бойся, я не по  твою  душу.  Просто  побазарить  надо.
Только давай, того.., без глупостей.
   У меня ствол. Будешь дрыгаться - понаделаю в тебе дырок.
   - А вот я сейчас выйду отсюда, - сказал Юрий,  благоразумно  оставаясь  в
прихожей, - зайду к соседке и позвоню в милицию.
   - Валяй, - разрешил голос.
   - Как знаешь, - сказал Юрий и распахнул входную дверь.
   За дверью стояли двое. Они стояли боком к Юрию, сосредоточенно курили  и,
казалось, о  чем-то  беседовали  вполголоса.  Один  из  них  держал  руки  в
карманах, а другой скрестил их на груди, и Юрий заметил, что из-под мышки  у
него выглядывает ствол пистолета. Ни один из них даже не повернулся на  звук
открывшейся  двери,  но  торчавшее  из-под  локтя  черное  пистолетное  дуло
нацелилось Юрию  прямо  в  живот.  Для  того  чтобы  промахнуться  на  таком
расстоянии, нужны были особые  способности,  и  Юрий  молча  прикрыл  дверь,
аккуратно  заперев  ее  на  замок.  Оставшиеся  на  площадке  курильщики  не
возражали.
   Стоя в полутемной прихожей, Юрий вздохнул. Чего-нибудь  в  этом  роде  он
ожидал с того самого дня, как выписался  из  больницы,  но  от  этого  визит
незваных гостей не стал более приятным. Он с грустью подумал  о  привезенном
из Грозного "маузере", который сейчас  пылился  в  каком-нибудь  милицейском
сейфе,  завернутый  в  полиэтилен  с  привязанной  к  рукоятке  бирочкой,  -
бесполезное вещественное доказательство  по  делу  о  насильственной  смерти
уголовного авторитета по кличке Граф. Здесь  и  сейчас  пистолет  принес  бы
гораздо больше пользы человечеству, чем на полке  несгораемого  шкафа.  Юрий
снова вздохнул, опустил правую руку в карман, зажал в кулаке связку ключей и
шагнул в комнату.
   Гость сидел в старом продавленном кресле, которое Юрий до сих пор называл
маминым. Незнакомец курил, забросив ногу на ногу. Он был лет на пять  старше
Юрия и щеголял в черном длиннополом пальто, которое сейчас  было  распахнуто
настежь. Из-под пальто виднелись белый  шарф,  безупречный  деловой  костюм,
ослепительная рубашка и строгий галстук. Его кожаные туфли стоили, наверное,
не дешевле подержанного автомобиля, ногти больших, истинно мужских рук  были
тщательно ухожены и, кажется,  даже  наманикюрены,  но  выражение  тяжелого,
малоподвижного лица сразу выдавало в нем шестерку. Если это был  милиционер,
то чин его вряд ли был выше капитана. "А одет, как генерал, - подумал  Юрий.
- Даже как министр. Никакой это не милиционер, вот что. Скорее уж наоборот".
   - Какого черта тебе надо? - спросил он.
   - Не груби, Инкассатор, - лениво отозвался гость,  не  выпуская  изо  рта
сигареты. Он неторопливо поставил на предохранитель и  убрал  во  внутренний
карман пальто  большой  вороненый  пистолет,  издали  похожий  на  армейский
"кольт". То, что незнакомец назвал его Инкассатором, настораживало:  до  сих
пор Юрий был уверен, что на свете не осталось никого, кто  мог  бы  его  так
называть. - У нас к тебе дело.
   - Если я тебя правильно понял, - начал Юрий, - то никаких дел у меня ни с
тобой, ни с твоими хозяевами быть не может.
   - А кто я, по-твоему, такой? - стряхивая пепел с сигареты в открытый  рот
синей фарфоровой рыбы, которая служила  пепельницей  сначала  отцу  Юрия,  а
потом ему самому, поинтересовался незнакомец.
   - Ты? Двуногий прямоходящий, - ответил Юрий. - Этому  виду  несвойственна
способность летать, а здесь как-никак третий этаж, так что лучше тебе  выйти
через дверь и воспользоваться лестницей. И еще, - он немного повысил  голос,
потому что незнакомец открыл  рот,  собираясь  что-то  сказать,  -  если  ты
попытаешься снова достать пистолет, я засуну его тебе в...  И  не  обижайся,
если при этом я случайно нажму на курок.
   Незнакомец ухмыльнулся и снова полез во внутренний  карман  пальто.  Юрий
быстро шагнул к креслу, но гость предостерегающе выставил вперед левую  руку
и медленно  вытащил  правую  из  кармана.  В  ней  оказалась  толстая  пачка
стодолларовых купюр.
   - Мне просто велели тебе кое-что передать, - сказал он и небрежно  бросил
пачку на стол. - Это твое.
   - Что это?
   Гость пожал плечами:
   - Ты что, слепой? Это деньги. Десять  тысяч  баксов,  если  быть  точным.
Бери, бери, не стесняйся. Ты их заработал.
   - Как же это я ухитрился? - спросил Юрий, не трогаясь с места. На  деньги
он даже не взглянул.
   - Не скромничай, Инкассатор, - сказал гость. - Если бы не ты, плакали  бы
наши четыре с половиной миллиона.
   - Ваши?! - удивился Юрий. - Я думал, что эти деньги принадлежали Графу. А
Графа я...
   -  Вот  чудак!  -  Гость   неожиданно   расхохотался,   продемонстрировав
фарфоровую челюсть. - Граф эти бабки просто хранил, понимаешь? И  хранил  не
очень хорошо. Поговаривают, что он с  ними  слинять  хотел...  В  общем,  ты
хорошее дело сделал, Инкассатор, когда вернул деньги в банк.  Мы  уже  и  не
надеялись. Да и Граф в последнее время  что-то  часто  начал  против  братвы
переть. В общем, его все равно надо было сделать,  так  что  и  тут  ты  нам
услужил. Конечно, за такую работу десять кусков - не плата.  Но  это  только
аванс. Если договоримся, будешь получать реальные бабки, понял? Тебе такие и
не снились.
   - А мне бабки вообще не снятся, - сказал Юрий. - Бабы - да, а бабки...
   Гость снова хохотнул. Юрий на глаз прикинул расстояние до кресла и время,
которое потребуется бандиту на то, чтобы выудить из-за пазухи  пистолет.  Он
понял, что успеет допрыгнуть до противника раньше, чем тот сможет что-нибудь
предпринять, и немного успокоился.
   - Короче, - сказал он, - говори, зачем пришел, и проваливай. Я устал  как
собака, некогда мне с тобой разговаривать.
   - Опять грубишь, - сказал гость. - Что я тебе сделал? Пришел к тебе,  как
к человеку, деньги принес, работу предлагаю, а  ты  гавкаешь,  как  лагерная
овчарка. Ты пока что не мент, и я у тебя не на  допросе,  так  что  фильтруй
базар, герой-парашютист, а то как бы тебе  говорилку  на  левую  сторону  не
своротили. Кулаками работать не один ты умеешь, учти.
   - Да? - переспросил Юрий и вдруг оказался возле кресла. Его рука нащупала
узел строгого галстука, сдавила его и  потянула  на  себя.  Гость  захрипел,
бестолково молотя руками и силясь встать. - Ну,  -  продолжал  Юрий,  сильно
встряхнув  незнакомца,  лицо  которого  приобретало  нездоровый   фиолетовый
оттенок, - что ты теперь скажешь?
   Гость перестал размахивать руками и вцепился  в  душивший  его  воротник.
Юрий разжал кулак, выпуская галстук, и его собеседник тяжело рухнул  обратно
в кресло, жадно хватая воздух широко открытым ртом.
   - Ну, ты к-козел, - с трудом прохрипел он. - Предупреждали меня,  что  ты
отморозок, а я, дурень, не поверил...
   - И правда дурень, - согласился Юрий.
   - Чего ты выпендриваешься?  -  спросил  незнакомец.  -  Что  ты  из  себя
строишь, Рэмбо сраный? Живешь как бомж, а туда же -  гордость  у  него...  Я
что, в карманники тебя подписываю?  Да  и  какой  из  тебя  карманник?  Смех
один... Ты вокруг посмотри, чурка  ты  уставная.  На  рынках  кто?  Сплошные
звери. Автосервис у них в кармане, таксистов к рукам прибирают... Звери  нас
из города выживают, и не из первого, мать его, города! Сначала из  Грозного,
а теперь из Москвы...
   - Гм, - сказал Юрий. - А тебе, значит,  как  русскому  человеку,  обидно.
Так, что ли? Ты у нас, выходит, патриот? И что ты мне предлагаешь, патриот?
   - Мочить их, сук чернозадых, - сказал гость. - Мочить, чтобы  не  встали.
Тебе ведь это не впервой, старлей, я знаю. Вспомни,  сколько  наших  пацанов
эти твари отправили землю парить. Я тут у тебя чуток  осмотрелся.  Фотки  на
стене - они ведь оттуда, зуб даю. У тебя же к ним, паскудам, особый счет...
   - Ты сидишь в кресле моей мамы, - ровным бесцветным голосом сказал  Юрий.
- Сейчас ты встанешь из  него,  возьмешь  свои  вонючие  деньги,  быстренько
выйдешь вон и забудешь сюда дорогу. Считаю до трех. Имей в виду, "два" я уже
сказал.
   - Ну, ты козел, - с неподдельным удивлением сказал гость. Рука его  снова
поднялась с колен и незаметно заскользила к лацкану пальто. - Ты что, совсем
без мозгов? Тебе дело предлагают, а ты целку из себя строишь...
   Он не договорил, потому что  рука  Юрия  стремительно  выдернула  его  из
кресла и  швырнула  через  всю  комнату.  Бандит  врезался  плечом  в  ребро
застекленной двери  и  упал  на  пол.  Стекло  громко  задребезжало,  но  не
разбилось. Филатов взял со стола деньги и бросил вслед.
   - Чтобы я тебя больше не видел, - сказал он. - Попадешься мне на глаза  -
сверну шею к чертовой матери.
   - Пожалеешь, козел, - подбирая деньги и  с  трудом  поднимаясь  на  ноги,
пообещал гость.
   - Дверь за собой закрой, патриот, - напутствовал его Юрий.

Глава 2

   Лысый толстяк в мятом, когда-то белом халате и очках с мощными линзами  в
палец толщиной заглянул Копылову в  зрачки,  небрежно  проверил  рефлексы  и
заставил подуть  в  трубочку.  Делая  контрольный  выдох,  Копылов  не  смог
сдержать  блудливую  ухмылку,  которую  всякий  раз  вызывала  у  него   эта
незатейливая процедура. В данный момент он был трезв как стеклышко  но  тест
на  алкоголь  всегда  заставлял  его  чувствовать  себя   кем-то   наподобие
преступника.
   - Свободен, - проворчал толстяк,  делая  какую-то  пометку  в  засаленном
журнале напротив фамилии Копылова.
   - Да здравствует свобода!  -  как  всегда,  ответил  Копылов  и  вышел  в
облицованный грязным белым кафелем коридор.
   Здесь было накурено - хоть топор вешай -  и  шумно.  У  дверей  медпункта
собралась небольшая очередь заступающих в ночную смену водителей,  спешивших
засвидетельствовать фельдшеру Степанычу свое почтение и подуть  в  трубочку.
Все они переговаривались, рассказывали  друг  другу  анекдоты  и  случаи  из
богатой на приключения профессиональной  практики.  Окунувшись  в  привычную
атмосферу, Копылов стрельнул у кого-то сигаретку,  беззлобно  выматерился  в
ответ на замечание о том, что такой большой мальчик мог бы купить сигареты в
табачном киоске, чиркнул зажигалкой и  огляделся.  У  него  было  еще  почти
полчаса до начала смены, а в гараже его наверняка поджидал сменщик, которому
он еще месяц назад  задолжал  десять  долларов.  Десятка  лежала  у  него  в
кармане,  так  же  как  и  пачка  сигарет,  но  Копылов  никогда  не  спешил
расставаться  со  своим  добром,  предпочитая   сначала   на   всю   катушку
попользоваться чужим. Эта особенность его  характера  была  хорошо  известна
всем, с кем он общался, но ему многое прощали за веселый нрав.  Кроме  того,
он никогда не крал и в конце концов всегда отдавал долги  -  для  этого  его
нужно было всего-навсего  как  следует  прижать.  Он  никогда  не  жалел  ни
сигарет, ни денег для тех, кто успевал попросить их у  него.  Удавалось  это
немногим, потому что Копылов всегда заранее угадывал в человеке просителя  и
просил первым.
   Вокруг  одновременно  велось  множество  разговоров.  Кто-то  рассказывал
жуткую историю о том, как его жена снюхалась с его  любовницей,  вступила  с
ней в сговор и они на пару затащили его в постель, чтобы в наказание укатать
до бесчувствия, - разумеется, тщетно, поскольку  рассказчик,  гигант  секса,
сам укатал обеих до потери сознания. В этой истории не было ни слова правды,
и Копылов отвернулся от рассказчика.
   В хвосте очереди старый хрыч Савельич  скармливал  какому-то  желторотику
старую байку о том, что столовая ложка подсолнечного масла, принятая  поверх
стакана водки, начисто нейтрализует "выхлоп" и  делает  бессильным  тест  на
алкоголь. "Ты бухой, понял? - втолковывал Савельич жадно внимавшему новичку.
- У тебя глаза в разные стороны смотрят, а трубка ни  хрена  не  показывает!
Только анализ крови покажет, так кто  с  этим  станет  возиться...  А  чтобы
наверняка, лучше засосать не ложку, а сразу полстакана..."
   - Савельич, - окликнул его Копылов, - а ты сам-то пробовал?
   Савельич неторопливо, с достоинством повернулся в его сторону.
   - Что я, с ума сошел - всякую дрянь пить?  -  пробасил  он.  -  Чего  ты,
Васька, вечно в разговор лезешь? Не хочешь - не слушай, а врать не мешай!
   Он снова  обернулся  к  новичку,  но  тот  уже  успел  смыться.  Савельич
ухмыльнулся,  покрутил  головой  и   стал   с   трубным   звуком   продувать
"беломорину". Копылов подмигнул ему и стал прокладывать себе путь к  выходу,
обмахиваясь сложенным вдвое путевым листом, как веером.
   Гараж был тускло освещен зудевшими под потолком лампами дневного света. В
их мертвенном сине-зеленом  сиянии  видавшие  виды  таксопарковские  "Волги"
напоминали дорогие заграничные лимузины.  Здесь,  в  замкнутом  пространстве
бокса, они казались воплощением мощи и  скорости.  В  гараже  приятно  пахло
бензином, выхлопными газами и  пролитым  моторным  маслом.  В  дальнем  углу
вспыхивало и гасло бело-голубое солнце электросварки.  Там  сыпались  искры,
трещали электрические разряды и утробно  гудел  сварочный  аппарат.  Копылов
огляделся, пытаясь засечь своего напарника-кредитора, но того нигде не  было
видно.
   Василий отправился на поиски своей машины.  В  гараже  было  по-вечернему
пустовато, и он удивился, увидев невдалеке  от  ворот  какое-то  непривычное
скопление людей. Подойдя поближе, он разглядел, что люди  окружили  одну  из
вернувшихся в парк машин. Среди промасленных комбинезонов слесарей  мелькали
чистые брюки и куртки водителей. Копылов понял, что произошло очередное  ЧП,
и суеверно поплевал через левое плечо:  пронеси,  Господи.  Он  считал,  что
увидеть перед заступлением на смену разбитую машину - очень плохая  примета.
В какой-то степени это было правильно: зрелище изуродованного,  скомканного,
как грязная промокашка, автомобиля могло  надолго  испортить  настроение,  а
выезжать на сумасшедшие московские  улицы  в  плохом  настроении  -  значит,
искать неприятностей на свою голову.
   Он подошел еще ближе и увидел, что автомобиль, вокруг которого  толпились
люди, цел. В толпе он заметил  своего  сменщика,  но  теперь  это  не  имело
значения. Сплошная  стена  ног  и  спин  вдруг  заволновалась,  раздалась  в
стороны, и на открытое пространство вышли  трое.  Точнее,  шли  своим  ходом
только двое, а третий висел  у  них  на  плечах,  вяло  перебирая  ногами  в
испачканных голубых джинсах. Голова его безвольно свисала на грудь,  с  лица
обильно капала густая жидкость, казавшаяся в мертвенном свете  ртутных  ламп
черной, как сырая нефть. Копылов,  которого  всегда  мутило  от  вида  чужой
крови, поспешно отвернулся, но все же узнал  в  раненом  Игоря  Турусова,  с
которым находился в полуприятельских отношениях. Это меняло дело, и  Копылов
со всех ног бросился к приятелю.
   - Игореха! - крикнул он. - Чего случилось? Его оттолкнули в сторону.
   - Не лезь, - сказал кто-то. - Видишь, человеку пачек накидали.
   - Кто? - возмущенно вскинулся Копылов. - Кто, блин?!
   - Не говорит, - ответил ему тот же голос. - В  толк  не  возьму,  как  он
вообще до гаража доехал!
   Турусов вдруг затормозил, упершись  ногами  в  бетон,  и  поднял  залитое
кровью лицо. Кровавая  маска  медленно  повернулась  справа  налево,  обводя
глазами столпившихся вокруг людей. Голова Турусова бессильно покачивалась на
шее, глаза мучительно щурились,  вглядываясь  в  лица,  и  Наконец  отыскали
Копылова. Когда этот тусклый, наполовину бессмысленный взгляд уперся  в  его
лицо, Копылов невольно вздрогнул и отшатнулся, словно его сильно толкнули  в
лоб ладонью.
   - Васек, - прохрипел Турусов. - А мне.., видал, какой макияж сделали?
   - Кто, Игореха? - настойчиво повторил Копылов. - Какая сука?..
   - Двое, - невнятно пробормотал Турусов. - Частники...  Старая  "Омега"  и
"девятка".., красная, как морковка. В Быково часто..,  пасется.  Такая..,  с
длинной антенной... В Быково... Монтировкой...
   Его голова бессильно упала  на  грудь.  На  несколько  секунд  воцарилась
тишина - все ждали, не скажет ли он чего-нибудь еще. Турусов молчал, и  двое
слесарей, которые поддерживали его в вертикальном положении,  спохватившись,
поволокли его в сторону медпункта.
   - Будет Степанычу работа, - сказал кто-то.
   - А что ему, хряку старому,  -  отозвался  другой  голос.  -  Позвонит  в
"скорую", вот и вся работа.
   Копылов  огляделся  по  сторонам.  Люди  начали  расходиться,  вполголоса
обсуждая происшествие.
   - Монтировкой, - повторил Копылов. - Монтировкой...
   Он бросился к своей машине, комкая в кулаке путевой лист. "Васька,  стой!
Не дури!" - крикнули сзади, но  он  даже  не  обернулся.  Взревел  двигатель
трехлетней "Волги", взвизгнули покрышки на бетонном полу, оставив на нем два
черных следа, и яично-желтый автомобиль с шашечками на борту, подпрыгнув  на
пороге, пулей выскочил из гаража.
   - Ох, наделает Васька делов, - сказал подоспевший Савельич,  глядя  вслед
ушедшей в дождливую ночь "Волге". - Надо бы диспетчеру сказать,  что  ли.  А
еще лучше - начальнику смены.
   - Я тебе скажу, старый  козел,  -  вмешался  в  разговор  угрюмый,  вечно
небритый водитель по кличке Бармалей. - Он настоящий мужик,  понял?  Он  все
правильно делает. Этих сучар учить надо. Где это видано, чтобы  таксисты  за
своих не заступились? Совесть имей, Савельич. Ты же  старый  водила,  пример
должен показывать. Что будет, если мы, чуть что, к начальству бегать станем?
Где, он сказал, его прихватили - в Быково? А ну, мужики, кто со мной?
   Пристыженный Савельич отошел в сторону, невразумительно бормоча что-то об
оставшихся до пенсии четырех месяцах. Бармалей решительно направился к своей
машине. Несколько человек после недолгого колебания двинулись за ним.  Через
несколько минут небольшая кавалькада таксопарковских "Волг", рассекая фарами
темноту, устремилась в сторону Быково.  Они  пытались  вести  переговоры  по
радио, но ушедший далеко вперед Копылов  резко  оборвал  их,  напомнив,  что
радио  может  слушать  любой  дурак,  у  которого  хватило  ума  обзавестись
приемником.  После  этого  они  двигались   в   полной   тишине,   игнорируя
голосовавших у обочин пассажиров  и  распугивая  резкими  гудками  клаксонов
маячивших вдоль дороги проституток.
   Копылова они так и не догнали, а через некоторое время радио  донесло  до
них одно-единственное слово:
   "Нашел'"
   - Везучий, черт, -  пробормотал  возглавлявший  колонну  Бармалей  и  еще
немного увеличил скорость.
   Вскоре на обочине дороги сверкнули  рубиновым  светом  задние  габаритные
огни, и фары Бармалеевой машины выхватили  из  темноты  обтекаемый  багажник
яично-желтой "Волги". Перед "Волгой" на обочине стояла красная  "девятка"  с
распахнутой настежь передней дверцей и длинной антенной, блестевшей в  свете
фар, как серебряная игла. Бармалей надавил на педаль тормоза  и  свернул  на
обочину, припарковавшись позади машины Копылова. Фары осветили пустой  салон
"Волги". Спустя секунду  из  придорожных  кустов,  треща  ветками  и  слегка
пошатываясь, словно пьяный, появился Копылов. В его  опущенной  руке  тяжело
покачивалась монтировка. Бармалею показалось, что стальной  прут  монтировки
мокро поблескивает в режущем свете фар.
   - Везучий, чертяка, - повторил  он,  и  тут  Копылов  остановился,  низко
наклонился, разведя в стороны руки, и его внезапно вырвало прямо на дорогу.

***

   К полудню следующих суток Ивану  Кольцову  удалось  смириться  с  потерей
потраченных на новенькую резину трехсот долларов. В конце концов,  рассуждал
он,  жизнь,  с  долларами  или  без  оных,  должна  продолжаться.  Мерзавца,
проколовшего охотничьим ножом  недавно  купленные  колеса,  конечно  же,  не
найдешь, и что толку впустую изводить  себя  мечтами  о  мести,  которой  не
суждено состояться? Не затевать же, в самом деле, войну с таксистами! И  без
войны  хлопот  полон  рот.  Нужно  работать,  кормить  семью,  а  тех,   кто
заслуживает наказания, покарает если  не  милиция,  то  Господь  Бог.  А  мы
как-нибудь продержимся эту зиму и на старой резине. Техосмотр  только  через
год, а за это время можно заработать на новые п