денье винтом,  он
полез  за  спинку  и  выволок  оттуда  длинный  сверток   из
мешковины.  "Газон", подвывая движком, катился  по  просеке,
периодически пробуксовывая в песке и подпрыгивая на  кочках.
Юрий  размотал  мешковину, протер ложу  карабина  рукавом  и
вынул  обойму. Увидев, что в ней осталось всего два патрона,
он недовольно поморщился.
      -  С  кем  это  ты воевать собрался? -  неодобрительно
поинтересовался  бригадир, сосредоточенно вертя  баранку.  -
Мало тебе покойников?
      -  Мало,  -  ответил Юрий, загоняя обойму на  место  и
передергивая затвор. - Только не мне, а тому парню,  который
все  это  устроил. Вряд ли он рассчитывал, что  мы  с  тобой
уцелеем.  Ошибочка  у  него вышла, а  умные  люди  потому  и
называются  умными,  что  признают  свои  ошибки  -  сначала
признают, а потом, сам понимаешь, исправляют.
     Петрович, который явно еще не успел додуматься до такой
элементарной  вещи, поспешно втянул голову в  плечи  и  даже
пригнулся  к  самой  баранке,  словно  по  ним  уже  открыли
массированный  огонь  из стрелкового  оружия.  Это  было  бы
смешно, если бы Юрий сам не ощущал себя так, будто на лбу  у
него нарисована мишень.
      - Ты стрелять-то умеешь? - спросил Петрович, но тут же
спохватился.  -  А,  ну да, конечно... Жалко,  что  патронов
мало.
     - А больше нет?
     - Есть. У Петлюры в сейфе.
      - Значит, нету... Ну ладно. Обойдемся как-нибудь. Да и
не  придется,  наверное, стрелять. Это я  так,  из  интереса
спросил.
      Петрович  неопределенно  хрюкнул  и  затормозил  возле
вплотную стоявшего у ворот подстанции джипа. Даже не  выходя
из машины, они увидели, что салон джипа пуст.
      -  Долго они разбираются, - сказал Петрович, выбираясь
из  кабины.  -  Сторожу  не  позавидуешь.  Петлюра  с  него,
наверное, с живого шкуру спускает.
      -  Если  так, то он хороший хирург, - заметил Юрий.  -
Аккуратно работает. Заметь: ни крика, ни шума... А?
      -  Твою  мать, - медленно сказал Петрович.  -  А  ведь
верно. Чего они там притихли-то? Стекла же должны дрожать от
Петлюриного рева...
     - Стекла? - странным тоном переспросил Юрий. - Погляди-
ка.
      Он вытянул руку, указывая направление, но Петрович уже
и сам увидел то, что хотел показать ему его новый компаньон.
Он  смотрел  на  окно аппаратной. Одно  стекло  в  нем  было
выбито,  осколки блестели в траве, как драгоценные камни,  а
cf%+%"h(% стекла были густо перепачканы чем-то красным.

                             ***

     Мент был худой, весь какой-то заморенный и словно пылью
припорошенный.  Тяжелая  челюсть  у  него  отливала   темной
синевой из-за проступившей щетины, впалые щеки казались кое-
как  отштампованными из скверной сероватой пластмассы, белки
глаз  розовели не то от недосыпания, не то просто с перепоя,
а   редкие   волосы  плотно  прилегали  к  длинному   черепу
слипшимися  беспорядочными прядями. Пахло от  мента  дешевым
одеколоном,  но  под  этим  мощным  ароматом,  от  которого,
наверное,   в   ужасе  шарахались  местные   комары,   легко
угадывался предательский запашок застарелого пота и еще чего-
то  неприятного - какой-то затхлой сырости,  печной  гари  и
чуть  ли не мышиного помета. Было совершенно ясно, что  мент
живет  в  старом деревянном доме с печным отоплением  и  без
удобств  и,  вполне возможно, до сих пор не женат,  а  может
быть, наоборот, разведен - воротник форменной рубашки у него
был  засален, верхняя пуговица кителя держалась  на  соплях,
готовясь  вот-вот отскочить напрочь, а капитанские звездочки
на погонах сидели вкривь и вкось.
     - Что смотришь? - неприветливо спросил мент, на секунду
переставая  рыться в ящике стола. - Нравлюсь?  Да,  видок  у
меня,   наверное,  еще  тот.  Не  успел,  понимаешь,   домой
заскочить, все утро в болоте ковырялся...
      -  В  каком еще болоте? - довольно равнодушно  спросил
Юрий.  Убогая обстановка кабинета навевала на него  чугунную
тоску, а отлежанный на нарах ушибленный бок ныл, как больной
зуб.
     - Да в Федоскиной топи, - неохотно буркнул капитан, - в
каком  же  еще.  Ребятишки по грибы ходили, нашли  пиджак  с
документами, весь в кровище... - Он помолчал, роясь в  столе
и явно прикидывая, стоит ли продолжать. Юрий его не торопил,
хотя  известие  его  заинтересовало.  -  С  документами,   -
повторил  капитан.  - Документы на имя...  А,  чего  там!  В
общем,  отыскался ваш водитель. Как бишь вы его  звали?  Да,
Квазимода.  Федякин  Андрей  Григорьевич,  тысяча  девятьсот
семьдесят второго года рождения, прописан в Москве,  холост,
не судим. Смешно, да? Федякин в Федоскиной топи утоп.
     - Очень смешно, - сказал Юрий. - Прямо обхохочешься.
     - Да, - не стал спорить капитан, - смешного маловато. -
Он  вынул  из  ящика  и  бросил на стол  паспорт  Юрия,  его
бумажник и пачку сигарет. Юрий удивленно приподнял брови, но
мент не стал возвращать ему его конфискованное имущество,  а
как  бы  невзначай положил сверху широкие ладони с короткими
толстыми  пальцами и принялся барабанить этими  пальцами  по
обложке   паспорта.  -  Странная  петрушка   получается,   -
продолжал он, глядя куда-то мимо Юрия своими неопределенного
цвета  глазами.  -  Завьялов..,  ну,  сторож  с  подстанции,
который  вашего  прораба подстрелил и  рубильник  включил...
Непохоже это на него, понимаешь? Тихий ведь был мужик,  мухи
не обидит. Ну, даст кому-нибудь в пятак по пьяному делу, так
ведь  у  нас,  у русских, без этого не бывает. А  тут  вдруг
b  *.%...  Ну  ладно - прораб. Могли они,  в  конце  концов,
поссориться... Правда, все равно непонятно, откуда  у  Митяя
ствол.  А  теперь и вовсе получается, что Завьялов  не  один
работал, а в компании. Понимаешь?
      -  Нет,  - сказал Юрий. - Если честно, не понимаю.  Не
понимаю,  к  чему  вы  клоните, не понимаю,  зачем  вы  мне,
задержанному,  все это рассказываете, и не  понимаю,  почему
меня задержали... Хотя об этом я, помнится, уже говорил.
      -  Да  погоди  ты со своим задержанием,  -  отмахнулся
капитан.  -  Успеешь  еще  права покачать,  не  спеши.  Тут,
понимаешь, такой винегрет... Я, честно говоря, даже не знаю,
как  быть.  Ты  тут  с боку припека -  и  ты,  и  этот  твой
бригадир.  Повезло  вам, вот и все.  Будете  свидетелями,  а
должны  бы..,  ну, сам понимаешь. А про пиджак  я  тебе  вот
зачем  рассказываю. Там ведь не только пиджак нашли. Борозда
там осталась, как будто тело тащили, и кончается эта борозда
аккурат возле оконца.
      - Какого еще оконца? - спросил Юрий, - А это на болоте
такие, как бы тебе сказать, озерца. Не озерца даже, а так  -
лужицы.  Ступишь  в такую лужицу и - вася-кот,  поминай  как
звали.  Никаким  шестом не достанешь. Вообще,  в  Федоскиной
топи что-то искать - дело гиблое. Водолаза засосет - хрен ты
его потом вытащишь, технику туда тоже не протащишь, да и кто
ее  туда  попрет, эту технику, рада одного жмура?  В  общем,
ушел  ваш Федякин с концами. И никто не узнает, где  могилка
его...  А  от  Федоскиной топи до подстанции, между  прочим,
рукой  подать. Улавливаешь? А мы-то голову ломали, куда  это
водитель  подевался и почему его с прорабом в  тот  день  не
было.  Выходит, что был, только пошустрее оказался, чем  его
начальник, успел ноги унести. Да только не местный он,  черт
его  к  топи  понес.  Уперся, увяз, а тут  его  и  настигли.
Настигли, замочили и в болото бросили.
      -  Красиво  у  вас работают, - криво улыбаясь,  сказал
Юрий. - Кто бы мог подумать!
     - Это еще вопрос, у нас или у вас, - огрызнулся мент. -
Размах  не  наш.  Боюсь, что завелись  у  нас  тут  какие-то
гастролеры.
      -  Да какие гастролеры! - взорвался Юрий. - Ведь  ясно
же,  что наша бригада местным была как бельмо на глазу! Ведь
работу у них из-под носа выдернули! Да и наши работяги -  не
ангелы:  баб  щупают, морды бьют, деньгами сорят  направо  и
налево  -  по местным понятиям, конечно. Ну что тут думать?!
Неужели  тяжело  сложить  два и два?  Ты  посмотри:  бригаду
уничтожили, считай, до единого человека, прораба застрелили,
водителя  утопили,  склад, где одного медного  провода  было
черт  знает  сколько, разграбили и сожгли.., сторожа,  между
прочим,  без  всяких тонкостей топором по  башке  тяпнули..,
прорабскую  сожгли. Да что там прорабскую  -  бытовку,  где,
кроме  грязных  тряпок, ничего не было,  тоже  сожгли!  Медь
сперли - на продажу, надо полагать...
      -  Да, уж, наверное, не огороды городить, - неожиданно
спокойно  согласился мент. - Ну, ты проорался?  Теперь  меня
послушай, умник. Послушай и постарайся понять, о чем я  тебе
толкую.  Ты, конечно, из Москвы приехал, а я, как у вас  там
#.".`ob, лох, ментяра таежный, но только и у меня голова  не
опилками набита. Это, знаешь ли, и козе ясно, что ваша  гол-
компания  торчала  тут у нас, как заноза в  заднице,  и  что
порешили их всех, чтобы другим неповадно было сюда соваться.
А  главное,  конечно,  - медь. Металл  вроде  бы  не  сильно
дорогой,  но было его, насколько я понимаю, много. Этот  ваш
Сухоруков,  бригадир, показал, что вы  сменили  на  ЛЭП  все
провода. Старый провод складировался на вашей базе у  Сухого
ручья  с целью последующего централизованного вывоза и сдачи
на  перерабатывающий комбинат. Так? Так! А  теперь  подумай.
Поселок  наш  - как воробей нагадил. Конкурентов  для  вашей
фирмы  у  нас  тут нет и в ближайшие сто лет не предвидится.
Это  -  раз.  Медь попятили, ладно. Так ведь  у  нас  каждый
человек на виду, я уж не говорю о машинах. А тут ведь  одной
машиной  не  обойдешься. И куда ее,  эту  медь,  девать?  До
железной дороги двести верст. Большак один. Перекрой  его  с
двух  концов, и баста. Что же, пятаки из этой меди чеканить?
Нет,  брат,  местным она ни к чему, да и  нет  у  нас  таких
отчаянных,  чтобы  на это дело решились.  Тут  чисто  кто-то
сработал, профессионально, и живет этот кто-то не здесь, а в
городе. Я эти свои соображения изложил в письменном  виде  и
отправил в область. Обещали помочь, но, сам понимаешь...
      -  Не  понимаю,  - снова повторил Юрий.  Откровенность
мента  казалась  ему  странной. Он что,  в  дружинники  меня
вербует? В юные друзья милиции? Нет уж, приятель, это ты как-
нибудь сам... - Не понимаю, при чем тут я.
     - При том, что ты свидетель, - сильно подавшись вперед,
доверительно сказал ему мент. - Эти отморозки двадцать  пять
человек  порешили,  чтобы все было  шито-крыто.  Ты  что  же
думаешь, они тебя пожалеют? Или бригадира твоего? Я тебе все
это  рассказываю  только потому, что  мне  лишние  трупы  не
нужны. У меня участок - что твоя Бельгия, и обслуживают  его
пять человек. Так что на милицию надейся, а сам не плошай. Я
бы, конечно, еще подержал вас обоих под замком, да нынче все
грамотные.  Не  имею я права вас дольше задерживать,  понял?
Обязан, во-первых, отпустить, а во-вторых, взять подписку  о
невыезде, как у ценных свидетелей. И потом, кормить вас  мне
нечем,  даже  если  бы вы сами попросились.  На  пару  ночей
приютить могу, но не больше. Так как?
      -  Нет  уж,  - сказал Юрий, - спасибо. Бог не  выдаст,
свинья  не  съест. Жаль вот только, что бытовка  сгорела.  У
тебя  на  участке бомжи есть, капитан? Если нету, то считай,
что парочка уже завелась.
     Капитан в ответ только хрюкнул. Склонившись над столом,
он   оформлял  подписку  о  невыезде,  старательно  заполняя
корявыми,  с  сильным наклоном буквами стандартный  бланк  с
лиловой печатью. Закончив, он подвинул бумагу к Юрию, и  тот
поставил свою подпись там, где стояла птичка.
      -  Свободен, - сказал капитан и со вздохом подвинул  к
Юрию  его  имущество. - Шагай и помни, что  я  тебе  сказал.
Кстати,  тебя там на улице дожидаются. Замучила, ей-Богу,  -
признался  он в ответ на удивленный взгляд Юрия. -  Примите,
говорит, передачу.., Насилу отбился.
     - Ну и принял бы, - сказал Юрий, совершенно не понимая,
.  ком,  собственно, идет речь. - Жалко тебе,  что  ли?  Сам
толком не кормишь, так хотя бы людям не мешал.
      - Не положено, - буркнул капитан. - И вообще, ты с ней
поосторожнее,  с этой.., доброй самаритянкой.  Брательник  у
нее двоюродный.., да и вообще...
     Юрий посмотрел на него, ожидая продолжения, но капитан,
похоже, уже сказал все, что хотел, и снова принялся рыться в
ящике  стола. Филатов едва заметно пожал плечами, забрал  со
стола  выписанный  капитаном пропуск и,  миновав  дежурного,
выбрался на улицу.
      Полуденная  жара обрушилась на него,  как  раскаленный
молот, но это было даже приятно. В кутузке тоже было жарко и
даже  душно,  но дышалось там тяжело и пахло всякой  дрянью:
масляной  краской, лизолом, стыдливо притаившейся  по  углам
грязью, тоской, убожеством. А здесь, на улице, теплый  ветер
свободно  доносил с сопок смолистые запахи тайги,  а  воздух
был таким чистым, что его хотелось пить, как воду.
     Мимо, громыхая разболтанными бортами, пропылил порожний
грузовик  с ярко-голубой кабиной и зеленым кузовом,  похожий
из-за  своей  окраски на жестяную детскую  игрушку.  Юрий  с
невольным уважением проводил его взглядом: это был "ГАЗ-51",
снятый  с производства чуть ли не четыре десятка лет  назад.
Потом,  морщась  от поднятой этим беглецом  с  автомобильной
свалки  пыли, проехал на скрипучем велосипеде с облупленной,
не  единожды перекрашенной рамой абориген лет пятнадцати. На
багажнике у него был тощий рюкзак, а к раме велосипеда  было
с  помощью  бечевки прикручено кривое ореховое  удилище  без
лески.  Проезжая мимо Юрия, юный рыболов испуганно  на  него
покосился  и  косился  до  тех  пор,  пока  переднее  колесо
велосипеда не въехало в колдобину и он чуть было не загремел
через руль.
      "Знает,  - подумал Юрий, глядя ему вслед.  -  Все  они
знают,  кто я такой и что здесь делаю. Знают, что  произошло
на  линии, и, возможно, знают даже, кто это сделал. Знают  и
молчат,  и  будут молчать, потому что своя рубашка  ближе  к
телу. А может быть, не только поэтому, но еще и потому,  что
относятся к имевшему место инциденту с опасливым одобрением:
туда,  мол, и дорога московским ханыгам, и нечего у  рабочих
людей кусок хлеба изо рта вырывать..."
     "Нет, - подумал он, - что-то крутит ментяра, чего-то он
недоговаривает.  На что-то он намекал, но  как-то  очень  уж
издали,   чересчур  осторожно.  Или  это  у  меня   паранойя
начинается? Участок размером с Бельгию... Пять человек... То
есть,  иными  словами,  если это  дело  все-таки  провернули
местные,  то  ему связываться с ними не резон - родственники
со  свету сживут, а то и просто зарежут. А медь...  Медь  не
ржавеет, а тайга кругом немереная - спрячь добычу, затаись и
жди,  пока  все  уляжется. Хоть год жди, хоть  все  пять.  И
потом,  чего  ждать?  Руби  себе  провод  на  куски,  толкай
килограммов по десять, по двадцать за раз... Разбогатеть  не
разбогатеешь,  но  получится что-то вроде  вполне  приличной
ренты.  Переводи металл в дензнаки и попивай водочку в  свое
удовольствие.  Чем не жизнь? Ведь прораба  застрелил  Митяй,
самый  что  ни  на  есть  местный. И  никакой  он  не  агент
-%"%$.,.)   преступной  группировки,  а   просто   один   из
аборигенов,  у  которого долго копилось  раздражение  против
москвичей - копилось, копилось, а потом количество перешло в
качество, да еще водочка помогла, поспособствовала... Жалко,
что  его  теперь  ни о чем не спросишь - повесился  Митяй  в
камере.  Проспался, узнал, что натворил, и повесился.  Тоже,
между  прочим, интересная деталь. Должен ведь был знать,  на
что шел, так зачем же вешаться?"
      "Погоди,  -  сказал он себе, - не то. Вешаться  -  это
потом.  Сначала он напился до бесчувствия и вырубился  прямо
на  месте  преступления. Зачем? Если планировал,  готовился,
сговаривался  с кем-то, то мог ведь, наверное, и  потерпеть?
Или   его   использовали  вслепую?  А  может  быть,   просто
подставили?"
     Он медленно спустился со скрипучего деревянного крыльца
и  остановился, не зная, в какую сторону податься.  Выбор  у
него был невелик - направо или налево, и ни справа, ни слева
ему  нечего  было  делать. Справа, в какой-нибудь  полусотне
метров,  немощеная  улица вливалась  в  центральную  площадь
поселка,   посреди   которой  в   чахлом   скверике   торчал
облупившийся   бетонный  постамент,   где   в   свое   время
возвышался,  по  всей  видимости,  памятник  вождю  мирового
пролетариата. Слева улица плавно загибалась в  сторону.  Там
зеленели  странные местные сады, в которых обычно ничего  не
успевало вызреть, уныло серели двускатные шиферные крыши,  а
над  ними  синели  поросшие лесом сопки. На  склоне  ближней
сопки  Юрий  разглядел серебристый блеск свежей  алюминиевой
краски  и  поспешно отвел глаза. "Попал",  -  подумал  он  с
довольно  тягостным чувством. Было очень неприятно оказаться
без всякой определенной цели и даже без крыши над головой  в
месте,  да  тебе  абсолютно нечего делать и  где  никто,  по
большому счету, в тебе не заинтересован.
      Оглядевшись,  Юрий  заметил Петровича.  Тот  сидел  на
корточках  в тени, прислонившись спиной к стволу  худосочной
липы,  по обыкновению копался в бороде, выковыривая  из  нее
какой-то  неопределенный мелкий мусор, и покуривал сигаретку
с  таким видом, словно нетрогался с места уже лет сто  и  не
собирался  трогаться  в течение по крайней  мере  такого  же
срока.
     - Привет, - сказал ему Юрий.
      -  Ужу,  -  промычал  в  ответ  бригадир,  затягиваясь
сигаретой,  и  посмотрел  на Юрия из-под  низко  надвинутого
козырька выгоревшего на солнце армейского кепи.
     Говорить было не о чем. До Юрия как-то вдруг дошло, что
перед ним на корточках сидит абсолютно чужой и несимпатичный
ему   человек  -  пьяница,  безмозглый  бык,  бывший   зека,
неудавшийся насильник, вожак стада диких обезьян, которое  в
один  прекрасный  день  целиком превратилось  в  подгоревшее
жаркое.  Их  кратковременное партнерство было вынужденным  и
теперь, похоже, подошло к концу.
      - Подписка о невыезде? - спросил Петрович, глядя прямо
перед собой.
     - Ага, - сказал Юрий. - Есть такое дело.
     - Коа-аел, - процедил Петрович, имея в виду капитана, и
$+(--. сплюнул в пыль. - Уж лучше бы прямо достал пистолет и
застрелил. Прирежут нас с тобой здесь, как цыплят.
      Юрий  снова огляделся по сторонам. Поселок,  казалось,
спал,  хотя время приближалось к полудню. По противоположной
стороне улицы, шатаясь и громко икая, прошел пьяный. Судя по
кренделям,  которые выписывали его непослушные  ноги,  и  по
тому, как он отклонял назад корпус, этот абориген пребывал в
абсолютно бессознательном состоянии и двигался исключительно
на автопилоте.
      -  Когда  усталая подлодка из глубины  идет  домой,  -
прокомментировал это явление Юрий.
      Глядя  на  пьяного, он почувствовал, как едва  ощутимо
бьется   где-то  в  глубине  мозга,  пытаясь  пробиться   на
поверхность, какая-то пока что не осознаваемая мысль  Пьяный
был  мучительно  похож  на кого-то,  только  было  никак  не
вспомнить  -  на кого. "А, чего там, - подумал Юрий.  -  Все
пьяные  чем-то  похожи друг на друга...  Все  до  единого...
Все... Да, черт возьми, все!"
      Он  вдруг понял, что это была за мысль и кого напомнил
ему  местный  алкаш.  Вот точно так же  бродили  по  вечерам
вокруг вагончика его покойные коллеги. "Да, - подумал он,  -
этого  я,  наверное, никогда не пойму. Какого дьявола  нужно
было  тащить из Москвы три десятка алкашей и бандитов, когда
здесь своих предостаточно? "
     - Что думаешь делать, Петрович? - спросил он.
      -  А хрен его знает, - честно ответил бригадир. -  Вот
сяду здесь и буду сидеть. Пару дней посижу, а потом, если не
прирежут,  махну  на  большак. Поймаю попутку,  доберусь  до
станции, сяду в поезд, и плевал я на эту его подписку.
      -  Штирлиц  дал Мюллеру под писку, - задумчиво  сказал
Юрий. - Мюллер скорчился и упал... Это не выход, Петрович. И
потом,  кому ты теперь нужен? Все, что знал, ты  уже  сказал
нашему храброму капитану, так какой смыс