Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Русскоязычная фантастика
      Исаак Бабель. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  -
Для меня никакой проблемы нет. В российской литературе появился сильный, самобытный автор, создавший умную и крайне небезынтересную книгу, воздвигший мир, кое-в чем более интересный и сложный, нежели мир Толкина, ибо Профессор, как ни крути, мифологист, а любой миф эмоционально схемати- чен. Неприятие иными фэнами и писателями дилогии "Кольцо Тьмы", думаю, про- диктовано либо дешевым снобизмом ("Фи, на что замахнулся!"), либо заведо- мым, жлобским недоверием к человеку ("Ишь, кого продолжает, смерд!"). Пер- вое - попросту неумно. Пользуясь случаем, приношу извинения Николаю Дании- ловичу: и сам грешил, долго откладывая на потом прочтение "КЦ". Что ж, не люблю жанр "продолжений", даже свободных, не доверяю им - и рад, что в дан- ном случае ошибся. Что же до "как посмел Самого продолжать" - то авторы по- добных сентенций пусть вспомнят историю с "Отягощенными Злом"... и нишкнут. Основным доводом в пользу того, что "КЦ" вещь талантливая и заслужи- вающая внимания является, по моему мнению, сама несостоятельность критики в его адрес со стороны профессионалов. И это при том, что редакторами "Двух- сот" были, несомненно, отобраны лучшие из критических материалов! Я, естественно, говорю не о вздорной, злой и откровенно глупенькой статейке Н.Резановой. Отнюдь! Критикесса оказалась настолько недобросовес- тна, что опровергать ее - труд невеликий и малопочтенный, все равно, как ударить "Дауна". Сам Николай Даниилович прилюдно и пребольно посек сию да- му. И поделом. Иное дело - статья Переслегина. Я убежден, что Сергей - не столько да- же критик, сколько блистательный литературовед-социокультуролог. Его ана- лиз текста, как правило, полон и всеобъемлющ, а в силу этого - достаточно пространен. Обычно. Но не в данном случае. Здесь Сергей краток. Ясно, что романом он не очарован. Но система до- казательств тут много слабее, нежели в любой другой его работе. Подчас да- же создается ощущение эдакой "арбитмановщинки": подмены довода и аргумента хлесткой фразой и удачным образом. Просматривается некоторая изначальная заданность позиции рецензента. Впрочем, Переслегин достаточно профессиона- лен и честен, чтобы не дать субъективности возобладать. И в результате - заметка его, вопреки обыкновению, коротка, почти бездоказательна и написа- на, как говорится, "без души". Но задумаемся: если уж ПЕРЕСЛЕГИН не смог убедительно доказать, что книга нехороша, то нельзя не признать, что мы действительно имеем дело с Явлением в нашей литературе... 2. ПРОБЛЕМА "СТРАННИКА" "Двести-А", в первую очередь - исчерпывающий монолог Славы Логинова, во многом закрыл эту тему. Да, безусловно, "карманная премия", учреждена конкретным спонсором в интересах конкретного лица при опоре на авторитет конкретного же кружка. И, разумеется, ни грана общего с "Небьюлой", ибо та присуждается ШИРОКИМ кругом профессионалов и отнюдь не на деньги щедрого, но и своенравного спонсора. В общем-то, платящий деньги, вправе распоряжаться, да! Но ведь жюри "Странника", вполне сознавая ущербность "кулуарной премийки", немногим от- личающейся от давних молодогвардейских и нынешних никитинских самонагражде- ний, попробовало освятить цацку ореолом "Сидоркона", неявно подписав к меж- дусобойчику тех, для кого ЛЮБОВЬ К ФАНТАСТИКЕ стала уже и самой жизнью. По- добных вещей нормальный человек не прощает. Отсюда и шквал неприятия. Но! Гораздо страшнее - другое! Отстаивая "корпоративный", а точнее - клановый, престиж, на защиту сомнительной премии встали люди, упрекнуть которых в отсутствии ума или по- рядочности не поднимется язык ни у кого. Это отличные ребята, чистые, чес- тные, талантливые. Но раздался сигнал: "Наших бьют!" - и вот они уже взле- тают в седла, готовые рубить без пощады. А кого рубить? За дело ли? - воп- росы излишни. И невнятность цели добавляет гнильцы в средства. К примеру, умный и ироничный Миша Успенский, пытаясь доказывать недо- казуемое, поневоле и сам того не желая, прибегает к передергиваниям. И вер- но. Ведь недоказуемое, не передергивая, не докажешь. ЦИТИРУЮ: "Как мы назовем автора, которого не интересует мнение читате- лей? - спрашивает Бережной. Да как угодно. Сократ, не написавший ни строч- ки. Рембо, забывший свои стихи. Кафка, завещавший сжечь все, им написанное..." ("Двести-А", с.41) Там Михаилом помянуты еще Хлебников с наволочкой стихов и нынешние постмодернисты. Что до Хлебникова, так использование наволочки в качестве портфеля говорит разве что о специфике характера поэта, о равнодушии к бла- гам, об отсутствии портфеля, наконец, но никак не о безразличии к мнению читателей. А нынешние постмодернисты... ну, знаете ли, пена сойдет, а чита- тель останется. И болт, тем паче анкерный, ему в хозяйстве пригодится зна- чительно больше, нежели вся эта кратковременно-модная постмодернистская га- лиматья. А вот насчет остального... Есть смысл подумать! а). СОКРАТ. Да, не написал ни строчки. Во-первых, писателем он не был. Был философом, был педагогом-перипатетиком - из тех, кто обучал, неспешно прогуливаясь. Как правило, у таких есть ученики, запоминающие мысли настав- ника и уже после, по памяти, записывающие. Иисус из Назарета, собственно, тоже не написал ни строчки - ученики постарались. Ибо в данном случае слу- шатель идентичен читателю. А кто посмеет утверждать, что Сократу безразлич- но было мнение Ксенофонта и Платона? Что Назаретянину плевать было на мне- ние апостолов?.. б). РЕМБО. Да, забыл свои стихи. Но ведь забыл-то, уйдя с головой в коммерцию, забросив грехи молодости и даже стесняясь их. Зачем удачливому работорговцу (лоточнику, акционеру и пр.) помнить свои стишки, не принес- шие ему ни су? Зрелому Рембо-негоцианту читатель, действительно, был на фиг не нужен, он плюнул на него, как и на собственную поэзию. Но готов ли кто-нибудь из потенциальных лауреатов "Странника" открыто признать: да, не интересно мне мнение читателей, поскольку я ушел в лоточную торговлю и до фени мне всяческая писанина, коей раньше баловался по глупости да по моло- дости?.. в). КАФКА. Да, завещал сжечь. Но! - именно потому, что усомнился пе- ред смертью в их уровне и заподозрил, умирая (зря, конечно!), что читатель не поймет. Зачем же сравнивать эту гипертрофированную деликатность и уваже- ние к читательскому мнению с самодовольной псевдоэлитарщиной, декларируе- мой А.Столяровым?.. Не думаю, что А.М. способен заявить: сожгите, друзья, мой двухтомник, ибо кажется мне, что все написанное мною - дерьмо. Нет-с, никак не способен... Такова аргументация Успенского. Еще дальше идет Эдик Геворкян: "Никто ведь не мешал, - пишет он, - учредить еще пару, а то и десяток призов. За- чем же навязывать свое мнение писателям, решившим скромно поучаствовать на этом празднике жизни?" ("Двести-А", с.43). Разумно. И страшно. Потому что не писатели "решили", а спонсор с пре- мией нашелся. Для узенького, пусть и достойного кружка. Но ведь пьянка в одной отдельно взятой квартире не есть праздник всего человечества; в дан- ном случае, не фэны НАВЯЗЫВАЮТ ПИСАТЕЛЯМ своем мнение, а как раз ГРУППА ПИСАТЕЛЕЙ НАВЯЗЫВАЕТ фэнам свое мнение, буквально заставляя их - не мытьем, так катаньем - а соучаствовать (хотя бы присутствием в зале) в процедуре. Естественно, люди протестуют. Ибо не хотят быть тупым стадом, имеющим пра- во лишь на поддакивание и подблеивание непостижимо-высоким решениям мэтров. Эх, "Странник", "Странник"... сколько же славных, милых, талантливых людей повязал ты по рукам и ногам, втравил в бестолковую драчку за честь деревянного, неумелым столяром сработанного бушлатика... Но даже и это не все! В защиту "Странника" выступают ТОЛЬКО члены жюри. И в череде их аргу- ментов нет-нет да и мелькнет гаденькая мысль: бранят, ибо завидуют. И вот уже порядочнейший Лазарчук собирается не подавать Щеголеву руки за то, что посмел Щеголев свое суждение при себе не держать. И - апофеозом! - идет на- мек на то, что всему виной интриги и "обиды писателей, волею судьбы оказав- шихся вне клуба "Странников"..." Обиды писателей? Ну-ну. Я, Лев Вершинин, торжественно заявляю: приятно получать премии. Само- любие они, конечно, чешут. Но если уж получать, то так, как получил я "Еврокон-93", узнав об этом факте гораздо позже самого голосования. Не нуж- но, коллеги, ни интриговать, ни хвалить себя. Достаточно попросту писать. Умно, честно и ПОНЯТНО. Премии приложатся. И, коль уж на то пошло, то есть нечто и превыше премий. Не был я ни- когда, слава Богу, ни "драбантом", ни "семинаристом", и не сиживал в жюри. Но когда мне, пацану с улицы, судьба подарила счастье знакомства с Арка- дием Натанычем, я показал ему свои повести, и смел ли ждать, что они понра- вятся ему? Мог ли я надеяться, что он сам, без просьбы (да и разве решился бы я?) предложит написать предисловие? Не мог. А Он - предложил. И это бы- ло честью, превыше всяких премий. И я, удостоенный этой чести, просто не могу - даже желая того - зави- довать лауреатам "Странника", ни уже состоявшимся (о великая честь!), ни предполагаемым (о суровая неизбежность!). Хотя бы потому, что к заслугам, скажем, Рыбакова или Лукина данная статуя ровно ничего не добавит; заслуги эти и так известны. Как не подновит кусок бронзы поблекшую позолоту галу- нов престарелого вундеркинда, вечного "драбанта" при известной Персоне. И, вовсе уж кстати, так ли велика принципиальная разница между "драбантами" и солдатами иной Гвардии, допустим - Молодой и далеко не всегда - наполеонов- ской?.. Субординация - она ведь, вообще-то, признак казармы. И фельдфебель, рвущийся в Вольтеры - явление, увы, не новое для России. 3. ПРОБЛЕМА СОСТРАДАНИЯ Но что же ХОРОШО и что такое ПЛОХО? В отличие от хрестоматийного кро- хи, имевшего возможность получить точные указания от мудрого отца, так вот, в отличие от Андрея Михайловича Столярова, я не знаю ответа. Но порассуж- дать - могу. Думаю, что принципиальное отличие русской (российской) литературы от литературы западной кроется в том, что наша литература всегда была состра- дающей, кричащей, зовущей на помощь и аппелирующей к Совести. Беллетристи- ка же Европы - прежде всего анализ, размышление, формальный изыск и - не в последнюю очередь - развлекательность. Иными словами: здесь - ДУША, там - РАЗУМ. Истоки, вероятно, в различии католического и православного мироощуще- ния. Католическая схема: "Бог есть, ибо я РАЗУМОМ СОЗНАЮ, что его не может не быть" (Фома Аквинский). Отсюда и рационализм. Не зря именно из католи- ческих монастырей вышли естественные науки, и еретик Бруно старался поз- нать Вселенную как раз в попытке приблизиться к постижению Бога. Ну, прав- да, коллеги недопоняли... Православная же схема: "Бог есть, ибо СЕРДЦЕМ ОЩУЩАЮ Его" (Сергей Ра- донежский) породила тончайшую российскую философию, протянувшуюся из монас- тырских келий на уровень быта и отраженную там в вечных вопросах: "Что де- лать?" и "Кто виноват?". Со-страдая и со-чувствуя развивалась российская литература; единой болью болели и Аввакум Петров, и Михаил Булгакова, и Вячеслав Рыбаков. А вот что категорически отвергалось ею, так это холодная, рационально-равно- душная метода, лишенная эмоций, но стоящая на филигранном мастерстве. Вот в чем суть противостояния, ПРОТИВОСТОЯНИЯ А.СТОЛЯРОВА РОССИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ, КАК ТАКОВОЙ, ее ценностям и целям. Живи А.М. где-нибудь в Евро- пах, он, умелый цеховой мастер, был бы вполне на своем месте. Там, при дол- жной сноровке и удаче, он - глядишь! - сумел бы добраться до одного ряда с Джойсом или, скажем, Прустом, был бы читаем и чтим тремя-четырьмя тысячами сверхэстетов, хвалим в томно элитарных кружках, увенчан спецпремиями для игроков в бисер... и, наверное, был бы счастлив. Но здесь-то нельзя быть счастливым, если в тебе не видят гуру! Среда накладывает отпечаток; потребность российского литератора быть пастырем сродни потребности организма дышать. Но смешно смотреть, как хо- лодная рассудочность стремится навязать свое мироощущение, свою эстетику тем граням словесности, которые изначально замешаны на эмоциональном вос- приятии и эмоциональной же отдаче. Читатель ясно ощущает чужеродность но- воявленного пророка и отвергает его. Пророк же, искренне недоумевая, ре- шает, что бараны зарвались - и стоит пустить глупому стаду немножко крови... Вот первая слагаемая прозвучавшего призыва к войне! Ну что ж, разумом можно много расставить по полочкам. Но не дано разу- мом, и только им, постичь боль, которая и есть жизнь. И конечно же, искус- ственные, пластиково-бумажные цветы, имеют право на существование. Если только не мешают жить живому... 4. ПРОБЛЕМА СОПРОТИВЛЕНИЯ Впрочем, сказанным не исчерпывается суть вопроса. Так уж вышло, что государственная машина России последнего полутысяче- летия, унаследовав традиции Орды и Византии, была основана на тотальной несвободе личности. Это общеизвестно. В Европе возможность противоборства с системой была достаточно широка (для дворянина - шпагой, для негоцианта - кошельком, для черни - эмиграцией или ересью). В России же единственным способом (кроме коротких и бессмысленных бунтов) протеста оставалось СЛОВО. И потому российская литература изначально была литературой сопротивления - пусть шепотком, пусть в салонной беседе или осторожной эпиграмме, но она боролась с тотальной, а потому и тупой Властью. И зачастую погибала. В от- личие от той же Европы. ТАМ, положим, Бальзак печально и уютно констатиро- вал, что общество не лишено язв, а ЗДЕСЬ писатель, коли желал оставаться самим собою, не мог не лезть на рожон. Что толку приводить примеры? Несть им числа. И общеизвестно, что примирение с Властью (тем паче, интеграция в нее) означало гибель - безусловно, нравственную, а зачастую и физическую (Фадеев...). До самых последних лет история нашей литературы была историей борьбы Совести с Бесстыдством. Ныне шкала координат рухнула... И что же? Осторожные фрондеры-шестидесятники вволю поплясали на издох- шем драконе, но... не пожелали увидеть, как из чрева монстра растет новое чудовище - стократ более опасное, сверкающее чешуей лозунгов и великолепно адаптированное к новой действительности. Дракон остался драконом, сменив лишь расцветку. Но этого, новоофор- мленного дракона с видимой охотой стали поддерживать былые фрондеры, люди, достаточно искушенные и умные, хорошо знающие истинную ценность лозунгов, написанных от пасти до хвоста. Поддержали. Подперли. И стали певцами и ад- вокатами торжествующего, наглого бесстыдства, тупого и грязного насилия... Новый дракон ярок и цветаст, он - в отличие от старого, замшелого - имеет млекообильное вымя, и следовательно... он прав. И значит, можно все оправдать. Можно оправдать тех, кто топчет конституцию, а потом требует соблюде- ния законности от собственных жертв. Можно поддержать тех, кто расстрели- вает собственный парламент, а затем призывает растоптанных к гражданскому миру. Можно освящать своим авторитетом продажные средства массовой информа- ции, соучаствуя в тотальной лжи... Отчего бы и нет? Можно все! - да только тем самым вчерашние идолы и светочи, властители дум превращаются в собственные противоположности. Встав на сторону сытой, наглой и беспринципной клики, они предают и свои идеалы, и свято верящих их слову читателей... Вдумайтесь же! В среде столбовой российской интеллигенции появились люди, зовущие к расстрелам и арестам, люди, способные, оттопырив измазан- ную икоркой губу, вальяжно именовать "временными неизбежностями" резню на окраинах, потоки беженцев, стариков, пасущихся под мусорными баками... Впервые за века трупные пятна пошли по телу российской литературы, да что там! - культуры вообще; танк и лоток сделались символами нашего завтра. Но ведь не все же скурвились? Не все припали к сосцам дракона? Нет. Однако же качнулась земля и под ногами тех чистейших, что дра- лись с махиной византийщины, не щадя себя. Жизнь потеряла смысл; без врага неуютно. Вместо болевого центра - ноющая каверна... Если борьба стала сутью жизни, вошла в плоть и кровь, значит шоу ДОЛЖНО продолжаться. Но с кем же сразиться? С гнусной действительностью? Нельзя. Новый-то дракон, при всех минусах, все-таки поверг предыдущего, лю- то ненавистного, а значит - в известной степени "социально близок". А во-вторых и в-главных... поднимешь меч на него - и тебя, чего доброго, тот- час запишут в "красно-коричневые" или, скажем, в "антисемиты" - сие вообще ярлык уникальный. Методика клеймения отработана, набор ярлыков утвержден свыше, а услужливое ТВ легко и быстро превращает наклейку в несмываемую та- туировку... Да, бессмысленно и глупо пинать старого монстра. Он - мертв. Да, опасно и непривычно пинать нового монстра. Он - непонятен. И учиться новым приемам борьбы поздновато. Увы, годы... Вот и сбиваются в стайки бывалые бойцы, вспоминают минувшие дни, ку- сая длинный ус, лаурируют потихоньку друг дружку - и мечтают о том дне, когда вновь начнется борьба. Вот вторая слагаемая призыва к войне. Но против чего? Ужели против скотской, свинской власти? Нет-с. Против "плохой" литературы, каковую "плохую" назначают сами. Тоже ведь дело. Ничем не хуже, скажем, онанизма в узком кругу. И, увы, не всем дан ярчайший, невероятный талант Славы Рыбакова, су- мевшего-таки вырваться из петли - и вопреки всему написать "Цесаревича". Ну, а на случай, ежели затоскует все же душа, имеется непременная от- говорка, ссылка на Божество, чьи пути неисповедимы, а мы-де всего лишь про- роки Его. На Божество, которое думает за всех и освобождает верных адептов своих от химеры, именуемой сомнением... 5. ПРОБЛЕМА БОЖЕСТВА. Впервые на моей памяти на страницах НФ-журнала помянут в таком контек- сте Б.Н. Кто-то осмелился на это почтительно и обтекаемо (Логинов), кто-то сорвался в резкость (Больных). Но - слово сказано... Что ж, мне неведомы кулуарные тонкости Семинара. И ни на миг не забы- ваю я, что все мы вышли из шинели Стругацких и слишком многим обязаны им. Но помню и другое: творец и человек, сосуществуя в одном теле, далеко не всегда во всем подобны один другому. Немало сентенций Божества слышал я. Немало заметок Божества о сегод- няшней жизни нашей читал за последний год. И много чего хотелось бы и мог- лось сказать Божеству. Но. Огромным счастьем моей жизни было личное знакомство с А.Н. И потому - в память о СТАРШЕМ - ни слова не скажу о МЕНЬШЕМ... Лев Вершинин 16 сентября 1994 года * * * А.НИКОЛАЕВ (Санкт-Петербург): Так получается, что дела прошедших дней не забываются, заставляют ду- мать и страдать. Но - только потому, что от осмысления прошедшего зависит будущее. Потому я взялся за эти строки,- поэтому, а не чтобы оправдаться. Несколько раз упоминалось в разных местах, что Николаев на "Интерпрес- сконе-94" заставлял всех голосовать за "Гравилет...", чуть ли не ходил по номерам и с ножом у горла требовал... Не отрицаю - говорил, пытался убеждать. Но - убеждать. Каждый волен был убеждать кого угодно голосовать за нравящийся ему текст. Я думал, что тоже вправе. Теперь понимаю - ошибался. Я, Николаев Андрей Анатольевич, от- ветственный секретарь "Интерпресскона" - не мог. Смешно, но почему не мог - пояснил мне гораздо позже Б.Н. Потому, что я, как должностное

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору