у Ябир Ибн Акшани. Масуди охотился на сон Ко-
эна, пока тот видел во сне смерть Бранковича, так же как до этого  видел
во сне его жизнь.
   Масуди провел этот день и ночь, следя за снами Коэна, как за  созвез-
диями на небе своих челюстей. И говорят, он видел смерть Бранковича так,
как видел ее сам Бранкович. От этого он очнулся с поседевшими  ресницами
и подрагивающими ушами, кроме того, у него  выросли  огромные  смердящие
ногти. Он так быстро думал о чем-то, что не заметил человека, который  с
одного-единственного взмаха рассек его надвое саблей так что пояс упал с
него не размотавшись. Сабля оставила змеящийся след, и раскрылась страш-
ная, извилистая рана, как  рот,  произносящий  какое-то  неясное  слово,
вопль мяса. Говорят, что все, кто видел этот страшный извилистый след от
удара саблей, запомнили его на всю жизнь, а те, кто его запомнил,  расс-
казывают, что позже узнали его в книге "Лучшие подписи  саблей"  некоего
Аверкия Скилы ?, который собрал и представил самые известные приемы  са-
бельного боя. В его книге, опубликованной в Венеции в  1702  году,  этот
удар назывался именем одной из звезд в созвездии Овна. Был ли для Масуди
какой-то прок в этой страшной смерти и что он доверил паше перед казнью,
никто не знает. Перешел ли он через Сират-мост,  тонкий,  как  волос,  и
острый, как сабля, ведущий над адом прямо в рай, знают только те,  кото-
рые больше не говорят.
   Согласно одной легенде, его музыка попала в рай, а он  сам  в  ад  со
словами: "Лучше бы я не спел ни одной песни, попал бы сейчас с ворами  и
бандитами в рай! Музыка ввела меня в заблуждение, когда до  истины  было
уже рукой подать". Над могилой Масуди шумит Дунай и стоит камень с высе-
ченной надписью:

   "Все, что я заработал и выучил, превратилось в звяканье ложки об  зу-
бы".



   МОКАДАСА АЛЬ-САФЕР ? (IX, Х и XI века) - хазарский священник в  женс-
ком монастыре. В течение всей своей длинной жизни  играл  с  монахом  из
другого монастыря в шахматы без доски и фигур. Они делали один ход в год
на огромном пространстве между Каспийским и Черным морем, а животные, на
которых они по очереди выпускали сокола, служили им фигурами.  В  расчет
принималось не только поле, на котором каждое животное становилось добы-
чей, но и высота этого места над уровнем моря.  Мокадаса  аль-Сафер  был
одним из лучших ловцов снов среди хазар. Считается, что в своем  словаре
слов он смог собрать один  волос  с  головы  Адама  Рухани  (ср.  Масуди
Юсуф ?).
   Особенности его молитв и порядок, установленный в монастыре, к  кото-
рому он принадлежал, заставили его оплодотворить десять тысяч  девствен-
ниц-монахинь. Последней, приславшей ему ключ своей спальни, как  говорит
легенда, была принцесса Атех ?. Это был маленький женский ключ с золотой
монетой вместо головки. За этот ключ Мокадасе аль-Саферу пришлось запла-
тить головой, так как он вызвал ревность кагана. Умер заточенным в клет-
ку, подвешенную над водой.



   Д-р МУАВИЯ АБУ КАБИР (1930-1982) -  арабский  специалист  по  ивриту,
профессор Каирского университета. Занимался сравнительным изучением  ре-
лигий Ближнего Востока. Закончил университет в Иерусалиме, защитил в США
докторскую диссертацию на тему "Древнееврейская философия в  Испании  XI
века и учение калама". Он был рослым, плечистым человеком, с такой широ-
кой спиной, что локтем не мог дотянуться до другого локтя, знал наизусть
большинство песен Иуды Халеви ? и считал, что "Хазарский  словарь",  из-
данный Даубманнусом ? в 1691 году, все еще можно отыскать  где-нибудь  в
старой книжной лавке. Чтобы обосновать эту уверенность,  он  восстановил
события, связанные с распространением этой книги, начиная с  XVII  века,
сделал точный перечень всех уничтоженных экземпляров и  тех  немногочис-
ленных, которые имели хождение, и пришел к выводу, что минимум  два  эк-
земпляра этого считающегося исчезнувшим издания должны еще существовать.
Ему ни разу не удалось напасть на их след, но, несмотря на это, он  про-
должал тщательнейшие поиски. Когда он,  находясь  в  состоянии  исключи-
тельного творческого подъема, опубликовал трехтысячную библиографическую
единицу, началась израильско-египетская война 1967 года. Как офицер еги-
петской армии, он участвовал в боевых действиях, был ранен и оказался  в
плену. Армейские документы свидетельствуют о тяжелых ранениях  головы  и
тела, результатом которых явилось половое бессилие. Когда он вернулся на
родину, голова его была обвязана смущенными улыбками, которые волочились
за ним как шарф. В какой-то гостинице он скинул с себя военную форму и в
медном зеркале в первый раз увидел свои увечья. Они пахли пометом  сини-
цы, и он понял, что никогда больше не сможет лечь с  женщиной.  Медленно
одеваясь, он думал так: "Более тридцати лет я был поваром, день за  днем
я готовил и наконец приготовил то блюдо, каким я стал; я сам был пекарем
и тестом, я сам из себя замесил такой хлеб, какой хотел, а  потом  вдруг
появился другой повар, со своим ножом, и в мгновение ока сделал из  меня
совершенно другое, не знакомое мне блюдо. Теперь я естра - я тот, кто не
существует!"
   И он не вернулся больше к своей семье в Каир, не вернулся и  к  своей
работе в университете. Он поселился в пустом доме своего  отца  в  Алек-
сандрии, жил торопливо и следил  за  тем,  как  белые  пузырьки  воздуха
из-под его ногтей поднимаются  к  миру,  подобно  пузырькам  воздуха  из
рыбьих жабр. Он хоронил свои волосы, носил бедуинские сандалии, оставляя
за собой след в форме копыта, и однажды ночью под дождем,  крупным,  как
воловьи глаза, увидел свой последний сон. Этот сон он записал:

   Две женщины увидели, как через дорожку, из кустов к ручью, прошмыгнул
маленький пестрый светлый зверек, похожий но набеленное лицо,  подпертое
двумя тоненькими ножками, и воскликнули:
   - Смотри-ка, это же (назвали имя)! У нее кого-то убили или  разрушили
дом. Она всегда преображается и делается красивее от ужаса. Нужно скорее
дать ей какую-нибудь книгу и карандаш или повидла. Сразу примется читать
и что-то писать, но не на бумаге, а на цветах...

   Таким был сон доктора Абу Кабира Муавии. Следующей ночью он опять ви-
дел его, и опять не запомнил имени зверька. А затем  пересмотрел  заново
все свои сны, только в обратном порядке.  Сначала  позавчерашний,  потом
позапозавчерашний, потом позапозапозавчерашний и  так  далее,  но  очень
быстро, за одну ночь - все сны последнего  года  жизни.  Через  тридцать
семь ночей со снами было покончено, он добрался до самых  первых,  детс-
ких, тех, которые он уже не мог вспомнить наяву, и пришел к выводу,  что
Аслан, его слуга, который вытирал  грязную  посуду  бородой,  просраться
мог, только плавая в воде, а хлеб умел резать босыми ногами, похож  сей-
час на него больше, чем он сам на себя такого, каким был  тридцать  семь
лет назад. Так дошел он до последнего сна. В его ночах время,  как  и  у
хазар, текло от конца к началу жизни и все истекло. С тех пор он  больше
не видел снов. Он было чист. И готов к новой жизни. Тогда он начал  каж-
дый вечер посещать "Корчму у суки". В "Корчме у суки" платили только  за
место, тут не подавали никакой еды  или  питья,  сюда  собирался  разный
сброд, и здесь ели и пили то, что приносили с собой, или же садились  за
общий стол, чтобы выспаться. Корчма часто была полна, но здесь никто ни-
кого не знал, бывало так, что все рты работали, но никто  не  произносил
ни слова. Не было ни стойки, ни кухни, ни огня, ни  прислуги,  только  у
входа сидел тот, кто брал деньги за место. Муавия садился среди  посети-
телей "Корчмы у суки", раскуривал трубку и повторял свое упражнение:  ни
одной мысли не позволять длиться дольше, чем длилась  одна  затяжка.  Он
вдыхал смрад и смотрел, как люди вокруг него жрут  пригоревшие  лепешки,
называвшиеся "драные портки", или повидло из тыквы с  виноградом,  смот-
рел, как они проносят кусок через горький взгляд, как  вытирают  платком
зубы и как трещат на них рубашки, когда они ворочаются во сне.
   Глядя на них, он думал, что для каждого мгновения его и их времени  в
качестве материала  использованы  потертые  мгновения  прошедших  веков,
прошлое встроено в настоящее и настоящее состоит из прошлого, потому что
другого материала нет. Эти бесчисленные мгновения прошлого по  нескольку
раз на протяжении веков использовались как камни в разных постройках;  и
в нашей нынешней жизни, стоит только присмотреться повнимательнее, можно
совершенно ясно распознать их, так же как мы распознаем и вновь  пускаем
в обращение золотую монету времен Веспасиана.
   Такие мысли ничуть не облегчали его мучений. Облегчение приносили эти
люди, которые от будущего ждали только одного - чтобы оно и других обма-
нуло так же, как уже обмануло их. Эта кучка озабоченно  жующих  помогала
ему найти свое место в новой жизни. Его утешало сознание того, что  мало
кто из этих людей, от которых одинаково воняет как здесь, так и в  Малой
Азии, может быть еще более несчастным, чем он. Но прежде всего "Корчма у
суки" сама по себе была тем самым местом, в  котором  он  нуждался.  Эта
корчма со столами, отполированными морской солью, с фонарями  на  рыбьем
жиру, была лет на семьдесят, если не больше, старше того времени,  кото-
рое стояло на дворе, и это успокаивало Муавию. Потому что он не мог  пе-
реносить ничего, связанного с ним самим и его  временем.  А  так  как  в
прошлом его поджидала старая профессия, которой он гнушался так же,  как
и своего настоящего, он тонул глубже, в полупрошлое, где опал  и  нефрит
были двоюродными сестрами, где трус все  еще  высчитывал,  сколько  дней
проживет человек, где еще выковывали ножи, тупые с обеих сторон.
   Поужинав говяжьими или козьими ушами, он уходил в редко  отпиравшиеся
комнаты отцовского дома и там до глубокой ночи  перелистывал  горы  анг-
лийских и французских газет, издававшихся в Александрии в конце XIX  ве-
ка. Сидя на корточках и чувствуя, как в его тело проникает  сытный  мрак
мяса, он читал эти газеты с жадным интересом, потому что с  ним  они  не
могли иметь никакой связи.  Этому  условию  как  нельзя  более  отвечали
объявления.
   Из вечера в вечер он листал объявления давно умерших людей, предложе-
ния, которые не имели больше смысла и блестели пылью более  старой,  чем
он. На этих желтых страницах предлагалась  французская  настойка  против
ревматизма и вода для мужских и женских ртов, August Zigler  из  Австрии
объявлял, что в его специализированном магазине по продаже  оборудования
для больниц, врачей и повитух есть средства против расстройства желудка,
чулки для больных с расширением вен и надувные резиновые стельки.  Пото-
мок какого-то халифа XVI века предлагал для продажи фамильный  дворец  с
полутора тысячами комнат, расположенный в красивейшем  месте  тунисского
побережья Средиземного моря, всего лишь в двадцати  метрах  под  поверх-
ностью воды. Смотреть можно в любой день, когда хорошая  погода  и  дует
южный ветер "тарам". Пожелавшая остаться неизвестной старая дама предла-
гала будильник, который будит запахом розы или коровьего навоза;  рекла-
мировались стеклянные волосы или  браслеты,  которые  заглатывают  руку,
стоит их только надеть. Христианская аптека "Святая Троица"  сообщала  о
жидкости доктора Лемана против веснушек и лишаев, чистотеле, зверобое  и
порошке для верблюдов, лошадей и овец, который повышает аппетит  и  пре-
дотвращает болезни молодняка, чесотку и водоизнурение при  водопое.  Ка-
кой-то анонимный покупатель искал в рассрочку еврейскую душу, причем са-
мого низшего сословия, которая называется  нефеш.  Известный  архитектор
заявлял о себе предложением построить по проекту заказчика, очень  деше-
во, роскошную виллу на небе, в парадизе, причем ключи владелец мог полу-
чить еще при жизни, сразу после уплаты по счету, выписанному, однако же,
не строителю, а каирской голытьбе. Рекомендовались средства против облы-
сения во время медового месяца, предлагалось  продать  волшебное  слово,
которое по желанию могло быть превращено в ящерицу или лунную розу, про-
давалась, и очень дешево, пядь земли, с которой можно  наблюдать  лунную
радугу всегда, когда наступает третья джума месяца раби-аль-ахир. Каждая
женщина может стать красавицей, очистившись,  как  от  насекомых,  иков,
веснушек и родинок, с помощью белил английской фирмы Rony and Son.  фар-
форовый сервиз для зеленого чая в форме персидской  курицы  с  цыплятами
мог быть приобретен вместе с миской, под которой некоторое время находи-
лась душа седьмого имама...
   Бесчисленное множество имен, адреса уже давно  переставших  существо-
вать фирм и продавцов, магазинов, которые давно не работают, пестрели на
старых страницах газет, и д-р Муавия погружался в этот  исчезнувший  мир
как в некое новое спасительное общество, равнодушное к его бедам и забо-
там. Как-то вечером 1971 года, когда он чувствовал каждый свой  зуб  как
отдельную букву, д-р Муавия сел и написал по одному объявлению  от  1896
года. Он аккуратно вывел на конверте имя и адрес, которые,  может  быть,
давно уже не существовали в Александрии, и послал запрос по почте. С тех
пор он каждый вечер обращался по одному из адресов конца XIX века. Груды
его писем направлялись в неизвестность, но однажды утром  пришел  первый
ответ. Незнакомец писал, что хотя у него больше нет для продажи  указан-
ного в объявлении патента Турул из Франции, которым пользуются в  домаш-
нем хозяйстве и о котором пишет в своем письме д-р Муавия, однако он мо-
жет предложить кое-что другое. И действительно, на следующее утро в доме
Муавии в связи с этим объявлением появились девушка и попугай, они  дуэ-
том спели ему песню о сандалиях на деревянной подошве. Потом попутай пел
один на каком-то незнакомом Муавии языке. Когда Муавия спросил у  девуш-
ки, кто из них продается, она ответила, что он может выбирать. Д-р  Муа-
вия засмотрелся на девушку - у нее были красивые глаза и груди, как  два
крутых яйца. Он очнулся от летаргии, приказал Аслану освободить одну  из
больших комнат в мансарде, установил там стеклянный обруч и купил  попу-
гая. Потом постепенно, по мере того как приходили ответы на  его  письма
от кто знает каких далеких наследников давних авторов объявлений, он на-
чал эту комнату заполнять. Здесь собралось много мебели странного вида и
непонятного назначения: огромное седло для верблюда,  женское  платье  с
колокольчиками вместо пуговиц, железная клетка, в которой  людей  держат
подвешенными под потолком, два зеркала, одно из которых несколько запаз-
дывало в передаче движений, а другое было разбито,  старая  рукопись  со
стихотворением, написанным на неизвестном ему  языке  вестными  буквами.
Стихотворение гласило:

Zaiudu fcigliefcmi farchalo od frecche
Kadeu gniemu ti obrazani uecche
Umifto tuoyogha, ca ifkah ya freto
Obras moi ftobiegha od glietana glicto
Uarcchiamti darouoy, ereni fnami ni
Okade obraz tuoi za moife zamini.

   Год спустя комната в мансарде была забита вещами,  и  однажды  утром,
войдя в нее, д-р Муавия был ошеломлен, поняв, что все  им  приобретенное
начинает складываться в нечто имеющее  смысл.  Бросалось  в  глаза,  что
часть этих вещей представляет собой оборудование для чего-то походившего
на больницу. Но на больницу необычную, возможно древнюю, в которой лечи-
ли не так, как лечат сейчас. В больнице  д-ра  Муавии  были  сиденья  со
странными прорезями, скамьи с кольцами для того, чтобы привязывать сидя-
щих, деревянные шлемы с отверстиями только для левого  или  для  правого
глаза или же с дыркой для третьего глаза на темени. Муавия поместил  эти
вещи в отдельную комнату, позвал своего коллегу с медицинского факульте-
та и показал их ему. Это была его первая после войны 1967 года встреча с
одним из бывших университетских друзей. Медик осмотрел  вещи  и  сказал:
это древнейшее оборудование для лечения снов, точнее, для  лечения  зре-
ния, которым пользуются во сне. Потому что во сне, по некоторым  верова-
ниям, мы видим совсем не тем зрением, которым видим наяву.


Водяной знак из собрания
д-ра Абу Кабира Муавии



   Д-р Муавия усмехнулся такому выводу и занялся остальными вещами.  Они
по-прежнему находились в первой большой комнате с попугаем, однако уста-
новить связь между ними было труднее, чем между теми,  что  представляли
собой средства для лечения зрения, которым видят сны. Долго  пытался  он
найти общий знаменатель для всего этого старья и наконец решился прибег-
нуть к методу, которым пользовался раньше -  в  своей  предыдущей  жизни
ученого. Он решил искать помощь у компьютера. Позвонил по телефону одно-
му из своих бывших сотрудников в Каире, специалисту по теории вероятнос-
ти, и попросил его ввести в компьютер названия всех  предметов,  которые
перечислит ему в письме. Три дня спустя компьютер выдал результат, и д-р
Муавия получил из Каира ответ. Что касается стихотворения, о нем  машина
знала только то, что оно написано на каком-то славянском языке, на бума-
ге 1660 года с водяным знаком, изображавшим ягненка под знаменем с трех-
листным клевером. Остальные же предметы - такие, как попугай, седло  для
верблюда с колокольчиками, засохший плод, похожий одновременно на рыбу и
шишку, клетка для людей и другие - объединяло только одно. А именно - из
скудных данных, которыми компьютер располагал главным образом на  основе
исследований самого д-ра Муавии, вытекало, что все эти вещи  упоминались
в утраченном в настоящее время "Хазарском словаре".
   Так д-р Муавия снова оказался там, где он был накануне войны. Он отп-
равился в "Корчму у суки", раскурил трубку, огляделся вокруг, погасил ее
и вернулся в Каир, к прежней работе в университете. На столе его ожидала
гора писем и приглашений на встречи и симпозиумы, из которых  он  выбрал
одно и начал готовиться к докладу на научной конференции в октябре  1982
года в Царьграде на тему "Культура Черноморского побережья в средние ве-
ка". Он снова прочитал Иуду Халеви, его  сочинение  о  хазарах,  написал
доклад и поехал в Царьград, надеясь, что там, быть может,  встретится  с
кем-нибудь, кто больше его знает о хазарских делах. Тот, кто  убил  д-ра
Муавию в Царьграде, сказал, направив на него револьвер:
   - Открой пошире рот, чтобы я не испортил тебе зубы!
   Д-р Муавия разинул рот и получил в него пулю. Причем так удачно,  что
все зубы остались целы.



   МУСТАЙ-БЕГ САБЛЯК (XVII век) - один из турецких военачальников в Тре-
бинье. Современники говорят, что в Мустай-беге Сабляке еда не держалась,
и он, как горлица, и ел и гадил одновременно. В военные походы он брал с
собой кормилиц, которые кормили его грудью. С женщинами, как, впрочем, и
с мужчинами, дела не имел, лечь мог только со смертником, так что в  ша-
тер ему приносили купленных, вымытых и разукрашенных  женщин,  мужчин  и
детей, которые были при смерти. Только с такими он  мог  провести  ночь,
как будто боялся оставить свое семя в ком-то, кто еще будет жить.  Он  и
сам говорил, что делает детей для того света, а не для этого.
   - Никогда не знаешь, - жаловался он, - в какой рай они  попадут  и  в
какой ад. Может, отправятся к еврейским ангелам или к христианским  чер-
тенятам, и я никогда не увижу их на том свете, попав в дженет...
   Одному дервишу он очень просто объяснил  свои  странные  наклонности;
"Когда смерть и любовь, тот и этот свет оказываются так близко  друг  от
друга, можно многое узнать и об одном,  и  о  другом.  Это  как  с  теми
обезьянами, которые время от времени навещают тот свет. Когда они  возв-
ращаются обратно, каждый их укус - это мудрость в чистом  виде.  Что  же
удивительного, что некоторые люди дают им укусить себя за руку  и  потом
из укуса извлекают истину. Я в таких укусах не нуждаюсь..."
   Так, кроме коней, которых он любил, но не ездил  на  них,  Мустай-бег
Сабляк покупал смертников, которых не любил, но на них  ездил.  Недалеко
от берега моря у бега было великолепное кладбище для  лошадей,  с  надг-
робьями из мрамора, за которым смотре