушки  не  разбудишь.  А  если
запузырить туда всю ампулу, он вообще никогда не проснется. Я не знаю, какой
диагноз поставит коновал, который будет выписывать свидетельство  о  смерти,
но могу ручаться, что слово ?отравление? там  фигурировать  не  будет.  Так,
может, того?.. А?"
   Он вынул из кармана ампулу, точно зная, что  никакого  ?того?  не  будет.
Караваев умел действовать спонтанно, по наитию, но лишь в тех случаях, когда
на  него  сваливалось  что-то  непредвиденное  и  времени  на  раздумья   не
оставалось. Имея план,  Максим  Владимирович  всегда  придерживался  его  со
скрупулезной точностью, и эта привычка еще ни разу  его  не  подводила.  Все
дело в том, считал Караваев, что план должен быть составлен  тщательно  и  с
учетом  всех  возможных  последствий:  только  это  может  служить  надежной
гарантией  от  неожиданностей.  А  если  ты  на  ходу,  повинуясь  случайным
импульсам, начинаешь вносить в свой план изменения,  жди  беды:  последствия
этих изменений просчитать очень трудно, особенно если ты сильно торопишься.
   Пока Караваев размышлял, его умелые  руки  действовали  сами  собой.  Они
хорошо знали, что нужно делать, да и работа на сей  раз  действительно  была
пустяковая. Три капли прозрачной жидкости упали в открытую бутылку коньяка и
растворились там без следа, не оказав никакого воздействия ни на цвет, ни на
запах, ни - Караваев знал это на