кого Майкла к плечу, чтобы он срыгнул после кормления.
   Не глядя,  он влился в поток автомашин, бегущих по автостраде. Раз-
дался гудок, шины пронзительно завизжали. Массивный "линкольн" обогнал
"универсал", его водитель погрозил им кулаком.
   - Папочка, тебе плохо?
   - Сейчас будет хорошо,  - ответил Энди.  Казалось,  голос доносился
откуда-то издалека. - Чарли, посмотри по билетику, где кончается опла-
ченный участок дороги.
   Очертания идущих впереди машин стали неясными.  Они двоились, трои-
лись в его глазах,  возвращались на свое место и опять распадались  на
фрагменты,  как в калейдоскопе.  От хромированных частей всюду отража-
лось солнце.
   - Застегни ремень, Чарли.
   Следующий съезд с дороги был в Хаммерсмите,  через  двадцать  миль.
Каким-то чудом ему удалось дотянуть до него.  Позже он думал, что лишь
присутствие рядом Чарли,  ее надежда на него помогли ему удержаться на
дороге. Точно так же, как мысль, что он нужен Чарли, помогла ему прой-
ти все последующие испытания.  Он нужен Чарли Макги, родителям которой
когда-то понадобились две сотни долларов.
   Рядом с съездом в Хаммерсмите находился мотель "Бест вестерн". Энди
удалось получить в нем номер. Он сказал, что ему нужна комната, не вы-
ходящая окнами на автостраду, и назвался вымышленным именем.
   - Они будут охотиться за нами,  Чарли,  - сказал он,  - а мне нужно
поспать.  Но только дотемна,  больше времени у нас нет...  совсем нет.
Разбуди меня, как только стемнеет.
   Она что-то сказала,  но он уже валился с ног.  Все вокруг него сли-
лось в одну серую точку,  а затем и точка эта исчезла,  все кануло  во
тьму,  куда не проникала даже боль. Боли не было, не было и снов. Жар-
ким августовским вечером в семь пятнадцать, когда Чарли разбудила его,
в комнате было душно, его одежда стала влажной от пота. Чарли пыталась
включить кондиционер, но не знала, как это сделать.
   - Все в порядке, - сказал он, быстро опустил ноги на пол и приложил
руки к вискам, сжимая голову, чтобы она не раскололась.
   - Ну как, папочка, сейчас тебе лучше? - спросила Чарли с тревогой в
голосе.
   - Немножко, - ответил он. Ему действительно стало лучше... но толь-
ко чуть-чуть.  - Скоро где-нибудь остановимся и перекусим. Это мне по-
может.
   - А куда мы едем?
   Он помотал головой.  У него оставались только те деньги, которые он
взял с собой,  уезжая утром из дома, - около семнадцати долларов. Были
еще кредитные карточки "Мастер чардж" и "Виза",  но за место в  мотеле
он  предпочел заплатить двумя двадцатидолларовыми купюрами из дальнего
кармашка бумажника (мои деньги на черный день,  говорил он иногда  про
них  Вики,  говорил он это шутя,  но какой зловещей правдой обернулась
эта шутка). Использовать карточки значило бы выставить плакат: "К БЕГ-
ЛОМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КОЛЛЕДЖА И ЕГО ДОЧЕРИ-СЮДА".
   За семнадцать долларов можно будет поесть котлет и полностью запра-
вить бензобак. После этого они окажутся на мели.
   - Не знаю, Чарли, - ответил Энди. - Куда-нибудь.
   - А когда мы маму заберем?
   Энди взглянул на нее.  Головная боль опять усилилась. Он вспомнил о
пятнах крови на полу и на иллюминаторе стиральной машины.  Он вспомнил
запах политуры "Пледж".
   - Чарли... - Больше он ничего не мог сказать, да и не надо было ни-
чего говорить.
   Она смотрела  на  него  широко раскрытыми глазами.  Поднесла руку к
дрожащим губам.
   - Ой, нет, папочка... пожалуйста, скажи, что нет.
   - Чарли...
   - Ну скажи, что нет! - закричала она.
   - Чарли, те люди, которые...
   - Ну скажи, что с ней все в порядке, все в порядке, все в порядке.
   А в комнате,  в комнате было жарко, душно, вентиляция не работала -
духота стояла невыносимая,  голова болела, пот струйками стекал по ли-
цу, но теперь это был уже не холодный пот, а горячий, как масло, горя-
чий...
   - Нет, - повторяла Чарли, мотая головой, - нет, нет, нет, нет, нет.
- Косички прыгали из стороны в сторону,  и у Энди возникло  нелепое  и
неуместное  воспоминание,  как они с Викой впервые взяли Чарли в парк,
покататься на карусели... Дело было не в кондиционере.
   - Чарли! - крикнул он. - Чарли, ванная! Вода! Она закричала и огля-
нулась  на открытую дверь ванной.  Там что-то внезапно вспыхнуло,  как
будто перегорела лампочка.  Лейка душа сорвалась со стены и с грохотом
упала в ванну.  Несколько голубых кафельных плиток разбились на мелкие
кусочки.
   Он с трудом удержал рыдающую Чарли, чтобы она не упала.
   - Папочка, прости, прости...
   - Не волнуйся, - сказал он с дрожью в голосе и обнял ее. Прозрачный
дымок  поднимался  от расплавленного крана.  Все глянцевые поверхности
мгновенно потрескались. Ванная комната имела такой вид, будто ее цели-
ком протащили через печь для обжига кирпича. Полотенца дымились.
   - Не волнуйся,  - говорил он, держа ее на руках и покачивая. - Чар-
ли, не волнуйся, все будет хорошо, все устроится, обещаю.
   - Хочу к маме, - всхлипывала Чарли.
   Энди кивнул. Он тоже хотел к Вики. Он прижал Чарли к себе и почувс-
твовал запах озона,  каленого фарфора,  тлеющих полотенец мотеля "Бест
вестерн". Чарли чуть не сожгла их обоих.
   - Все будет нормально,  - сказал Энди,  покачивая Чарли. Он не осо-
бенно сам тому верил, но это звучало как своего рода литания; как зау-
нывное чтение псалтыря;  это был голос  взрослого,  склонившегося  над
темным  колодцем  десятилетий и подбадривающего испуганного ребенка на
его дне;  это были слова,  которые родители  говорят,  когда  у  детей
что-то не ладится;  это был слабый свет ночника,  который не мог прог-
нать чудище из шкафа, но всетаки удерживал его на каком-то расстоянии;
это был бессильный голос, но он должен был звучать.
   - Все будет нормально, - говорил он ей, не особенно сам тому веря и
зная,  как знает в глубине души всякий взрослый, что в действительнос-
ти-то  ничего  никогда не бывает до конца нормально.  - Все будет нор-
мально.
   Энди плакал.  Он не мог сдержаться.  Слезы лились потоком, и он изо
всех сил прижимал к себе дочку.
- Чарли, клянусь, все как-нибудь образуется.

                                * * *

   Зима в Ташморе как будто оправдала призрачную надежду,  за  которую
он с отчаяния ухватился тогда, в мотеле "Грезы".
   Не то  чтобы  все  было совсем безоблачно.  Схватив после рождества
простуду,  Чарли сопливилась до самого апреля.  У нее  даже  начинался
сильный  жар.  Энди давал ей по полтаблетки аспирина и уже решил,  что
если к исходу третьего дня температуру не удастся сбить, он понесет ее
через озеро в Брэдфорд к врачу,  чем бы это ни грозило. Но жар прошел,
хотя простуда досаждала ей еще долго.  В марте Энди угораздило обморо-
зиться,  а перед тем он чуть не спалил дом,  переложив в печку дров, -
ударили морозы,  дико завывал ветер,  и среди ночи Чарли,  на этот раз
именно Чарли, первой почувствовала во сне, как раскалился воздух.
   Четырнадцатого декабря они отпраздновали его день рождения, а двад-
цать четвертого марта - день рождения  Чарли.  Ей  исполнилось  восемь
лет, и порой Энди ловил себя на том, что не узнает собственной дочери.
Куда делась маленькая девочка,  не достававшая ему до локтя?  Волосы у
нее  отросли,  и она теперь заплетала их,  чтобы они не лезли в глаза.
Будущая красотка. Даже припухший нос ее не портил.
   Они остались без машины. "Виллис" Ирва Мэндерса превратился в глыбу
льда еще в январе - Энди подозревал,  что полетел блок цилиндров.  Изо
дня в день, больше для порядка, он запускал мотор, прекрасно сознавая,
что  после  Нового  года ни на каких колесах из дедовых владений им не
выбраться.  Снегу намело выше колена,  он лежал девственно-нетронутый,
если не считать следов белки,  бурундуков, постоянного гостя енота или
случайного оленя - нюх безошибочно приводил их к мусорному баку.
   В сарайчике за домом нашлись допотопные широкие лыжи, целых три па-
ры,  но ни одна не подошла Чарли. Оно и к лучшему. Дома спокойнее. Бог
с ним, с насморком, но по крайней мере можно не бояться температуры.
   Под верстаком,  на котором Грэнтер, орудуя фуганком, когда-то делал
ставни и двери, он наткнулся на картонную коробку из-под туалетной бу-
маги,  где лежали старые запыленные лыжные ботинки,  расползавшиеся по
швам от ветхости.  Энди смазал их маслом,  помял, надел - сколько же в
них надо натолкать газет,  чтобы они стали по ноге! Забавно, ничего не
скажешь,  но было в этом и что-то пугающее.  Зима выдалась долгая,  и,
частенько вспоминая деда,  он спрашивал себя, как старик поступил бы в
этой передряге.  Раз пять-шесть за зиму он становился на лыжи, затяги-
вал крепления (никаких тут тебе пружинных зажимов, сплошная неразбери-
ха  из тесемок,  скоб и колец) и проделывал путь через ледяную пустыню
Ташморского озера - к Брэндфордской пристани. Отсюда извилистая дорож-
ка вела в город, хорошо упрятанный среди холмов в двух милях восточнее
озера.
   Он всегда выходил до рассвета,  с рюкзаком Грэнтера,  за плечами, и
возвращался не раньше трех пополудни. Однажды он едва спасся от разыг-
равшегося бурана;  еще немного,  и, - он начал бы кружить по льду, ты-
чась во все стороны,  точно слепой котенок. Когда он добрался до дома,
Чарли дала волю слезам - ее рыдания перешли в затяжной приступ и этого
проклятого кашля.
   Он совершал вылазки в Брэдфорд, чтобы купить еду и одежду. Какое-то
время он продержался на заначке Грэнтера, позже совершал набеги на бо-
лее  внушительные  владения  у  дальней оконечности Ташморского озера.
Хвастаться тут было нечем,  но иначе им бы не выжить. Дома, на которых
он останавливал свой выбор,  стоили тысяч по восемьдесят - что их вла-
дельцам,  рассуждал он, какие-нибудь тридцать-сорок долларов в конфет-
ной коробке...  где,  как правило,  он и находил деньги. Еще одной его
жертвой за зиму стала цистерна с горючим,  обнаруженная на задах боль-
шого  современного  коттеджа с неожиданным названием "ДОМ ВВЕРХ ДНОМ".
Из этой цистерны он позаимствовал около сорока галлонов.
   Он был не в восторге от своих вылазок в Брэдфорд.  Он был не в вос-
торге  от  того,  что  старики,  гревшие косточки вокруг пузатой печки
вблизи прилавка, судачат о незнакомце, что живет в одном из домишек по
ту сторону озера.  Слухами земля полнится,  а Конторе хватит и полсло-
вечка, чтобы протянуть ниточку от деда и его дома в Ташморе, штат Вер-
монт,  к самому Энди.  Но что ему было делать? Есть-то надо, не сидеть
же всю зиму на сардинах в масле.  Он не мог оставить Чарли без фруктов
и  поливитаминов  и хоть какой-то одежки.  Все,  что на ней было,  это
грязная блузка, красные брючки и трусики. В доме не нашлось ни миксту-
ры от кашля - так, несколько сомнительных бутылочек, ни овощей, ни да-
же запаса спичек,  что его совсем добило. Дома, на которые он совершил
набеги, все были с каминами, но лишь однажды он разжился коробком спи-
чек.
   Конечно, свет не сошелся клином на Брэдфорде,  чуть  подальше  тоже
виднелись дома и коттеджи, однако там почти каждый участок прочесывал-
ся местной полицией.  И почти на каждой дороге был хотя бы  один  дом,
где люди жили круглый год.
   В брэдфордском  магазинчике  он купил все необходимое,  включая три
пары теплых брюк и три шерстяные рубашки для Чарли - размер он  прики-
нул на глазок.  Нижнего белья для девочек не было, пришлось ей доволь-
ствоваться шортами,  к тому же длинными. Чарли так и не решила, дуться
ей по этому поводу или потешаться.
   Шесть миль  туда-обратно  на лыжах Грэнтера одновременно радовали и
тяготили Энди.  Он не любил оставлять Чарли одну,  и не потому, что не
доверял ей, просто в нем поселился страх - вернусь, а ее нет в доме...
или нет в живых.  Старые дедовы ботинки  натирали  ноги  до  волдырей,
сколько бы носков он не надевал.  Стоило ему ускорить шаг, как начина-
лась головная боль,  и сразу вспоминались онемевшие точки  на  лице  и
мозг представлялся отработанной проводкой, так долго служившей верой и
правдой,  что кое-где от изоляции остались одни лохмотья.  А случись с
ним удар посреди этого чертова озера, околей он тут, как собака, - что
будет с Чарли?
   Но благодаря этим вылазкам он многое обдумал.  В тишине голова про-
яснялась.  Ташморское  озеро было неширокое - вся его лыжная трасса от
западного берега до восточного меньше мили,  - но сильно  вытянутое  в
длину.  Устав бороться с сугробами, которые к февралю выросли до метра
с лишком, он иногда останавливался на полдороге и обводил взглядом ок-
рестности.  В такие минуты озеро напоминало коридор, уложенный ослепи-
тельно-белым кафелем, - стерильно чистый, гладкий, без начала и конца.
Озеро  обступали  посыпанные  сахарной пудрой сосны.  Над головой была
безжалостная в своей слепящей голубизне твердь либо вдруг  надвигалась
безликая белая пелена,  предвестница снегопада.  Каркнет вдали ворона,
глухо хрустнет лед - и снова ни звука.  Он весь  подбирался  во  время
этих переходов.  Тело становилось горячим и влажным под слоем белья, и
до чего приятно было вытирать трудовой пот,  выступавший  на  лбу!  Он
почти  забыл  это чувство,  читая лекции о Ейтсе и Уильямсе и проверяя
контрольные работы.
   Тишина и физическая нагрузка прочищали мозг, и он снова и снова об-
думывал свое положение.  Пора действовать - давно пора,  ну,  да поезд
ушел.  Они решили перезимовать в доме у деда,  но это не значило,  что
погоня кончилась.  Достаточно вспомнить,  как он всякий раз поеживался
под колючими взглядами стариков, сидевших у печки. Его и Чарли загнали
в угол, и надо как-то выбираться.
   И еще это чувство протеста:  творится произвол, беззаконие. Свобод-
ный мир, нечего сказать, если можно ворваться в семью, убить жену, по-
хитить ребенка, а теперь отлавливать их, как кроликов в загоне.
   Опять он  возвращался  к  мысли  - дать знать об этой истории како-
му-нибудь влиятельному лицу или лицам,  с тем чтобы пошли круги по во-
де.  Он молчал,  поскольку никак не мог освободиться, во всяком случае
до конца, от странного гипноза - того самого гипноза, жертвой которого
стала Вики.  Он не хотел,  чтобы из дочери сделали уродца для дешевого
балагана.  Он не хотел,  чтобы на ней ставили опыты - для ее ли блага,
для блага ли страны. И тем не менее он продолжал себя обманывать. Даже
после того какого жену с кляпом во рту запихнули под гладильную доску,
он продолжал себя обманывать,  убеждать в том,  что рано или поздно их
оставят в покое.  Сыграем понарошку,  так это называлось в детстве.  А
потом я тебе верну денежку.
   Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку,  так что по-
том ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.
   В тишине ему постепенно открывались  горькие  истины.  В  известном
смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шес-
тидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по
рекомендации  врачей,  которым  было  невдомек,  что  через  четырнад-
цать-шестнадцать лет у этих девочек  разовьются  вагинальные  опухоли.
Чарли тоже неповинная жертва,  но факт остается фактом. Только ее ина-
ковость,  ее...  уродство - скрытое. То, что она учинила на ферме Мэн-
дерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала
мысль:  как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок?
За  этот  год,  пока они по-заячьи заметали следы,  Энди проштудировал
достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить - и пирокинез и теле-
кинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней сек-
реции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего
ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.
   Из-за нее,  семилетней,  погибла ферма Мэндерсов.  Сейчас ей восемь
лет.  А что будет, когда ей исполнится двенадцать и она вступит в пору
отрочества?  Может быть,  ничего.  А может быть... Она обещала никогда
больше не пускать в ход свое оружие - ну а если ее  вынудят?  Или  оно
сработает непроизвольно?  Что,  если она во сне начнет все поджигать в
результате возрастных изменений организма?  Что,  если Контора отзовет
своих ищеек... а Чарли выкрадут другие, иностранные? Вопросы, вопросы.
   Энди искал на них ответы во время своих лыжных переходов и поневоле
пришел к выводу, что Чарли, видимо, не избежать того или иного заточе-
ния - хотя бы для ее собственной безопасности. Видимо, придется с этим
примириться,  как примиряется человек,  страдающий дистрофией мышц,  с
электростимулятором  или  талидомидные  дети - с диковинными протезами
внутренних органов.
   И был еще один вопрос - его  собственное  будущее.  Немеющее  лицо,
кровоизлияние в глаз...  все это не сбросить со счетов. Кому охота ду-
мать,  что его смертный приговор уже подписан и число  проставлено,  и
Энди в общем-то тоже так не думал, но он понимал: два-три по-настояще-
му сильных посыла могут его доконать,  да и  без  них  отпущенный  ему
срок, вероятно, успел существенно сократиться. Надо позаботиться о бе-
зопасности Чарли.
   Не передоверяя это Конторе.
   Только не камера-одиночка. Этого он не допустит.
   Он долго ломал себе голову и, наконец, принял выстраданное решение.

   Энди написал  шесть  писем.  Они мало чем отличались друг от друга.
Два письма были адресованы сенаторам от штата Огайо. Третье - женщине,
члену палаты представителей от округа,  куда входил Гаррисон. Еще одно
предназначалось для "Нью-Йорк таймс".  А также для чикагской "Трибюн".
И  для  толедской "Блэйд".  Во всех шести письмах рассказывалось об их
злоключениях, начиная с эксперимента в Джейсон Гирни Холле и кончая их
вынужденным затворничеством на берегу Ташморского озера.
   Поставив последнюю точку, он дал Чарли прочесть одно из писем. Поч-
ти час - медленно,  слово за словом - она вникала в смысл.  Впервые ей
открывались все перепитии этой истории.
   - Ты их пошлешь почтой? - спросила она, дочитав.
   - Да, - сказал он. - Завтра. Последний раз рискну перейти озеро.
   Наконец-то повеяло весной.  Лед был крепок,  но уже потрескивал под
ногами, и кто знает, сколько он еще продержится.
   - И что будет, папа?
   Он пожал плечами:
   - Трудно сказать.  Может быть,  если все попадет в газету, эти люди
угомонятся.
   Чарли серьезно покивала головой:
   - Надо было сразу написать.
   - Пожалуй.  - Он знал,  о чем она сейчас думает:  октябрь, бушующее
пламя на ферме Мэндерсов.  - Даже наверняка.  Но у меня,  Чарли голова
была занята другим.  Куда бежать. А когда бежишь, не соображаешь... во
всяком случае, плохо соображаешь. Я все надеялся, что они угомонятся и
оставят нас в покое. Непростительная ошибка с моей стороны.
   - А они не заберут меня? - спросила Чарли. - От тебя? Правда, папа,
мы будем вместе?
   - Правда,  - сказал он,  умалчивая о том,  что как  и  она,  смутно
представляет себе,  чем эти письма обернутся для них обоих. Так далеко
он не заглядывал.
   - Это самое главное. А поджигать я ничего больше не стану.
   - Вот и умница.  - Он провел по ее волосам. Внезапно горло перехва-
тило от предчувствия беды,  и вдруг он вспомнил то, "что случилось не-
подалеку отсюда,  о чем не вспоминал многие годы. Отец и дед взяли его
на охоту,  Энди начал клянчить у деда ружье, и тот отдал ему свой дро-
бовик.  Энди заприметил белку и уже собрался стрелять. Отец начал было
возмущаться,  но  дед как-то странно,  с улыбкой глянул на него,  и он
осекся.
   Энди прицелился,  как учил его Грэнтер, после чего не рванул спуск,
а  плавно потянул на себя (опять же как его учили) - раздался выстрел.
Белка перекувырнулась, точно игрушечная, а Энди, весь дрожа от возбуж-
дения,  сунул деду ружье и ринулся к добыче. То, что он увидел вблизи,
оглушило его.  Вблизи белка перестала быть игрушечной.  Он не убил ее.
Он ее подранил. Она умирала в лужице крови, и в ее черных глазах стоя-
ла невыразимая мука.  Вокруг уже копошились насекомые,  смекнувшие,  к
чему идет дело.
   В горле у Энди стал комок: в девять лет он впервые ощутил презрение
к себе,  его тошнотворный привкус.  Он смотрел и не мог оторваться  от
окровавленного комочка, видя краем глаза еще д